Тепло

Прежде Вэнь Нину никогда не приходилось собирать урожай корней лотоса. Цишань — местность возвышенная и сухая, несмотря на соседство с низменным и влажным Юньмэном. В их доме привычной пищей были лапша и вяленое мясо, которое поставляли окрестные крестьяне, и до Погребальных Холмов ему никогда не приходилось выращивать и собирать ничего, кроме лекарственных трав для сестры. Жаль, потому что он уверен: крестьянская жизнь пришлась бы ему по душе. Затаившись у берега озера, в камышах и под завесой нависших над водой ветвей деревьев, он отрешенно замечает, что его сапоги и халат промокли насквозь. Воздух вокруг переполнен звоном цикад. Но Вэнь Нин не ощущает ни жары, ни влажной духоты, ничего. Он всецело поглощен наблюдением за людьми в воде. Вот они с помощью упряжки волов рушат бревенчатую стену, отделяющую запруду от основной части озера, и прежде спокойная вода бурно устремляется прочь — поразительное зрелище! С ласковым ревом она сходит, и на обмелевшем пятачке начинают подпрыгивать в воздух перепуганные карпы. Только того и ждавшие на берегу мужчины и дети тут же бросаются в воду, на бегу закатывая штанины и затыкая за пояс полы халатов. Их босые ноги поднимают в льющейся мерцающей на солнце воде целые облака ила. К плеску бьющейся на мелководье рыбы добавляются крики и смех. Люди ловят карпов прямо в воздухе, выхватывают из стремительно уходящей воды руками, зачерпывают сачками и забрасывают в корзины за спиной. Маленький мальчик и девочка чуть постарше одновременно бросаются к одной и той же рыбине и вместе визжат от восторга, когда она ловко выворачивается и проскальзывает между ними. Вэнь Нин зачарован этой картиной и не может отвести глаз. Выловив всю рыбу, мужчины выбираются из воды с полными корзинами, и на их место вступают женщины. С высоко забранными волосами, плотно обмотанными вокруг бедер подолами платьев и как можно выше закатанными штанами, они пробираются туда, где стекающая вода ласково шевелит поникшие стебли лотосов. Женщины начинают двигаться, будто в танце: сначала одна нога очерчивает по дну широкую дугу, затем другая. Нащупав ступней корни лотоса, они наклоняются и роются в иле, погрузившись руками по самые локти. Вэнь Нин вглядывается в их действия со всем возможным вниманием. Не отрывая взгляда от выверенного танца их проворных тел, он погружает руки в воду перед собой. Разницы в температуре между водой и воздухом он не замечает и едва ощущает ил, когда погружает в него кончики пальцев. Трудно сказать, сможет ли он нащупать корни лотоса ногами и найти в темноте хоть одно растение, как он собирался. Особенно после того, как сбор урожая закончат настоящие мастера. Но он преисполнен отчаянной решимости. --— Темнеет поздно, как и бывает в самые долгие летние дни. Еще раньше, чем заходит солнце, в сумерках загораются светлячки и звезды. К звону цикад присоединяются кваканье лягушек и соловьиное пение. Вэнь Нин уже больше двух часов не слышал у озера людей: все поселяне ужинают — и отлично ужинают! Но он все медлит войти в озеро, трепеща от волнения, стыда и предвкушения. Он оставляет на берегу промокшие сапоги. Подвязывает халат. Закатывает штанины. Собирает волосы повыше. И решительно входит в воду. Больше всего он боялся, что ничего не почувствует — и поначалу не чувствует. Но вскоре натыкается на что-то ногой — и, если бы его сердце могло биться, то пустилось бы вскачь. Он наклоняется и шарит в грязи в поисках чего-то твердого, находит, достает и вглядывается во все глаза — но это всего лишь камень. Досадно, конечно. Но! — он смог почувствовать его и найти в чернильно-темной воде — и этого вполне достаточно. Он поспешно продвигается к раскидистому пучку широких листьев лотоса и выхватывает его из воды. Струйки стекают ему в рукава и с них. Листья большие, словно зонтики, нефритово-зеленые и совершенно невесомые. Почему он никогда не брал их в руки раньше? Почти все листья здесь сорваны и брошены, создавая для него множество ложных целей. Вэнь Нин следит, какие из них останутся на месте, а не будут сметены волнами, которые он поднял своим движением. Через несколько минут он