Химеры

Здание нового театра было украшено головами химер. Грэг был вынужден проходить мимо дважды в день, утром и вечером. В мареве предрассветных сумерек, когда газовые фонари силились разогнать ночной мрак, а сгустившиеся тучи, почти лежавшие на городских крышах, не собирались так просто сдаваться и пропускать дневной свет, эти головы щерились как живые. Грэг терпеть не мог таких украшений. В глубине его души по-прежнему жил тот самый мальчишка, которого мать как-то вытащила в Париж. И чудища собора Парижской Богоматери отпечатались в его памяти намертво — вместе со страхом, который они, кажется, олицетворяли. Но теперь Грэгу уже за тридцать, и признаваться в собственном страхе не по-мужски. Пряча его за раздражением, Грэг привык переносить глухую ненависть со скульптур на сам театр, труппу, публику. Он вечно ворчал себе под нос, едва взгляд выхватывал в тумане очертания клыкастых чудищ, повыше поднимал воротник, точно мог так спастись от их слепых взглядов. Но страх всё равно пробегал колючими лапками по спине, стекал холодком, напоминал о себе, дышал в затылок. Сегодня объявили премьеру, и мрачный дождливый вечер это испортило ещё больше. Грэг замер на другой стороне улицы, рассматривая здание, у которого уже собиралась толпа. Быть может, был виноват газовый свет, а возможно, это всё ноябрьский туман, но Грэгу казалось, что химеры дрожат, в нетерпении поводят носами, что с их клыков капает слюна. Обман зрения. Он попался в плен иллюзиям, но отчего-то и понимая это не смел отвести взгляда. Дождь усилился, и в неверном свете фар приближающегося автобуса косые струи напоминали росчерки от пролетающих пуль. Будто каждая капля была смертельно опасной. Грэг поёжился, но так и не подтолкнул себя идти дальше. Незаметно страх, так долго собиравшийся внутри, заставил его ноги прирасти к влажным камням мостовой. На миг Грэг даже представил, как ближайшая из химер вытаскивает длинное поджарое тело из глубин камня, потягивается, а затем одним ударом лапы сокрушает сразу нескольких человек. Кровь смешивается с дождём, уличный шум перекрывают крики, а он стоит вот так, на своей стороне, и не может ни двинуться, ни убежать, ни просто отвернуться от отвратительного зрелища. — Если вам по душе театр, отчего вы здесь, а не там? — прозвучал вдруг мелодичный голос. Грэг повернул голову и увидел юношу, одетого по последней моде. По сравнению с ним он выглядел настоящим оборванцем в видавшем виды плаще и старой шляпе, которая нисколько не защищала от дождя. — Мне не по душе театр, — бросил Грэг в ответ, но так и не сумел продолжить путь. Ноги словно налились свинцом. — Отчего же тогда вы так внимательно смотрите, точно завидуете счастливчикам, получившим билет? — чуть усмехнулся юноша. — Химеры, — отозвался Грэг. — Смотрю на химер, не на людей. — Вот оно что… — юноша смерил его странным взглядом, точно умел рассмотреть что-то в глубинах души, будто мог прочесть чужие чувства. Впитать чужой страх. — Как интересно. Фантазия архитектора, скажу прямо, мне не близка. — Они отвратительны, — вырвалось у Грэга. Он столько читал хвалебных статей, когда театр только открыли, что почти поверил — всем в городе чудовища на фасаде нравились. Обнаружить кого-то, кто их не оценил, было сравнимо с чудом. — Отвратительны, — согласился юноша. — Как и сегодняшний вечер, если не хочется провести его, окунувшись в иллюзию, которую дарят актёры. Отчего бы нам не пропустить по стаканчику?.. Грэг не привык пить с незнакомцами, возможно, как раз потому, что ему мало кто предлагал подобное. Этот юноша располагал к себе. Они явно были из разных миров, но оттого Грэга тянуло к нему даже сильнее. Словно вот так он мог заглянуть в замочную скважину некоей двери, которая никогда не открылась бы для него самого. Он почти решился предложить пройти на соседнюю улицу, где был бар с дешёвым виски, но юноша уже подхватил его под локоть. — Здесь есть хорошее место, — вкрадчиво сказал он. Им пришлось пройти совсем немного, и тёплый красноватый свет вывески бликом отразился в луже. Грэг никогда не вошёл бы в такой ресторанчик, но он был не один, потому переступил порог. Юноша увлёк его к дальнему столику, подозвал официанта и что-то шепнул ему, и пока Грэг устраивал плащ и шляпу на вешалке, расположился в кресле. — Моё имя Алексис, — представился он. — Грэг, — пришлось отозваться на это. — Так, Грэг, вам не по душе химеры? — Алексис мягко улыбнулся, отвёл взгляд. В полумраке ресторана он казался слишком красивым для человеческого существа. Даже кожа его будто мерцала. Не то чтобы Грэг был знатоком мужской красоты или привык созерцать и оценивать других, но тут даже его чёрствое сердце чуть дрогнуло. — Не по душе, — ответил он глухо, постаравшись смотреть лишь на собственные руки. Алексис