День 52-й (и далее)

В конце концов Куросава прекращает набивать рот неудачным подарком Адачи — шоколадом с перцем чили, — и Адачи отстраняется, оставив попытки загородить от него коробку ладонями, руками и даже плечами с целью помешать Куросаве бессмысленно мучить свои вкусовые рецепторы.  Он садится обратно на стул, подавив желание съесть ещё парочку идеальных трюфелей Куросавы. Если Адачи не сдержится, он абсолютно точно съест все конфеты за раз, а потом будет мучиться желудком — такого ему не хотелось бы испытывать, тем более в присутствии Куросавы, тем более из-за еды, которую тот приготовил для него своими руками.  Лучше отправиться домой — точнее, в один из их домов. Они не ночевали друг у друга уже несколько дней, в связи с загруженностью на работе и выдуманными отговорками — хотя Адачи уверен, что его собственные эксперименты по приготовлению шоколада заняли куда больше времени, чем у Куросавы. На его кухне всё ещё царит полный разгром. На языке уже вертится предложение уйти с работы, когда Адачи вспоминает кипу коробок и пакетов в разноцветной обёрточной бумаге на столе Куросавы. — Так что… ты собираешься со всем этим делать? — Он не задумывался об этом в прошлые годы, но гора сладостей и впрямь несуразно огромная. Их так много, что не сосчитать и не посмаковать толком. Куросава оглядывается на гору шоколада. Адачи кажется, что он различает раздражение на его лице. Всего лишь проблеск, проглянувший посреди пустого офиса, где только Адачи его видит.  — Заберу домой, — отвечает Куросава. — Вскрою. Иногда внутрь кладут записки или подарки, о которых потом спрашивают. Составлю список, кого нужно отблагодарить в Белый День.  Он выглядит… обречённым; всё его веселье испарилось вмиг.  Адачи поддевает его колено своим. Наверное, это глупо — это его пихание, молчаливый знак «я рядом, так что не хмурься», который Адачи с недавних пор сделал своей привычкой, но в большинстве случаев это срабатывает.  — Я могу помочь? — спрашивает он. Куросава поворачивается обратно к нему. На его лице читается удивление. — Просто вдвоём мы справимся быстрее, — добавляет Адачи. — Если, конечно, ты не хочешь показывать мне, что тебе дарят другие люди. Знаю, их конфеты наверняка лучше, чем те, что сделал я…  — Мне понравились твои конфеты, — настаивает Куросава и в очередной раз тянется к упаковке, чего Адачи никак не может ему позволить.  — Пожалуйста, прекрати пытаться их съесть. — Он тянется наперерез, и они устраивают краткую борьбу за коробку шоколада, прежде чем Куросаву снова разбирает смех и он оставляет попытки её выдернуть.  Но по-прежнему не отпускает коробку. Адачи накрывает её крышкой от греха подальше. — Слёзы — не та реакция, на которую я рассчитывал, — говорит он для пущей убедительности. — Это были слёзы счастья, — утверждает Куросава, но при этом он чересчур давится смехом, чтобы Адачи мог принять его всерьёз. Адачи размышляет, доводилось ли тем людям, что сегодня всовывали шоколад в руки Куросавы, видеть его смех. Искренний смех, когда он прикрывает рот ладонью и едва не задыхается от хохота.  Наверняка нет. Раз уж они считают, что он любит сладкое. Адачи не сразу понял, что даже такая крупица информации была знаком опущенных стен. Проблеском настоящего Куросавы из-под маски, которую тот носит почти всю свою жизнь, пытаясь быть лучше, чем какой-то надуманный образ у него в голове, с которым, по его мнению, его все сравнивают. Адачи это в какой-то мере эгоистично радует — что он единственный, кто знает все эти вещи. — В следующем году я постараюсь лучше, — говорит он, кивая на коробку. Может, какая-нибудь солёная закуска, покрытая тонким слоем шоколада? Или то, чего не поместишь в коробку, но что придётся больше по вкусу Куросаве. Есть ведь рецепты, в которых шоколад используется в качестве соуса или приправы? Можно попробовать их. Куросава улыбается ему. Мягкой, полу-неверящей версией своей ослепительной улыбки менеджера по продажам. Той, которая появляется только в такие моменты, наедине с Адачи.  — В следующем году, — повторяет за ним Куросава. Глаза его тоже подозрительно поблёскивают.  Адачи снова пихает его коленом. Никто из тех других людей наверняка не подозревает, какой сентиментальной размазнёй бывает Куросава.  Ну, им же хуже. — Ага, — соглашается Адачи, улыбаясь в ответ. — В следующем году.