«Without You» (оригинал Ashes Remain)
Underneath the cold November sky
I'll wait for you
As the pages of my life roll by
I'll wait for you
I'm so desperate just to see your face
Meet me in this broken place…
«Без тебя»
Под холодным ноябрьским небом
Я буду ждать тебя.
Пока страницы моей жизни перелистываются,
Я буду ждать тебя.
Я так отчаянно хочу просто увидеть твое лицо…
Приди ко мне в это гиблое место…
КУН
— Ты заслуживаешь лучшего наставника, Девочка-лето, — едва слышно шепчет Кун, прислонившись лбом к холодному дереву двери с обратной стороны комнаты Миналетты. Он глубоко вздыхает, прикрыв глаза, и уже через одно короткое мгновение исчезает. Лишь искрящиеся кристаллики голубого льда выдают недавнее присутствие лорда Севера. Каждый месяц, в дни полной луны, Кун запрыгивает в свой черный джип и отправлялся на окраину острова Хайвэй. Там высокий берег падает резким обрывом и набегающие с океана волны разбиваются о грубые, суровые скалы. Лес боязливо отползает от края обрыва вглубь острова и прячет в густой растительности вход в пещеру. Кун ненавидит перемещаться в пространстве, но сейчас прибегает к этому старому способу, несмотря на неприятные симптомы, которые всякий раз мучают его после телепортации. Сегодня канун первого августа, в этот день много лет веков назад случилось то, о чем Хранитель не прекращает жалеть ни одного дня своих последующих жизней, и именно сегодня ему не требуется энергия полнолуния. Но не будь даже такой знаменательной даты, сулящей всплеск магической энергии, он бы провел ритуал Призыва. Потому что принял для себя очень непростое решение: верить в то, что Миналетта МакЛанси это Фиб. Кун очень долго сомневался, боялся терзать сердце ложной надеждой, но он в конце концов не слепой. Разговор с Джедом на повышенный тонах вечером после исцеления Захари поставил Хранителя перед выбором: верить в девчонку или нет. И Кун выбрал первое — Фиб всегда верила в него, несмотря ни на что, и он должен отплатить ей тем же. Даже когда многое указывает на обратное. Джед неспроста отправил Мину проводить ритуал исцеления к Заку: так он доказал, что у девчонки МакЛанси нет никаких магических сил. Ее связь с Рейной односторонняя, она неспособна передать что-либо сестре — при наличии магии в крови Миналетты, она бы ненамеренно показала воспоминания Рейне, чего не случилось; Миналетта увидела прошлое Зака, но не свое собственное, как должно было бы быть при исполнении обряда исцеления от Чумы Махи; проклятье, от которого она избавила младшего МакКуарри уже вступило бы в силу в самой Миналетте к следующему утру, но оно не проявило себя даже через несколько дней. И в то же время, к удивлению Куна, Джед не стал отговаривать брата от веры в происхождение Миналетты, несмотря на явные факты. Иллюзионист прекрасно понимает его одержимость возвращением Фиб, и с радостью готов помочь в этом тому. Спустя несколько мгновений, которые непременно отзовутся в Хранителе головокружением и слабостью, Кун оказывается в пещере, в которой и нашел его Расти. Никто не знал о тайном убежище старшего МакКуарри, даже братья. В добавок к сильным скрывающим чарам, сама энергия этого места пропитывает каждый зеленый листочек и травинку, каждый камень вибрирует под ногами, стоит лишь только прислушаться. Эта энергия мощным щитом заслоняет собственную энергию Хранителя, и даже Расти было сложно почувствовать Куна, несмотря на дар среднего МакКуарри чувствовать ловцов. Поэтому ловцу Звездного света стоило огромных усилий отыскать Хранителя Памяти, и, если бы не колоссальные магические способности, потенциал которых Расти еще не осознал полностью, поиски его могли бы не дать никакого результата. Когда брат появился здесь, бледный и с блестящими от волнения синими глазами, Кун уже