Революционер

Было тепло, хорошо — это да. Но вот, к сожалению, было не очень сухо, но даже эта проблема практически моментально отошла на второй план, как только в сознание царь-колоколом ударила одна-единственная мысль: поезд ушёл без меня. Кенни в моём сне грустно поглядел мне в глаза и сказал, что сделал всё, что мог. После этого он медленно развернулся и ушёл в проход до тамбура, который заливался бесконечным светом. «Всё, что мог?» Я медленно разлепил глаза и понял, что бесконечный свет, куда ушёл молодой солдат, был солнцем, нещадно жгущим мои веки. Согнувшись на подушке из песка, я практически сразу закашлялся и попытался подняться, чтобы посмотреть, в какую сторону тянулись рельсы. Но вместо них взгляд наткнулся на двух зверей в каких-то обносках и всё тех же странных белых масках, на которых не было ни единой прорези, кроме двух застеклённых окошек для глаз. Эти самые глаза с огромным изумлением осматривали меня с головы до пят, особенно останавливаясь на быстро высыхающем мокром пятне на моих трусах. В лапах звери сжимали самопальное оружие: один держал какую-то алебарду, второй — арбалет хорошо знакомой мне конструкции. Я медленно повернул голову в сторону и увидел мой РПД, лежащий на расстоянии вытянутой лапы от меня. К несчастью для меня, это заметил и владелец арбалета. — Ша! — крикнул он, пока я собирался с силами броситься с кувырком до оружия. Он одним прыжком преодолел всё разделяющее нас расстояние, но и так не успел — я схватил пулемёт за приклад, и он лёг в мою ладонь как родной; я перекатился на спину и указал дулом на него. — Ша, ша, — повторил я за ним. — Ша всё уладим, если это вам, конечно, интересно. Не рыпайтесь. Я поднялся на обе лапы и, покачиваясь оглянулся, увидев две их оставшиеся машины — багги и тяжёлую. Справедливо рассудив, что багги будет экономичнее, легче и быстрее догонит мой состав, я начал отступать к ней, держа на мушке двух незадачливых нападавших. — Вот моё предложение, — сказал я. — И оно дешевеет быстро, так что советую долго не раздумывать — ключи от этой машины. Вы меня не увидите, а в вашей шкуре не появится новых дыр. — Я так не думаю, — сказал мне тот, что был с алебардой. Я в душах злостно мыкнул, сжимая рукоять пулемёта покрепче. — С каждой секундой поезд отдаляется от меня на двадцать метров, а то и больше. Мне надо догнать его и сделать это срочно, и мне плевать, заберу я ключи с вашего трупа или вы отдадите мне их так. — А может, это в твоей шкуре появится несколько новых дыр?! — с вызовом крикнул арбалетчик. — Не испытывай судьбу, парень, ты один раз уже промазал! — Ты наблевал на меня! — Тебя мама не учила не писать против ветра?! — крикнул я ему. — И вообще какого хрена вы делали… а впрочем, неважно! Ключи! Это последнее предупреждение, после чего ваши жизни мне станут не важны! — сказал я, вскидывая пулемёт к плечу и совмещая мушку с целиком на груди арбалетчика. Тот в ответ тоже вскинул свой арбалет и даже не раздумывая спустил курок ещё раз. Очередные два болта прошелестели совсем рядом со мной — один у бока, а второй у головы. Я даже инстинктивно отклонился, но, осознав, что он сделал, лишь коротко спросил: — Сам-то хоть понял, что натворил? Я ждать, пока ты его перезарядишь, не буду… С этими словами я спустил курок — так было намного проще для совести и морали. Стреляли в меня — я стрелял в них, и я делал это лучше. Вот только Дегтярёв в моих лапах сухо щёлкнул бойком. Я тут же осмотрел его и стукнул по коробу, выгоняя застрявшую гильзу и передёргивая затвор, но боёк снова ударил по воздуху вместо капсюля. Проверив затвор, я тяжело вздохнул, поднимая лапы — арбалет к этому моменту как раз перезарядили. — Брось оружие! — приказал мне арбалетчик. — Это моё любимое оружие, а оно сейчас не сильно полезнее