Not a bad sound

Хонджун не считает себя особенным, да и никогда не считал. Однако вопреки осознанию собственной неуникальности, ему всё равно кажется, что необычных людей на самом деле много: его мама, к примеру, вместо того, чтобы замыкаться в себе после ухода мужа из семьи, взяла себя в руки и пошла искать работу. На тот момент ей было всего девятнадцать. Ни образования, ни связей, а о поддержке родителей и говорить было нечего; семья была против раннего замужества дочери и рождения внука. И как следствие, Хонджун видел лица бабушки и дедушки только на фотографиях, даже спустя года родственники не пытались познакомиться со своей кровиночкой. Им было попросту плевать, и на свою дочь в том числе. Его мама была совершенно одна. Она решила устроиться на работу в небольшом местном ресторанчике, официанток там хватало, поэтому единственное, что менеджер мог ей предложить — это ставка посудомойщицы, но даже за эту возможность хоть немного обеспечивать сына она была благодарна судьбе. Сначала женщина приносила малыша на работу вместе со его любимыми игрушками, сменной тёплой одеждой и парочкой книжек. Ей не с кем было оставлять ребёнка, благо администрация прониклась историей молодой мамы и дала своё согласие, но с условием, чтобы малыш сильно не шумел и не беспокоил гостей. Хонджун для четырёхлетнего возраста был крайне умным ребёнком, он спокойно сидел в комнате для обслуживающего ресторана и ждал, пока мама закончит свои дела или придёт к нему во время обеденного перерыва. Разумеется, женщина много лет страдала из-за отсутствия образования, она приходила в их крохотную однушку, расположенную в самом неблагополучном районе города, и падала на кровать от усталости. Хонджун ещё помнит её слёзы на кухне поздними вечерами, как она садила его себе на колени и всё время просила у малыша прощение. Жаловалась, что она совсем никудышная мать, но всегда добавляла, что Хонджун у неё — самый лучший, самый красивый мальчик, без которого она не представляет своей жизни. Если бы не он, она бы сломалась. Она бы не выдержала ухода дорогого ей человека, которого безмерно любила, однако её сын — это маленькое солнышко, ищущее её взглядом в окне садика, ежедневно поддерживало в ней желание жить. — Что бы ни случилось, родной мой, ты всегда найдёшь выход. Не нужно ждать от кого-то помощи, ты сам себе поддержка и опора. Но если станет совсем тяжело, позови маму. Я обязательно прибегу и спасу своё солнышко, — она целовала улыбающееся личико в нежные щёки и прижимала крохотную головку к груди. Мальчик вслушивался в биение её сердца и всегда, в какой бы ужасной квартире они ни жили (а из-за низкой зарплаты матери, им частенько приходилось менять жильё), он всегда чувствовал себя дома. Плохие жилищные условия и неполная семья не сделали из Хонджуна обиженного человека. У него было прекрасное детство, была мама, которая ночами мыла полы в офисах и клубах, а днём отмывала до блеска тарелки для посетителей ресторана. Но после того, как работа заканчивалась, она неизменно находила в своём расписании время для сына. Ставила телефон на беззвучный режим и разговаривала со своим ребёнком как со взрослым. Учила его читать, писать, а потом играла с ним в прятки, доставала игрушки и становилась для него лучшим другом. А иногда наступали счастливые ночи, когда женщина не могла уснуть, и она ложилась к сыну в кровать и рассказывала про его отца. То были самые красивые истории, самые нежные, Хонджун даже щипал себя за руку, чтобы случайно не заснуть и ничего не пропустить. Несмотря на боль от неудавшихся отношений, мама всю свою жизнь любила человека, подарившего ей смысл её существования. — Твой папа… Очень много работал. Он хотел стать известным музыкантом, чтобы его музыку слышал весь мир. Поварам на кухне нравится включать его песни, и в такие моменты… Я всегда улыбаюсь. Вспоминаю его лицо, его руки, первую песню, которую он посвятил мне и которую он часто поёт на концертах, — она лежала рядом с сыном, такая маленькая и худенькая, сама похожая на ребёнка. Её руки то и дело поправляли одеяло сбоку, чтобы малыш не замёрз. А её голос при упоминании папы Хонджуна всегда становился таким тихим, уютным, так люди обычно разговаривают о том, что им действительно дорого. — Если бы обстоятельства сложились иначе… Он был бы хорошим отцом для тебя. Просто… Твой папа понял, что его сердце принадлежит другой женщине. Так бывает, сынок. Кто-то любит, а потом осознаёт, что его любовь угасает. Не злись на него, прошу тебя. И если он когда-нибудь захочет связаться с тобой, не отказывайся от возможности увидеться ним. — Папа бросил нас, — произнёс ребёнок, мигом выдавая своё бодрствующее состояние. Женщина только улыбнулась. — Он совершил ошибку, родной, это правда. Ладно, я — женщина, которую он никогда не любил. Но ты ни в чём не виноват, он не должен был забывать о тебе. Это единственная вещь, которая не даёт мне простить его. Хонджун смотрел на профиль матери, на её пушистую чёлку и длинные ресницы, подрагивающие в свете луны. Мальчик просто не мог понять, как можно продолжать любить человека, который бросил их. Хонджун даже подарков от него на свой день рождения не ждал, лишь бы тот просто навестил их и сказал матери Хонджуна, что любит её точно так же как и она его. Но он так и не приходил. Мальчик злился, топал ногами в то время, как мама доставала из шкафа новую дорогую игрушку, на которую каждый месяц откладывала деньги. И всё, и Хонджун забывал об обиде, полностью погружаясь в знакомство с новым пластмассовым роботом. А потом вечером привычно утешал свою маму и утирал блестящие капли на её лице, продолжая тихо ненавидеть в душе отца, чьи песни так обожали все окружающие. Вот такое у него было детство. И наступила сложная пора школы. С коммуникацией у мальчика всё было в порядке. Он понимал, что кроме него в мире есть ещё дети, точно такие же как и он, которые любят играть друг с другом, которые обижают девочек на переменах и яростно изображают из себя взрослых, когда несчастные