в кого ты влюблена?

— И с сегодняшнего дня вы будете бороться не с вашими одноклассницами, за звание лучшей ученицы школы леди, а с соблазнами за пределами школы леди. Всё. Вдох-выдох. У Маши в голове одна фраза бегущей строкой: «не плачь-не плачь-не плачь». На автомате слушает учителей, кивает на их паузах, отдает брошь Дэвиду, прощается, и вроде бы всё хорошо, даже Крис руку жмет — сама не поняла этот порыв, только одно слово для этого — «захотелось», улыбается и коротко в глаза смотрит, но Таня плачет. Стойкая, непробиваемая, несносная пацанка плачет и тут же утирает слезы. Маше на неё смотреть больно. Каширина же смотрит так преданно, чисто, что обнять хочется её до хруста. И не отпускать долго, стоять и дышать одним воздухом, губы в губы. Обе не знают кто сдался первее — они обнимаются, Таня носом в волосы длинные утыкается и полной грудью вдыхает такой родной запах: мягкий, с нотками ягод, мускуса и сандалового дерева — она вычитала на упаковке, в очередной раз копаясь в её косметичке. Потому что уже так срослись, свыклись, что перестали делить твое-мое. Маша коротко шепчет: «не сейчас», но Таня целует в щеку так горячо, что девушка на секунду застывает. Взгляд в сторону — Крис, блять. Она смотрела на них, только успела голову отвернуть и упереть взгляд в пол, когда Маша отстранилась. С одной стороны, Маша выдыхает: вся поебень в отношениях закончилась, потому что нет отношений — нет проблем. Но внутри настойчиво сосет под ложечкой, неприятно тянет, и вовсе не от голода — они ужинали уже, а от поднимающейся тревоги. Выгон, слезы Тани, взгляд Кристины — всё это мелькает перед глазами и Маша чувствует, что упадет прямо на пол от переизбытка чувств и эмоций за последние пол часа. Она думает об этом, пока не слышит звук открывающейся двери. — Ты как? — Таня уже не плачет, но глаза красные и веки опухли от слез и трения. — Да нормально, — выдыхает Маша, кидая очередную кофту в чемодан. — А как же может быть, я ж домой еду! — обе понимают — ещё чуть-чуть и у неё начнется истерика. Таня всё также мнется у двери, пока Маша не смотрит прямо ей в глаза. Каширина сдается первая: налетает на девушку, усаживая её на мягкую кровать, а сама садится ей на колени. Поцелуй спешат начать одновременно, так что сталкиваются лбами, но нет времени обращать на это внимание, поэтому Маша пользуется своей доминирующей разницей в росте и наклоняется, чтобы прикоснуться своими губами к чужим напротив. У Тани губы влажные, видно нанесла гигиеничку перед выходом, но дальше чувствуются все трещины и остатки сухой кожи на нижней губе — та вечно жевала её в стрессовых ситуациях и сегодняшний выгон не стал исключением. Таня робеет, отдается Маше полностью, только обнимает за шею сильнее и жмется ближе телом к телу. Сейчас бы неудобные рубашки скинуть, пальцами в волосах друг друга запутаться и целоваться до синих губ, но голоса одноклассниц всё громче, поэтому им приходится отстраниться. Таня встает, опирается на корпус деревянной кровати и улыбается так по-детски счастливо и наивно, что Маша не может сдержать ответную улыбку. Смотрит, и понимает, что пока Каширина рядом, то на душе спокойно. Пока в комнату не входит Кристина. Они одновременно поворачиваются в сторону двери и вся сдержанность Маши летит в тартарары. Глупо отрицать, что Машу Крис не волнует. Волнует, влечет, как запретный плод, тревожит сердце, которое, вроде как, уже занято. Вот же стоит её маленькая бестия — Таня. Её девочка, которая поселилась не только в кровати Лебедевой, а еще и в сердце. И за эти вип-места она будет бороться, рвать задницу и перегрызать горло — вот так девочка с сюрпризом. Мозгом понимает, что эти отношения к добру не приведут ни одну, им ещё работать и развиваться, но их привязанность к друг другу так велика, что разойтись будет больно очень. И пока не хочется копаться в этом дерьме — Маше в этом помогает психолог, уж спасибо, но мозгоправов ей пока достаточно. Как бы внутренний самоанализ прекратить, что крутится в мыслях каждую свободную секунду. Особенно, когда Крис и Таня смотрят на нее своими парами глаз, явно ожидая ответа и действий. А у Маши в голове пустота, перекати-поле. Она честно не знает что им говорить — ей бы кто сказал что делать, ибо сама она дальше не может, не вывозит просто. — Там девочки