Ритуал отчаянных надежд

Пригород Амстердама, конец июня 1902г.       Тяжелые, темные портьеры не пропускали в гостевую комнату даже ослабленный свинцовыми тучами лунный свет. Возле догорающей свечи сидел Янсен де Йонг, полностью погружен в свои мысли и методично выкуривая сигару за сигарой. Двери отворились без стука, указывая на то, что нидерландец ожидает вошедшего. Без лишних приветствий вампир доложил князю: — Ван Арт снова вернулся в Лондон, сэр. Наши люди пытались перехватить его в Германии, но он собрал вокруг себя достаточно много симпатизирующих ему бессмертных. Сделать все без лишнего шума не получилось бы. — Он собрал уже вокруг себя оппозицию? — хрипло уточнил де Йонг. — Не официально. Пока что, это скорее друзья, приятели, единомышленники. — Насколько реально его влияние? — У мальчишки, который даже не пьет человеческую кровь? Думаю, пока еще очень призрачное, — пренебрежительно хмыкнул докладывающий обстановку вампир. — И тем не менее, он уже привлек нежелательное внимание не только к своей жалкой персоне, но и к нашей деятельности. Его критика может найти отклик в куда более сильных и влиятельных бессмертных. — Уверяю вас, сэр, не успеет. — В Англии он тоже выступает с речами? — Насколько нам стало известно, нет. Судя по оповещению в газете, он имеет намерение обвенчаться с некой смертной девушкой третьего июля в храме святого Патрика. Но не волнуйтесь, мы уберем его еще до этого. — Нет, — ровно и сдержанно возразил де Йонг и, отвечая на вопросительный взгляд друга, объяснил. — Я хочу устроить показательную казнь. На тот случай, если он все же успел обрести последователей. Потому, намечающееся торжество нам даже на руку. Устроим все громко и обязательно днем, когда вампирическая регенерация практически бессильна. — Стоит ли он того, чтобы во всеуслышание вступить с ним в конфронтацию? Не велика ли честь? — Никаких сражений, это будет точно-нанесенный, смертельный удар. Пусть каждый усвоит, чем чреват бунт и открытое, упрямое неповиновение. За все надо платить. Даже за глупость и тщеславие. Бессмертное общество должно усвоить это навечно. После этих слов князь гневно затушил окурок о пепельницу и, более не посвящая собеседника в детали своего плана, вышел из комнаты. Лондон, 1 июля 1902 г. Вилла семейства Вильерс.       С тех пор, как Виктор назвал Аллегру своей невестой, он стал частым гостем в их доме. Никаких сопротивлений по этому поводу не наблюдалось, хотя и отчим, и мать девушки зачастую находились в своих хлопотах, и ответственность за соблюдения всех норм приличия таких вечеров возлагалась на весьма и весьма пожилую бабушку возлюбленной. Сеньора часто поначалу пыталась поддерживать разговор, но спустя пол часа-час засыпала прямо в кресле качалке, с пряжей в руках. Даже после этого и Виктор, и Аллегра не переходили предначертанные моралью нормы, оба слишком хорошо понимали, как прозорлива и болтлива бывает прислуга, к тому же, каждый из них ожидал вторую (тайную) часть их встречи. После всех предписанных этикетом прощаний, Виктор удалялся совсем ненадолго. Ведь спустя час, Аллегра уже привычным способом отворяла окно, и Виктор, располагаясь под ветвистыми кронами деревьев, наконец, мог себе позволить без зазрения совести любоваться её чертами, читать стихи о страсти и любви, а порою, даже набравшись нахальства, оставить поцелуй не только на мягкой алебастровой коже рук, но и щеках.       Вечером первого июля Виктор, как обычно, заехал навестить будущую супругу и доложить, что гости, планирующие посетить их свадьбу, уже прибыли в город и все удачно размещены. После душного, солнечного дня, чувствовалось приближение грозы. И верно. Как только мужчина переступил порог дома любимой, с неба сорвались первые капли дождя, торопливо догоняя друг друга и перерастая в ливень. В тот вечер Аллегра показалась ему особенно тихой и взволнованной. Возможно, все дело было в приближающейся дате торжества, возможно, в том, что они находились практически одни в огромном особняке: мать и сестры должны были явиться только завтра с нарядами от именитого портного; отчим возлюбленной застрял в двухстах милях от