был готов приступить к ритуалу Призыва. Но новость о состоянии Захари прервала его еще не начатое занятие. Вспомнив об этом, Хранитель хмурится — теперь ему придется наложить новые скрывающие чары, чтобы никто не смог отыскать это место. Никому не позволено было вторгнуться в его святая святых, только Фиб. Но она не появлялась здесь вот уже несколько сотен лет. Спустя несколько дней после исцеления Захари, после того как Кун убедился в эмоциональной устойчивости младшего брата, он вновь вернулся сюда, чтобы закончить начатое. МакКуарри выходит из пещеры к краю обрыва и соленый морской ветер с размаху ударяет его в лицо, растрепав длинные белые волосы. Он оглядывается по сторонам, радуясь яркому свету звезд. Мало что изменилось с тех пор в этом месте, разве что деревья стали выше и крепче. Тогда он носил другое имя, свое настоящее имя Стража Потустороннего мира — Гогледд, Хранитель Севера. Братья и друзья звали его просто — Ледд. Кун опускается на крупный валун под высоким хвойным деревом, раскинувшим свои ветви-лапы над ним, словно полог. Этот камень помнит тот день, точно так же, как помнит его Кун, и будет помнить все свои будущие жизни. Хранитель проводит ладонью по шершавой поверхности камня и ощущает в ответ едва уловимую вибрацию. — Помнишь ее, не так ли? — с легкой усмешкой спрашивает Кун и ежится от холодного ветра, распахнувшего ворот его рубашки. Тем утром Ледд вышел из своего шатра, на ходу сворачивая карту местности. Он был очень недоволен столь ранним визитом Короля пиктов, теперь весь его распланированный день полетит коту под хвост, а ведь нужно еще столько всего сделать. К тому же, как ему сообщили, Кеннет МакАльпин приволок с собой свою дочь: «Надеется, что я тут же растаю? Эдан, что за идиотское условие ты выставил ради желанного мира? Мне совершенно не нужна жена, и меня вовсе не радует то, что нужно ее еще для себя выбирать». Но если бы Эдан МакГарбан шел на поводу желаний своих подчиненных, он бы не был королем. Ледд стремительно пересек лагерь и у шатров, стоящих у самой опушки леса, увидел ее. Девушка стояла рядом со своим отцом, Кеннетом МакАльпином, и ее окружала яркая аура счастья, словно легкая золотистая дымка. Расплавленное золото волос ярко контрастировало с темно-синим шерстяным платьем. Казалось, принцесса дарила свою солнечную улыбку всем, с кем могла перекинуться словом. Едва увидев эту юную и хрупкую девушку в своем лагере, Ледд подумал, что она лесная фея, внезапно очутившаяся посреди суровой военной жизни. Тогда он не знал, как ее зовут, но уже знал наверняка, что это та самая девушка, о которой говорила ему пророчица. Ледд никогда не верил в гадания и эту суеверную чушь. Он был сильным боевым магом, Повелителем пространства и хранителем Севера, а не маленьким сентиментальным юнцом, готовым петь баллады о любви и совершать благородные подвиги ради улыбки прекрасной леди. Но совсем недавно, во время осады маленького города под защитой клана МакАльпин, он встретил гадалку. Старуха, едва взглянув ему в глаза, заявила: — Ледяная корка на твоем сердце растает от тонких золотых лучей, воин. Ты узнаешь, что такое любовь, и это будет величайшей войной в твоей жизни… Ледд снес мечом старухе голову, даже не дослушав до конца ее предсказание. Он никогда никого не любил и никогда не искал этого. Ледд был стражем Потустороннего мира, и душа его была одинока, как и холодный северный ветер в бескрайних ледяных пустынях. Ледд не должен был полюбить никогда, ни в одной из своих жизней. Он был единственным ловцом, у которого не было второй половины, чья душа была целой. Старуха врала ему. И поплатилась за это жизнью. Но когда Ледд увидел это неземное создание в своём лагере, среди тысячи шатров, он понял, о каких золотых лучах толковала