Counting Stars

Что может быть лучше выезда на дачу погожим летним днём? Наслаждаешься свежим воздухом, шумом деревьев и стараешься не думать о том, что осталось там, в городе. Все силы уходят на несложную, но всё же работу в доме и на участке. Да и мысленно приходиться концентрироваться на том, как бы яблоко на голову не упало и газонокосилка не отрезала ничего лишнего. Но как приятно после насыщенного дня сидеть у мангала, подставив ладони теплу, и смотреть, как натасканные поленья медленно превращаются в угли. А там и до приёма пищи недалеко… «Я ж вижу, как все устали от концертов и переездов… А тут хороший получится, эм, перекур между трудовыми буднями,» — так Валера окончил свою бодрую зазывную речь сегодня утром. Серёжа хотел было отказаться и напомнить Валере о том, что их вышеупомянутые трудовые будни и без того не отличались продуктивностью, даже со всеми концертами и переездами, а подобные предложения уж очень напоминали времена записи «Смутного времени», когда Валере настолько не хотелось отсиживаться в студии, что он, порой, придумывал удивительные отговорки в похожем стиле. Вот только тогда у них хотя бы материал был для записи, а теперь и такового не находилось. Вернее, находилось, но всё не то. Серёжа, конечно, считал, что при таком раскладе четыре новые песни — это уже подвиг. Но часики-то тикали, народ требовал зрелищ. «Ну что ты? Как в старые добрые посидим, поболтаем…» — продолжил Валера после затянувшейся паузы. Видимо, понял, что Серёжа сомневался. Что не до посиделок ему было. Валера всё-таки знал, куда бить. К сожалению ли к счастью, перед глазами Серёжи в тот же момент пронеслись вечера, которые они провели вместе с Валерой. Он мгновенно вспомнил томную, расслабленную атмосферу, одну на двоих бутылку и наспех сваленные в тарелку закуски. Ощущение уюта, будто бы давно позабытое и вдруг всплывшее на поверхность, всё решило за Серёжу. Так он оказался на даче Валеры, слегка загоревший после работы на солнце, наевшийся печёной картошки и яблок. Время уже близилось к полуночи, дневной зной сменился приятной прохладой. В мангале догорали угли, на деревянном столике остались только кружки с чаем и блюдце с конфетами. Внеплановая посиделка близилась к логическому завершению. Сейчас они лягут спать, а наутро разъедутся по домам. Серёжа поёжился — то ли от неожиданно холодного порыва ветра, то ли от мысли о возвращении к рутине. Действительно, нет времени и повода для тоски, когда собираешь поспевшие ягоды, копаешь и поливаешь огород, косишь траву — да ещё и под соседский шансон. И стоит только присесть в тишине, прикрыть глаза, как меланхолия, никуда не девшаяся, а лишь забившаяся в уголок подальше от света и шума, вновь накрывает с головой. Он и правда устал. Не от тура, как давеча предположил Валера. Гастроли, приносившие столько эмоций и ностальгических чувств, наоборот окрыляли его. Серёжа выдохся и не из-за музыки, нет. Он жил ею сколько себя помнил, и никогда она ему не надоедала. Он из раза в раз умудрялся найти в ней что-то новое, интересное и открыть благодаря ней неизведанную часть и себя тоже. Он жил благодаря бесконечному творческому процессу, и как раз его отсутствие выматывало. Тяжело играть в группе, гореть идеями и не иметь возможности их реализовать. Когда Серёжа принёс Валере будущую «Запрещённую реальность» и получил отказ, розовые очки, в которых Серёжа видел их плодотворную совместную работу ещё со времён «Смутного времени», треснули. Серёжа не отчаялся, пожал плечами и решил, что, возможно, песни и правда были «не Валериного» типа. Он напишет другие. Запросто. Однако никто не нуждался в них. В нём. В его творческом видении, в желании доносить до слушателей свои мысли и идеи. Нужно было то, что понравится главному — Валере. То, что также станет потенциальным хитом. Не желая работать на «главных», Серёжа напоролся на то, почему отказался возвращаться в «Арию». Ему казалось, что с Валерой они неплохо понимали друг друга в музыкальном плане, легко сходились на варианте песни, который удовлетворял бы обоих. В том числе из-за этого, припоминая работу в не таком далёком девяносто седьмом году, Серёжа и принял настойчивое предложение в группу. Ведь из этого факта следовала и возможность творчески реализоваться — так, как он того хотел, а не кто-то вышестоящий с другим музыкальным видением. Но он и не мог предположить, насколько они на самом деле по-разному смотрели на группу и музыку в целом. Одно дело — кратковременный сайд-проект, один альбом для не очень широкой публики, проба пера, единичная — как потом оказалось — акция. И совсем другое — полноценная группа, которая планирует существовать годы, у которой есть свой вектор развития, звучание, тематика песен и прочее и прочее. То, что Серёжа с Валерой, в целом, без каких-либо