города, и ему на помощь уже отправился дворецкий и несколько слуг, и даже камеристка, уехав за праздничной диадемой для госпожи, вероятнее всего застряла где-то прячась от непогоды. Виктор чувствовал её волнение, но решил, что упоминать об этом стало бы весьма бестактно. — Премного благодарен вам за оказанное внимание и за чай, мисс Вильерс, миссис Лейсонс, — Виктор по очереди кивнул сначала невесте, а затем её пожилой бабушке, — но думаю, мне пора. — Ох, голубчик. Куда же вы в такой ливень пойдете? Простудитесь еще и заболеете пред самой свадьбой! — запричитала старушка. — Ну что вы! Ни в коем случае! За мной сейчас приедет водитель, потому не беспокойтесь — моему здоровью ничего не угрожает.       Девушка, как и подобало, поднялась, дабы проводить мужчину. Виктор легко прикоснулся холодными губами к её руке и, не задерживаясь более в особняке, вышел на улицу.       Вероятно, непогода не позволила Августену приехать в условленное время. Виктор быстро ретировался в сад под уже привычные и почти родные кроны деревьев, чтобы иметь хоть какой-то кров от безжалостно-рассекающих пространство капель. Стемнело, а грозовое небо укутало и поглотило и звезды, и луну. Единственным утешением для мужчины было то, что к холоду, в отличие от влаги, он все-таки был неуязвим. Конечно он мог бы без труда добраться домой пешком, даже не смотря на такой сильный ливень, но что-то его не пускало. Её сегодняшняя молчаливость и потаенная тревога мучали парня своей недосказанностью. Потому оперившись на широкий ствол и абстрагировавшись от стегающих его по щекам струях дождя, он смотрел, как в темной комнате замерцал слабый свет свечи, и она вошла в комнату. Затаившись, девушка словно почувствовала, что за ней наблюдают и, пытаясь подтвердить свои догадки, стала у окна, вглядываясь в непроглядную темень. Не желая играть с ней и подглядывать, Виктор едва уловимой тенью метнулся вперед и мягким перебором постучал пучками по стеклу. Аллегра вздрогнула и тот час же распахнула окно, ежась от порывистого ветра и жгучего ливня. — Виктор! Вы же промокли! Зачем вы сегодня остались?! — Мне уйти? — перекрикивая дождь, спросил вампир. — Я… Что? Разумеется нет. Вы же вымокли до нитки… Скорее, зайдите в комнату! Иначе напустим и сюда холода.       Виктор почувствовал, как предательски трепыхнулось её сердце, упрекая хозяйку в подобной вопиющей беспечности. Пригласить мужчину? Под покровом ночи? В собственные покои? Даже замужние пары могли посчитать подобное предложение нахальством и моветоном. Обычно женское крыло было чем-то неприкосновенным, куда имели доступ лишь госпожа и её личная прислуга. Виктор не сомневался, что подобное предложение было актом отчаянья из-за грозы и непогоды. Мужчина понимал, что отказав лишь добавит ей хлопот и неудобства, а в добавок ко всему будет риск простудить любимую, потому ловко перебросив свой вес через окно предстал перед ней. С волос, ресниц, носа, пиджака стекала вода, девушка тот час же закрыла окно и, развернувшись к нему, попыталась подобрать слова. Выждав несколько долгих мгновений, Виктор тихо констатировал: — Кажется, я испортил ваш ковер. — Почему вы не уехали? — зачем-то понизив голос, испуганно зашептала она. — А почему вы выглянули из окна? …- пронзительно блеснув глазами, на полуулыбке выдохнул Виктор. Тут же почувствовав, что переходит все мыслимые рамки этикета, поспешил ответить на поставленный ею вопрос и сгладить неловкость. — Непогода задержала моего водителя, как и вашего отчима, слуг и камеристку. Все они не могут сейчас добраться к особняку. Подозреваю, что ливень размыл дорогу на холме, ведущую сюда. Спасибо за кров, но не тревожтесь, душа моя, я никогда не посмею вас скомпрометировать. Мой визит останется в тайне. Как только я услышу, что кто-нибудь пришел в дом — покину комнату тем же путем.       