А он пьет чай без сахара

      — Где мама? — Девочка в совсем новенькой курточке, не переставая, дергала стоящего рядом парня за рукав, пока тот, не отводя взгляд, смотрел на пламя, быстрыми темпами пожирающее здание. На лице виднелся пепел, одежда испачкана в саже, он перехватил руку сестры, сжимая ее в ладони так сильно, словно она вот-вот сама бросится в огонь. Вокруг столпились зеваки и соседи, что так же как и они только что лишились всего имущества. Плачь женщин и детей резал слух, пока собственные глаза обволакивало пеленой, и только Надя, наивно хлопая ресницами, переводила взгляд то на произошедшую трагедию, то на брата. Олег внимательно посмотрел на нее, после чего заключил в крепкие объятия, на которые был только способен и тихо шептал, поглаживая ее по голове, утешая, скорее себя, пока на фоне затихали крики адской боли и доносился запах готового мяса.       — Мама… Ушла мама.       — Куда?       — …Наверное за папой. Помнишь… О-она говорила, что всегда хотела увидеться с ним еще хоть раз?       — А как же мы? Думаешь, мама вернется и приведет с собой папу?       — Н-не думаю. Я уже ни о чем не думаю.       Утро Олега каждый раз начиналось одинаково — с воспоминаний из самого страшного дня в их жизни. Он долго думал, почему Надя не проронила тогда ни слезинки. Еще когда их только переводили в детский дом, парень злился, бессильно сжимая кулаки, хотелось кричать на бедную девочку. Ему казалось, что с его сестрой что-то не так, уж слишком дружелюбна и наивна она была для своих лет. И если старшему постоянно говорили «ты же уже взрослый» или «пора повзрослеть», то сестренку лелеяли и не обращали внимание на детские шалости, пускай разница в их возрасте всего лишь 2 года. Парень аккуратно касается болезненного лица Нади ладонью, чувствуя жар, и тут же отдергивает ее. Как бы он не старался, забыть то, что произошло выше его сил. Он, наверняка, свихнулся бы, если б с девочкой произошло бы что-то непоправимое. Он слаб, а она единственная, кто заставляет одним своим видом двигаться вперед. Олег поправляет сползшую шапочку на голове сестры и притягивает ее поближе к себе и ненавистному огню. Надя всегда была… другой. По-детски счастливой, в какой бы ситуации она не оказалась, что бы не происходило. Всё так же наивна и доверчива, даже спустя прошедшее время, словно и росла она только телом. А брат презирал ее, не зная толком за что. Он завидовал ее легкости, свободе. Пока Надя развлекалась, занималась тем, что ей нравится, Олег был вынужден сидеть с очередным репетитором, кидая обиженные взгляды на силуэты играющих детей за окном. Да и мать относилась к ней, казалось, с большей любовью. И отец ушел через пару месяцев после рождения малышки, так что юный Олег самолично подкидывал дров в камин своей души.       Вся рутина, казавшаяся парню адом, разом испарилась, сгорела вместе с домом, и тогда он понял, что начинается новая и совсем несчастливая жизнь. В детском доме шастающая по пятам сестра раздражала еще сильнее. Она постоянно хватала Олега за одежду, каждый вечер спрашивала, когда они пойдут домой, а тот грубо отдергивал руку и из раза в раз повторял, что никуда они отсюда не уйдут. Это продолжалось до тех пор, пока не сменили их надсмотрщика. Это оказалась женщина средних лет и о том, что происходило, когда окружающая ее ребятня выводила ее своим шумом… Тогда Олег впервые увидел Надины слезы — они, как крупные бусины с маминого ожерелья, шумно падали на деревянный пол. Он, не зная что делать, пустым взглядом смотрел на прижимающуюся девочку, которая под громкие всхлипы пыталась что-то сказать. Он почувствовал такое