поднимаются с камерами, ну, знаешь, захотела сказать заранее, — Желточенко явно смущалась данной обстановки, но делала невозмутимое лицо и с высоко поднятой головой пробегала взглядом по Тане и Маше. Кристина явно не ожидала увидеть здесь кого-то ещё, кроме Маши. Значит, что-то хотела — вероятно, поговорить. Но говорить им уже не о чем. Лебедева заметила всё по глазам, но решила не разводить скандал, который и так не избежать, судя по голосам на лестнице. Приехали, блять. — Спасибо, — хрипло вырывается из груди Маши, и она мысленно дает себе по лицу за слабость перед Крис, но не успевает ничего добавить, как в комнату заходят девочки. Хочется скулить и кричать от этой сюрреалистичности происходящего. Раз девочки так хотели её выгона, то что за разборки они сейчас устроили? Маше не до этого, ей на них тратиться не хочется от слова совсем. Сырок кинула? Да и хуй с ней, Лебедева терпела её общество только ради Тани, которой почему-то стало жаль Аню. Правда сознание режут недавние слова Тани, что им и вдвоем хорошо. Но Маша простила — всегда прощает. Каширина часто говорит не подумав, но обижаться долго просто не получается, когда та вечером обнимает со спины, на носочках дотягивается до загривка, скидывая волосы на плечо, и целует каждый миллиметр оголенной кожи. Маша понимает сразу — Таня извиняется так, вину заглаживает. С разговорами словами через рот у них пока всё сложно, но тактильно обе друг друга понимают. Хоть Маше и поговорить хочется очень. Зато Крис говорит много — не заткнуть. Чаще о том, что Таня её на дно тянет, не подходит ей, портит. Всё реже о своих переживаниях и чувствах. Закрылась, обиделась. Маше её настроение не чуждо. Сами разрушили все пути примирения, но небольшая надежда на счастье есть далеко в груди у обоих — не достать. Таня аккуратно складывает вещи из шкафа в чемодан, как и Маша. Она уже не плачет, но заметно шмыгает носом. Девочки со своими разборками вновь уходят вниз, всё и так понятно — они ждут. Ждут, когда Маша уйдет. Эта мысль заставляет поежиться, но холоднее становится, понимая, что Таня здесь теперь одна. В месте, где ей готовы глотку перегрызть, сломать её, уничтожить. Но её девочка обещала быть сильной. Они уже обсуждали это одной бессонной ночью. И Маша будет помнить каждую такую ночь — с хриплыми стонами, смазанными поцелуями, вздохами. И каждый вечер перед этим — крики, поднятые руки, скандалы. Они ругались до битой посуды и мирились с крышесносными оргазмами и судорогами по всему телу. — И что ты будешь делать, если я уйду? — Маша собирает волосы в хвост, потому что в маленькой комнате в миг стало слишком душно. — Не говори так. Если мы и уйдем отсюда, то только вместе. — Таня смотрит на Машу через отражение в зеркале с секунду, и включает воду, чтобы умыться. — Как самонадеянно, — её шепот не слышно из-за шума воды, но громче она сказать бы и не смогла — всё равно не переубедит обратно. Сейчас они не говорят. Только смотрят друг на друга, когда закинули последние вещи в чемодан. Снова не сдерживаются, целуются горячо, с нахлынувшими чувствами, наплевав на всё. Стараются вкус губ друг друга запомнить. Присвоить, запечатлеть на фотопленку и в конвертик положить, хранить под подушкой, как своё самое сокровенное. Только время неумолимо уходит — баста. И им приходится отстраниться друг от друга, утирая слезы. — Не плачь, пожалуйста, — Маша чувствует, как голос предательски дрожит. — Когда ты плачешь, то и я плачу, зай, — она старается улыбаться, хоть и криво, лишь бы увидеть ответную улыбку у Тани. — Я без тебя не смогу, — Таня срывается, обнимает крепче и шепчет это куда-то ей в грудь. — Сможешь. — Маша запускает свои пальцы в короткие волосы Тани — успокаивает её так. — Ты всё можешь, ты же Танк. И моя девочка. Таня поднимает голову, смотрит прямо в глаза Маши и будто не моргает — красивая. Понимает, что любит её. И отпустить Машу сейчас очень сложно. — Точно? — с детской неуверенностью в голосе спрашивает она. Маше хочется начать кричать от этого недоверия, но она лишь вздыхает и снова улыбается: — Точно-точно. Я верю в тебя, — они медлят, хотя их время стремительно бежит, но поговорить хотя бы сейчас им очень нужно. — И я люблю тебя. В ответ Каширина кладет ладони на плечи Маши, заставляя её опуститься чуть ниже, и первая целует