Милый

В пальцах неприятно покалывает, а Донхэ нервно докуривает вот уже третью сигарету. На улице заметно похолодало – когда Хэ выдыхает, изо рта вырывается облачко пара. Парень дышит часто и не оглядывается по сторонам, хотя мимо проплывают, будто в полусне, сотни прохожих. Почему никто не узнает его? Почему никто не окружает неспособного сейчас защититься и сбежать при возможном нападении артиста? Почему никто не докучает? Донхэ резко останавливается посреди проспекта. Сейчас он чувствует себя булыжником в бурлящей реке. Мимо, случайно толкнув Ли плечом, пробегает девушка. Она останавливается на мгновение, кланяется и бормочет тихое «простите». В другой день Фиши улыбнулся бы и поклонился в ответ, мол, ничего, все в порядке. Они бы вместе рассмеялись и, быть может, даже обменялись бы телефонами. Но сегодня Ли Донхэ не терпит сослагательного наклонения. Он смотрит холодно и даже с презрением, некрасиво наклоняя голову набок. Девчушка распрямляется и, испугавшись колкого льда в глазах незнакомца, буквально испаряется с глаз певца. Хотя нет, постойте. Ли Донхэ сегодня – не всемирно известный айдол. Сегодня он – Ли Донхэ, мужчина двадцати семи лет с паршивым настроением. И дотлевшей сигаретой, зажатой в пальцах. Какая глупость, думает Хэ, бухаясь на свежеокрашенную в синий цвет лавку и матерясь сквозь зубы. Отлепляться от краски пока не хочется. Какая показуха, добавляет мысленно про себя Ли и выбрасывает бычок в рядом стоящую урну. Октябрь. Холодно. Ли Донхэ ненавидит осень. Сегодняшний день, вообще-то, не предвещал сначала ничего плохого. Хэ с самого утра был милым. Милым с мамой, милым с братом, милым с братьями из Супер Джуниор. Пожалуй, сегодня он побил все рекорды. - Донхэ… Переигрываешь, - поморщился брат, когда Хэ скорчил гримаску на очередное замечание старшего. - Ты приторный, - поделился Хекдже, отворачиваясь к огромному окну во весь рост, которое давало прекрасный обзор на полуденный город . - Донхэ-а, нельзя все время таким быть, надо учиться принимать решения самостоятельно, - мягко заметил лидер, пропуская прядки волос донсэна сквозь пальцы. - Ты слишком инфантильный. - Нельзя всю жизнь оставаться ребенком. - Хватит вести себя, как умалишенный! Ба-бах. Вообще, Донхэ такое говорили не первый раз. Но, наверное, это все копится, сродни тяжелым сугробам в неухоженном дворе. Хэ ругнулся громко, зло зыркнув на собравшихся согруппников. Те, кажется, немного опешили от такого напора, в абсолютном молчании освобождая дорогу разъяренному Донхэ из квартиры на улицу. И все бы ничего, Хэ бы вернулся скоро, потупив взгляд в пол и пряча улыбку в уголках губ, бросил бы тихое «простите меня, я люблю вас» и его бы все простили. Потому что это – Донхэ. И все бы ничего… Но октябрь. Холодно. Ли Донхэ ненавидит осень и сегодня не терпит сослагательного наклонения. На улице пахнет жухлой листвой и выхлопными газами - идеальный микс настроения Ли Донхэ. Людской поток продолжает двигаться все дальше и дальше, проплывая с востока на запад, подобно реке Хан. Хэ давно не был у воды, его тянет домой. Сорваться бы сейчас, и в Мокпо, зарыться пальцами ног в песок на побережье моря недалеко от дома, вдохнуть бы полной грудью, загадать желание на проплывающее мимо облако в форме рыбки… В горле начинает противно першить, и Донхэ поднимается со скамейки, чувствуя, как нехотя отлепляется от краски темное пальто. Синие