матери пытаются обнять их публично. Хонджун смотрел на них и никак не мог понять, что же такого страшного было в маминых поцелуях? Мокро? Ну и подумаешь… Ему вот нравилось чувствовать мамину ласку, зачастую он сам вставал на носочки, вытягивая голову вверх, и получал лёгкой чмок в лоб. Может поэтому над ним и посмеивались ребята? Их поддразнивания и проделки сильно напрягали примерного Хонджуна, они кричали ему вслед: -Маминкин сынок! И тут же убегали прочь, потому что, несмотря на небольшой рост, рука у Хонджуна была тяжёлая, обидчиков он не прощал, а разговоры, как это часто бывает, делу не помогали. Один удар кулаком в нос — и от всей их агрессии и прыти не оставалось и следа. Тогда ребята решили действовать иначе. Они втихаря воровали рюкзак своего одноклассника и прятали его под лавками, в школьном коридоре. А иногда даже открывали основной отдел его сумки и наливали туда воду. Хондужу бы пожаловаться директору или завучу, да вот только совесть не позволяла, он не был крысой или ябедой, а сложившуюся конфликтную ситуацию считал исключительно своей проблемой. Даже мама не знала, что Хонджуна в школьные годы обижали вплоть до самого окончания школы. Однако чем старше он становился, тем осознанней он смотрел на мир. Люди резко начали отличаться друг от друга. Всё больше он начал замечать, что земля носит на себе ущербных (хулиганов, задир, всех тех, кто стыдится эмоций и чувств.) и тех, кто вопреки стереотипам, пытается быть искренним, настоящим, принимать любовь родных и не стараться взрослеть раньше времени. Хонджун, будучи подростком, уяснил, что распространенное мнение относительно агрессии и максимализма у людей его возраста — всего лишь оправдание. На самом деле нет ничего, что человек не смог бы контролировать. Он не может накричать на маму, просто потому что у него пубертат, это же немыслимо. Женщина, правда, даже устраивала с ним серьёзный разговор по этому поводу: — Сынок, быть подростком — сложно. Вам всем хочется выпустить пар, пойти вечером погулять с друзьями, выпить бутылочку алкоголя. Я просто хочу, чтобы ты предупреждал меня о своих планах. Ты же знаешь, что я тебя пойму. Тебе необязательно составлять мне компанию вечерами и отказываться от гуляний. — Знаю, мам. Но мне нравится проводить с тобой время, — Хонджун не понимал, почему мама чувствовала вину за его одиночество. Это же он сделал выбор. Ему не с кем было общаться в школе, все одноклассники курили уже с пятого класса, девочки вовсю обсуждали мальчиков и давали их внешности оценки. С кем ему ещё говорить о важном и волнующем, кроме мамы? — Я не хочу оставлять тебя одну. Я не такой как папа. — И никогда таким не будешь, — женщина улыбнулась и сжала его ладонь, огладив смуглую кожу запястья подушечкой большого пальца. Хонджун был и вправду похож на мужа, но только чертами лица, тёмным цветом волос и большими ясными глазами. Душа у него была другая. Чистая. Будто не от мира сего. Ей пришлось отказаться от дальнейших попыток повлиять на сына и молча принять его заботу. Она даже не стала ругать его за слишком раннее желание помогать матери финансами. Хонджун с восторгом раздавал листовки на улицах, получал свои честно заработанные деньги и откладывал маме на радости: на новое платье, на парфюм или на её любимый дорогой шоколад, который ей часто постоянно покупали родители в детстве. А когда наступили сосем сложные времена, он отдавал все деньги ей на оплату квартиры. Его доля была совсем небольшой, но даже она заставляла женщину украдкой утирать платком глаза. Кто же знал, что спустя столько времени после ухода супруга, ей будет на кого опереться — на сына, у которого весь фокус внимания сосредоточен только на ней, которому плевать на девочек с накрашенными губами и оценивающими взглядами, плевать на погубленный им же авторитет среди одноклассников. Одна лишь мама в голове, её сгорбленная подрагивающая от частых рыданий спина и улыбка, появляющаяся каждый раз, когда он, вопреки уговорам матери, готовил поздний ужин. А потом в жизни совершеннолетнего Хондужна появилась музыка. Просочилась сквозь бетонные стены и осела навсегда в крохотной спальне. Хонджун надевал на голову наушники и ощущал себя… Странно. Будто звуки обретали плоть и кружили вокруг лежащего на кровати парня. Ему вдруг так хотелось писать, чтобы была строчка за строчкой. Чтобы каждое мгновение этого мира имело своё звучание. Так он начал писать тексты и зачитывать их вслух, пародируя известных рэперов. И его голос, его обычный, ничем не примечательный голос обращался в вызов, в молитву о том, чтобы дети оставались детьми, что Питеру Пэну в далёком Неверленде совсем одиноко, а повзрослеть люди всегда успеют. Хонджун зачитывал, а в груди было больно, чувства скреблись друг о друга, как наждачная бумага, словно вся обида на отца, на его раннее взросление наконец-то выходила наружу. Парень резко закричал в тишине своей комнаты. Но вместо того, чтобы просто прийти в себя и успокоиться, произошло что-то особенное. Спустя столько времени, Хонджун всё же влюбился. И сразу понял, что в отличие от всех других привязанностей, то было не просто «надолго», а «навсегда». Неожиданно звук плачущей скрипки, гул барабанов и тихий шёпот читки погрузили Хонджуна в воображаемый кокон. Он закрыл глаза и услышал это, услышал незнакомую песню и свой голос. Парень представил себя на сцене. Вокруг — беспроглядная темнота и только он стоял с микрофоном, озарённый светом прожекторов, и шептал слова о юности, о бесконечном плаванье кораблей, стремящихся покинуть пределы горизонта. Хонджун видел себя, видел огромный концертный зал и задыхался от восторга. Боже, он даже слышал текст песни, которой никогда не существовало. Его музыка, которой никогда не было, очаровала юное сердце. Чудо, не иначе… Хонджун понял и осознал, что теперь его путь заключается в создании мелодий, сочетании слов, заставляющих задуматься, в сцене и гордости матери, которая, наверняка, аплодировала бы громче всех. Она поддержала его выбор жизненного