творческих разногласий записали сольный альбом, не означало такое же благоприятное сосуществование в группе, где финальное решение теперь уже было за Валерой. «Падший», сначала отвергнутый, затем стал единственной жертвой преобразований и превратился в «Пророка». Серёжа практически без раздумий принялся его переделывать так, как нравилось Валере, чтобы в группе начались какие-то творческие бурления или хотя бы побулькивания. По его опыту, начало всегда давалось туго, но зато потом всё шло как по накатанной. Однако чувство того, что он делает чудовище Франкенштейна из частички себя, обретшей музыкальную форму, не покидало его, и на розовых очках появлялось всё больше трещин. «Пророка» кое-как довели до ума. То есть до той степени, когда его можно было без проблем преподносить концертному зрителю как новую песню. Только теперь получившаяся композиция не нравилась самому Серёже, а вот Валере — наоборот. Всё чаще Серёжа задавался вопросом: зачем? Зачем он так мучает себя, если его труды остаются незамеченными или не нужными такими, какие они есть и какими он их хочет показать миру? Зачем он продолжает наступать на горло собственной песне? Ради чего? Пора снять уже розовые очки и признать, что Валере нужны были лишь Серёжа-друг для собственного комфорта и Серёжа-бывший-ариец для узнаваемости группы. Серёжа-творец оказался выброшен за порог. Только единожды его пустили погреться, чтобы потом снова забыть о его существовании и отправиться в очередной тур. Так больше не могло продолжаться. Серёжа обдумывал своё решение на протяжении последних месяцев, и если сначала желание остаться перевешивало, то с течением времени терпения и надежды на то, что что-то всё же изменится и группа начнёт писать песни, оставалось всё меньше. Серёжа шумно вздохнул, чем, видимо, привлёк внимание сидящего рядом Валеры: — Я думал, ты того, уснул уже, — сказал он, жуя конфету. — Я был близок, — Серёжа слабо улыбнулся, хотя безмятежность Валеры после весьма неприятных размышлений только добавила к разгорающемуся раздражению. — Время и место что ни на есть подходящие. Как там пелось? «Ночь в июле полна соблазна, и мятежна ночная даль…» В Серёжином случае ночь была полна соблазна объявить об уходе из группы. Но он тряхнул головой: думать о насущных делах он будет завтра дома. Да и вообще — грубо это заявлять о таких вещах на отдыхе. — Да-а, хорошая ночь, — протянул Валера, причмокнув. — Небо чистое такое. Красота! Серёжа поудобнее расположился на небольшой кучке свежескошенной травы, закинул руки за голову и уставился в черноту далеко над собой, которая по мере того, как глаза привыкали, обретала оттенки синего и фиолетового. — Звёзд так много… — Кстати, — Валере, очевидно, было не до того, — я, вот, думаю по поводу съёмок клипа… Серёжа надеялся на то, что в темноте Валера не разглядел то, как у него глаза укатились на лоб. Договорились же ещё с утра по телефону — работа останется на работе. И ладно бы песню предложил или хоть идею, так нет же… Серёжа даже слушать не стал: у Валеры к клипу были запросы ещё грандиозней, чем к песням, и менялись они если не каждый день, то каждую неделю по мере приближения съёмок. Вместо этого Серёжа принялся за любимое занятие — поиск звёзд и созвездий. Оно успокаивало, завораживало, уносило ввысь, к местам, где ещё не бывал ни один человек. Серёжа с детства обожал звёзды, хоть и мало смыслил в астрономии. Его влекли слепящие сгустки энергии, повисшие в глубинах пустоты. Почти сразу нашёлся известный летний треугольник. Слева — Денеб, справа — Альтаир, выше — Вега. Серёжа нечасто наблюдал его на небе, но деревьев вокруг Валериной дачи было мало, кругом одни поля. Идеальное место для обзора. — … а ещё мы льва найдём! Представь, как зрелищно это будет? — Валера всё не унимался. Лев… Интересно, а видно ли сейчас созвездие льва? Малого хотя бы. Вероятно, оно где-то сильно слева, скрыто за домиками и деревьями. — Никакие «Колизеи» нам и в подмётки годиться не будут, чтоб их чёрт побрал! Как же сильно Валерины речи разнились с тем, что вертелось у Серёжи в уме. Валера был земным. Он жил здесь и сейчас и не заботился о том, что всё человечество жило на огромном круглом камне, беспрестанно вращающемся в космическом пространстве. Да и на звёзды ему почти плевать было — красивые светлячки, некоторые из них составляют фигуры, которые, бывает, интересно искать по всему ночному небу от скуки. От скуки. Серёжа искал звёзды, как утопающий — спасательный круг. В небе, там, в бездонном чёрном хаосе будто хранились все ответы на вопросы — которые он уже задал и которые ему только предстояло задать. Валера же был совсем другим. Среднестатистическим человеком, заботившимся о благополучии себя и близких, волновавшийся о том, что действительно имело значение на этой планете. Возможно, именно