***
Пошатываясь, Ичиго поднялся на ноги и похлопал по плечу побелевшего лицом Идзуру. Казалось, еще секунда и тот, либо облюется, либо упадет в обморок прямо в растекшуюся по земле огромную лужу свежей крови. Именно поэтому сам Ичиго намеренно не оглядывался на кровавую сцену позади себя. Ампутацию Унохана провела быстро и точно, но в процессе не следила за чистотой своих одежд и рук. Стабильный поток крови из разрезов на спине Ичиго запачкал все вокруг. Концентрированная реацу капитана заполнила собой небольшое операционное пространство, а чтобы не допустить заражения ран донора и пациента, сама шинигами каким-то образом излучала огромное количество кайдо. От этого кружилась голова, а дышать получалось через раз. Или это из-за того, что ему отрезали две конечности? Унохана честно последовала данному обещанию и отпустила его через двадцать минут. — Мы все надеемся на вас, Куросаки-сан, — сказала она на прощание. — И помните, если вы погибнете до того, как я закончу, то Урахара-сан тоже умрет. — Ага, понял, — криво усмехнувшись, хрипит Ичиго. — Спасибо за помощь, Унохана-сан. Сделав два шага, он исчез. Что ж, шунпо даже после всего работало исправно. И хотя за спиной, горящей адской болью, ощущалась непривычная и мучительная пустота, он знал, что время для скорби еще не настало. С этого момента потеря крыльев и половины души не имела никакого значения.***
Сознание вернулось внезапно и одним толчком. Резко приняв сидячее положение, Киске тут же почувствовал как кружилась голова и навалилось чувство дезориентации. Он медленно втянул воздух в легкие и попытался вспомнить последние минуты перед тем, как… Перед тем, как… Айзен оторвал ему крылья! О нет, крылья… — Дыши, Киске, просто дыши, — послышался знакомый голос Йоруичи, которому захотелось рефлекторно подчиниться. Сначала Киске дышал тяжело и надрывно, но постепенно сердечный ритм пришел в норму: вдох, за ним выдох, вдох — и так по кругу. Сознание прояснилось, и Киске понял одну важную деталь: боли, там, где она должна быть, нет. Да, у него болела голова и адски ныло измученное тело; вообще, складывалось впечатление, будто бы боль мучила его с головы до пят, но… Опустив голову, мужчина осмотрел свой оголенный торс и пришел к выводу, что, пока он был без сознания, кто-то обработал его раны и тщательно перебинтовал грудь. Чувство восторга от привычного ощущения крыльев за спиной накрыло практически с головой. Обрадовавшись как ребенок, Киске принялся напрягать мышцы и проверять отзывчивость крыльев на малейшие движения. По обе стороны от футона терпеливо дожидались его внимания Унохана и Йоруичи. — Вы спасли мои крылья! — благодарно выдохнул Киске, до конца не осознавая, как такое чудо оказалось возможным. Ведь Айзен поджог крылья. В последний миг он думал, что если и выживет, то навсегда потеряет их. Всем известно, какая кошмарная участь настигала бескрылых. Когда-то Киске даже проводил небольшие исследования, поэтому сомневался, что смог бы существовать подобной искалеченной жизнью. Йоруичи почему-то неловко отвернулась и не смотрела в его сторону, а Унохана, наоборот, смотрела прямо в глаза с непонятным для него выражением на лице. — Я их не спасала, — она отрицательно покачала головой. Сочувствие — вот что она к нему испытывала. От осознания этого внутренности сковало холодом. Он судорожно сглотнул комок в горле, боясь представить, что с ним не так. Ведь крылья на месте, может, они искалечены? — Урахара-сан, — мягким и тихим голосом начала Унохана, — взгляните на… ваши крылья. До него с трудом доходит смысл ее слов, но все же медленно, с нарастающим чувством страха, Киске обернулся себе за спину. Долгое мгновение он в растерянности не понимал — отказывался понимать — на чьи крылья смотрит. Его мощные гладкие крылья всегда имели насыщенно-красный