лихо. Вероятно, это их последний поцелуй в этих стенах. Или в принципе последний. Потому что никто из них не знает, что будет после проекта. Таня целует сильнее, грубее, хватается за Машу, прижимает к себе, словно боится потерять. Она в правду переживает, что Маша уйдет из её жизни навсегда. Сядет в машину и уедет обратно, забудет, что была у неё девочка Таня. Но она старается не думать об этом, поэтому целует всё глубже и глубже. Сказать в ответ эти три слова всё также сложно, но Таня надеется, что такой подход Машу устраивает. Лебедева лишь продолжает глупо улыбаться, снова прощая Таню — и плевать, что сказать о своих чувствах Маше было сложно, но она смогла переломить и переступить через себя. И только в глубине души предательски ноет, что Таня могла бы сделать тоже самое, но не стала. Они спускаются вниз и Таня уходит на собираться на улицу, пока Маша проходит по комнатам на первом этаже, смотря не забыла ли что. На самом деле ей просто хотелось подышать одной. В этой суматохе сложно не терять самообладание. А у нее впереди прощание с одноклассницами и длинная дорога домой. — Я тебя сейчас поцелую, — шепчет Таня, кое-как дотягиваясь до уха Маши. Они пьяные, но на выгоне обе пообещали, что так больше не будет. Им надо успеть запомнить это чувство эйфории. Да и никто из них на трезвую голову такое безобразие не начал. — Так целуй, чего ждешь, — и Маша сама лицо Тани за шею на себя тянет, нежно прикасаясь к губам. Это их первый поцелуй. Поэтому, несмотря на состояние нестояния, они стараются аккуратно чувствовать друг друга, не давить и спешить. Поцелуи пьянят ещё больше, так что Таня спускается поцелуями ниже, а Маша закрывает глаза от удовольствия. Внизу живота уже приятно тянет и она довольно облизывает губы в предвкушении. Таня мажет мокрыми следами по шее, обводя каждую татуировку кончиком языка. Маша открывает глаза, чтобы посмотреть на неё, но вдруг ей мерещится чей-то силуэт. Смахивая всё на опьянение, она не останавливается, но сфокусировать взгляд пытается. И лучше бы она этого не делала. Блять. На лестнице раздается наигранный кашель и обе быстро отстраняются друг от друга, смотря на того, кто испортил им весь кайф. Таня готова и сейчас распустить кулаки, лишь бы сохранить всё в секрете. Ради Маши она вообще на многое готова, только никогда об этом не говорит. Крис стоит, как вкопанная, и не отводит взгляд от них. Все втроем не знают, что говорить и делать. Крис мигом трезвеет и понимает, как ужасно неуютно себя здесь чувствует. Еще и стоит замерев на одном месте, будто девочки её к себе позовут. Хочется извиниться, что помешала, но тупая гордость не дает этого сделать. — Нашли где сосаться, блять, — она специально делает пьяный голос, чтобы завтра утром свалить всё чувство неприязни к ним, царившее сейчас на кухне, на алкоголь. На третьей неделе ссориться с одноклассницами не хотелось. Маша и Таня молчат, сливаясь с обстановкой, ожидая, что Крис сейчас уйдет. Она медленно наливает из графина воды в именную кружку и даже не смотрит в сторону Маши. Хотя подойди ближе, приложив нож к её горлу, и спросить «какого хуя здесь происходит?» хочется безумно. Крис бесшумно уходит с кружкой, а Маша, на все попытки Тани продолжить начатое, отнекивается и просто тянет к себе в кровать спать. Ледяной взгляд Крис не выходил из мыслей Маши всю ночь, пока под её боком во сне Таня прижималась ближе. Маша обходит кухню, смахивая все резко нахлынувшие воспоминания об этом месте, и направляется в прихожую. — Маш, постой, пожалуйста, — голос Крис звучит неожиданно, что Маша дергается, но послушно поворачивается к ней. И не успевает и слова сказать, как Кристина подходит чертовски близко, оставляя между их губами ничтожно малое расстояние. Будто дает шанс Маше сейчас уйти, дать пощечину или накричать. Но она стоит на месте, опустив взгляд на её губы, параллельно облизывая свои. И это как красная тряпка для быка. Кристина кладет ладони на щеки девушки, притягивая ближе, оттягивает и прикусывает своими губами нижнюю Маши. Та издает тихий стон и Желточенко мысленно в голове помечает, что Маша — гребанная мазохистка. Но Крис соврет сама себе, если скажет, что ей это не нравится. Ей пиздец как нравится целоваться с Машей. Она поддается, разрешает углубить, открывая свой рот больше, чтобы впустить