пути в то время как другие матери на перебой кричали друг другу, что их дети в отличие от её «примерного» сыночка, послушали своих родителей и пошли учиться по заранее обговоренной специальности. Хонджуну было неловко слышать все эти перешёптывания и сплетни, он был благодарен матери за эту возможность заниматься тем, что ему действительно нравилось. Так он поступил на музыкальное отделение и вплотную занялся написанием песен. Там он и встретил Минги, парня, которого боялся весь первый курс. Небезосновательно, кстати. Тот при любом удобном случае демонстрировал свою силу, отбирая у студентов деньги за углом института и разукрашивая лица до боли знакомыми Хонджуну синяками. -Слушай, ты же Хонджун, верно? Ты, говорят, в музыке шаришь, ну, биты там, лирика. Все дела, — Минги луково улыбается, вперив в худощавого парня пристальный взгляд. Про него слухи странные ходят, будто Хонджун — странный и музыку любит больше всего на свете. И если только в этом его странность, то… Ну, с этим миром явно что-то не так. — Это же продюсерское направление. — Нет, ну, я просто… — Я в том смысле, что ты задаёшь мне глупый вопрос. Поступить сюда без любви к музыке — это дикость. Если что-то не нравится, значит это нужно бросать, — Хонджун не злится, может чуточку недоволен вседозволенностью людей, которые могут надеяться на свою популярность в стенах университета. Но, уж извините, это не повод надоедать окружающим. К Минги у него претензий, как таковых, нет. Он крут, популярен и считает, что весь мир крутится вокруг него. Нужно просто принять их особенность как нечто само собой разумеющееся. Минги же смотрит в ответ и не знает, что из себя выдавить. Ему, кажется, нравится наблюдать за этой решительностью на лице, за напряжённым постукиванием длинных и подходящих музыканту пальцев на поверхности парты. Хонджун забавный. — Чего молчишь? — недовольный голос Хонджуна вырывает Минги из собственных размышлений слишком внезапно. — Извини, я… — Тебе вот что нравится в этой жизни? Видеть, как появляется на свет отголосок мелодии? Как чистый лист постепенно заполняется строками? Или… — и этот поток грёз и любви Хонджуна мог бы продолжаться, если бы его наглейшим образом не прервали. — Клубничный джем, щенки и танцевальные баттлы на улицах, ну, после хорошей такой драки, разумеется. Минги говорит весь этот бред слишком серьёзно. И вне всяких сомнений, что всё сказанное им — чистая правда. Хонджун не знает, что сказать и просто смотрит на надоедливого собеседника. Минги тоже учится на продюсера, но в отличие от Хонджуна, его отметки всё ещё оставляют желать лучшего. Кто же мог подумать, что для учащегося самого престижного университета Сеула ничего не может быть важнее обыкновенного клубничного джема и щенячьего тявканья? — То есть… — Музыка музыкой, но поверь мне — у жизни тоже неплохое звучание, — Минги щурится в попытке избежать надоедливого луча солнца, так и норовящего его ослепить. В то время как Хонджун вдруг понимает, что там внутри у парня есть много всего, есть музыка, которая, судя по оценкам, далека от идеала, есть место для четвероногих друзей человека и для обычных присущих всем радостям вроде вкусной еды. А у Хонджуна ничего, кроме музыки и мамы нет. Он заметно проигрывает на его фоне. Это не делает его хуже, но ощущение того, что ты что-то упустил мимо себя, всё равно расстраивает… Возможно, Минги неплохой… А возможно, Хонджун (как и многие другие) просто не очень хорошо его знает.

***

— Хочу написать особенную песню. — Отлично. — Но не банальщину, а чтобы запомнилась, оставила на сердцах слушателей след, — у Хонджуна глаза горят ярче фонаря, стоящего неподалеку от двух студентов, прогуливающихся вдоль и поперёк местного парка. Киму даже немного смешно от мысли, что рядом с ним дышит и молчит гроза младших курсов и, как это не так давно выяснилось, любитель сладкого. Минги умеет слушать собеседника, он не прерывает чужих громких размышлений об осуществлении мечты и даже говорит слова поддержки. Есть ли в этом взаимодействии подвох или желание втереться в доверие? Хондужуну почему-то хотелось бы верить, что этот короткий разговор между ними, эта темнота, скрывающая их лица, и еле заметное соприкосновение плеч, когда они забываются и идут совсем рядом. — Всё это правда, а не фальшь. Есть определённая странность в происходящем. Хонджун, несмотря на свою замкнутость и чрезмерную подозрительность, всё же нашёл в себе силу духа открыться другому человеку. У Минги необычная философия. Своя. Он говорит то, что думает и так громко смеётся, когда озвучивает всякого рода нелепости, что Хонджун, который по жизни улыбается довольно редко, прыскает со смеху. А сейчас тема их беседы — музыка, единственная вещь, которая приносит Хонджуну настоящее удовольствие. И Минги слушает, добавляет своё, однако при этом не поддакивает. Нет у него цели такой — понравиться. Есть чёткая позиция и понимание, что этот чудаковатый парень с титанической любовью к матери и хобби на самом деле лучше всех этих напыщенных «нормальных». — Пиши, конечно. Главное, чтобы она была не о любви. Про любовь нужны песни в более позднем возрасте, — Минги не видит той обиды, плескающейся на дне зрачков Хонджуна, не видит его реакции, но понимает, что нужно пояснить свою точку зрения в срочном порядке, иначе он рискует быть непонятым. — Я имею ввиду… — Думаешь, я не осилю такую песню? Не смогу зачитать рэп так, как того требует бит? Или… — Хонджун действительно считает, что у него получится, он прерывает Минги на полуслове, потому что боится услышать очередное «ты недостаточно хорош для этого дела», «музыка — это тебе не игрушка», «ты не сможешь ничего создавать». Все вокруг до его учёбы в институте сомневались в его таланте и способностях, одному всевышнему известно сколько сил ему пришлось приложить, чтобы не отказаться от мечты и реализовывать свои идеи. Благо на кафедре был один преподаватель, который как-то увидел в Хонджуне свет и предложил ему приходить и заниматься поздними вечерами в