предсказательница. И тогда страх и ужас, посетившие его в первые мгновения, превратились в ледяную ярость и прожигающий гнев. Ледд отвесил церемонный поклон вождю клана МакАльпин, который после долгой и упорной борьбы все же смог найти способ объединить два враждующих клана сыновей Миля и пиктов. В большей степени результат зависел от решения Повелителя пространства. — Я рад, что вы почтили нас своим присутствием, Милорд, — голос стража Севера был тверже стали. — Я пришел получить ответ, — Кеннет МакАльпин склонил голову, отдавая дань этикету. — И вы приволокли сюда свою дочь, в надежде на то, что, увидев ее неземную красоту, я дам положительный ответ? Мне интересно, скрываются ли за ее внешностью мозги? — надменно спросил Ледд, и в лагере повисла звенящая тишина. Ни один солдат не осмелился произнести ни слова. Все внимание было приковано к маленькой хрупкой девушке и мощной фигуре Стража северных рубежей. Принцесса не смутилась, наоборот, казалось, она была готова к такому явному оскорблению. В ответ на презрительный взгляд прозрачно-голубых глаз, она лишь снисходительно улыбнулась. Ледд заскрипел зубами от злости и почувствовал, что его эмоции выходят из-под железного контроля. Гордость не позволяла ему, лорду — командующему армии скоттов, признать, что с первого взгляда на эту девушку он был готов сам броситься к ее ногам с предложением руки и сердца. — Убирайтесь из моего лагеря, — резко бросил Ледд, избегая смотреть в голубые, словно яркое летнее небо, глаза блондинки, — мой ответ отрицательный. Я не нуждаюсь в пустоголовой кукле, будь она трижды принцессой пиктов. Ледд развернулся и решительным шагом направился в свой шатер. Там он схватился за голову, пытаясь угомонить сбивающийся стук сердца и злость на самого себя. В лагере снова возобновился шум голосов и топот сотен ног, притихшие во время его разговора с вождем враждебного клана. «Как же я мог так унизить ее?» Еще больше разозлившись, Ледд переместился на далекий безымянный остров, что находился слишком далеко от его лагеря, и где он надеялся успокоить свои разбушевавшиеся чувства. Но и здесь она отыскала его. Он стоял на самом краю этого обрыва и позволял обжигающе-холодному ветру развевать свои длинные волосы. Ледд надеялся, что его резкие порывы смогут остудить ярость, которая разлилась по всему телу и заставляла закипать его обычно ледяную кровь. Мужчина пригубил терпкий, крепкий эль из своего кожаного бурдюка и почувствовал, как горящие от напряжения мышцы расслабляются. Настороженность понемногу отпускала тело, но душа горела от ярости и необузданного гнева. Ледд услышал треск ветки позади себя и резко обернулся. Его глаза впились в маленькую девичью фигурку с длинными золотистыми волосами, перевязанными красной лентой. Они развевались на холодном северном ветру, а солнце освещало ее большие небесно-голубые глаза. Принцесса застыла на месте в нерешительности. — Зачем ты пришла сюда? — едва владея собой, прокричал Ледд. «Она что, преследует меня?» — Убирайся! — Я понимаю, что вы очень злитесь, — ласково сказала девушка и сделала маленький неуверенный шаг ему навстречу, — но если наши кланы объединятся, тогда прекратится многовековая… — Заткнись! — Ледд двумя большими шагами сократил разделяющее их расстояние и с размаху ударил ее по белоснежной щеке. Девушка схватилась ладонью за щеку, и ее голубые глаза вмиг стали темно-синими. Любая другая на ее месте разревелась бы или убежала прочь, подобрав длинные юбки. Но златовласка, не моргая, смотрела большими потемневшими глазами ему в лицо. В этот миг сердце его пропустило удар, а дыхание замерзло в груди. Эти глаза он узнал даже через десять лет, проведенных на другой стороне островов: «Неужели?.. Но как это возможно? Она пришла ко мне? За