Даже в тусклом сиянии свечи было заметно, насколько она смущена. Виктор так явственно ощущал борьбу её любви и сострадания со всем грузом сводов и правил уходящей, но еще так сильно довлеющей Викторианской эпохи. Он не сомневался, девушка, как и подобает леди её ранга и положения — абсолютно чиста. Не только физически, но и ментально. О, как часто, играя в казино или других злачных местах, ему приходилось слышать бессовестное бахвальство или пьяные пересказы мужчин о «до смешного вопиющей наивности юных дев». Общество требовало воспитывать и взращивать в девочке-девушке-даме исключительно платонические чувства, отрекаясь, скрывая и отталкивая все физиологическое. Из-за этого, не редко, юные леди, вступая в брак, сбегали обратно в родительский дом сразу же после первой брачной ночи. Они были возмущены тем, что муж пытался их раздеть. А если мужчина проявлял настойчивость или грубость, то даже напуганы и оскорблены.       И сейчас, утопая в взволнованном взгляде любимой, наблюдая её пылающие щеки и торопливое дыхание, он вычислил причину всех её страхов и волнений. Она не понимает, чего ей ожидать от замужества. Не знает, что их ждет. Во время свиданий, вампир, всегда боясь обидеть или задеть девушку, всячески подавлял свое влечение и страсть. Радуясь даже возможности поговорить с ней наедине или подержать за руку, казалось, мечтать о большем немыслимое кощунство. Но сейчас, когда она была так преступно близко, когда он слышал каждый торопливый удар её сердца, неровный вздох, чарующий аромат волос, кожи… Виктор, не успев себя одёрнуть, протянул руку, нежно касаясь её щеки, шеи.       Аллегра замерла, словно он приложил к ней не свою руку, а револьвер. — Не бойтесь, душа моя. Я бы не посмел причинить вам боль.       Его шепот обдал её висок и ухо теплым дыханием, и девушка ощутила, как по ключице и плечу у неё пробежали мурашки. Будучи не в состоянии перебороть чувство всепоглощающего стыда, вместо ответа она всего лишь кивнула. Осознав, что выглядит сейчас коварным искусителем, Виктор отпрянул от девушки, отойдя в дальний угол комнаты. Аллегра, восстановив дыхание, часто непонимающе заморгала. Чувствуя, что должен объясниться, Виктор сказал: — Не хотел бы вас пугать. И если вам будет спокойней, когда я на расстоянии– то пусть лучше так и будет.       Девушка тихо поблагодарила и села на кровать. Желая отвлечь её, Виктор начал неторопливое повествование, рассчитывая, что его монотонный голос и поздний час помогут любимой успокоиться и уснуть. Но толи рассказ оказался слишком интересным, толи девушка намеренно не хотела уступать усталости, но даже, когда свеча догорела, а история подошла к концу — Аллегра все еще не спала. Мужчина увидел, как она еле заметно выгнулась, меняя положение, и его тот час же осенило — ей не удобно в корсете. Конечно же, обычно камеристка помогает девушке расшнуроваться, а сегодня, оказавшись без главной помощницы, она вынуждена быть в туго-затянутом платье уже более 15 часов… Обдумывая, как бы корректней предложить ей свою помощь, он вдруг услышал: — Ваш сюртук совсем промок. Почему вы не снимете его? Рубашка тогда высохнет на теле быстрее, — бесхитростно объяснила девушка. Усталость и поздний час похоже смогли наконец приглушить её всепоглощающее смущение. — Благодарю, весьма дельный совет. Я непременно им воспользуюсь, но только если вы позволите ослабить ваш корсаж.       По тому как округлились её глаза, можно было понять степень её удивления. — Прошу не делать скоропалительных выводов. Мне искренне жаль, что, не имея рядом прислуги, вы вынуждены терпеть такие неудобства, — на этих словах Виктор встал и подошел к ней. Девушка бессознательно повторила его действие и тоже поднялась. — Понимаю, насколько беспрецедентно для вас согласиться на подобное. Но прошу… Позвольте. — Виктор, это… — Это всего лишь шнуровки и атласны ленты. Мы тут одни… И послезавтра вы станете всецело моей, и вспоминая этот вечер и ночь, я никогда не посмею думать о вас дурно. Наоборот… Я бы хотел сохранить в памяти каждый ваш жест, взгляд и слова, произнесенные вами наедине. Окажите мне такую честь… — мягко, с грудным придыханием закончил он. Девушка, теряясь от его такой непосредственной близости к ней, еле уловимо кивнула. Большего Виктору и не требовалось, обогнув её сзади, он мастерски поддел нужные узелки посередине шнуровки и, потянув за один край, развязал корсет. Девушка обхватила себя за плечи, не давая платью упасть, хотя это было абсолютно лишним, Виктор нарочно только ослабил плетение и не стал его распускать. — Вот и все, любовь моя.       