маленькой студии, внутри института. И с тех пор Ким до красных глаз, до онемения конечностей и тихих истерик замыкался в этой комнатке и писал песни. Вот поэтому слова Минги воспринимаются Хонджуном чересчур болезненно, словно дротиками по основание, в самое сердце. — Потому что любовь, которая находится в тебе, может получится не такой, какая она есть на самом деле. Я не сомневаюсь в том, что твоя читка и ритм будут замечательными, нам преподаватели включали твои наработки на занятиях, и могу сказать уже сейчас, что ты потрясающ в своём деле, — Минги ухмыляется, когда видит зардевшееся лицо собеседника, как тот столь старательно отворачивается от него в попытке спрятать глупую улыбку. — Но к сожалению, о любви могут петь далеко немногие. Для этого не обязательно постоянно влюбляться, искать музу в другом человеке. Достаточно только однажды испытать нечто подобное. — Ну-ну, а потом разочароваться, когда он или она тебя бросит, — перед глазами Хонджуна мама и её рассеянный взгляд, скользящий по лицам прохожих на улице. Она до последнего надеялась, что вернёт мужа, его любовь к ней и так и нераскрывшуюся отцовскую привязанность. Всё было без толку. Хонджун своего отца ненавидит, презирает. А ещё больше Ким боится, что сам окажется в такой же ситуации. И кто-нибудь тоже покинет его, оставит с осколками сердца и иллюзорными надеждами, что всё наладится. — Я бы не бросил, — только и произносит Минги прежде чем повернуться к Хонджуну. Его губы сжаты в тонкую линию, а глаза… Эти тёмные, совсем чёрные глаза бросают вызов темноте, мраку, Хонджун застывает, но смотрит на него в ответ, чувствуя, что отвернуться не в силах. Минги прощается взмахом ладони и уходит, но оглядывается на него несколько раз. Как будто показывает — вот он — я, я не бросаю тебя, а ухожу, чтобы вернуться вновь. Ким стоял в ожидании, пока Сон исчезнет за поворотом, а затем на негнущихся ногах поплёлся в сторону дома. Луна освещала ему путь, но парень шёл, не видя перед собой ничего, как будто с улыбкой Минги, с пугающе притягательной темнотой его глаз исчез и свет, исчезли звёзды, и даже луна перестала восхищать воображение Хонджуна. «Я бы не бросил» прокручивается в голове долго, примерно всю дорогу до дома Хондужа, потом до его спальни, и даже во сне услышанное не даёт кошмарам коснуться безмятежного состояния Хонджуна. Он спит и всё слышит это простое, такое небрежное «я бы не бросил», и ощущает дрожь, пробегающую вдоль по позвоночнику. Неужели и такое в этой жизни бывает? Неужели он действительно может быть кому-то нужен? Нужен Минги, с которым он разговаривал всего один день? Госпожа Ким не стала расспрашивать сына о причине его задумчивости и странного поведения за столом. Обычно Хонджун разговорчив, постоянно спрашивает её о планах и о времени её возвращения домой, а тут молчит, думает о чём-то, покусывая до крови губы. Потом так же молча поднимает рюкзак с пола и выходит из дома навстречу новому дню, весне, нотным листам и строгому голосу охранника на входе учебного заведения. А оказавшись внутри, он с размаху врезается лбом в грудь Минги, всё это время высматривающего его в коридоре. -О, а я тебя ищу. Мы номерами вчера забыли обменяться, так что… Но Минги спотыкается на полуслове, потому что Хонджун отшатывается от вида синяков на чужих скулах, от его фингала под глазом и от пятен крови на некогда белой рубашке. — Ты не смотри так… Подрался с утра, бывает… — Минги неловко взъерошивает чёлку, пряча ещё несколько ссадин на лбу, но тщетно… Хонджун уже открывает рот от липкого ужаса, от осознания того, что Минги было сегодня нелегко, а он, вон, стоит, лыбится. Как будто ничего страшного не случилось: упал на дороге, отряхнулся и пошёл себе дальше. — Кто же тебя… — Да забей, придурков много. Им не понравилось, что я вчера вместо того, чтобы пойти тусить с ними, остался с тобой, — Минги смеётся, но сам понимает, что звучит это грустно… Кто вообще придумал, что общаться с Хонджуном может быть чем-то зазорным. Зла он никому не причиняет. Чудоковат немного, да. Но это же не делает его плохим человеком. Если кто-то от тебя отличается, это ещё не повод набрасываться на него с кулаками и насмешками. Тем более… — То есть со мной дружить — это гарантия побоев? — Хонджун и сам не понимает зачем спрашивает очевидное. Его очень трогает честность Сона, его порядочность, вопреки далеко не безупречной репутации. Но даже Ким видит… Их общение не приведёт ни к чему хорошему. Минги уже причиняют вред, он дрался с кем-то из-за Хонджуна в попытке отстоять его честь… И ему досталось, ещё как досталось… Это поражает Хонджуна, ему хочется провалиться сквозь землю от чувства вины и злости. Если он им так не нравится, ну, вы соберите волю в кулак и скажите это Хонджуну в лицо, зачем делать больно кому-то? Минги подходит к нему ближе и, наклонившись, шепчет с хитрой улыбкой на губах: — Да, Хонджун, дружба с тобой приводит к побоям. Они до сих пор валяются на заднем дворе и не могут никак оклематься. У Хонджуна в глазах — восхищение, он приоткрывает рот от удивления и восторга. Получается, эта кровь… Она не его. Все эти мерзавцы получили по заслугам, а Минги вышел из заварушки победителем. Ким в этот момент гордится им, гордится этим фингалом, портящим его внешность, гордится тем, что он просто знает этого человека чуть больше остальных. Однако Хонджун вдруг замирает, потому что вокруг: сверху, снизу, со всех сторон звучит незнакомая ему протяжная мелодия, неожиданно громкая, но уже по непонятной причине родная. Смычок скользит по струнам скрипки, вырывая из неё виртуозное звучание. Гул барабонов ударяет прямо по перепонкам и синхронизируется с биением его сердца. Стоящий перед ним Минги всё так же терпеливо и молча ждёт от него ответной реакции, но в своей голове Хондужун почему-то слышит его грубый голос. Голос, который зачитывает рэп, нередко выкрикивая слова, непредназначенные не то, что для простого знакомого. Даже в адрес лучших друзей такое обычно не говорят. Такое могут слышать лишь