весла, — усмехнувшись, возразил я. — А то мы не знаем, как можно веслом огрести, как же! Бросай! — А если нет? Арбалетчик снова вскинул свой аргумент, на этот раз тщательно выцеливая меня, но я заметил, что у него не то что мушки — вообще ничего не было. Попасть по кому-то из этой штуки можно было только по большой удаче. — Не смеши, — улыбнулся я. — Довольно, — внезапно подал голос старший зверь с алебардой. Вот только колюще-режущее он опустил, и в правой лапе держал какой-то увесистый не местный пистолет. — Если ты понимаешь только это, значит, будь по-твоему. — Не держи эту штуку как кусок теста, а лучше отдай мне, пока лапы себе не прострелил. Ваш предел, ребята, — мачете и вот то, что ты держишь в лапах. Остальное я бы вам не доверил, даже если бы вы были под моим командованием. — Ты славно заливаешь, военный, — ответил мне старший, снимая с себя маску и обнажая шакалью морду. — Но я тебе не верю. — А я не верю, что у тебя в этой штуке патроны есть! Не мешкая лукаво и не поведя даже бровью, шакал выстрелил, и рядом с моей ногой взорвался небольшой фонтанчик песка. Я замолчал и поднял ладони ещё чуть выше, показывая свои самые мирные намерения. — Пойдёшь с нами. Свой паровоз ты уже пропустил, военный. Вяжи его, — велел он своему подельнику. — Пусть весло своё бросит, — тут же сказал он. — Не хочу, — ответил я, — туда песок забьётся. — Бросай, — велел мне шакал, — Хуже ему не будет. Почистишь потом. Я решил подчиниться и отбросил своё пулемёт в их сторону. Мне велели держать лапы выше, после чего арбалетчик по широкой дуге обошёл меня сзади и резко заломил мне их за спину. Накинув на запястья петлю из тонкой верёвки, он закрепил их узлом, после чего вздёрнул мои лапы за спиной, заставляя меня нагнуться. — Полегче там! — возразил я. — Нет уж, военный, мы ваших уставов не признаём! — Посмотрим, как вы запоёте, когда за мной вернутся! А ведь вы можете рассчитывать на снисхождение за человеческое обращение с офицером! — Человеческое?! — откровенно рассмеялся арбалетчик. — А что в тебе от человека осталось? Лично в нас — ничего! Мы отринули всё человеческое! — Тогда вставай на четыре лапы и веди себя как подобает животному! — Достаточно, — тихо сказал старший. — Давай его в мою машину. Арбалетчик неохотно подчинился и затолкал меня на заднее сиденье его машины, после чего сам ушёл в другую машину. Дикари посовещались о чём-то своём вдвоём, после чего малый плюхнулся рядом со мной на заднее сиденье, положив арбалет на колени в мою сторону и не снимая пальца со спускового крючка, о чём я ему решил напомнить. — Убери палец со спускового крючка, если не собираешься стрелять. — А я собираюсь, — нагло отвечал мне какой-то щенок, судя по гонору. — Только дёрнись. — Просто не делай того, о чём потом можешь очень горько пожалеть, пацан. — Дро! — окликнул его шакал. — Тебе дело говорят. Он нам ещё пригодится, а пока надо показать его Вулину. — Желательно живым и невредимым, — напомнил я. — И тогда вы сможете заслужить снисхождение от моих друзей. — Очень-то оно нам надо это заслуживать. — Вы уже чуть не убили моего лучшего друга. Ваша карма пока в очень глубоком минусе, и как только ваш аул, деревня или где вы там сидите перестанет быть интересна армии России из-за заложников внутри, то вас просто всех выжгут, поверьте мне. Даже рыпнуться не успеете. — Да? — усмехнулся пацан, поднимая арбалет. — Тогда мы выжжем весь мир! Несколько раз! — Дро! — окликнул его старший и чуть не влепил ему подзатыльник, проходя мимо. — Болтун — находка для шпиона, — издевательски напомнил я старшему. — Я уже знаю про вас больше, чем вы про меня. — Этим Вулин займётся, — спокойно сказал шакал. — Да, давайте показывайте мне вашего главного, мы поговорим. — Вулин не главный, — сказал мне мелкий