Immortality

Августовский закат пахнет яблоками и травой. И спелыми звездами: их еще не видно, но совсем скоро над крышами опрокинется целая корзина мерцающих ягод. Но мое внимание приковывает не мягкое обаяние ниспадающего вечера, а пара призрачных лошадей, которых я заметила еще издалека. Если бы они стояли неподвижно, можно было бы подумать, что их вытесали изо льда: голубоватого, обточенного водой, отбрасывающего блики алого солнца навстречу взирающим на них глазам. Но я давно привыкла, что видеть их дано лишь мне. К тому же, они движутся, а не стоят на месте. Движутся и влекут за собой карету Смерти. ...Сколько раз я вот так выходила за ограду и ждала ее. Завидев меня, она останавливала карету, я забиралась внутрь, и мы вели бесконечные разговоры. Она подтрунивала надо мной за то, что я - единственный человек, который всегда рад ей и ждет ее, а не пытается сбежать куда подальше. Я и правда всякий раз была ей рада. О чем только ей не рассказывала. О том, что отец пытается помешать мне писать, говоря, что сочинительство - не женское дело. О навязчивых ухажерах, за которых меня пытаются выдать замуж. О клубе любителей Шекспира, который мне пришлось распустить, поскольку я была единственным человеком в нем, по-настоящему горевшим великим Уильямом. ("Знавала я этого парня", - сказала на это Смерть, и осталось лишь пожалеть о том, что у меня с собой не было пера и бумаги: записать парочку рассказанных ею историй). Только о Сью я ей не рассказывала. В конце концов, могут же у меня быть секреты. Даже от Смерти. Впрочем, сегодня мне придется кое о чем ей рассказать... - Привет, подруга, - непринужденно говорит мне Смерть. Она сидит на своем обычном месте, в длинном бархатном платье цвета сливы, и водопад блестящих черных волос, как всегда, струится по ее плечам. Умный взгляд прозрачных серых глаз на гладком, почти фарфоровом лице устремляется прямо на меня, а губы, выписанные рукой мастера, - может быть, Ренуара, - изгибаются в неуловимо загадочной улыбке. Впервые ловлю себя на мысли, что я состарюсь, а она останется все такой же ошеломляюще, ослепительно, безжалостно красивой. Когда-то она казалась мне прекраснее всех на свете. Но теперь я вижу: ее красота не успокаивает, не очищает. Она режет душу, как алмаз, и человеку ее долго не выдержать. Отвожу взгляд и спрашиваю, как у нее дела. Она говорит, что в последнее время у нее море работы, и это нагоняет тоску. Даже Смерти иногда хочется передышки. Выходит, и у Смерти бывают плохие дни. Но на встречу со мной время ты все же нашла, думаю я. - В последнее время мы с тобой нечасто вот так вот катаемся, - вдруг, без всякого перехода, говорит она. - Да, - признаю я. - Просто, знаешь, тоже столько дел навалилось. - Мне не хочется рассказывать, что я все время посвящаю подруге, которая совсем скоро родит ребенка от моего же собственного брата. И что я по уши - и взаимно - влюблена в нее. Как такое объяснишь? Хотя, Смерть наверняка слышала истории и похлеще. Но кое-что объяснить ей все-таки придется. Я ведь не просто так спешила на встречу с ней... - Раньше я была как-то свободнее, - добавляю я. - А сейчас... Она всегда смотрит собеседнику прямо в лицо. Вот и сейчас ее открытый, смелый взгляд скрещивается с моим, и она ясно, раздельно произносит своим прохладным голосом: - Просто раньше ты была в меня влюблена. Молчание, стук лошадиных копыт, отблески заката на ее сливовом платье. - Была, - с усилием говорю я. - Было время, когда я только о тебе и думала. - Думала? Или мечтала? - тут же спрашивает она, улыбаясь еще загадочнее. Пожимаю плечами. - Наверное, все-таки мечтала. - Пауза. - Но с тех пор что-то во мне изменилось. Теперь-то я знаю: думать можно только о том, кого знаешь. А как можно по-настоящему знать Смерть? Разве я знаю ту, кто скрывается за этим древним, старше Сфинкса и пирамид, взглядом? Как наивно было когда-то считать, что это так. - Просто ты повзрослела, - все так же спокойно говорит она. - Наконец поняла, что человеку нужен человек. А не отвлеченный дух. Вот. Она сама заговорила о человеке. Пора... - Кстати, о человеке. Знаешь, Смерть, я хотела тебя попросить... - Знаю, - обрывает она, - ничего не говори. За ней я приду тогда, когда настанет ее время. Не раньше. - Пауза, в которую умещается один сердечный перебой. Внезапно похолодевшим тоном она припечатывает: - Но и не позже. А ты думала, будет иначе? Думала, можно сказать Смерти: "Пожалуйста, не трогай мою Сью, я не хочу, чтобы она умерла в родах, как ее мать", а та ответит: "Договорились, Эмили! Я не стану забирать ее у тебя, пусть живет до ста лет"? - Никто не может на это повлиять. - Она смотрит на меня почти снисходительно, словно сочувствуя моей непонятливости и упрямству. - Даже ты. А ты думала, ты особенная, да? - Ты думала, ты особенная, да? - вторя моим мыслям, спрашивает она. Будь она человеком, в ее голосе прозвенел бы гнев - или насмешка. Но она говорит это спокойно и смотрит на меня с самым что ни на есть невозмутимым видом, словно наперед знает все, что я скажу. - Но ты сама убеждала меня в том, что я особенная, - возражаю я. В тот вечер, когда я сидела, прислонившись к тебе и сжимая в руке осколок льда - твои прекрасные точеные пальцы. И жаловалась на то, что мне не позволяют напечатать даже одно-единственное стихотворение. А ты говорила, что это неважно, и через двести лет из всех Дикинсонов будут помнить лишь меня. - И даже обещала мне бессмертие. Выражение ее глаз делается мечтательным. - О да, - говорит она, - я помню тот разговор. А после нашей встречи, в тот же вечер, ты написала стихи обо мне. Это так лестно, когда тебе посвящают такие красивые стихи... - Ты всегда меня вдохновляла, - подтверждаю я. Она начинает читать мои стихи, и я вздрагиваю, потому что этих строчек никто никогда не видел, даже Сью. - "Я не остановилась - нет - / Остановилась Смерть. / И нам с Бессмертием вдвоем / Дала в карету сесть"*... - Она замолкает и смотрит на меня со смесью сожаления и непреклонности во взгляде... и чего-то похожего на восхищение. Или мне показалось? - Это твои стихи бессмертны, Эмили. Но не я. И... - Но не ты, - озвучивает она мои мысли. - И не она. Карета останавливается, и я обнаруживаю, что мы, кажется, сделали круг по городку: за окном вновь виднеется ограда моего дома. Она становится такой же прохладно-невозмутимой, как и до этого. - Думаю, тебе пора идти, подруга. Зачем терять время? Через минуту я уже стою на дорожке. Мгновение - и ее кареты нигде не видно. Зачем терять время? Еще не поздно. Я сейчас же пойду к ней. К моей любимой. Я не знаю, сколько лет, дней и часов у нас осталось: мало или так же много, как спелых звезд, которыми скоро расцветится небо. Сколько бы их ни было, я отдам ей как можно больше. Нет времени не любить ее. Нет времени не заботиться о ней. Нет времени не говорить с ней. Твои стихи бессмертны... И нет времени не быть поэтом.