возлюбленные. Вспоминаются недавние слова Минги о любви в музыке. До чего же иронично… Хонджуну бы хотелось уже сейчас написать для него песню, рассказать о влюблённости в синяки и в сбитые в кровь костяшки. Но… он только хлопает его по плечу и говорит, чтобы тот впредь был осторожнее. А в мыслях, Ким благодарит его от всего сердца. Не только за отстаивание его чести, но и за песню, которую в будущем он планирует петь на концертах и посвящать её лишь одному человеку. Когда Минги предложил Хонджуну познакомиться с его друзьями (не теми, которые теперь, завидев Хондужна, бросаются на утёк в страхе за свои жизни), тот долго мялся, ссылаясь на большую занятость и отсутствие какого-либо свободного времени. Кто же знал, что Сон приведёт всю свою компашку, состоящую из шести человек в крохотную студию Хонджуна, пока тот был занят исчёркиваем десятков листов бумаги. Это было… Неловко. Ким чувствовал себя обезьяной в клетке, когда все эти незнакомцы начали его обнимать, хлопать по спине и плечам. Как будто они знали его уже тысячу лет. Он тщетно пытался высмотреть в глазах Сона подсказку. Как ему следует себя с ними вести? Что именно они знают о нём? Рассказывал ли им Минги о слухах, которые студенты распускают повсюду относительно его жизни, мамы и всего остального? Минги же на него не смотрел, только представлял Киму каждого вошедшего. — Нам Минги про тебя рассказывал, говорил, что тебя в вузе считают странным, — миловидный Сан дружелюбно хватает Хонджуна за руку и подбадривающее ему улыбается, параллельно отталкивая в сторону слишком тактильного Уёна. — Да-да, он, правда, просил, чтобы мы тебя не сильно доставали. Ну, что тебе пространство надо или что-то в этом духе. Не понял, короче, — Уён друга толкает в ответ и зыркает сердито, но к Хонджуну всё равно лезет ровно до той поры, пока Минги не приходится схватить Чона за шкирку и передать его в руки Ёсана. Юнхо вместе с Сонхва стоят в стороне. И в отличие от всех остальных, они держатся от нового знакомого на расстоянии. Хонджун решил для себя, что эти двое больше наблюдают за ним. Они следят за его эмоциями, жестами, особое внимание уделяют редким словам, то и дело срывающимся с его губ. А ещё больше они поглядывают на Минги, который на протяжении всего вечера практически не отходит Хонджуна. Он вроде и смеётся со всеми, ведёт непринуждённую беседу, но при этом реагирует на реплики друзей странно. Стоит кому-то обратиться к Хонджуну с вопросом, как Сон весь собирается в кучу и поглядывает так… С долей вызова. «Попробуй только обидеть». Наверное, пытается быть для него опорой, поддержкой. Сонхва хмыкает и наклоняет голову вниз, пряча довольный взгляд. Значит, всё это правда. Чонхо на днях предположил, что с их некогда агрессивным и неудовлетворённым Минги творится что-то непонятное, будто тот больше никого на улице не донимает, не пытается отнять деньги, и вдобавок долго не появляется дома, тратя всё своё время на прогулки и разговоры с Хонджуном. В их дружбе вообще не принято ограничивать кого-то в общении. Если Минги нравится с Кимом общаться, пожалуйста. Но для Сонхва было очень важно узнать, кто же этот загадочный музыкант, чьё имя Минги произносит больше положенного. — А вы с Минги долго знакомы? — тихо спрашивает Хонджун, устало откидываясь на спинку кресла. Уён наконец-то вырывается из крепких объятий Ёсана и начинает тараторить: — Да, со школы ещё друг друга знаем. Он, короче, однажды у меня деньги отнял, и я расстроился страшно, думал, ну всё. Не поеду на автобусе. Это же была последняя моя наличка. А он потом такой, мол, чё ревёшь? И я ему рассказал про автобус, что пешком пойду. Так ты прикинь, он мне деньги-то отдал, да ещё и до остановки проводил. Вот тогда я понял, что чел-то нормальный, крутой. С тех пор мы и дружим. — Ага, так всё и было, — Минги краснеет от вида вытянувшегося лица Хонджуна. Раньше Сон был другим, куда более агрессивным, вечно пытался доказывать всем вокруг, что он сильный. А потом понял, что сила-то заключается не только в тебе, но и в людях, которые тебя окружают. После Уёна в его жизни появились Сонхва и Юнхо, которые друг без друга и дня прожить не могли. Странная парочка отбитых на голову придурков, чья история любви чуть ли не стала поводом для исключения обоих из школы. Они показали Минги, что мир далеко не идеален. Что такое случается, когда сердце выбирает человека своего пола. И это не болезнь, не отклонение, а просто выбор. Юнхо не виноват, что кроме Сонхва, в этой Вселенной нет никого красивее. И обвинять Сонхва в его чувствах к самому лучшему человеку на земле — тоже не имеет смысла. Минги защищал их от преподавателей, говорил прямо, что сам такой же, хоть и не был уверен в этом на сто процентов. Желание поддержать родных людей было куда выше того, что было на самом деле. Ну полюбит он девушку — прекрасно, встретит парня — тоже неплохо, не смертельно. Так они дружили. А потом появился Чонхо с его манией к здоровому образу жизни, именно он стал причиной отказа Минги от курения и алкоголя в чрезмерных количествах. Появился Ёсан, который никогда не дрался, но при этом в словесной перепалке он умудрился уложить Минги на лопатки за счёт своего ума и хитрости. Он показал ему своим примером, что сила вовсе не в мускулах, а в мозге. И Сан, парень, который уже в семнадцать решил жениться на своей девушке и горбатился на нескольких работах ради красивого кольца на её безымянном пальце. Минги восхищался его целеустремлённостью и тому, насколько сильной может быть влюблённость в другого человека, что даже твои собственные интересы и желания уходят на второй план. Однако в случае Сана эта тяга сделать свою половину счастливой была обоюдной, только после окончания школы он узнал, что его любимая в последние годы учёбы работала официанткой и откладывала зарплату на их первое совместное путешествие. Они были во Франции и сделали кучу одинаковых фотографий друг друга на фоне Эйфелевой башни. В общем, вели себя как стандартная до одури влюблённая парочка. — А