мной?» Глаза Фиб всегда темнели и становились серо-синими, как бушующее море, когда она пугалась или приходила в ярость. Ледд не знал, какое из этих чувств овладело ею сейчас, но уже ненавидел себя за то, что заставил ее испытать их. Мужчина тут же всунул ей в руки бурдюк с элем, совершенно не понимая, что делает. Еще никогда в жизни он не вел себя подобным образом, никогда не выходил из себя настолько, чтобы поднимать голос на женщину, а тем более, руку. Всегда хладнокровный и спокойный, о выдержке и безэмоциональности которого ходили легенды, сейчас он не мог справиться с собственными чувствами. — Выпей, — приказал Ледд, не отводя яростного взгляда от лица Фиб. Он был совершенно растерян и едва мог соображать. В голове проносились воспоминания о проведенном времени в родовом замке МакАльпин. Месяцы мучений от этой маленькой надоедливой малышки, которая теперь выросла и превратилась в девушку невероятной красоты. Веснушки на носу и щеках стали светлее и практически незаметны, глаза большие и ласковые, как летнее небо. Губы пухлые и розовые, а улыбка обескураживает даже его заледеневшее сердце. — Я не пью, — робко произнесла Фиб, удивленно всматриваясь в его глаза. — Я сказал: выпей. Едва Фиб поднесла бурдюк к губам, не сводя настороженного взгляда с Ледда, как он резко вырвал его из ее рук и впился в полураскрытые губы поцелуем. Он целовал ее грубо, отчаянно и требовательно, вкладывая в этот поцелуй всю свою растерянность и ярость. Смуглые пальцы запутались в жидком золоте ее волос, и война с собственной гордостью была проиграна. Фиб ахнула от неожиданности и едва не лишилась чувств, но сильные руки Ледда держали ее крепко и уверенно. Девушка несмело коснулась его груди, потом пальцы пробежались по сильным плечам и утонули в пепельных волосах на затылке. Ледд прервал поцелуй так же неожиданно, как и начал его. Он внимательно разглядывал раскрасневшееся лицо Фиб, пальцами удерживая за подбородок. В уголках его слегка раскосых светло-голубых глаз собрались лучики морщинок, губы тронула улыбка. Фиб всматривалась в его лицо, боясь пошевелиться. — Вот ты и выросла, Девочка-лето, — приподняв уголки губ в полуулыбке, сказал мужчина. Он не верил своим глазам и еще больше — своему сердцу. «Неужели, я так ждал ее? Неужели все эти долгие десять лет глубоко в душе я ждал, что она придет ко мне?» — мысли путались, и Ледд совершенно не знал, что сказать. — Прости. Прости, что вел себя так ужасно. Он прижал Фиб к груди, устало прикрыв веки. Она обняла его и только сейчас осознала, что Ледд узнал ее спустя столько лет. — Почему ты дрожишь? Тебе холодно? — Ледд отстранился и заглянул ей в глаза. Фиб не просто дрожала — ее колотило. Ледд не сразу сообразил, что это не из-за холода. Фиб силилась что-то произнести, но у нее так сильно стучали зубы, что она не могла сказать ни слова. — Успокойся, все хорошо. Слышишь? В этом мягком и потеплевшем голосе слышался тот Ледд, что таскал ее на спине и учил рыбачить на берегу океана. Больше ни с кем он так ласково и нежно никогда не говорил — только с ней. Постепенно в его объятиях Фиб расслабилась, колотившая ее дрожь унялась. — Ты меня вспомнил, — улыбнулась Фиб, уткнувшись ему в грудь. — Я тебя никогда не забывал, Девочка-лето. Он разомкнул объятья, взял Фиб за руку, и они исчезли в прозрачных кристалликах льда. И снова в лагере воцарилось звенящее молчание, когда Страж Севера вел через весь лагерь Фиб к отцу, Кеннету МакАльпину. — А я думал, тебя не интересуют пустоголовые куклы, — с кривой усмешкой сказал Райн, Страж востока, вставая на их пути. — Только попробуй повторить мои слова еще раз. Одного взгляда серых, слегка раскосых глаз брата Райну хватило, чтобы озорно закусить губу и отступить в сторону. Кун улыбается этому