цвет. Злые языки шептались за спиной о том, что они «кроваво-красные» — на самом деле малиновые — оттого, что отражали натуру бессердечного убийцы. Как будто все грехи и вся кровь на руках — вот они, выставлены на всеобщее обозрение в качестве предупреждения. Но Киске никогда не беспокоило чужое злословие, наоборот, его переполняла гордость за свои красивые крылья, потому что они — истинное отражение Бенихиме. Сейчас же за его спиной ослепительно белые крылья. Их белизна на контрасте была подчеркнута золотом кроющих перьев. Эти крылья способны запросто выдержать вес его тела, ведь они такие большие и сильные, а на ощупь мягкие и пушистые, воздушные, словно два кучерявых летних облачка, которые в детстве каждый ребенок мечтал потрогать. Едва оправившись от шока, первой связной мыслью в его голове было то, что после пережитого страха и стресса крылья просто-напросто побелели. Как иногда в один момент у людей седеют волосы. Киске тут же отмел эту глупую и смешную догадку. Крылья — не волосы, их функционирование построено не таким образом. К своему ужасу, он догадался чьи они, едва взглянув на них. Знал, но боялся признаться самому себе. На протяжении нескольких месяцев он любовался этим великолепием. Воплощением настоящих ангельских крыльев. Шинигами по иронии судьбы такими никогда не обладали, кроме одного человека… Так почему эти крылья теперь у него? Конечно, Киске все сразу понял. С той самой секунды, как увидел два белоснежных крыла, он их узнал. И в тот же миг все его существо восстало против свершившегося факта. Еще никогда ему не было так мерзко от самого себя. — Он отдал мне свои крылья… — осипшим голосом сказал мужчина. Гнев и горе, нарастающие с каждой секундой, затмили все чувства. — Как вы могли ему это позволить?! — Это был его выбор, — кто-то безэмоционально ответил — Унохана или, может, Йоруичи. Не слыша больше никого, Киске смотрел на свои… нет, на крылья Ичиго, и вспоминал собственный план, разработанный и уже осуществленный ради победы над Айзеном Соске. Вспоминал то, что много лет назад ему рассказал Ишшин о Финальной Гетсуге Теншо и… Он перевернулся на бок и оставил на полу скудное содержимое желудка.***
«Перестраховался, как всегда», — с усмешкой подумал Ичиго и привалился к ближайшему валуну. Ему нужно немного перевести дух. Неуклонно подступающую к сознанию тьму едва ли удавалось отогнать. Напротив него Айзен — по-видимому, запечатанный каким-то хитроумным способом — теперь представлял собой некую структуру, напоминающую звезду. Ичиго хорошо была знакома реацу Урахары, поэтому он с легкостью определил чьих рук это дело. Вероятно, хитрый лавочник предугадал такой исход, что временный шинигами не убил бы врага, но ослабил до такого состояния, чтобы спрятанная ловушка в какой-то момент, довершила начатое. Тяжело вздохнув и сгорбившись, Ичиго осознал, что боль — душевная и физическая, — которую он испытывал на протяжении всего сражения, куда-то подевалась, оставив после себя опустошающее чувство онемения и усталости. Ревущие звуки битвы смолкли, мир вокруг затих, погрузившись в неестественную тишину. Если бы не яркий дневной свет, Ичиго мог бы закрыть глаза и легко представить ночную Каракуру: редкое отсутствие пустых, спящий город, залитый лунным светом, и бескрайнее небесное пространство, где никто не мешал в свое удовольствие наслаждаться блаженным полетом. Едва не потеряв сознание, Куросаки вовремя предотвратил падение, уперевшись локтями в бедра. Усталость была настолько сильна, что попытка встать на ноги могла бы отнять у него чудовищно много энергии. Сейчас даже земля казалась мягкой кроватью. Ведь ничего плохого не случится, если он на секундочку приляжет? А когда кто-то его наконец найдет, он просто встанет и пойдет домой. Расплывающиеся круги перед глазами мешали, от