что он вам про меня ещё рассказывал, ну, помимо моей странности? — Хонджун оглядывает Чонхо, внезапно опустившегося на ковёр, словно там, среди ворса, находится что-то куда более увлекательное, чем вопрос Кима. На Ёсана, переглядывающегося с Юнхо и на Минги, который почему-то снова краснеет. Хонджун щурит глаза, и хочет уже обратиться к Минги прямо, но Сонхва вдруг говорит: — Сказал, что для полноты картины нам тебя всё это время не хватало. И я думаю, что он прав. Ты самый молчаливый среди нас, занимаешься любимым делом и заставляешь кое-кого становится чуть лучше, — Сонхва кивает в сторону Минги, который уже, не зная куда себя деть, поворачивается ко всем спиной и так и стоит. Хонджун, просто глядя на него, испытывает какое-то подобие умиления. Вроде крутой. А вон как стесняется. Пусть Ким на самом деле ничего для Минги и не сделал, просто рассказывал ему о музыке и планах, но всё равно приятно. — Мне неловко сейчас. Вас так много. И я… Не знаю, как вести себя, что говорить, я… Не такой как вы. Я живу до сих пор с мамой и… Не стесняюсь этого. Я её очень сильно люблю, — Хонджун мнётся, разминает запястья и вдруг видит… Улыбки. Видит Сана, который подходит к нему и обнимает. Видит Уёна со слезящимися глазами и Чонхо, который вместо тысячи слов дарит ему взгляд, полный поддержки, что всё хорошо. «Ты не сказал ничего страшного» Даже Сонхва с Юнхо подходят к нему ближе и тоже обнимают. Это так удивительно. И только Минги стоит на месте и произносит фразу, от которой Хонджуна ломает, от которой он плачет в течение получаса и никак не может остановиться: — Какие же звери тебя окружали, Хонджун? За любовь к кому-либо никогда не оправдываются. А его гнобили. Тыкали носом в его странность, намекая, что с ним не всё в порядке. Что в обществе нынче нужны люди нормальные, без загонов и проблем. И вот появляются те, которые готовы принять его в свою компанию, появляется Минги, который, дождавшись, пока все остальные отойдут в сторону, подойдёт и скажет, как он счастлив, что теперь Хонджун с ними. И впервые называет его своим другом. Хондужна срывает на рыдания ещё раз, когда робкий Чонхо вдруг называет его своим хёном. И весь этот вечер заканчивается тем, что Минги закупается целой упаковкой салфеток. Хонджун никогда так много не плакал. И ему за проявление слабости почему-то не стыдно, не стыдно даже, когда Минги сам прикасается к его лицу и утирает слёзы даже не салфеткой, а тёплой ладонью. В этом жесте неожиданно много нежности, много заботы, много того, о чём ему рассказывала мама, когда вспоминала отца. Друзья только смотрят на них, но вслух ничего не говорят. Боятся разрушить этот миг, сломать его такими ненужными, такими неважными в данный момент словами. Когда двое вдруг становятся всем друг для друга, когда зачарованный Хонджун вдруг тонет в темноте глаз напротив, когда Минги специально тянет время, и забываясь, поглаживает чужие щёки подушками пальцев.

***

И если Хонджун думал, что на знакомстве с друзьями Минги его приключения закончатся, то он глубоко ошибался. — Я хочу познакомиться с твоей мамой. Ладно, да, Хонджун знал, что Минги общительный, ему нравятся новые знакомства, и плевать на возраст, статус и прочую ерунду. Но мама… Хонджун никогда не знакомил её с друзьями. У него их и не было, честно говоря. А тут целый один (не считая ещё шестерых, которые названивают ему с завидной регулярностью и зовут постоянно на прогулку). Его же ещё надо кормить, а еды у них тоже немного, даже мало. Там не то, что мышь повесилась, там даже вешаться не на чем. Вот настолько у них с разнообразием продуктов всё худо. — Это не очень хорошая идея. Видишь ли… — Хонджун решает попробовать себя в качестве дипломата и уговорить уже настроенного на посиделки Минги, чтобы тот сильно со своими идеями не торопился. У них ещё много времени. — Что? Думаешь, я ей не понравлюсь? — Минги звучит расстроено. Он поджимает губы и разочарованно осматривает пятна на своих штанах в районе колен. Упал неудачно. Прямо в дождь, пока бежал до вуза. А потом щупленький Хонджун, кряхся и ругаясь, поднимал его с земли. Он увидел его в окне и тут же поспешил на помощь. Это было очень мило, Минги бы лежал на земле ещё дольше, чтобы вдоволь насладиться укоризненным взглядом Хонджуна и его полупорыкивающим голосом. — Нет-нет, конечно, понравишься…. — быстро тараторит Хонджун, заметно испугавшись, что Минги начнёт убиваться по этому поводу. Ким был бы рад познакомить его с мамой. И он даже не сомневается, что они быстро найдут общий язык. Но дома у них нет больших комнат, хорошей мебели, неизвестно как Минги отреагирует на отвалившуюся кухонную плитку и на отсутствие многих привычных для других людей вещей. Им просто сначала нужно сделать в квартире ремонт, а только потом звать кого-то в гости. — Но… Хонджун тяжело вздыхает, решаясь на отчаянный шаг. Стоит ли делиться информацией о работе мамы, о её достатке, о том, как та откладывает деньги на покупку новой одежды для сына. И все те тряпки, которые Минги и остальные видят на нём — это вся одна её зарплата. Но Минги — не такой, как все. Он уже показал, что видит мир иначе. Ким верит ему. Всей душой и музыкальным сердцем. — Моя мама работает посудомойщицей в ресторане, и соответственно, её заработок не позволяет нам жить на всю катушку. Поэтому я очень боюсь, что мой дом… — Я и отец живём в коммуналке, делим одну комнату на двоих. У меня есть три питомца. Крысы. Они часто прибегают к нам и воруют еду. Я их кормлю хлебом и сыром, пока папа не видит. Даже имена им дал. Хонджун не может поверить собственным ушам. Минги действительно хорошо выглядит. Он всегда чист и хорошо одет. Одна кожанка чего стоит. Но коммуналка? Серьёзно? Да, он не часто меняет одежду, но при этом Минги никогда не жаловался на свою жизнь, Хонджун даже понятия не имел, что у него нет мамы. Может он, конечно, просто не поддерживает с ней связь. Однако вместо того, чтобы задать Минги закономерный вопрос по типу «У тебя нет мамы? А что с ней случилось?» Хонджун