воспоминанию. Они часто смеялись над этим вместе с Фиб, когда уже была объявлена их помолвка. Это было так давно, но он помнит все так ярко, что от этого больно. Кун поднимается на ноги и входит в пещеру. Сюда не проникает свет звезд и луны, но после сказанного вслух заклинания, по ее периметру послушно загораются огни множества свечей. На неровных, шершавых стенах пещеры пляшут длинные тени. К ритуалу Призыва уже все давно готово, но Кун не успел приступить к нему из-за появления Расти. Что удивительно, брат не стал любопытствовать у Хранителя, что это за пещера и чем именно тут его старший брат занимается. Кун встает в центр очерченного углем круга, разводит руки в стороны, закрывает глаза и начинает читать заклинание, которое помнит наизусть: каждый месяц в полнолуние Хранитель совершает ритуал Призыва. Он зовет Фиб.МИНАЛЕТТА
Мне снова снится тот сон. Сон, в котором я стою посреди огромного зала с мраморными колоннами и слышу, как разбиваются стекла цветных витражей. Про себя удивляюсь, что уснула — после визита старшего МакКуарри в мою комнату я была уверена, что не сомкну глаз до утра. Мое ранимое девичье сердце стучало так быстро, что пришлось прижать кулак к груди, уговаривая саму себя перестать думать о своем наставнике в романтическом ключе, потому что это чрезвычайно глупо и абсолютно безнадежно. Я ворочаюсь на кровати, но она кажется мне холодной и чересчур жесткой. Не нащупав рукой одеяло, в панике открываю глаза. В кромешной тьме слышится плеск волн. Странно, обычно даже с открытым окном в моей комнате не слышен океана. Где мое одеяло? И почему мне так холодно? Ощущаю легкое дуновение ветра, и мне становится жутко. Когда глаза привыкают к темноте, я с ужасом понимаю, что нахожусь на улице. Резко вскакиваю на ноги, с трудом подавив истошный вопль и озираюсь по сторонам. Прямо передо мной виден вход в пещеру, из которой льется тусклый, пляшущий желтый свет, позади стоят деревья-великаны, и думаю, что прямо за ними сразу обрыв и океан. Черт возьми, как я оказалась в лесу? Это что, мне снится? Наверное, я окончательно двинулась после всего, на что насмотрелась за последние недели в замке Хайвэй. Больно щипаю себя за щеку и с горечью осознаю всю реальность происходящего. Я не сплю. Я на самом деле нахожусь неизвестно где посреди ночи, хотя была абсолютно уверена в том, что заснула в своей кровати. Знаете, как жутко просыпаться посреди ночи в лесу? А я вот теперь знаю. И не имею ни малейшего представления, что мне делать! Но, радует то, что я хотя бы не сошла с ума. Всматриваюсь в темноту пещеры и вижу скачущие длинные тени на ее своде. Сделав нерешительный шаг им навстречу, одергиваю себя. Я же понятия не имею, что это или кто. Пульс стучит в висках, мешая сосредоточиться. В пальцах появляется легкое покалывание — это значит, что я реально в панике! Глубоко вздохнув, все же делаю еще несколько маленьких шагов внутрь пещеры. Просто потому, что там не будет холодного ветра, от которого уже успела основательно продрогнуть. Пытаюсь двигаться максимально бесшумно, радуясь отсутствию обуви, хотя ноги мои уже заледенели на холодных камнях, не говоря о том, что те больно впиваются в ступни. Стараясь не привлечь к себе внимания, продвигаюсь вперед и ищу более выгодную позицию для просмотра. Но то, что предстает моему взору, лишает меня способности говорить. Мое неугомонное сердце делает сальто в груди и бьется так, словно я пробежала марафон. В нескольких метрах передо мной стоит Кун, читающий какое-то заклинание. В воздухе вокруг него летают толстые свечи, описывая четкую линию окружности. Не успеваю я как следует вслушаться в слова заклинания, как Кун опускает разведённые в стороны руки и свечи медленно прекращают свой танец и приземляются на каменный шершавый