находит. Снова лезет руками в грязь, пытаясь сдержать нетерпение, хватает, вытаскивает. — О-о… — вырывается у него, когда он видит покрытый грязью клубень с тоненькими корешками, с которых капает вода. Несколько долгих мгновений он разглядывает находку. Один есть. Нужен другой, говорит он себе. Еще один, на случай, если он напортачит с первым. И он снова устремляется на поиски, преисполненный еще большим волнением. Через несколько минут он находит еще один пропущенный поселянами клубень, покороче, но потолще первого. И с трепетным восторгом держит их оба в ладонях. Он почти решается поискать еще и коробочек с семенами, но нет — все же нельзя брать столько чужого, даже чтобы порадовать молодого господина Вэя. Вэнь Нин окидывает взором озеро и на мгновение замирает с прикрытыми глазами, вспоминая, как мерцала и переливалась его гладь под полуденным солнцем. А затем открывает глаза и выбирается на берег. --— Вэнь Нин не может есть и почти не чувствует запахов, так что попробовать суп Цзян Яньли из корней лотоса и свиных ребрышек ему не удалось. Но он попросил описать вкус А-Юаня и самого Вэй Усяня тоже, так что знает достаточно. По крайней мере надеется на это. Выглядит суп как надо: в нем корни лотоса, которые он нашел, свиные ребрышки, которые он купил, когда сестра послала его в Илин за мясом, имбирь, зеленый лук... И пугающе яркие перцы на краю тарелки. Он несет поднос со всей возможной осторожностью, двигаясь мучительно медленно, лишь бы не споткнуться и не зацепиться за что-нибудь. Кажется, если он прольет хоть каплю супа, то сможет заплакать. Вэй Усянь сидит в своей пещере Усмирения Демона и лениво малюет что-то на талисманной бумаге, подперев рукой подбородок и надув губы. — Вэнь Нин, — кивает он, не поднимая взгляда. Вэй Усянь всегда чувствует, когда он подходит достаточно близко. — М-м-м… Надо попробовать еще! — Молодой господин Вэй… — Он замирает у входа, от накатившего волнения не в силах сделать ни шагу дальше. Заметив, что он молчит и не двигается, Вэй Усянь отрывается от своей работы и с шелестом одежд соскальзывает с сидения. — Вэнь Нин? О, ты принес мне ужин? Я как раз проголодался. Вэнь Нин не может поднять глаз от подноса. Он не знает, что сказать: просто не подумал об этом. Почему не подумал? — Эй, ты в порядке? Дай-ка я возьму. Он не сразу замечает, как поднос исчезает из его рук и пальцы стискивают пустоту. Он опускает руки и наконец поднимает взгляд: Вэй Усянь ставит поднос на камень, исполняющий обязанности стола. — Вэнь Цин, что ли, стряпала?.. — он застывает с поднятой крышкой в руке. Вэнь Нин застывает тоже. Безмолвие невыносимо. — Т-ты г-говорил… («Ты говорил, что скучаешь по дому»). Вэй Усянь встречается с ним взглядом и спрашивает как будто с осторожностью: — Это ты приготовил, Вэнь Нин? С широко открытыми глазами тот кивает. Вэй Усянь аккуратно опускает крышку на грубый деревянный поднос, медленно садится за стол. Бережно зачерпывает ложкой немного бульона и крошечный кусочек неумело нарезанного корня лотоса. Подносит к губам. Нюхает. Отправляет в рот. И мягко спрашивает: — Вэнь Нин, это ты приготовил именно для меня? Тот сомневается, что сможет говорить, поэтому снова отчаянно кивает. Вэй Усянь кладет ложку и поворачивается к Вэнь Нину. С сияющими и увлажнившимися глазами и улыбкой, такой теплой… — Спасибо. О, боги… Вэнь Нин потупляет голову и вцепляется в полы своих лохмотьев. — Н-на здоровье. — Подойди, — говорит Вэй Усянь. Но сам встает и словно в тумане движется к Вэнь Нину. Он берет его за руку — прикосновение пронзает насквозь — и тащит за собой, будто выдернув с корнем. И усаживает за стол напротив себя. — Как тебе удалось? Откуда взял рецепт? Неужели все же попробовал то, что приготовила шицзе? — Вэй Усянь вернулся на свое место и тут же нетерпеливо перегнулся через стол. — Удалось… неплохо? Вэй Усянь молчит, его улыбка становится слегка неловкой. — Ну… Значит, не удалось. — Нет же, неплохо! Правда неплохо. Чего-то не хватает, но я даже не пойму, чего именно. Но! — это лучшее из того, что я ел после того, как перебрался сюда. Почему ты не говорил, что умеешь готовить? Он