спрашивает: — А какие имена дал? — Крыс, Крысёныш и Джерри. — Почему Джерри? Джерри — это же мышь вроде. — Но он милый. — О, ну, это аргумент, — Хонджун поправляет лямку рюкзака на плече и вздрагивает, заметив, что Минги не отрывает от него взгляда. — Ты прости, что я так… Ну, про дом, что у меня там всё плохо. Я не должен был. — Понимаешь, ты не должен бояться приводить кого-то к себе домой. Даже если там что-то не так, ну мало ли, это не заставит меня относиться к тебе по-другому. Это не сделает твою маму плохой. Даже если будет не убрано, я не подумаю, что она — никудышная хозяйка. Люди же занятые, ну. Им просто бывает не до наведения порядка. — Когда я разговариваю с тобой, мне кажется, что я ужасно глупый. Даже стыдно как-то… — Хонджун действительно гордится, что Минги такой… Он, правда, необыкновенный. Со своей философией. Хоть и со стороны кажется таким поверхностным. Хонджун чувствует, как его холодных пальцев касаются горячие руки Минги. Сон греет их ладони, не пытаясь приблизиться и сделать что-то несвойственное друзьям. Потому что жест слишком интимный. Хонджун дышит с трудом. Он смотрит на их руки, на светящуюся ночь в глазах Минги. Он мог бы сдвинуться с места и поцеловать его прямо сейчас. Одно движение. Всего лишь приподняться и поцеловать. Но отчего-то не может. И корит себя за эту трусость. — Ты заставляешь меня становиться лучше. Только и всего. Стоило тебе заговорить со мной в той аудитории, и я захотел стать лучше. Быть достойным кого-то вроде тебя, Хонджун, — Минги говорит это честно, и не делает попытки убрать свою руку из цепких пальцев Хонджуна, в чьём взгляде читается обожание. Читается любовь, о которой поют в песнях и те слова, которые он хотел бы использовать для нового трека. — Другой на твоём месте посчитал бы меня глупцом, обыкновенным парнем, ищущим везде неприятности. Благодаря тебе, я становлюсь особенным. Ты уже был для меня таким в первую нашу встречу. Наверное, Минги прав. Любовь делает нас лучше. Она помогает преодолевать преграды и достигать свои собственные высоты. Может поэтому Хонджун и подорвался с места и прижался губами к смуглой щеке. Странно, но после случившегося они не стали обсуждать новый статус их отношений, никакого перехода на новый уровень, они всё те же Минги и Хонджун, но гораздо лучше, гораздо счастливее. Разумеется, их друзья не были бы друзьями, если бы сразу не поняли, что дело не чисто. Сонхва увидел их переплетённые под столом пальцы, пока поднимал упавшую на пол салфетку. Сан ещё час обсуждал с Уёном по телефону взгляды, которыми обменивалась новоявленная парочка на протяжении всей прогулки в парке. А Чонхо чуть ли не взахлёб потом рассказывал Ёсану, с какой осторожностью Минги держал Хонджуна за локоть по дороге домой. Они вели себя по-другому и в общем-то отличались от обычных влюблённых, у которых каждый день происходили разногласия, а то и драки по причине и без. А у них была гармония. Был Хонджун, который позволял себе на время теряться в Минги и забывал о студии. Но вопреки его опасениям, вдохновение и не думало покидать молодого музыканта. Даже наоборот. После небольшого перерыва дела с музыкой шли на лад. А благодаря отношениям и новым, ни с чем не сравнимым эмоциям от каждого дня, проведённого вместе с возлюбленным, творчество как и сам Хонджун, обрели второе дыхание. Возникало такое ощущение, что они прожили вместе не один десяток лет и отпраздновали не одну годовщину.

***

Госпожа Ким познакомилась с Минги неожиданно. Даже слишком неожиданно. Она застала их на лестничной клетке подъезда, когда Минги отчаянно захотелось оставить на губах Хонджуна поцелуй перед тем, как они бы расстались. Естественно новость о том, что у сына есть пара да ещё и парень, да ещё и тот самый «невоспитанный молодой человек, который позволяет себе отнимать у других деньги» повергла маму в шок. Она долго пила на кухне успокоительное, пока виновники её состояния сидели в гостиной и грелись в объятиях друг друга. Госпоже Ким пришлось согласиться, пришлось дать своё благословение. Её одолевали сомнения, не потому что она была против отношений между людьми одного пола. Ей вдруг стало страшно, что её мальчика бросят, оставят в пустой квартире. И даже не подумают об его чувствах. Она не хотела подобного для сына, чья душа все эти годы так оберегалась. Конечно, она знала, что Хонджун с кем-то встречается, материнское чутьё обмануть практически невозможно, а вид довольного парня уже наводил на определённого рода подозрения. Он был счастлив и влюблён. Это мама знала точно. Вопрос лишь стоял о том, кем является муза её сына. Какой у неё характер? И можно ли ей довериться? Но чудесные представления госпожи Ким о прекрасной незнакомке с точёной фигурой и не менее прекрасной успеваемостью разбились в пух и прах после того самого нелепого поцелуя и двух пар шокированных глаз, уставившихся прямо на неё, когда она по воле случая решила открыть входную дверь. Что ей тогда двигало? Почему она решила дождаться возвращения сына с открытой дверью? Непонятно. — Не делай ему больно, пожалуйста. Он — последнее, что у меня осталось, — женщина посадила поникших парней за стол и просила только одного — быть счастливыми, не такими как она и известный на всю страну музыкант и вместе с тем самый ужасный отец в мире. Хонджун тогда только голову склонил и робко кивнул. А Минги — нет, Сон поднял на неё решительный взгляд и заявил: — Мы в одинаковом положении с вами. До Хонджуна у меня тоже ничего не было. И я сделаю всё, чтобы его не потерять. — В таком случае будьте счастливы, дети. Станьте друг для друга опорой, семьёй, делите радости и горести, но не забывайте о стариках. А потом произошло удивительное… Перед своим уходом Минги признался Хонджуну, что хотел бы, чтобы у него была именно такая любящая и нежная мама в детстве. И он был бы очень рад, если бы она позволила ему называть её «мамой». Стоит ли говорить, что потрясённая госпожа Ким, услышав такое от смущённого Хонджуна, была не против, а только рада.