пол пещеры. Кун стоит ко мне спиной, и на его белоснежных волосах искрится свет от языков пламени. Он опускает голову и молчит, сжав кулаки. — Фиб! — внезапно громко зовет Кун, поднимая лицо к своду пещеры. — Ну где же ты? — его голос эхом отдается от свода, разбиваясь на разные тональности, и я вздрагиваю, вцепившись пальцами в выступающий в стене пещеры камень. Кун снова молчит, словно ждет ответа на свой вопрос. Его плечи напряжены, вся поза говорит о готовности к действию, и я непроизвольно задерживаю дыхание, боясь, что он услышит меня. Но ничего не происходит. — Приди и выведи меня отсюда, Фиб! Приди и найди меня сейчас! — вновь громко выкрикивает Кун, и я слышу в его голосе отчаяние. Ответом ему служит лишь тишина, нарушаемая потрескиванием свечей. Кун ждет, но потом его плечи опускаются, и он падает на колени, закрыв лицо ладонями. Он больше не произносит ни слова, но через бесконечно долгую минуту его тихий, глухой голос заставляет мое сердце сжаться. — Каждый день я сам себе проигрываю, Фиб. Я не хочу больше бороться с этим в одиночку. Тогда я застрял в тюрьме собственной гордости. Слышишь? — его плечи дрожат, а голос ломкий, хриплый и едва различим в гулкой тишине пещеры, и все это очень похоже на исповедь. — Мне нужна надежда, Фиб. Прости меня. Я уже давно понял, что мне не было суждено бороться в одиночку. Кун снова молчит, но плечи его так и продолжают подрагивать. А я борюсь с непреодолимым желанием обнять его и утешить, хотя знаю, что этот гордец МакКуарри тут же возненавидит меня за то, что я оказалась здесь непрошенной, в момент, когда он так беззащитен и уязвимым. — Ты намного больше, чем тот мир, который остался мне после тебя. Я готов отказаться от своей души, только услышь меня… Обними меня сейчас, мне так необходимо прикоснуться к тебе. Я нигде, если я здесь — без тебя… Я так жду тебя! Снова не получив ответа на свой призыв, Кун швыряет в стену свое кольцо, которое всегда носит на шее на тонкой цепочке, и оно с тихим звоном отскакивает от камня, катится, подпрыгивая на неровной поверхности пола пещеры и останавливается у моих ног. Ярко-зеленый малахит, заключенный в платиновую оправу. Это его амулет, в нем его защита. Кун не должен его потерять. Но кто же эта Фиб? Почему Кун так страдает из-за нее? Я больше не в силах сдерживаться, мое тело действует вразрез с доводами разума. На цыпочках подхожу к своему наставнику и опускаюсь перед ним на колени. Он сидит, низко опустив голову и закрыв ладонями лицо. — Кун? — тихо зову я, положив руку на его ладонь. — Фиб? — длинные смуглые пальцы впиваются в мои плечи, и я встречаюсь с темно-стальными глазами Хранителя. По его высоким скулам сбегают вниз узкие дорожки слез, и у меня перехватывает дыхание от выражения его лица. Боль, надежда, отчаяние, удивление, любовь, страх — все это смешалось в необыкновенном взгляде его чуть раскосых серых глаз. Обычно хмурые и строгие черты лица смягчились и утратили свою повседневную сдержанность. — Это я, Кун. Мина, — тихо отвечаю я. — Фиб? Во имя Бездны, Фиб! — Кун берет в ладони мое лицо и бесконечно долгую секунду смотрит на меня. — Нет, это не Фиб, — едва слышно шепчу я. — Я так долго ждал тебя, — но он меня не слышит. Кун покрывает поцелуями мои щеки, нос, веки, лоб, губы, совершенно меня не слушая. Мой мир пошатнулся, и перед глазами заплясали звезды. Кун так нежно целует меня, так отчаянно верит в то, что я — это Фиб, так хочет верить в это, что я сама на мгновение думаю, что я — это она. Мое сердце замирает, а через пару секунд начинает с бешеной силой стучать по ребрам. Вспоминаю историю Зака, его прошлое и те чувства, что он испытывал к своей возлюбленной и понимаю, что у Куна МакКуарри тоже есть такое прошлое. Он точно так же, как и Захари был