них, казалось, невозможно было избавиться. С каждым мгновением состояние все ухудшалось. Тяжелые веки с трудом поднимались и опускались, голова весила тонну, а земля постепенно превращалась в одно большое пятно… А затем окружение вдруг потемнело, и не потому, что истощенный парень провалился в обморок, хотя и был чертовски близок к этому. Что-то парящее над его головой заслонило собой солнце, которое еще секунду назад слепило глаза яркими дневными лучами. Может, это дождевая туча? Какая большая… Юзу расстроится, если промокнет и в таком виде явится домой. Каждый раз прикрывая на секундочку глаза, Ичиго с бо́льшим трудом открывал их обратно. Ему лишь… хочется… Наконец, силы окончательно покинули тело ослабевшего парня. Потеряв внутреннюю опору и расслабившись, он неосознанно начал падать вперед, но уткнулся лбом во что-то мягкое… Сил не было, чтобы просто пошевелиться, но все же он отметил крошечной частью сознания, что лицом неловко уперся в чью-то грудь, а этот кто-то придерживал его руками за плечи. Чтобы открыть глаза и приподнять голову, Ичиго пришлось приложить титанические усилия. Первыми его внимание привлекли белоснежные крылья. Такие большие, что заслонили собой солнце, они сверкали и переливались светом словно изнутри, а перья по краям отливали золотом. — Кажется… получилось, — невнятно пробормотал парень. Шумно выдохнув, спаситель сжал на его плечах теплые ладони. Напоследок Ичиго поймал на себе устремленный сверху взгляд серых глаз, полных неясных страданий, а затем забвение мягко накрыло его сознание темной пеленой.***
На протяжении двух недель Киске не принимал в магазине никого, кроме Тессая и детей. Выгонять Уруру и Джинту с его стороны было бы чересчур жестоко, а Тессай помогал дежурить у постели больного, когда Киске, поддавшись усталости, засыпал прямо на месте. Оказалось, даже ему не под силу продержаться две недели без сна и на одном кофеине. К тому же навыки исцеления Тессая всегда превосходили его собственные. Старый друг и помощник моментально сложил все детали, когда Киске вернулся домой с белыми крыльями за спиной и бессознательным Куросаки на руках. Естественно, он наряду с самим Киске приложил все необходимые усилия, чтобы рыжий парнишка выздоровел. Насколько это теперь вообще возможно. Ожидая пробуждения Куросаки, Киске не переставал гадать — продемонстрировала ли Унохана-сан непревзойденное мастерство врачевателя, либо выполнила самую халатную работу. Оба бывших шинигами убедились в отсутствии любого риска заражения крови; раны Ичиго не открылись даже во время сражения с Айзеном Соске и с течением времени благополучно затягивались. С другой стороны, чтобы провести по всем правилам процедуру удаления крыльев, целителю потребовалось бы не менее часа, но никак не двадцать минут. Данную операцию не проводят без укалывания донору приличной дозы морфина, и ни один квалифицированный врач не позволил бы пациенту, которому только что удалили крылья, тут же бросаться в бой. Теперь Ичиго навсегда обзавелся двумя тонкими рваными шрамами, протянувшимися от основания шеи вдоль лопаток и до поясницы. Они выглядели глубокими, грубыми и уродливыми. Отделяя крылья, Унохана-сан поставила перед собой в приоритет скорость; делала надрезы быстро и точно, замедляя движения только для того, чтобы убедиться, что нервные окончания, соединительные ткани не повреждены. Она была намерена сохранить полную работоспособность крыльев и не покалечить их. Но в своей работе не щадила Ичиго, и он заплатил за это страшную цену. Когда Киске выяснил все подробности, то в бешенстве набросился на Унохану и Йоруичи; первая вообще не должна была соглашаться на операцию, а вторая — обязана была остановить Ичиго от опрометчивого поступка. Но какое он имел право в чем-то их упрекать, когда собственноручно выковал из Ичиго идеальное