Дро. — Лучше сразу к главному, детишки. Мне надо со взрослыми поговорить. — У нас нет главных, — спокойно отвечал мне шакал, садясь за рулевое колесо своей древней колымаги. — А кто тогда этот ваш Вулин, если не командир? — Старший электрик. Я откинулся на спинку кресла и замолчал. Ответ меня искренне поразил, и я уже начал прикидывать в уме, пока эти двое увозили меня в неизвестном направлении, что это может значить. Добб рассказывал мне о разных сектах, поклоняющихся чему угодно — от древних «Русичей», как они себя называли, которые просто срисовали людского Перуна и прочих, до совсем уж поехавших маньяков вроде «Детей Атома», которые верили в великое расщепление. Дикари, поклонявшиеся огню, воде или ещё чему-нибудь, были в порядке вещей и даже не стоили упоминания, но чтобы электричеству — это тянуло как раз на тот момент, когда я мог перещеголять своего давнего друга в упоротости истории. Старший шакал между тем натянул обратно свою белую пластиковую маску и завёл двигатель без всяких церемоний, присущих каким-нибудь племенам, где машины возводились в ранг богов. К тому же, резко оглянувшись, я понял, что лёгкий багги Дро взяли на жёсткую сцепку. У этих ребят явно была голова на плечах, что не могло не радовать. Оставалось только понять, почему меня везут к старшему электрику, а не к главному, богу, царю, императору, предводителю, вождю — да кому угодно из главных. С тяжёлыми пробуксовками в мелком песке машина тронулась с места с повышенной нагрузкой и стала медленно набирать скорость. Я откинулся на спинку кресла, разглядывая бесконечный мёртвый пейзаж за отсутствующим стеклом — великую стеклянную пустыню. Так назвали это место после одного из первых испытаний чёрного напалма на Земле — тогда, как рассказывал Добб, людские учёные немного не рассчитали мощность этого страшного вещества и решили подорвать… довольно много. За раз. Итогом стало уничтожение чуть ли не большей части России, части Казахстана, Китая и почти полного уничтожения Монголии. И всё это сделали мы с собой сами, без всякой помощи геополитических противников и банальных врагов, но даже могущественный Китай не посмел трогать нас и как-то мстить за то, что произошло. Во-первых, наша страна пострадала от этого не меньше остальных, а во-вторых, теперь могла сделать так, чтобы кто-то ещё пострадал от этого больше. Но помимо прямого уничтожения появилось и косвенное — образовавшаяся корка из стекла на земле, где горел чёрный напалм, стала крошиться, образуя собой очень мелкий песок, который ветром разносило почти во все направления. Смешиваясь с чернозёмом, песок губил почву, засыпал собой огромные площади. Так и появилась великая стеклянная пустыня, сравнимая по площади с Сахарой, только намного более безжизненная и страшная по своей сути. В тех местах, где горел напалм, можно было спокойно ездить, вот только периодически стекло трескалось, причём настолько сильно, что образовывало собой огромные глубокие расщелины, которые ещё забивались песком. Как это в итоге резюмировал Добб это фразой: «Бей своих, чтобы чужие боялись». Сейчас же мы мчались по этой местности, и я, получив немного времени на раздумья, огляделся. Мой конвоир, как мне показалось, уснул, предоставив мне полное моральное право крутить головой как я захочу. Прикинув в уме, сколько могло быть времени, и определив положение солнца, я кое-как сориентировался по сторонам света, прикинул в уме карту и сделал свои выводы: похоже, меня везли как минимум в Кемерово. Порывшись в памяти, я не смог вспомнить ни одной истории и ни одного выходца из этого города в нашей армии. В голове лишь навязчиво крутилась песенка древнего людского исполнителя, которую периодически играли и наши солдаты: «Он придёт и молча поправит всё — человек из Кемерово». И, чтобы