беспокойство, которое еще никогда не охватывало подростка, а уж тем более не сдавливала горло, забирая возможность дышать. Парень так и стоял как вкопанный, пока Надя, так и не найдя поддержки ни в жестах, ни в словах, ни во взгляде, вытерла слёзы рукавом нежно-желтой, порядком износившейся, кофточки и бросилась на задний двор. Олег моргнул. Потом еще и еще, пока не осознал, что случилось, и тут же кинулся за ней. Настигнув сестру недалеко от входа, он запоздало ответил на объятия. Было непривычно, страшно, но приятно. — Ты все равно меня не любишь… — Надя уже хотела отстраниться, как ее прижали еще сильнее. Её лицо приняло неясное выражение, она подняла голову и встретилась с кофейными глазами, которые абсолютно растеряно бегали по ее макушке. — Я так стараюсь… А ты и смотреть на меня не хочешь, вот что я тебе сделала? — Я… Ошибался. И ты ошибаешься. — положив ладонь на лоб девушки, Олег, помедлив, убрал с ее лица волосы, а потом аккуратно прикоснулся дрогнувшими губами. Ему было противно от мысли о том, что Надя плакала. Никогда он не думал, что будет готов отдать за ее нисходящую улыбку всё, лишь бы тело в его руках никогда не дрожало. Непривычно. — Я не не люблю тебя, просто… Мне тяжело. — Звучит как оправдание, может, это оно и есть. Вечная энергия от человека, который не отступает от тебя ни на шаг очень выматывает, а за усталостью приходит раздражение. Но лучше уж так. Лучше он потерпит, чем будет ощущать рядом с собой не лучик света, а ледяной айсберг, и не дай господи зацепиться за него корпусом вымышленного корабля.       С тех пор как единственных друзей усыновили, жить стало еще неспокойней. Ровесники собирались в стаи, как хищники, выискивали себе жертву, ведь никому не хочется быть униженным, а для этого унизить нужно первым. Наде повезло больше — она легко влилась в компанию других девчонок, пока Олег остался совершенно один. Он не до конца понимал, простила ли сестра его необоснованную злобу, но не имея больше никого, парень был счастлив, что она снова улыбается как раньше. Наверняка ее обида сошла на нет еще тогда. Олег хотел подобраться к ней и прекрасно знал, что она, в отличии от него самого, не оттолкнет и примет, но банальная совесть не разрешала. «Ты должен ее защищать, тебе же родители сказали об этом, как только она родилась.» Подросток тихо буркнул себе под нос, что и сам это прекрасно помнит, и прикрыл глаза, вслушиваясь в гул разных голосов со всех сторон. И все равно уши сами собой улавливали тот самый, певчий и звонкий, как маленький колокольчик. «Может, для этого тебя и рожали? Чтобы ты был благородным рыцарем для своей принцессы? Посмотрись в зеркало, а потом на нее, ну видно же, кого из вас жизнь полюбила больше.»       — Я и сам знаю…       И тут объявился Зонтик. На самом деле, они пересекались еще до этого — парень около часа убегал от их собаки, под крик Олега, что «она не кусается, а когда ты бежишь, думает, что играешь». После этого случая их можно было назвать приятелями, ведь, благодаря неугомонной Наде, Зонтика чуть ли не затащили в гости, где разговор склеился почти сразу. Зонтик тратил с ними довольно много своего времени, пусть и казался по-прежнему замкнутым. Толковой дружбы не вышло — голубоглазый парень явно чувствовал себя не в своей тарелке, словно впервые разговаривает с реальными людьми. И вот сейчас он мирно шел по улице, пока не наткнулся на брата с сестрой, которым объявили свободное время. Он не сразу узнал старых знакомых — те слишком исхудали, тот же Олег прихрамывал на левую ногу, одежда казалась совсем старой. Но другую им предложить не могли, уж слишком бедным