оружие? Унохана исполнила последнее желание Куросаки и тем самым спасла жизнь Киске, а Йоруичи в любом случае не стала бы препятствовать. Давящая тяжесть крыльев за спиной порой бывала невыносима. Иногда, находясь в состоянии между сном и явью, Киске посещали неясные образы и кошмары о том, что Ичиго с ненавистью в глазах обвинял его во всем. В такие моменты ему действительно казалось, что эти крылья погребут его под своим весом. Урахара Киске думает всегда и обо всем, ведь так устроен его мозг, в том числе и о том: «что очнувшись, Куросаки-сан все равно не сможет видеть шинигами, так какой смысл теперь беспокоиться?» Конечно же, ему стало противно от самого себя, а последующая глупая попытка утопиться в душе только усугубила чувство вины. Время шло, Ичиго не просыпался, а его рейреку по крупице иссякало, словно песчинки в перевернутых песочных часах. В середине второй недели у него началась лихорадка, несколько дней подскакивала температура, а к третьей — все закончилось. Йоруичи вернулась под конец третьей недели, но состояние Ичиго до сих пор не изменилось к лучшему. — Я не жалею, — с воинственным видом глядя старому другу в лицо, она выпалила прямо с порога. Они дрались и громили магазин до тех пор, пока Тессай не запер их с помощью бакудо по отдельным клеткам. Он не выпускал их оттуда на протяжении шести часов, а сменил гнев на милость только после того, как голодное урчание в их животах стало очевидным, и они начали чаще проситься в уборную. В конце концов Киске позволил Йоруичи остаться. Каждый день после полудня она дремала кошачьим сном возле Ичиго, угрожая Джинте, расцарапать его лицо когтями за то, что он слишком много шумел. Вопрос крыльев между ними впредь не поднимался. Один раз их навестила Кучики и спросила об Ичиго. Киске объяснил девушке, что проснувшись, бывший временный шинигами больше не сможет ее увидеть. После ее ухода он невольно подумал о том, что она, скорее всего, никогда не вернется. Вайзарды ни разу не приходили. До ушей Киске дошли свежие слухи, что все они были помилованы, и что сотайчо предложил им работу в Готей-13. Человеческие друзья Ичиго заглядывали несколько раз и беспокоились о его состоянии. Ишшин не рискнул показаться на глаза, возможно, это к лучшему. Если бы он все-таки явился, Киске обязательно выставил бы себя лицемером, высказав этому человеку то, что думает о нем. Какую историю Ишшин наплел своим дочерям, он не знал, но они тоже не навещали брата. Не считая Кучики Рукии, из всех шинигами только один появился на пороге его магазина, чтобы навестить Ичиго. Однажды Изуру Кира робко постучался во входную дверь, Киске впустил его, хотя был очень удивлен, что эти двое знакомы. Лейтенант неловко начал что-то бормотать себе под нос о врачебном надсмотре за пациентом, но в то же время его взгляд метался повсюду. Будто крылья Киске (нет, это крылья Ичиго) притягивали его взгляд, но Изуру всеми силами пытался не смотреть на них. Перед уходом он заглянул в комнату Ичиго, а Киске вручил ему денрейшинки и попросил передать Унохане. С наступлением четвертой недели Киске связался с Уноханой по духовному телефону. — Я могу их вернуть? — Вы знаете, что нет. Рейреку донора теряет способность интегрировать с новой парой крыльев после удаления родных хирургическим путем. Даже мне не под силу срастить конечности с зарубцованными тканями и омертвевшими нервными окончаниями. — Ах… я понимаю, Унохана-тайчо, спасибо. Киске повесил трубку не попрощавшись. Ичиго открыл глаза спустя месяц комы.***