наклоняется к столу; глаза сияют, а волосы вот-вот окажутся в супе. — Я и не умею. Ну, просто… — Позволь судить об этом тому, кто умеет есть, — смеется Вэй Усянь и, к счастью, снова усаживается и берется за ложку. Когда Вэй Усянь ест что-то вкусное, то иногда зажмуривается, улыбается и слегка поерзывает на месте. — Вы когда-нибудь собирали корни лотоса, молодой господин Вэй? — спрашивает Вэнь Нин, вспоминая, как смеялись дети, ловя в воздухе карпов; как женщины рассекали искрящуюся воду в слаженном танце; как сновали стрекозы в море нежно-розовых цветов. Ему кажется, что Вэй Усянь смотрелся бы среди всего этого прекрасно. — М-м-м? Конечно. В Пристани Лотоса я каждый год ходил с шицзе и тетушками. Это было для нас очень важным делом. А вечером, когда заканчивали, мы всегда ели жареного на углях карпа, лотосовый суп, фрукты в меду… Погоди, что? — он снова перегибается через стол, хотя и не так далеко, как в прошлый раз. — Вэнь Нин, ты сам собрал эти корни? Если б он мог, то залился бы краской. Если б в его венах текла кровь, а не ихор, его щеки порозовели бы, а по шее разлилось тепло. Но ему все равно кажется, что он краснеет. — Я не хотел просить денег у сестры. — Он поднимает взгляд — Вэй Усянь все еще смотрит прямо на него. — И… И еще я слышал, что они должны быть свежими. Он не ощущает дыхания на своем лице, но слышит резкий выдох. А вот когда рука Вэй Усяня погружается в его волосы, а губы прижимаются к его — это он чувствует. — М-молодой господин Вэй! — Он непроизвольно отшатывается и едва не валится с сидения, так что Вэй Усяню приходится упереться ладонями в каменную скамью, чтобы удержаться. — Что… — Прости! — выпаливает Вэй Усянь. Он смеется. Проводит ладонью по шее. — Ха! Извини. Это ничего? Можно еще раз? Ух, надо было спросить сразу. Почему он просит прощения? Это вышло случайно? Но тогда почему он спрашивает… — Еще раз? Вэй Усянь обходит стол и резко останавливается перед Вэнь Нином. Тот отчаянно моргает. — Можно мне тебя поцеловать? Еще раз. Значит, это был поцелуй. Он застывает. Разве у него есть право ответить «да»? Не существует ни малейшей возможности, чтобы он мог просто ответить «да», и Вэй Усянь его поцелует. Это полнейший вздор. — Почему? — вырывается у него вместо ответа. Вэй Усянь краснеет и неожиданно кажется растерянным. Вовсе не этого хотел Вэнь Нин. — Прости. Просто вдруг захотелось. — Да, — выдыхает Вэнь Нин. — Да, пожалуйста. Вэй Усянь моргает. — Да? Он наклоняется к Вэнь Нину, пока их носы едва не соприкасаются. — Ты имел в виду «да, можно»? — спрашивает он, опустив глаза. Вэнь Нин открывает рот, но не может издать ни звука, и лишь кивает. Да, конечно, молодому господину Вэю можно все, что он захочет. Их губы снова соприкасаются, едва-едва, но Вэнь Нин все равно цепенеет. Разрешение, кажется, пробудило что-то в Вэй Усяне, и он придвигается вплотную. Вэнь Нин ощущает все: его тело, прижатое к нему по всей длине, его руки на своих щеках, направляющие его вперед, еще ближе, кончики пальцев, поглаживающие уши, его зубы на своих губах, его дыхание в своем рту. Вэнь Нин поднимает руки, неловко и нерешительно, и медленно ведет ими по бедрам Вэй Усяня, путаясь пальцами в складках. И едва не умирает снова, когда тот стонет ему в губы. У него чуть было не вырывается вопрос, неужели Вэй Усянь настолько сильно любит суп, хотя в действительности он почти уверен, что дело совсем не в этом. Вэй Усянь его целует. Может, просто потому, что хочет? — Молодой господин Вэй, — задушено шепчет он. Вэй Усянь открывает глаза, моргает и улыбается ярко, лучезарно. Он проводит руками по шее и плечам Вэнь Нина и изо всех сил прижимает его к груди. Затем наклоняется и целует его шею по всей длине, ласкает кончиками пальцев ключицы. Вэнь Нин представляет, как на его мертвой коже расцветают сгустки тепла повсюду, где прикасается Вэй Усянь. — Да, молодой господин Вэнь? — шепчет Вэй Усянь в ответ, поддразнивая. — Вы хотите… собирать корни лотоса? С-со мной? Вэй Усянь хохочет, дико, безудержно, прекрасно. Утыкается лицом в воротник Вэнь Нина и наконец выдавливает: — Да, хочу. Замечательно. Вэнь Нин тоже хочет.