влюблен в ту, которую обещал отыскать, чтобы ни случилось. И спустя сотни лет любовь Куна МакКуарри остается неизменной. Мне от этого больно, и теперь я понимаю, что желание стать ловцом было слишком самонадеянным и разрушительным: я никогда не приближусь к таким сильным чувствам, пронесенным сквозь века, и никогда не смогу забыть свои собственные. Я ощущаю его слезы на своих губах, соленые, как морская вода. Кун гладит мои волосы и продолжает неистово целовать в губы. А я не могу даже пошевелиться. — Кун, — собрав остатки своей воли в кулак, шепчу я в его губы, — стой. Он не слышит меня. Кун еще крепче прижимает меня к себе, и его сильные руки лишают меня возможности двигаться. Сквозь тонкую ткань моей футболки и его рубашки чувствую сильные удары его сердца. — Стой, пожалуйста! — по моим щекам тоже катятся слезы. — Я не Фиб, слышишь? Кун замирает, продолжая крепко обнимать меня, будто я могу убежать или исчезнуть. — Я не Фиб, ты ошибся, — проклиная сама себя и его, говорю я, стараясь сдержать рыдания. Зачем я появилась здесь? Зачем вообще подошла к нему? Зачем позволила ему целовать себя? Я теперь до конца своей никчемной человеческой жизни буду видеть этот момент во сне. Сердце болезненно сжалось, в горле застрял комок, мешая мне говорить дальше. — Мина? — узнавание мелькает в его голосе, и Кун часто моргает. Когда его взгляд фокусируется на мне, его глаза стремительно светлеют и вновь становятся прозрачно-голубыми. — Прости меня, Кун. Я не Фиб, — всхлипываю я, вытирая слезы со щек. Все, теперь меня прорвало и трясет от едва сдерживаемых рыданий. — Что ты здесь делаешь? — тихо спрашивает он, окончательно приходя в себя. Кун внимательно разглядывает мое лицо, мокрое от слез, и я смущаюсь его взгляда. Наверняка выгляжу отвратительно с распухшим от рыданий носом и красными глазами. — Я не знаю, — против воли высвобождаюсь из тепла его рук и отсаживаюсь подальше. Меня тут же пробирает озноб, тело ломает без объятий старшего МакКуарри, — я проснулась на траве перед входом в пещеру. А потом увидела, как ты… Мой голос срывается, и новый поток рыданий подступает к горлу. — Прости меня, — Кун проводит рукой по волосам и закрывает глаза. Я молчу. В моем кулаке все еще зажато его кольцо, и оно больно жжёт мне кожу. — Это твое, — протягиваю ему руку, разжимая пальцы, — тебе нельзя его терять. — Спасибо, — Кун медлит, но все же забирает свой амулет обратно, и озадаченно хмыкает. — Я могу помочь тебе найти… Фиб? — робко спрашиваю я Хранителя. Не знаю почему, но я очень хочу помочь ему обрести счастье. Наверное, у меня врождённая тяга к мазохизму, раз я предлагаю своему любимому мужчине отыскать его любимую девушку. Чокнутая, говорила же. У меня напрочь съехала крыша. — Возможно, — задумчиво тянет он, разглядывая меня прищуренными глазами. — А теперь, Девочка-лето, мы должны вернуться домой. Кун поднимает меня на ноги и, крепко взяв за руку, переносит в мою спальню. — Почему Девочка-лето? — только сейчас до меня доходит, что наставник одарил меня новым прозвищем. Я слегка пошатываюсь после перемещения в пространстве, но радуюсь тому, что ком из рыданий в груди уже исчез. — Потому что ты — лето, — лаконично отвечает Хранитель, — а теперь тебе нужно спать. Через несколько часов все соберутся на праздник, и там будет очень весело. — Кун! — зову я, и он останавливается в дверях моей комнаты. — Что? — Как я оказалась в лесу? — Я же сказал, что тебе нужно поспать, — дверь за ним закрывается, и я в очередной раз остаюсь наедине со своими мыслями. Подношу пальцы к губам, они все еще горят после его поцелуя, а сон бесповоротно капитулировал перед моими взбудораженными чувствами. — Теперь я вряд ли усну, — тихо ворчу я, обнимая подушку и представляя себе, что это Хранитель Севера.