эта приземлённость в своё время и понравилась Серёже? Благодаря таким качествам Валеры находящийся практически постоянно рядом Серёжа не вылетал из реальности, мыслил рационально и принимал взвешенные решения. Почти всегда. Присутствие Валеры, незатейливые разговоры о будничных делах заставляли Серёжу чувствовать себя живым человеком, жителем планеты Земля, а не очередной точкой в пустоте космоса. Валера внушал Серёже чувство собственной значимости, помогал разграничивать материальный и немаловажный мир и тот далёкий необъятный, который так манил, направлял и вдохновлял Серёжу. За это Серёжа был благодарен и искренне хотел отплатить ему добром в ответ на добро. — И там, значит, на соло всё гореть начинает, а вы с Андрюхой играете среди этих колонн… Серёжа хмыкнул. Одна, две, три, четыре и ещё квадрат… ковш то есть. А самая нижняя и яркая, стало быть, Полярная. Путеводная звезда. Почти недвижимая, она помогала заблудившимся путникам добраться до дома. Серёжа, можно сказать, отполировал свой навык поиска именно этой звезды. Малую Медведицу он мог найти без труда, если она не скрывалась за облаками и другими препятствиями. Какая бы беда ни случалась, она всегда была там. Менялись причины сомнений, страхов и огорчений, но стоило бросить внимательный взгляд на чистое ночное небо, как всё вставало на свои места. Серёжа будто осознавал, насколько нелепы и ничтожны границы и правила, которые он зачем-то установил. Порождения человеческого разума — опасения невесть чего, чувство вины, желание быть хорошим и удобным для всех — всего лишь фикция, ничего на деле не стоящая. Он разглядывал белые крохотные точки и думал о том, что всё во Вселенной подчиняется одним и тем же законам, без которых мир бы попросту не существовал. Всё связано, переплетено. Можно назвать это судьбой или как угодно ещё. И он, Серёжа, и Медведица на небосводе — все они части единого целого, пусть они и очень-очень далеко друг от друга. Всё в космическом пространстве взаимодействует между собой каждую секунду, порождая бесконечную цепочку событий и реакций. Ничего не происходит просто так. Разумеется, Серёжа не считал верным сидеть сложа руки и ждать у моря погоды. Как с тобой может что-то произойти, если ты ничего не делаешь? И если чему-то суждено случиться, то всё это станет результатом чьих-то совместных решений и действий в прошлом и настоящем. Длинная хитросплетённая нить событий привела их с Валерой к нынешней точке времени и пространства. Увы, сейчас их дорогам суждено было разойтись. Именно так и складывается то, что люди привыкли называть судьбой, приписывая ей сверхъестественные черты. Хоть магии и не существует, порой, при взгляде на ночное небо кажется, будто это не так: настолько чарующ вечный космос. И Серёже хотелось туда, наверх. Плыть во тьме, изредка освещаемой звёздами. Наблюдать за тем, как пролетают мимо кометы, как взрываются сверхновые, как рождаются новые галактики. Слушать, как пульсируют нейтронные звёзды, и тихо-тихо шумят разнообразные космические объекты. Не думать об очередной связке концертов с уже изъезженной вдоль и поперёк программой. Не думать о заскоках Валеры. Не думать о том, что как прежде уже не будет. Не чувствовать огорчения, опустошения, отчаяния. Не чувствовать себя брошенным и одиноким. Не чувствовать, что вредишь себе же. Не осознавать. Не винить себя за ошибки. Просто быть. Чем-то больше, чем просто человеком. Серёжин взгляд заскользил вверх от Полярной звезды, к менее ярким звёздам. Ответ, который он так долго искал, уже лежал на поверхности. Он словно всегда там был, только скрывался за воображаемыми туманностями или скоплениями межзвёздного газа. Серёже необязательно карабкаться наверх, не имея возможности достичь несуществующей вершины. Серёже не нужно становиться эфемерным существом и растворяться в пучинах космоса. Он просто должен быть собой. Не Серёжей-бывшим-арийцем или Серёжей-другом, а… Серёжей. Так просто и сложно одновременно. Остаться здесь, в реальном мире для того, чтобы не потерять связь с запрещённой космической реальностью. Крепко встать на ноги, чтобы взлететь. Парадоксально. Совместить материальное с внеземным, найти золотую середину, а затем и тех, кто поймёт и услышит. С помощью музыки — инструмента, которым он владеет лучше всего. Он уже начал, а дальше — только больше. — Как думаешь, мы по бюджету такое потянем? — сквозь пелену сознания вновь прорвался Валерин голос, возвращая с небес на землю. — Мне кажется, да. Надо с Риной посоветоваться… Серёжа тихо угукнул, делая вид, что слушал бессмысленное бормотание Валеры об одном и том же. В этот момент угли окончательно дотлели, погружая участок в кромешную тьму. Серёжа поднялся с налёжанного места, бросил последний взгляд на Малую Медведицу и произнёс: — Ну что, пора закругляться?