Привычки

Между ними всегда все было неправильным. «Вторая жизнь», реальный мир - их неправильность не зависела от места, они сами были ей, эта неправильность въелась им в самую суть. Стала незаметной и настолько правильной, что казалась единственно верной. Они не рассчитывали жить вместе, просто однажды Кеншин пришел на чай и остался навсегда. Они не думали спать в одной кровати, просто однажды, сославшись на кошмары, Фокс стал спать вместе с ним. Они не хотели быть вместе, просто однажды появились в жизни друг друга и уже не смогли уйти. Кеншин привык к тому, что Лис может уйти ранним утром, а вернуться далеко за полночь с ног до головы в чужой крови. Привык силком затаскивать его в ванну и выкручивать вентиль холодной воды. Привык, что, даже стоя под ледяными струями, Фокс не говорит ни слова против, только смотрит. Пристально, внимательно, долго, словно старается заново узнать. И узнает. Прикрывает глаза, наклоняется вперед, прижимаясь лбом к плечу Кеншина, и бывший НПС понимает – хорошо. Отпустило. Арктик Фокс тоже привык. К тому, что посреди ночи Кеншин может проснуться, сесть резко, комкая одеяло и прижимая руки к груди, задыхаясь. Будет лихорадочным взглядом обводить темную комнату, и у него будут дрожать пальцы. Лис знает, что ему снится. И он продал бы душу, чтобы забрать эти кошмары. Хотя, отчасти он даже рад им, потому что после них можно встряхнуть Кеншина хорошенько, заставить наконец-то посмотреть на себя. Увидеть узнавание в его глазах и испытать странное, иррациональное счастье, потому что в такие моменты Кеншин видит только его, Фокса, и это приносит почти физическое удовольствие. В такие моменты он протягивает руки, вплетая пальцы в темные волосы. Настолько трогательно, беспомощно как-то, как ребенок, ищущий защиты. Вжимается холодным носом в шею, вдыхая глубоко, как затягиваются сигаретой. И у Лиса теряются все слова и сладко-сладко тянет за ребрами. Юный полубог в его руках. Кеншин никогда не спрашивает, где целыми днями пропадает Фокс. Фокс никогда не заикается о том, почему Кеншин пришел к нему и насколько останется. Взаимовыгодный обмен, два черных ящика, запертые страхи. Они отпаивают друг друга чаем и молчат, из звуков на кухне только глупые мошки, бьющиеся о плафон лампы. Лис старается не заснуть, удобно устроив голову на сложенных на столе руках, и искоса поглядывает на причину всех своих расстройств. Кеншин стоит рядом, опираясь бедрами о край стола, невозможно домашний, в растянутой свободной футболке, съехавшей с одного плеча, в легких, спортивных брюках с развязанным поясом. Фокс знает, что таким его никто не видел. Никто, кроме него. И это чертовски радует. Переплетаются пальцы, ведут по дрожащей нитке пульса, царапают запястье, легко, нежно. Так привычно, что, кажется, без этого невозможно дышать. Им не нужно разговаривать. Они давно научились говорить прикосновениями больше, чем словами.