язык Крис внутрь. Поцелуй становится всё азартнее, и никто не собирается останавливаться. И Желточенко никогда бы не подумала, что целоваться так круто. Возможно, всё дело в человеке. Маша была её человеком. Хоть и Таня пыталась заклеймить её, показывая свое влияние на Машу. Но про это думать ни одной, ни второй — особенно, после того, как призналась в любви, — не хотелось. Маша мягко кладет руки на грудь Кристины и отстраняется. Слышит разочарованный полустон, но посмотреть в глаза боится, поэтому быстро накидывает куртку и почти выбегает на улицу расстегнутой. Машина уже стоит у ворот, девочки что-то яро обсуждают, а Таня стоит позади них. Смотрит так нежно и ласково, что Маша себя ненавидеть начинает. Ей стыдно за свою слабость перед Кристиной. Маша вспоминает о ней и инстинктивно поворачивает голову в сторону двери — Крис вышла. Смотреть дольше трех секунд не получается, поэтому Маша спускается вниз по лестнице к девочкам, чтобы попрощаться. Общается она с одноклассницами холодно. Но Крис. Сука, сказал бы кто Маше, как это будет трудно. Буквально два дорогих её сердцу человека стоят друг напротив друга, а она между ними — не утрировано, они и правда так встали. Бермудский треугольник, блять. — Ну, всё, девчонки, спасибо вам за этот путь, — она не терпит и первая притягивает Крис к себе. У неё же не один мускул на лице не дрогнул — скала. Желточенко недолго держит руки на пояснице Маши, но из-за куртки она и не чувствует этих обжигающих ладоней, как десятью минутами раньше, там вдвоем у порога. Крис убирает их первая, что Маша не успевает зацепиться за её ладонь (что, вновь пожать захотелось?), так что она успевает провести пальцами по открытому запястью, прежде чем Крис уберет руки в карманы. — Я хочу, чтобы ты всё-таки поняла, что такое дружба, — мысленно Маша исправляет на «хуюжба», но сейчас не время смеяться над абсурдом их ситуации, — и нашла себе такого человека. — Я уже его нашла, — Маша поворачивается в сторону Тани и показывает на неё. Крис всё такая же каменная — Лебедева поражается её выдержке. Только Маша не знает, как потом девушка будет кричать в подушку, плакать в душе и прогонять все мысли о ней, которые явно засели у Крис в голове. — Я очень рада. — хрипло отвечает; больно, но она никогда не покажет — особенно Маше и такой радостной Тане сейчас. — Спасибо. — звучит пиздец как глупо, но у них по-другому и не бывает. Они обе нуждаются в обычном разговоре, жаль, конечно, что они осознали это только сейчас. Таня молча подходит ближе и застегивает ей куртку — от этой заботы Маше стечь в лужицу хочется и расцеловать сухие руки Тани. Маша садится в машину, отпуская руку Тани, и улыбается всем девочкам искренне, насколько может. Каширина уже не плачет, но глаза снова на мокром месте, поэтому она их утирает руками и воздух прохладный сильнее втягивает, чтобы до самих ребер пробрал и привел разум в порядок, потому что из-за ухода Маши она себя размазней чувствует. Одноклассницы поднимаются обратно в дом, тихо переговариваясь о сегодняшнем выгоне, а Таня и Крис смотрят на удаляющуюся машину. Вот и всё, получается. — Она сильная, чтобы не вернуться в начальную точку сейчас, — подает голос Кристина за спиной Тани, когда они остаются вдвоем, и та оборачивается. — Конечно, она же моя девочка, — Таня говорит достаточно уверенно, только Крис смешно. Прямо сейчас хочется истерично смеяться и кричать, что нет, это не так. Совсем не так. Но Каширина так светится — реально, прям цветет и пахнет, — когда говорит о Маше, что Крис успокаивает свой жаркий пыл. И только проходя мимо Кристины, Таня чувствует до боли знакомый запах парфюма — ягодный, точно её, но думает, что это уже фантомно, и уходит дальше. А Крис все сильнее воротник куртки к носу притягивает, ощущая такой родной запах — так пахло от самой Маши. И губы Крис сейчас хранят поцелуй Лебедовой, точно также, как и её губы. Но Таня, естественно, об этом никогда не узнает. Потому что это не её девчонка. — Тань? — она окрикивает её с большой надеждой в голосе. — Крис? — Каширина развернулась, словно знала, что та остановит её, спускаясь вниз к ней. — Может, пойдем покурим? — Крис вообще-то не курит. Но сейчас хочется. Таня смотрит по сторонам, будто оглядывается, и втянув морозный воздух, отвечает: — Хуй с тобой, пошли.