Прошла почти целая неделя, прежде чем Ичиго начал принимать сидячее положение хотя бы на несколько минут и есть твердую пищу. К этому времени Урахара уже все ему объяснил. Ослабленную душу Ичиго поместили в человеческое тело, и с этого момента он перестал видеть духовный мир. Урахара, Тессай и даже Йоруичи в его присутствии носили гигаи, а Джинта и Уруру, вероятно, и так всегда находились в настоящих телах. Он был благодарен им за компанию. Общение ненадолго помогало отвлечься от огромной и мрачной пустоты, зияющей глубоко в душе. Он также больше не мог видеть крылья — ни те, что отдал, ни чьи-либо еще. Как-то раз он задал Урахаре вопрос: на месте ли крылья и работали ли они как положено. Замерев на месте, лавочник долгое мгновение смотрел на парня с нечитаемым выражением на лице, а затем, резко кивнув, заверил его в том, что крылья работали просто замечательно, и он за ними тщательно ухаживал. Лицо бывшего капитана исказилось от странной смеси эмоций, когда в ответ он услышал от Ичиго слова благодарности. Через мгновение он покинул комнату с видом, будто его только что ударили. Ичиго больше не поднимал эту тему.***
— Вот так, Куросаки-сан. Теперь вы достаточно здоровы, и я отпускаю вас, — радостно сообщил Киске, снимая со своего невольного пациента последние медицинские повязки. Куросаки вскочил на ноги, плавно потянулся и расправил плечи. Киске впервые за долгое время увидел его таким энергичным. — Спасибо за помощь, Урахара-сан, — едва заметная улыбка появилась на его губах. Киске в ответ кивнул, подавив дрожь и отмахнувшись от некстати проснувшегося чувства вины. — Пустяки! Вы уходите домой? — Наверное, я должен, — накинув рубашку и приведя себя в порядок, Ичиго направился в сторону выхода. — Не знаю, какую историю папаша сочинил сестрам, но уверен, они ему не поверили и уже сами догадались, что я опять был занят призраками. Он резко замолчал, будто осознав, что уже никогда не сможет этого сделать. — Может, пока я спал или еще когда, — тихо продолжил, — Рукия приходила снова? А Ренджи или Хирако? Или еще кто-нибудь? — К сожалению, нет, — Киске спрятал гримасу за веером. — Полагаю, они все заняты восстановлением Готея. Это жалкое оправдание, он и сам это понимал, но Ичиго не стал возражать и, кивнув, начал обуваться. — Вы правы, Урахара-сан, — сказал он, прощаясь, — больше не буду вам надоедать. Спасибо, что так долго обо мне заботились. Я… — Зачем вы это сделали? — выпалив столько времени мучающий его вопрос, где-то внутри Киске съежился от стыда и отвращения к самому себе жестокий убийца. Куросаки замер перед дверью с занесенной рукой. — Я знаю, что вам все еще больно. Занпакто и крылья были частью вашей души, и вы отдали их, — сделав паузу, мужчина с неохотой признался, — я не понимаю… Крылья задрожали за спиной Киске, выдавая его настоящие эмоции. Он сейчас в гигае, но все равно чувствовал их и видел периферийным зрением силуэт, даже если сам Ичиго теперь их не мог видеть. Крылья и правда в полном порядке, великолепные и начищенные, Киске заботился о каждом перышке с маниакальным рвением. Ведь это крылья Ичиго. Он не имел право их портить и пачкать. — Что непонятно? — спокойно спросил парень, повернувшись лицом и вздернув одну бровь. — Вам они были нужнее, чем мне. Киске вздрогнул. — Все в порядке, Урахара-сан, — со вздохом продолжил Куросаки. — Я знал, что стану обычным человеком и больше не смогу летать, а вы умирали… — Тогда вы должны были оставить меня! — жестко отрезал он. — Я бы позволил вам умереть, если бы это помогло остановить Айзена! Ради этого я бы сделал и более ужасные вещи! Ичиго был спокоен и не проявлял никакой злости — это не та реакция, в которой нуждался Киске. Куросаки должен был сердиться, обвинять его, выплескивать скопившуюся ненависть, хоть как-то показывать свое негодование. Положение, в котором он находился, — это полностью вина Урахары. Рыжеволосый парнишка вместо этого растерянно хмурился, но его эмоции не отражали ни капли гнева и негатива. — Что за глупости, — в конце концов произнес он. — Мы не на базаре, чтобы спорить до посинения о том, кто