убедиться в своих догадках, я тихонько заговорил с водителем. — У вас правда есть такой? — Чего? — не расслышал водитель, но стоило мне повторить, и он совсем запутался. — О чём ты? — О человеке. — Каком ещё человеке, военный? Чего ты несёшь? — Ну о том человеке. Который придёт и молча поправит всё. Водитель на минуту задумался; из-за маски, полностью закрывающей его морду, было сложно понять, понял он, что я имел в виду, или нет, но ответ он выдал сугубо конкретный: — Нет. Такого человека у нас нету. — Зверь? — Ох, если бы. Мы проехали молча несколько минут, прежде чем я решил спросить: — Кемерово, значит? — Как ты догадался? — спокойно спросил меня старший. — Это не сложно, если имеешь хоть каплю мозгов. Но я ничего не слышал про этот город. — Города больше нет. Его занесло по самые крыши песком. Только пылевые бури и штормы. И в подтверждение своих слов он показал куда-то вперёд и влево пальцем. — Вон, — сказал он. — Смотри. И действительно, из толщи песка торчало несколько этажей какого-то древнего жилого здания, весёленькой красной расцветки, основание которого было полностью занесено песком. — В этом здании двадцать два этажа, — пояснил он, и тут я понял весь масштаб бедствия, ведь выходило, что здание занесло где-то по двенадцатый этаж. — Мы едем прямо по Кемерово… И стоило мне обратить внимание на окружение, как я понял, что из величественных, гигантских дюн у их основания то и дело выглядывали крыши зданий и каких-то высоток. А дюны хоть и медленно, но были в движении — засыпали эти крыши, обнажали новые… — Вы живёте под землёй? — попробовал догадаться я, но ответил мне не главный, а младший: — Нет. Там живут те, кому нет до вас дела. — Понятно, — ответил я, смотря, как проснувшийся пацан грустно смотрит в окошко, вместо того чтобы следить за мной. Мы ещё довольно долго, хоть и довольно быстро, катались по плавным дюнам вверх-вниз, пока наконец не добрались до какой-то огромной низины, посреди которой была огромная дыра, зияющая в земле. Я сразу же заметил несколько сугубо самодельных воздушных отражателей вокруг ямы, благодаря которым ветер переносил песок над дырой. Более того, на другой стороне виднелось ещё более углублённое пространство, к которому мы и поехали, а стоило нам объехать яму по периметру, как я понял, что это был огромный стадион, большей частью занесённый песком, но приоткрытый с одной из сторон, где нас как раз поджидали самодельные ворота. Шакал даже не стал притормаживать — они распахнулись перед нами сами собой. Проехав на грохочущей колымаге технический туннель, мы выехали на основное поле, и я обомлел от увиденного. На огромной площади основного зала колосилась невысокая трава, и в одном из углов мирно паслись какие-то коровы. Все трибуны были застроены небольшими уютными домиками, над нашими головами, под огромной крышей висели какие-то технические переходы и целые площадки, но самое главное, что больше всего притягивало к себе взгляд, — огромный двухвинтовой вертолёт поперечно-винтовой системы, стоящий ровно посередине гигантского спортивного поля. Исполинская винтокрылая машина блестела практически новой белой краской, раскинув свои гибкие лопасти на весь свой размах. Я же, тут же подняв голову к потолку стадиона, прикинул расстояния — глазомер у меня был не самый точный, но я мог с уверенностью сказать одно: — Как здесь оказалась такая машина? Она бы не пролетела в крышу! — Крыша раздвижная, — спокойно пояснили мне. — Ха. Ну тогда я знаю, на чём я отсюда свалю! — Ну попробуй, — усмехнулся мне Дро. — Благо, ты не первый… — Да уж, представляю, сколько такая махина жрёт керосина, — усмехнулся я, но поддержки почему-то не нашёл. В голову стали закрадываться смутные подозрения, что керосин — не главная проблема. Дальше ехали