оказалось учреждение для таких же бедных детей. Зонтик — слишком добрый человек, это было понятно с самого начала. Он иногда навещал их, вызывая неподдельное любопытство малышей, которым очень нравились его непривычно голубые волосы в сравнении с серой реальностью вокруг. Олег же, в первое время, отстраненно наблюдал, как, при виде гостя, перед ним расцветал бутон детских улыбок. Он нравится там, по сути, только детям — старшие скептически, несколько презрительно встречали Зонта, а воспитательница и вовсе гнала прочь. А он упрямо возвращался.       «Неужели радость так заразна? Получится ли у него сделать меня хоть чуточку счастливее?» — Олег оттолкнулся от стены, неспешно приближаясь к компании.       И у него получилось.       Надя ерзает, в попытках перевернуться на другой бок и, подсознательно поняв, что у нее это не получается, разлепляет глаза, фокусируясь на лице над ней. Парень, заметив, что сестра проснулась, уже хотел уложить ее вновь, но она сползает с его колен быстрее, чем удалось предпринять что-либо. Девушка ежится, пытаясь просунуть руки в рукава — ей больше нравится спать, обнимая себя под курткой. Животы обоих синхронно напомнили, что доступа к нормальной, по возможным меркам, еде нет вот уже три дня. Олег разломил зачерствевший кусочек хлеба, протягивая половину относительно оклемавшейся сестре. Нужно было срочно немного заработать. Надя не дееспособна, а значит пахать придется больше обычного. Он кладет руку на ее голову, поглаживая, когда девушка снова давится в кашле, но она улыбается и легким кивком выражает и благодарность, и то, что с ней все будет в порядке.       Олег перемахнул через стену и поторопился на «привычное место». Только там, вместо привычного мужичка в невзрачном пальто, стояли совершенно другие мужчины высокого роста, которые, как только заметили присутствие кого-то лишнего, жестом звали за собой. Олег видел их один раз, когда устраивался в эту кантору, на этом же месте. Парень увидел перед собой своего босса, который, казалось, на данный момент был не в себе.       — Мой мальчик, — мужчина, от души затянувшись самокруткой, кладет руку на дрогнувшее плечо парня, — такой хороший мальчик, — ладонь сжимается, — и так глупо ошибается.       Олег, непонимающе хмуря брови, не смел отвечать. Если ОН здесь, значит что-то произошло, при чем очень нехорошее, но что? Товар парень всегда доставлял быстро, незаметно, прятал просто отлично, так что же не так?       — Не дошла.       — …А?       — Не дошла, малыш. Пачка, вот такая, припоминаешь? — Мужчина вычерчивал силуэт пакета руками — Ты где закладку просрал?       По сравнению с тем, как непринужденно он говорил до этого, последующий ледяной тон заставил мальчишку дрогнуть и потупить взгляд. Мужчина качнул головой, деловито поправил яркий жёлтый галстук и отвернулся, не желая смотреть на растерянное лицо.       — Я-я… Но… Не могла она не дойти! — Олег разводит руками, оглядываясь на две другие фигуры. — М-может заказчик плохо посмотрел? Клянусь, я ничего не брал и не сдавал!       — Понимаешь, мальчик мой. Это был ахренеть какой прибыльный заказ, а теперь есть риск понести не только убытки, если ты понимаешь о чем я. — «Босс» многозначительно утыкается пальцем в грудь приросшего к земле парня. — Если хоть кто-то узнает, чем мы тут занимаемся…       — Да знаю я, знаю… Но как же так? Я в курсе, ч-что вы следите за доставкой, наверняка тво- кхм, ваши люди что-то видели.       Недобрая ухмылка расползалась по щетинистому лицу. — Какой-то пацан с фиолетовыми волосами нашел ее. Буквально через пару минут, как ты ушел.       — Н-но почему его никто не остановил?       — Ну-ну, не нервничай. По нашему с тобой контракту за провал ты должен нам куда больше… Заказ — копейки по сравнению с этой суммой.       — В-вы специально! — Сердце Олега пропустило с десяток ударов, пока его обладатель пытался прийти в себя. Ему показалось, что он умер на этом же месте.       Противный тихий смешок раздался над самым ухом. — Это бизнес, мой мальчик. — Голос спустился в шепот, — Жду оплату… — мужчина отстранился, разглядывая замершее в ужасе тело, — ну, раз уж мы с тобой так хорошо сработались… Давай-ка через недельку. Если хочешь, можешь сдать, в качестве оплаты, девчонку. Люди нынче дорого стоят. Правда, она ж вроде больная? За это цена снижается… Но ты мальчик крепкий, на лицо не уродец, так что смело можешь предложить себя…       Олег отстраняется, чтобы пуститься бежать, но дорогу стальной стеной преграждают безучастные до этого телохранители. Парень панически оглядывается на «Босса» и готовиться упасть на колени, умоляя о втором шансе. Все, кто сейчас находился в этом переулке прекрасно знали, что даже при великом желании раздобыть 2.000.000$ — нереально. Только во сне. И это со скидкой, потому что устроился к ним «симпатичный мальчик». Олег моргает, смахивая капельки слез, кивает. — Я-я что-нибудь придумаю, обещаю! Прошу не трогайте ее, она и так неважно себя чувствует…       Последнее, что он услышал, оказавшись на проходной улице было «Не мои проблемы». Парень бежал сломя голову, живот крутило от голода и страха, а мозг агрессивно перебирал варианты заработка. Точнее кражи, потому что о работе можно смело забыть. Лишь когда Олег увидел сестру, дрожащую и грызущуюю откуда-то взявшееся зелёное яблоко, он позволил эмоциям овладеть собой — срываться на крик было нельзя, поэтому он уткнулся в единственное родное плечо и тихо заплакал. Надя обеспокоенно гладила того по голове, всё предлагая другое яблоко, которые, по ее словам, дала некая добродушная старушка. Хотелось высказаться, обсудить, но Олег не мог. Этот человек заслуживал правду, но точно не такую. Если по случайности здесь не пройдет какой-нибудь миллиардер, не забудьте напомнить ему одолжить кучку ценных бумаг.       Девушка в очередной раз заливается приступом кашля, чуть ли не падая, отмахивается, улыбается. За эту улыбку Олег был готов платить собой. Если ничего не получится… Он не замечает как прокусывает губу до крови, потому что всё внимание приковано к явно страдающей фигуре. Что-то не чисто, это явно не простуда, но есть ли время идти в больницу? Олег помогает больной принять горизонтальное положение и твердо наказывает больше не вставать. Не поскупившись на добавление топлива их огню, парень спешит на поиски чего-то, что могло бы ему помочь. Некоторое время он в раздумьях сидит, сняв шапку, принимает мелочь от прохожих, чтобы купить что-то съестное и не приходит ни к каким решениям. Можно попробовать кого-нибудь ограбить, но вряд ли люди таскают с собой такие деньги (говорить про то, что их нет даже дома не стоит). Зато Олег знал, кто точно не оставит их в беде. Встречи с Зонтиком оба всегда ждали, словно пришествие Иисуса, он и вправду был слишком добр, а чтобы как-то отплатить ребята защищали друга от всяких местных хулиганов, алкоголиков и прочих. Большего у них просто не было. Уставший разум ухватился за эти воспоминания как утопающий за соломинку — «не бросит, не бросит, не бросит, не посмеет…»       Только вот Зонтик всё не объявлялся.       