из нас сильнее испоганил жизнь другому. — Это ведь я распланировал вашу жизнь задолго до рождения! — Киске попытался прибегнуть к насмешкам, ожидая получить в ответ обвинения. Пытался спровоцировать Ичиго на ответную реакцию, которая для самого мужчины была бы проста и понятна. — Я создал вас с единственной целью, чтобы вы пожертвовали собой ради нас. С самого начала я собирался вас использовать. Вы понимаете это, Куросаки-сан? У вас был лучший шанс отомстить мне, и вы его упустили. Нужно было… — Дело не в вас! — перебил Куросаки, на этот раз он выглядел явно раздраженным. — Это был мой выбор. Если вы посчитали необходимым мной манипулировать, это не означает, что я должен мстить. И не смейте говорить обо мне так, будто я безмозглая овца, которую притащили силком. Да, вы ограничили свободу моего выбора, но окончательное решение, сражаться с Айзеном или нет, все равно осталось за мной. Вы же не заставили меня встретиться с ним лицом к лицу. Он помолчал в течение нескольких напряженных секунд, а затем добавил: — И крылья я отдал не потому, что вы меня заставили, — Киске с силой сжал в руках поля шляпы, от напряжения у него побелели костяшки пальцев. Ичиго коротко закончил: — Я сам захотел это сделать. Что-то большое и горячее сжалось в груди Киске и перехватило дыхание. — Вы не должны были этого делать! — Ничего не поделаешь, — закатил глаза Ичиго. — Уже все сделано, вам остается только смириться и жить с этим дальше. Хотите злиться, тогда злитесь на Унохану-сан, потому что она спросила согласия только у меня, а вам выбора не дала. — Это не имеет значения, по сравнению с… — Тогда остальное тоже не имеет значения… — Вы поступили глупо… — Такой уж я… — Никто бы не отдал свои крылья просто так… — Я читал, что некоторые люди отдавали… — Возможно, но для близких и любимых, и даже это большая редкость. А я для вас ни то ни другое… — Я не хотел, чтобы вы умерли! — наконец взорвался Ичиго. — Не хотел, чтобы вы страдали как я! Когда от души остаются клочья, вы не представляете, как это больно! Я не хотел, чтобы вы тоже проходили через это! — Вас не должно было это волновать… — Хватит нести чушь! — Я не просил вас об этом! — прорычал Киске, вскинув голову и опустив руку, которой сжимал шляпу. Чувство беспомощной ярости, сдерживаемое им все это время, неистово клокотало в груди. — А вам и не нужно было, — скривился парень. — Что делать с крыльями, это мое гребаное личное дело, Урахара-сан! Магазин погрузился в тишину, ее прерывало лишь тяжелое учащенное дыхание обоих. Воздух между ними словно наэлектризовался от эмоций. Молчание затянулось, и в итоге Ичиго это надоело. С усталым вздохом он повернулся и сделал шаг к выходу. — Мне нужно идти, — тихо пробормотал он перед дверью. — Еще увидимся… или нет, если не захотите. — Постойте! Ичиго замер, настороженно обернувшись. Не встречаясь с ним взглядом, Киске снова протянул руку к шляпе и стянул ее со светловолосой макушки. Несколько томительных мгновений он сконфуженно крутил ее в руках, а затем одним слитным движением упал на колени — звук соприкосновения с полом вышел глухой, смягченный из-за деревянного напольного покрытия. Киске отбросил головной убор в сторону, а его крылья выгнулись вперед в подобии объятья, а перед глазами встала стена из перьев, много-много перьев… повсюду были перья… И не сомневаясь ни секунды, отбросив гордость, он принял традиционную позу догеза — сложив крылья за спиной и наклонившись вперед, опустил голову почти до земли. — Я сожалею, — тихо проговорил он, опустив взгляд на пол прямо перед собой. — Сожалею за ту роль, что сыграл в вашей жизни, что всегда манипулировал вами. Я сожалею, что переложил на вас ответственность за исправление стольких ошибок, которых вы никогда не совершали. И возможно, у вас действительно было право выбора, но я