усмехнулся — и разгадал его мгновенно. — Вы как будто боитесь скульптур. — Может, и так, — не стал спорить Грэг, отчего-то ощутив страшную усталость. — Но вам ведь они тоже не нравятся?.. — Да, — согласился с этим Алексис. — Но у меня другие причины… — и подался вперёд, поставив локти на стол. Глаза его загадочно блестели, красиво очерченные губы приоткрылись. Он коротко выдохнул и добавил, понизив голос: — Мне кажется, что эти химеры, эти уродливые чудовища, пытаются отобрать то, что изначально только моё. «Только моё», — эхом откликнулось внутри Грэга. Он всмотрелся в чужие глаза, неожиданно тёмные, и забыл даже, как дышать. — Что же это? — спросил он, когда пауза стала невозможно долгой, а перед глазами мелькнули алые точки от нехватки воздуха. — Страх, — и Алексис снова откинулся на спинку кресла. Принесли выпивку, и он благосклонно молчал, пока официант разливал алкоголь в два бокала. Грэг же растерялся. Страх? Как страх может принадлежать кому-то? Может, он зря согласился на предложение, вдруг этот юноша — сумасшедший? Грэг где-то слышал, что такие умеют располагать к себе. — Озадачены? — Алексис отсалютовал ему бокалом, едва официант отошёл. — Как страх может принадлежать кому-то?.. Грэг нервно взял второй бокал и залпом выпил всё, что там было. Спиртное обожгло горло, скатилось огненной волной по пищеводу, разлилось теплом от груди, но липкая прохлада страха так и не поддалась ему, оставшись островком чуть ниже затылка. Алексис на миг отвернулся, и теперь Грэгу был виден его точёный профиль. — Страх… На самом деле сложная материя, — продолжал он. — Казалось бы, это лишь чувство, и раз оно рождается внутри вас, то принадлежит только вам. Но на самом деле едва оно прорастает там, в глубине, как тут же оказывается заметно другим. Вы верите в метафизику, Грэг? Может, в бога?.. Грэг молча качнул головой. В нём не было веры, она подменялась страхом, и он впервые это понял. Он боялся, что приметы, о которых когда-то твердила мать, сбудутся, он опасался, что его образ жизни придётся не по вкусу божествам, он стремился стать незаметным, чтобы в толпе то, что сильнее и больше, выделило не его, а кого-то другого. Он втайне мечтал слиться с серыми стенами города, раствориться в дождях и туманах… — Обратная сторона веры — страх, — пояснил Алексис снисходительно. От его голоса у Грэга разболелась голова. А может, не от самого голоса, не от звучания и не от мелодичного тембра, а от слов, от понятий. Логика происходящего ускользала, он никак не мог уследить за течением чужой мысли. — Если вы боитесь, значит, вы верите, — добавил Алексис и сделал ещё глоток. — Вы боитесь химер?.. Грэг не хотел говорить, и мгновение назад ему казалось, что горло сжало спазмом. Но стоило Алексису задать вопрос, и ответ вырвался сам собой: — Боюсь. С детства. — Значит, вы верите, что они реальны, — продолжал Алексис. — Дарите им свой страх… А они этого недостойны. Это всего лишь лепнина, причудливый камень, который скоро источат дожди, — теперь в голосе Алексиса зазвучали стальные ноты, взгляд его разгорелся, скулы очертились острее. Он был разгневан. — Понимаете, Грэг? Это всего лишь глупый камень. — Это… не помогает, — выдавил Грэг, а страх снова охватил его холодом. — Может ли помочь столкновение с тем, чего действительно стоит бояться? — Алексис чуть наклонил голову к плечу. — Не… не знаю, — удивился Грэг, окончательно теряя понимание происходящего. Алексис в этот момент подался к нему, оказался так близко, словно собрался поцеловать. В последний момент Грэг даже приоткрыл губы, собираясь позволить ему всё что угодно, потому что этой странной и пугающей красоте невозможно было противиться. Но Алексис склонился к его шее, лишь краткий вздох коснулся губ Грэга. Теперь его шёпот раздался прямо у уха: — Меня — стоит бояться, ведь я — реален. «Сумасшедший», — подтвердил для себя Грэг, и его захватило облегчение, словно выбрав определение, назвав понятие, он нашёл его место в мире и сам обрёл твёрдую почву под ногами. Однако в этот самый момент шею обожгло болью. Алексис отодвинулся и вытащил из кармана пиджака платок, небрежно промокнув губы. На белоснежном батисте остался тёмный след. Алексис улыбнулся широко и открыто, и Грэг увидел его нечеловеческие зубы. Запоздало, заторможенно он поднёс ладонь к шее, коснулся всё ещё саднящего места и нащупал там открытую ранку. Алексис поймал его руку и потянул на себя, слизал кровь с кончиков пальцев. Грэг понял, что не может больше вырваться из гипнотического плена тёмного взгляда. Он хотел бы закричать, позвать на помощь, хотя бы попробовать бежать, но всё тело стало мягким и вялым, ужас сковал его прочнее любых цепей. Алексис снова улыбнулся, и в этом не было ничего от веселья: — …А химеры, Грэг… Химеры — всего лишь камни.