полосы на черном… Темная сторона Ли Донхэ, пробивающаяся через яркую оболочку радостного мальчишки. У Хэ как будто не остается сил, лица прохожих смазываются в его сознании. Он бредет вперед, уже и не злой совсем, скорее… безразличный? Абсолютно спокойный. Вливаясь в реку, Хэ не смеет смотреть по сторонам. На горизонте он видит море, раз за разом накрывающее волнами туманный город. Раз. Два. Три. Осень. Море бушует. Волна накрывает и Донхэ, отрезая его от реки, а он, улыбнувшись уголками губ, загадывает желание на тусклый солнечный диск, еле проглядывающий сквозь туман и смог Сеула. Хэ чувствует себя абсолютно одиноким, когда его хватают за запястье и что-то кричат. Водоворот засасывает Донхэ все глубже и глубже, а тот лишь улыбается и мечтательно прикрывает глаза, считая звездочки на обратной стороне век, которые одна за другой, цветными пятнами мелькают перед глазами. Донхэ просыпается. Он просыпается и видит перед собой усталую улыбку Ынхека, который мягко гладит его по волосам. - Устал? Донхэ интересно, почему Хекдже спрашивает, ведь это он только что вернулся из хлебопекарни, перед этим дав интервью какому-то журналу и посетив съемки какого-то телешоу. Это Хекдже устал. А у Донхэ болит горло и совсем нет голоса, поэтому сегодня он отработал только одну фотосессию, после которой менеджер отправил его домой. - Немного, - хрипит Хэ, прикрывая глаза. Он вспоминает свой сон и снова смотрит на Хекки в упор. - Хекдже, я милый? Ынхек делает вид, что задумывается, укладываясь рядом с Хэ прямо так, как он есть, в спонсорской одежде и какой-то кепке с непонятными словами на иностранном. - Если ты беспокоишься о том буклете, что мы снимали позавчера, то забудь. Милее Сонмина или Рёука все равно не станешь. – Хекки смеется тихо и по-домашнему, легко пихая друга локтем в бок. - Серьезно, Хэ-а. «Милый» - это не то слово, которое стоит к нам всем применять, как считаешь? Донхэ лениво потягивается, замечая, что мышцы ломит уже не так сильно. На самом деле, есть ли смысл рассказывать? - Меня бесит это определение, – просто отзывается Хэ, наблюдая за реакцией Хекдже. Тот удивленно хлопает ресницами, потом понимающе кивает и зевает так душераздирающе, что Донхэ и самому кажется, будто его клонит в сон. Снова. - Как знаешь, - отвечает Хекки, доверительно улыбаясь. – Те ярлыки, что нам вешают фанаты и репортеры – обертка, пусть и не всегда блестящая. Ты никогда не будешь тем, кем ты не хочешь по-настоящему быть, понимаешь? Ты создаешь себя сам, не люди вокруг тебя, что бы кто ни говорил. Твои родители не в счет, ну ты понимаешь, - глубокомысленно изрекает Хекдже, переворачиваясь на бок и изучая лицо друга. Донхэ блуждает взглядом, ни о чем конкретно не думая. Он сравнивает Хекдже с теми цветными пятнами и причудливыми облаками, что видел во сне. Чудится,что закрой глаза – и снова увидишь Ынхека. Раз Хекдже. Два Хекдже. Три Хекдже. Кажется, уже во сне Донхэ видит, как Хекки поднимается с постели, заботливо подбирая плюшевого Немо, закатившегося почти под кровать, и вручает его Хэ, не забывая подоткнуть одеяло. Когда Донхэ обнимает игрушку и утыкается в нее носом, окончательно проваливаясь в глубокое, но легкое забытье без сновидений, Хекдже выходит, мягко прикрывая за собой дверь. Ли Донхэ ненавидит слово «милый». Он верит, что никогда не станет тем, кем он не хочет по-настоящему быть. Он верит Ли Хекдже.