***

Шли годы, сменялись времена года, как и число съёмных квартир Хонджуна и Минги после окончания вуза. Они путешествовали, не выезжая за пределы Кореи. Меняли виды за окном и совместными усилиями писали песни. Минги часто вносил свои корректировки в тексты, однако делал это украдкой. Хонджун засыпал прямо за столом, и Минги брал его листы и делал поправки. Может это было не совсем правильно, но от мысли, что возлюбленный будет сидеть ещё несколько ночей без сна за работой у него сжимались внутренности. Зато на утро Хонджун, как ни в чём не бывало, брал все наработки с собой в студию для записи трека. И только там Ким смотрел на слова, которые бы никогда не додумался написать. На контур букв, который Минги пытался подделать, имитируя линии Кима. Хонджун обо всём знал, и его так сильно трогала мысль, что Сон ни разу за все пять лет их отношений не сказал о своём вкладе в музыку Хонджуна. О нет. Он просто восхищался его талантом и радовался, как ребёнок, когда Хонджун выпускал несколько успешных альбомов подряд. Кима приглашали на премии, вручали награды, а однажды он даже удостоился чести получить золотую статуэтку из рук своего отца. Никогда-никогда он не забудет этого потерянного родительского взгляда, полного сожалений и горечи. Хонджун бы простил его, сказал бы, что не держит на него зла, несмотря на прошлое и мамины слёзы вечерами. В этих глазах напротив отражалось многое. Только вот раскаяния не было, не было хотя бы малейшего желания узнать, как поживает женщина, которая родила ему сына много лет назад и которая все эти годы писала ему подбадривающие в трудные времена письма. И именно из-за этого равнодушия к маминой судьбе он не смог уговорить себя обнять отца, сказать, как сильно они в нём нуждались. И стоя на сцене… Чувствуя на себе свет прожекторов, фокус сотен камер, Хонджун прямо в микрофон благодарил человека, который в это время стоял где-то в гримёрке с упаковкой салфеток, с толпой друзей (и Уёном, чуть ли не связанным по рукам и ногам, а иначе сцена бы сломалась от такого вихря шума и объятий) и огромным списком комплиментов в голове. Минги отказался сидеть в зале, он предпочёл дожидаться Хонджуна в отдельной комнате, где сразу же мог бы успокоить его, а не считать минуты до окончания мероприятия. Только он знал, каких усилий Хонджуну стоило не расплакаться прямо на сцене. Он так хотел увидеть отца вживую. Понять, что он к нему чувствует… — Я благодарю своих родителей, которые подарили мне жизнь. Благодарю отца, чья музыка помогала маме все эти годы двигаться дальше, — Хонджун слышит щёлканье затвора камеры. Видит перебегающих с места на место операторов и смотрит в зал. Ему плохо прямо сейчас. Слишком жарко находится в помещении и слишком велико, оказываемое мельтешащими журналистами давление. Он бы скинул на пол пиджак и уткнулся носом Минги в изгиб шеи. А нельзя. Нужно стоять до последнего. — Благодарю маму за её поддержку и любовь, мне кажется, если бы не она, я не смог бы ступить на путь музыканта. Хонджун проводит рукой в области шеи, чувствуя влагу. Паника начинает нарастать. Он может прямо сейчас забыть о людях вокруг и поддаться истереке. Но Хонджун смотрит в зал, поднимает глаза на задний ряд и замирает… Потому что Минги, машет ему рукой, держась за бок, видимо, бежал, предчувствуя, что Хонджуну нужна помощь. И Ким улыбается широко. Его дыхание выравнивается, а мозг напрочь забывает о камерах, о всех статьях, которые будут опубликованы уже завтра с критикой и воплями о позоре на награждении. Минги показывает ему два больших пальца и что-то кричит. — А ещё… На моём пути когда-то давно встретился один человек… И когда-то он сказал, что у жизни тоже неплохое звучание. Я его тогда не понял, честно. Подумал, что музыка — это единственная вещь, которая никогда тебя не покинет, она полна чувств, эмоций. Нет ничего совершеннее и правдивее неё. Но потом до меня дошло, музыка — это намного глубже, чем хорошая мелодия и звучный текст. Она лишь выражает мысли, страхи, любовь — все те чувства, которые находятся в нас. И если этого нет, то никакое творчество не сможет затронуть душу других. Вы знаете, что все мои песни про чувства и тягу к другому человеку. Но всё это появилось только после встречи с ним. Поэтому Минги… — Хонджун ставит награду на пол перед собой и вновь пристально всматривается в любимые черты. Он кивает на кубок, как бы намекая, что это не только его заслуга, это заслуга их маленькой семьи, состоящей из двух человек. — Ты и есть — моя музыка. Ты и есть моё звучание жизни. Хонджун не считает себя особенным, никогда не считал. Однако стоит признать, что он постепенно сдаётся. Минги твердит, что Хонджун уникален. Второго такого нет. И Ким, как всегда, ему верит.