молча, медленно описывая широкую дугу по бывшим беговым дорожкам, будто давая мне насмотреться, надышаться этим чудесным местом. Заехав в один из многочисленных технических тоннелей, мы какое-то время ехали внутри, пока наконец-то не прибыли на парковку, организованную, к моему огромному удивлению, в каком-то странном тоннеле, очень похожим на тот, что использовали в метро. Моё удивление лишь утроилось, когда меня вывели на что-то очень похожее на станцию. Видимо, это была какая-то метро-система для обслуживания стадиона. Дальше меня повели по нескольким лестницам наверх. Сзади серьёзный, как Синьор Помидор, вышагивал молодой Дро с арбалетом, а шакал прокладывал дорогу, не озаботившись даже тем, что я могу запомнить путь отступления и вообще увижу много чего полезного. Как оказалось, вели меня в административные помещения, в кабинет на котором было написано не что иное, как «Главный энергетик». Галантно постучавшись в дверь, шакал попросил меня пройти внутрь, и я предстал перед обычным довольно упитанным лисом в обычном поношенном, но аккуратном костюме. Было, конечно, немного неловко представать перед их предводителем в майке-алкоголичке и потянутых семейных трусах с тёмным пятном, но я решил не уронить чести и достоинства офицера, встав перед ним прямо и гордо. — Кто это? — тихо спросил рыжий, показывая на меня пальцем. — Я лейтенант армии России, — представился я. — Это всё, что я вам расскажу. С кем имею честь разговаривать? Лис почесал в затылке, показывая раскрытую ладонь то одному, то другому конвоиру. — Что вообще происходит, ребят? — устало спросил он. — Вы смогли взять, то что нам было нужно? — Нет, — признался шакал. — Значит, план «Б»? — Похоже на то. Лис, не обращая на меня никакого внимания, встал из-за стола и подошёл к внешней стене своего кабинета, доставая из нагрудного кармана древний, но каким-то чудом работающий мобильный телефон. Набрав в нём номер, он тихо сказал: — Работайте. Такое пренебрежение моей персоной было мне чуждо. Тем более что я всецело осознал, что на этот раз мы имели дело не с какими-то рейдерами, а кем-то серьёзным. Лис между тем выслушал ответ и выключил телефон. — Вы можете заслужить снисхождения, если отнесётесь ко мне подобающим образом, — напомнил я ему. — Я — офицер федеральной армии. Вулин всё так же спокойно и устало посмотрел на меня и сел за своё место. — Мир не вращается вокруг вас, — обратился он ко мне, — офицер федеральной армии. — Ага. Вот только для всех вас этот мир может дать крутой поворот, когда за мной придут мои друзья. — Тогда вали отсюда на все четыре стороны, — без лишних раздумий кинул мне Вулин. — Нахрена вы его сюда притащили? — Он хотел забрать нашу машину, — тут же пояснил Дро. — Я выпал с поезда по нелепой случайности, — пояснил я, — и потребовал содействия. — Ты тыкал в нас своим пулемётом! — снова влез молодой. — Дро, выйди, — попросил его Вулин. — Давайте разберёмся, что произошло… Наконец-то распрощавшись с настырным арбалетчиком, я воспрял духом. — Освободите мои лапы, я не причиню вам вреда. — Очень на это надеюсь. Старший налётчик одним движением распутал мои запястья, а Вулин даже предложил присесть к нему за стол. Даже спросил, не хочу ли я чего-нибудь. — Обычной воды было бы неплохо, — признался я. — Да, это здесь не самый обычный деликатес. Расскажите вкратце, что случилось, — необычайно вежливо попросил он, вставая с места и отходя к небольшому шкафу, где прятались несколько бутылок, графин и стаканы. Поставив один передо мной, он наполнил его, пока я рассказывал всё как было: нападение, перестрелка, падение с поезда. Даже то, что я немного наблевал на их бойца, я не опустил и не стеснялся этого, отметив лишь то, что попытка кражи имущества армии — уже повод открыть огонь, а как только они