Олег даже думал наведаться к нему, только вот понятия не имеет, где он живёт, а его братья, иногда проходящие мимо, доверия не вызывали. Они наверняка и слушать не станут, а если решат помочь, то вызовут полицию. И «Босс» прознает об этом максимально быстро, и собирай бездомных потом по кусочкам. Парень дёргается, вытискивая страшные мысли из головы. Но ничего не получается, тут ещё Надя, сама ни жива, ни мертва. Хочется бежать, бежать как можно дальше, но в такое время года, с больным человеком на плечах… Олег уже принял решение. Ему страшно, он не хочет никуда идти, хочет оберегать свой огонек, но деваться больше некуда, нужно лишь доверить сестру Зонту. Только куда же он пропал, когда нужен больше жизни? В последний раз Олег видел его, прогуливающегося вместе с… Как же его звали? Пик? Тот, что так не по-доброму косился на бродягу? Да, наверняка это из-за него друг больше не показывался, вдруг он… Мурашки пробежали по спине, а глаза с ужасом уставились куда-то вперёд. Олег пару раз ударил себя по щекам, стараясь не наводить панику. Мало ли сколько людей в фиолетовый красятся, цвет вполне модный, но если… Тогда он точно сдал. И Зонтик больше не придет, не даст совет, не улыбнется так приятно, являя небольшие ямочки. Парень нравился Олегу, а тот это принял моментально, но знал, что не сделает его счастливым. Просто не сможет.       Мысли словно саранча пожирали мозг, тоска, обида и боль зажимали сердечные сосуды. Это не честно. Почему кто-то может позволить себе золотой унитаз, а кто-то сражается за кусочек хлеба? Почему те, кому ты доверяешь вдруг отказываются, когда ты действительно нуждаешься в помощи? Почему он так легко поменял сторону? Почему не пришел, не поговорил? Почему не дал объясниться? Почему не обнял и не понял? Почему не… Почему…?              Шли дни. Олег чувствовал, как сходит с ума, ведь старые кошмары, которые до этого момента детально транслировали прошлое, с таким же успехом кидают парня то в недалёкое будущее, очевидно, раба; то накидывают варианты расправы над ним и сестрой за попытку бегства или обращения в полицию. Каждый образ уродливей другого, они трогают ноги, тянут за собой, развевая рты в неслышной мольбе, как живые мертвецы, поймавшие жертву. Парень прекрасно понимал, что сам во все это ввязался, но пути назад давно не было. Каждый день — лишь отсчёт неизбежного. Он хотел побыть с Надей ещё чуть-чуть, прикоснуться к горячему лбу, нежно прошептать, что всё хорошо и она может спать спокойно. Но вместо спокойствия приходит новый приступ, от которого рвутся лёгкие и сердце Олега Вместе с ними. Он не хотел воспринимать реальность, старался спать, но вместо этого оказывался средь кошмаров, крошащих частички благоразумия. И только голод позволял здраво мыслить. Парень аккуратно поднимается и чувствует, как его тянет обратно вниз:       — Не уходи… — едва шепчет девушка, сжимая озябшие кулаки брата в своих белых ручках. Она почти не открывает глаз, жалобно выгибая брови.       Олег поправляет найденный на помойке плед и замечает на нем капельки запекшейся крови. Становится больно почти физически. Он целует ее руку, словно принц и шепчет в такт:       — Я скоро, не переживай. Не заметишь, как вернусь. Потерпи, прошу, ты же сильная.       Стена, за которой они прятались, была идеальной границей между ними и «внешним миром». Люди всегда ошибочно думают, что за ней ничего нет, кому захочется тратить силы на то, чтобы что-то проверить? Олег обошел несколько мусорок; и впервые попытался украсть женскую сумку, за что получил от мужа пострадавшей женщины по рукам палкой. Он, убегая, испуганно подумал «неужели и там со мной так…»       Но парень не сдавался, идя дальше через дворы и вдруг знакомая фигура проносится мимо как вспышка, Олег впивается взглядом в ее спину, не в силах отвернуться. Фигура останавливается, упирается руками в колени, поглядывая по сторонам с отдышкой, и торопливо идёт вперёд. Олег, неуверенно оббегая пятиэтажку с другой стороны, останавливается и вслушивается в приближающиеся шаги. А потом впивается в до того приятный и потерянный профиль с голубыми глазами.       — Зонтик.?       Треф, ощутив на себе чужое внимание, оглядывается, нервничает, быстрыми движениями закрывая карманы на замок. Олег выныривает из тени, не веря своим глазам. Первое желание было броситься другу на шею, прижаться, облегчённо выдохнув, но, сделав ещё один шаг вперёд, он останавливается. Оба парня так и стояли, глупо уставившись друг на друга, рассматривая, словно в первый раз, пока Зонтик не берет инициативу и не приближается, заключая Олега в крепкие объятия. Парень в потрёпанной одежде медленно касается спины, обнимая в ответ. Сколько прошло времени? Чуть больше недели? Но оба неимоверно соскучились.       — П-Прости-и-и… — протягивает голубоглазый, отстраняясь, всматриваясь в лицо напротив. Уголки его губ виновато приподнимаются. — Я п-приболел, ещё и к-куртка поломалась т-там… Не мог прийти.       Олег моргает раз, два, кусает нижнюю губу, мнется, а Треф терпеливо ждёт от него хоть чего-то. Русоволосый бережно берет холодные руки друга в свои и тянет за собой:       — Поговорить нужно.       Зонтик доверчиво следует за его широким шагом, попутно поднимая взгляд к небу. Солнце уже спешило спрятаться за горизонтом, минув крыши многоэтажек. Темнеет слишком быстро, что парень так же не любил. Казалось, что весь день пролетает, а ты лишь прокрастинировал. Они шли, Олег не сказал ни слова, пока Зонт, забеспокоившись не только о его состоянии, но и о том, что они уже ушли далеко. На клона поднимается пара выгоревших глаз.       — Да, я… Задумался просто.       — Мы м-могли бы поговорить и там? П-прости, я знаю, что так нельзя, но я очень т-тороплюсь к Пику, п-поэтому хотел бы п-продолжить путь, хех.       Олега передёрнуло от одного упоминания этого имени. Он уже было открыл рот, как заметил на чужих щеках яркий розовый румянец. Здравый смысл пытался достучаться, напоминая, какая сегодня погода, и то, что они оба ужасно стынут, Олег старается прислушиваться к нему, но, не выдержав, все равно грубо бросает и отворачивается. — Никуда твой Пик не денется. Не на свидание же идёшь…       — Что э-это с тобой? — Зонтик хотел коснуться его плеча, но парень увел его в сторону.       — …Неужели он тебе важнее нас?       Этот вопрос поставил Трефового Валета в неслабый ступор. Это не похоже на того, кто всегда объективно смотрел на ситуацию. К чему это вообще? Олег спрятал руки в карманы, стоя к Зонту в пол оборота.       — Помнишь, как мы строили домик на дереве… На заднем дворе в детском доме? — Парень хмыкнул. — Ты ещё…       — Я т-тогда прятался на уже прибитом п-полу от вашей воспитательницы. — Зонтик улыбнулся от теплых воспоминаний. Ещё год назад у него были натянутые отношения с собратьями. У всех свои проблемы, нужно было приспособиться к жизни в реальном мире, и даже Феликс был высшей степени раздражительности. Зонтик не находил себе места, в то время квартиру Фёдора и домом то назвать было трудно. Он не верил своему счастью, когда сам, не через других клонов, смог завести такое интересное знакомство. Ему тогда казалось, что они счастливы, но Треф моргнуть не успел, как уже помогал придумываться план побега в том же недостроенном домике. Разве дети заслужили телесные наказания за ошибки? За ошибки, которые совершают все люди? Заслужили ли те, кто и без того страдал, вчерашние объедки на завтрак и стояние на коленках в углу, где рассыпана греча?       — Я чувствовал себя п-преступником. — вслух произнес Валет, не сдержав грустный смешок. — Д-даже не знаю, может это было не л-лучшее решение?       — Думаешь? — Олег скептически оглядывает мнущегося на месте друга, изо всех сил старающегося согреть кисти рук своим дыханием. — А я думаю, что воровать наркотики — тоже так себе идея.       — Чт…       — Я про братца твоего рогатого говорю. — Убрав шапку с глаз, он медленно начал приближаться ко вновь опешему Зонтику, который, скорее на инстинктивном уровне, с той же скоростью отдалялся. — Скажи, зачем всё портить? Зачем лезть в чужие дела? Из-за этого… Пидораса Наденька теперь на грани. — В уголках глаз Олега скопилась пара слезинок. Он не хотел заводить разговор об этом, хотел просто попросить присмотреть за ней, но душа, совершенно не слушаясь воли, требовала исповеди. — Думаешь это, блять, так просто? Я из кожи вон лез, чтобы эти придурки наконец приняли меня, дали наценку, и именно тогда, когда мечта могла сбыться, когда я мог начать чего-то да стоить, появляется твой тупой брат и сжигает всю надежду! А я нужен ей, понимаешь? Нужен! И никто не сможет дать ей столько, сколько я за свое никчемное существование…       Он не кричал — он хрипел на повышенном тоне. Таком уставшем, забитом, ищущим поддержки тоне. Но в тех глазах, схожих с чистейшим небом, он увидел страх, не в состоянии прочувствовать искреннюю боль, скрывшуюся за голубой дымкой. Олег хватает Зонтика за шиворот, в надежде увидеть в его взгляде то, что он так хочет, но парень испуганно попытался разжать хватку. Бродяга, качнув головой, грустно улыбается, притягивая Валета ещё ближе, будучи готовым завлечь того в горький, несчастный поцелуй, но, медля, лишь невесомо касается уголок его губ и вновь смотрит, но уже по-новому. Словно на из ниоткуда взявшийся мобильник ему пришло сообщение с чертовски заманчивым предложением. А сколько дадут за невинное женственное тело и мягкие, отдающие ароматом лаванды волосы?       Зонтик боится пошевелиться, такого он точно не ожидал. Он даже не чувствовал этого прикосновения, но уже думал, что его первый поцелуй только что бесстыдно украли. Ещё и наркотики. Пик ни за что не согласился бы на такое. Он может, порой, строил из себя «плохого парня», но точно не опустится до уровня наркодилера или что там Олег имел ввиду. Какое они вообще имеют отношение к их с сестрой жизни? Пытаясь хоть как-то разобраться в сюжете театра одного актера, шестой сводит брови к переносице.       — Зачем.?       — На память… — Олег неопределенно пожимает плечами, — Я… Прости меня. Если сможешь прости. — парень пинает стоящую рядом мусорку, когда последний силуэт прохожего скрывается за поворотом.       И тут Зонтика окатило ледяной волной осознания. Он надеялся, что восьмой не особо переживает, наверняка думает, что Зонтик просто замёрз и побежал домой. В надежде достав телефон, который по прежнему не включался, клон поднял взгляд, чтобы попрощаться, но на его руки нахлынула волна боли. Олег, схватив стеклянную бутылку, выкатившуюся из мусорного бака, ударил Зонтика, от чего тот выронил мобильник. Он прижал руки к груди, стараясь унять это жжение, ведь до этого он их даже не чувствовал, и тут же получил схожий удар по голове. Парень упал на землю, тихо скуля, пока в ушах стоял мерзкий звон.       Руки Олега дрожали не меньше. Он надеялся, что сможет лишить друга сознания, но побоялся слишком сильно ему навредить, да и толстая шапка послужила своеобразным шлемом. Стресс перетекает в агрессию, парень сильнее перехватывает бутылку, подходит ближе и тут же получает испуганный пинок по ногам.       — П-п-п… — Зонтик боялся за свою жизнь. Последнее, чего он хочет — покинуть этот мир. Он пытается вразумить бродягу, попросить остановиться, пока ещё не поздно, но вместо желанного «Прекрати» с губ срывается то, что злит атакующего ещё сильнее. — Пик! — жалобно вскрикивает Треф, тут же получая подошвой по печени.       — Пожалуйста… — Олег давно перестал видеть перед собой что-либо, кроме размытого дрожащего голубо-белого силуэта. Он садится на Зонта сверху, припечатывая к земле, и вновь наносит удар, от которого Треф не без труда закрылся руками. После пары неудачных попыток, Олег со всей силы кидает бутылку в близ стоящую стену. Осколки тут же разлетаются в разные стороны, царапая нежную щеку Трефа и режут куртку на предплечье атакующего. Крепко сомкнув пальцы на тонкой шее, но одновременно с этим боясь ее сломать, Олег пару раз соприкасает несчастный затылок шестого с землёй, в надежде, что тот потеряет сознание от недостатка воздуха. Он боялся убить. Во-первых потому что «товар» нужно было доставить живым, а во-вторых… Он не мог. Даже сейчас хотелось просто устало лечь и поплакать. Пусть Зонтик бежит, пусть обращается куда захочет, пусть ненавидит, но рушить его жизнь… И вновь перед глазами черты лица Нади. — Да отключись ты наконец! Пожалуйста! — хрипит Олег, склоняясь над несчастным клоном.       Пока Зонтик одной рукой пытался ослабить, казалось, примерзшую хватку, открыв рот в немой мольбе и глотая оседавшие снежинки, вторая панически шарилась вокруг, иногда приподнимаясь чтобы нанести ничего не значащие удары в бок. Олег надавил на шею сильнее, Зонтик жмурится, когда ладонь разрывает один из лежащих рядом осколков. Он сжимает его, наотмашь вонзая в тело над ним. Что-то теплое, почти горячее попадает на лицо, в раскрытом рту появляется отчётливый металлический привкус. Лишь когда хватка на шее стала слабее, Зонтик перехватывает парня за кисти, приоткрывая один глаз. Нужно было отдышаться, но он не успевает сделать и пары вдохов, пока Треф, словно зачарованный, наблюдает за соревнованием двух кровавых ручейков, стремящихся вниз, пачкая собою и без того темную куртку. Олег покачивается, касается засевшего в шее осколка и нервное дыхание становится… спокойнее. Взгляд полный ясности обращается в ответ, и теплая улыбка застывает на губах. Кровь начинает течь и изо рта, когда Олег, решаясь что-то сказать, наклоняется ближе. Перепачканный в чужой крови Трефовый Валет отходит от шока, как только в лицо брызгает еще больше алой жидкости — упавшее прямо на него тело буквально вбивает осколок еще глубже. Кричать. Хотелось кричать, но кроме неразборчивых всхлипов наружу ничего не выходило. Он только что убил его. Своими руками убил.       Чтобы вылезти из-под трупа понадобилась куча усилий: руки не слушались, последние силы были отданы на борьбу, собственное тело казалось ватным. Но когда Зонтик смог выбраться, сесть рядом с, некогда, хорошим другом на колени, он увидел умиротворенное лицо, словно тот просто прилег на неопределенный срок. От запаха начинало тошнить. Хотелось запереться в душе, смывая с себя грех, притвориться, что ничего не произошло. Парень снова падает, ползет, пока не упирается спиной в стену. Истерика подходила к своей кульминации, Зонтик закричит, хватаясь за голову, будет звать на помощь, мысленно повторяя себе, что он — настоящий убийца.       — Ебануться… — таков был вердикт медленно подходящего мужчины. Он остановился неподалеку, ошарашенно переводя взгляд с тела на дрожащего Зонтика и обратно. Михаил, определенно, больше не заикнется о перекуре дальше родной скамьи.