Аллегра так и не решалась повернуться к нему лицом, ей показалось, что она сгорит со стыда, если сейчас встретится с ним взглядом. Виктор, дабы утешить её и унять внезапно вспыхнувшее волнение, мягко дотронулся до её плеч, накрывая руки любимой своими. Затем, не совладав с искушение, зарылся носом в пышные кудри девушки. — Милая моя, Аллегра, — зашептал он, — знали бы вы, как трепетно считаю я минуты до того момента, когда обрету законное право охранять ваш сон. Провожать старые дни и встречать новые, вдыхая этот дивный запах. Вы — душистей самых изысканных парфюмов или благоухающих роз.       Она ничего не ответила, но вампир ощутил, как по её телу разливается тепло, и как девушка едва заметно облокотилась на его грудь. Какой-то частью сознания он понимал, что следует остановиться, но её близость сводила с ума. Разумеется, у него уже были женщины, но все они были бессмертными вампиршами, а значит весьма сведущими в делах любовных. Все «встречи» с теми женщинами были весьма прагматичны и прогнозируемы. Несколько услужливых комплиментов, дорогостоящих подарков и пристальное внимание — были верным залогом успеха их общения. Но весь тот опыт не имел сейчас никакого значения. Держа в своих руках столь хрупкое и ранимое существо, он чувствовал почти животный страх сделать какую-то ошибку, обидеть, осквернить… Её тихий, но удивительно спокойный голос вывел его из уже изрядно путающихся мыслей: — Ваш сюртук…       Медленно повернувшись к нему, она потянула за влажный рукав, помогая юноше высвободиться из пиджака. В этом жесте было несравнимо больше, чем просто услуга. Её полуопущенный волоокий взгляд внезапно приобрел пленительную томность. Виктор ощутил, как по телу разбегаются миллионы электрических разрядов. «Нет. Это не правильно. Будучи из приличной семьи, она пожалеет потом, что поддалась этому порыву. Поддалась ему… Прямо накануне их свадьбы… Он вполне может подождать еще каких-то два дня…», — уговаривал себя он, хотя в глубине душе знал, что это бесполезно и этот спор мужчина давно проиграл. Разве возможно устоять, когда она так пронзительно смотрит из-под своих пушистых ресниц? Или когда так мягко и доверчиво отвечает на его поцелуи? … Не успев опомниться, вампир уже заскользил по её плечам, талии, бедрам. Нащупав недавно ослабленные завязки, он поднырнул под них пальцами, вынуждая ленты выскользнуть из своих петель и лишая корсаж последней опоры. Благодаря моде на многослойность, Аллегра все еще оставалась в нижнем платье. Лаская её губы, щеки, шею, Виктор опасался еще больше увлечься. Как же хотелось целовать её всю! Каждый кусочек, сантиметр её тела, но подобное стало бы для девушки слишком большим потрясением. Ей нужно время. Время привыкнуть к его ласкам, к его рукам, губам, телу. Принять абсолютное совершенство своего сложения. Их единство.       Избавившись от своей мокрой рубашки и брюк, Виктор уложил её на кровать, при этом мужчина почувствовал, как сильно дрожат руки любимой. Она была слишком возбуждена, слишком обескуражена и ошеломлена. Переплетя правой рукой их пальцы и укладывая её руку выше на подушку, левую он поднес к устам, принялся сначала покрывать поцелуями её пальцы, ладонь, запястье, выше… Он продолжал, аж пока девушка инстинктивно не начала двигаться под ним в такт своему дыханию. Приподнявшись, мужчина потянул наверх за мешавшую им юбку, легко приминая и поднимая её. И наконец-то дотронулся к разгорячённой коже любимой. Объёмное, многоуровневое белье не позволяло мужчине так запросто добраться к цели, потому он снова ласками заскользил по её телу и изгибам, заводя свои руки ей за спину, приподнимая за бедра, поддевая все многослойные преграды к телу любимой, а потом избавляясь от них. Как же хотелось её полностью обнажить. Сжимать, смотреть, ласкать, отбросить в сторону эти мешковатые, хлопковые ткани. Но это выходило за все мыслимые рамки её понимания и несомненно было бы расценено как кощунство и надругательство. Потому, удовлетворившись таким частичным доступом к телу, Виктор, удерживая свой вес на локтях, медленно и бережно приблизился к ней. В этот самый момент сердце Аллегры, словно обезумев, пустилось в галоп. — Шшш… — успокаивающе зашептал Виктор. — Тише, душа моя.       