ограничил этот выбор и, в конце концов, вынудил вас действовать именно так, как нам было нужно. Я всей душой сожалею об этом. Прикрыв глаза, Киске на секунду замолчал. — Я не прошу, чтобы вы меня простили, и не жду прощения. Хочу, чтобы вы знали только одно. Мне искренне жаль за все то, что я сделал с вами не потому, что вы отдали мне крылья. Тот факт, что вы посчитали меня человеком, достойным ваших крыльев, вызывает во мне большие сожаления. Он закончил, не зная, что еще следовало бы добавить. Он всегда терялся в разговорах, но с легкостью находил правильные слова, когда требовалось кого-то убедить. Вот и сейчас ему с трудом удалось выразить словами хотя бы малую часть того, что он на самом деле испытывал. — Я прощаю вас, — Ичиго ответил так просто, как будто ему ничего не стоило сказать такие слова. Его голос, раздавшийся близко над головой Киске, прозвучал немного хрипловато. — Ну хватит вам, вставайте! Он взял Киске под локоть и потянул вверх, а мужчина, как привязанный, послушно поднялся на ноги. Он был ошарашен легкостью, с которой Ичиго простил ему грехи. Ничего и никогда в его жизни не давалось так просто. Заглянув в смущенное лицо Ичиго, он заметил в его глазах что-то невыносимо нежное. Но ни малейшего проявления злости. Куросаки поднял с пола полосатую шляпу и нахлобучил ее на голову Киске. Поля шляпы закрыли обзор, поправив ее, мужчина с удивлением заметил, что Ичиго уже снова разулся. — Куросаки-сан? — Я остаюсь на ужин, — объяснил он, потянув за собой в сторону жилой части магазина. — Сейчас что-нибудь приготовлю, чего бы вам хотелось? В конце концов они разделили трапезу в неловком молчании, к которому Киске не привык. Ичиго и раньше оставался ужинать в его доме, и со временем им обоим стало гораздо комфортнее общаться и находиться в компании друг друга. А этот вечер прошел не то чтобы неловко, скорее очень тихо. Ичиго с присущим ему упрямством перенес это «испытание», а Киске в принципе был удивлен желанием Ичиго остаться. В этот раз бедному лавочнику даже досталось локтем в лицо за насмешливые поддразнивания. — Я собираюсь вернуть вам ее, — неожиданно выпалил Киске, когда ужин подошел к концу. — Чего? — поперхнувшись чаем, переспросил Ичиго. — Вашу силу, — уточнил тот. — Я собираюсь ее восстановить. Не могу сказать, сколько времени это займет, и даже еще не знаю, как это сделаю, но я уже начал искать способ помочь, когда вы были без сознания. Обещаю, что я его найду. Ичиго удивленно вытаращился на него, по-видимому, не ожидая услышать что-то подобное. С момента пробуждения его обычно яркие глаза потускнели, а сам он выглядел лишенным какой-либо воли к жизни. Сейчас же в них медленно, но верно начинали снова загораться маленькие лучики надежды. — Я не смогу вернуть вам крылья, — на всякий случай добавил Киске. Произнеся эти слова, он почувствовал, как внутри что-то оборвалось — это его собственная душа болела и горевала за Ичиго. — Если бы я мог, то… — Крылья теперь ваши, — перебил Ичиго, даже сейчас в его уверенных слова не было осуждения. — Я отдал их вам, а взамен только прошу, чтобы вы позаботились о них и о себе. Киске подавил в себе судорожный вздох. Неосознанно вытянув руку вверх, он с нежностью прикоснулся к белоснежным и мягким, как шелк, перьям. Ичиго отслеживал эти ласковые поглаживания с кривоватой улыбкой на губах. — Я исправлю все, что смогу, — Киске выдохнул обещание почти шепотом. — Я знаю, спасибо вам, Урахара-сан, — благодарил того Ичиго, хотя для него самого еще ничего не было сделано. — Нет, — пробормотав в чашку с ароматным чаем, Киске пристально посмотрел в глаза Ичиго. Крылья за его спиной — это крылья Ичиго — величественно расправились. Под теплым кухонным светом они сияли ангельской белизной, переливаясь едва заметным оттенком золота. — Спасибо вам, Ичиго-сан.