открыли огонь из пулемёта — всё было решено. И, к моему собственному удивлению, Вулин нервно стукнул по столу лапы, заключив: — Дегенераты! — Вы про кого? — Про тех кого я послал вытащить у вас хоть какое-нибудь оружие. Для полноценной операции… Я послушал его, подумал немного и неохотно кивнул. — Расскажите, кто вы такие, чем промышляете, — попросил уже я. — О вашем поселении я ничего не слышал. Вулин нервно посмотрел куда-то в сторону, обнимая свой стакан с кристально чистой водой, и наконец-то признался. — Местные… называют нас мародёрами. Не знаю, почему к нам прибилось такое название, но оно прижилось и наводит нужный нам ужас на всех, кто пытается к нам лезть. Но на самом деле мы — мирное поселение. В этом стадионе нас живёт уже несколько поколений. Я сам здесь родился и вырос. — Как вы живёте? — Живём? — усмехнулся Вулин. — Офицер федеральной армии, мы ровно точно так же, как и все на этом белом свете, выживаем. — Вы совершенно одни, я могу это понять. Многие города и селения боялись признавать себя частью федерации, но мы этому способствовали… — Вырезая тех, кто смел вам перечить? — перебил меня Вулин. Но я был готов к такому предложению, поэтому спокойно отпил прохладной водички и поставил стакан на стол. — Если в том была необходимость — да. Но в основном мы помогали таким поселениям — строили, запускали старые заводы, помогали с месторождениями и многим другим. Иных мы даже защищали от тех, кого приходилось уничтожать. — Я знаю о вашей недоармии, — недовольно ответил мне рыжий лис. — Вы только так себя называете. — Не спорю, местами дисциплина у нас хромает, но мы работаем над этим. Лучше расскажите, какие у вас проблемы — может быть, мы поможем вам решить их, чем устраивать налёты на наш состав, нарываясь на ответный огонь? Вулин молча взял стакан и встал со своего места, отходя к дальней стороне своего кабинета. Он думал несколько минут, но тяжело вздохнул. — Вы не сможете нам помочь, потому нам нечего отдать вам взамен. — Не всегда мы требуем чего-либо. Достаточно гостеприимства и чего-нибудь поесть, а дальше — решим. Если вы мне дадите штаны, я вообще буду на седьмом небе от счастья и побегу рассказывать своему командованию, какие вы хорошие. Вулин внимательно выслушал меня и покачал головой: — Нет. Я не могу в это поверить. Вы не такие, как мы, вы из другого… материального мира. Я очень хотел от души хлопнуть себя по лбу, но удержался, пусть и с трудом. Вот, видимо, и начинались какие-то племенные отклонения с верованиями в такое, от чего шерсть на хвосте дыбом встаёт. Но опять же — я сохранил хорошую мину при плохой игре и спокойно спросил: — Я не смогу вам помочь, пока не пойму, что не так. — С вами? — тут же подловил меня Вулин. — Ну давайте с нас начнём, — согласился я. — Расскажите, чем же мы так плохи для вас. — Вы работаете за деньги и блага. — Мы даже за них умираем, — тут же согласился я. — Вот именно. У нас никто так не поступит. И ни одного из нас не подкупить какими-то побрякушками и бумажками. — А если я предложу вам побрякушки, которые стреляют и убивают тех, кто желает вам зла? — Мы не продадимся за такое. Никогда. У нас так не принято. — А как у вас принято? — еле сдерживаясь чтобы не вспылить, спросил я. — У нас принято просто: каждому — по потребностям, от каждого — по возможностям! — провозгласил лис, и я немного отпрянул от него. Как будто я где-то уже это слышал. — Вы — всего лишь жалкие империалисты. Хозяева плетей и оков. Я отодвинулся ещё дальше. Кажется, я понял, к кому я попал и почему у них всё так странно устроено. Самая странная, самая легендарная, самая непонятная и практически неосуществимая секта. — Вы что, коммунисты? — догадался я. — Да, — твёрдо ответил мне их старший электрик. «Бл#%ь!» — пронеслось у меня в голове.