Чередуя слова с мягкими поцелуями и пленительно-томными ласками, он продолжил: — Вы самое дорогое, что есть у меня. И, вспоминая нашу первую встречу, я понимаю, что это была судьба и не могло быть иначе. Вы похитили мой покой, сон… сердце. С того момента вы и только вы — смысл моего существования. Вечности. Нашей вечности. Любимая.       Уличив момент, когда девушка снова поддалась чувствам и расслабилась, он вновь приблизился к ней. Аллегра притаилась, привыкая к странному, неведомому доселе чувству. В какой-то момент Виктор ощутил, как она инстинктивно отдаляется в бедрах и понял, что ей больно. Мужчина не стал останавливаться, чтобы не продлевать дискомфорт любимой, напротив, нежно, но наступательно погрузился в неё. Продолжая покрывать её шею поцелуями и шептать нежности, спустя короткий миг вампир почувствовал, как её плечи опускаются. Осознав, что боль ушла, он качнулся опять и снова. Двигаясь бережно и осторожно, стараясь не увлечься больше меры, дабы слышать и чувствовать отклик её тела. Внезапно у Виктора перед глазами стремительно потемнело, а крылья носа хищно раздулись и вздыбились. Солоновато-терпкий запах оглушал, манил, дезориентировал. Кровь… Ну конечно. Как он мог не подумать об этом? Похоже, девушка заметила, как он отстраняется и растерянно заморгала. — Все хорошо, ангел мой, — нарочито спокойно ответил он, возвращаясь поближе к ней.       Перед глазами все еще стояла пелена, а во рту обнажились клыки, но мысли не путались, и потому получалось это скрывать за маской сладострастия. Припав к её елейной шее и ощутив такую маняще-соблазнительную пульсацию под губами, он лишь поцеловал её, не разрешая себе большего, и продолжил движение. Осознав, что балансирует на грани и долго не выдержит подобного двойного испытания, мужчина отчаянно зашептал: — Душа моя, любимая… Откройте глаза. Посмотрите на меня.       Хотя у мужчины перед глазами все еще шло пятнами и обрывками, он очень не хотел, чтобы она запомнила эту ночь так скомкано и спешно. Потому усмирив дыхание и старательно замедляя темп движения, он нашел её наивно-доверительный взгляд любимых серо-голубых очей. Легко и изящно проникая в её сознание, вампир заставил Аллегру ощутить всю личную палитру переживаемых в этот момент эмоций. Её щеки вспыхнули с новой силой и она, не совладав с чувствами, проронила несколько случайных стонов. Они стали для мужчины словно приговор, и более держаться он был не в состоянии. Потому, все так же не разрывая их зрительного контакта, толкая её в пропасть собственного удовольствия, он, наконец, остановился. Переведя дыхание, вампир еще долго лежал рядом, перебирая мягкие кудри, шепча слова любви, цитируя строки Шекспира. И только когда за окном непогода уступила место ясным лучам рассветного солнца, а Аллегра, прислонив висок к его плечу, заснула, он замолчал, слушая тишину и её размеренное дыхание. Казалось, не возможным быть счастливей. Наслаждаясь моментом их близости, хотелось запомнить каждый вздох тихо вздымающейся под льняным платьем девичьей груди. Оставить в закромах памяти, души. Это чувство, этот запах, это состояние…       Покидая её покои рано утром, мужчина оставил записку на прикроватной тумбочке. Понимая, что, проснувшись, девушка может совсем по-другому воспринять все произошедшее и, опасаясь её терзаний, он написал: «Моя любовь, моя душа, мой смысл жизни. Моя. Каждый прожитый день я не устану это повторять и благодарить небеса за нашу встречу. Завтра начнётся наша с вами история, наша вечность, но это официальная дата станет стартовой точкой лишь для безликого общества. Наши же души породнились задолго до этого. Это то, что останется только между нами в укромных и сокровенных уголках наших душ. Подарите миру сегодня свою улыбку, а завтра, в полдень, я заеду перед церемонией за вами и мы засвидетельствуем свои чувства пред Богом и людьми.

Навечно Ваш V.»