фотография.

Наташа поëжилась от сквозняка, проникающего через форточку и тихо шмыгнула носом. — Да, вот это уже плохо, — невесело усмехнулась она, потянувшись за носовым платком. Горло до сих пор болело. Не хватало ещё и заболеть сейчас. Хотя, учитывая недавние события, это было... Вполне ожидаемо. Наташа покачала головой и высморкалась, твердо решив и дальше давить в себе рыдания. Слезы всё равно не помогают. Только больше доказывают собственную беспомощность. Романофф на автомате бросает мимолётный взгляд на рамку возле кровати и тут же жмурится, надеясь на то, что увиденная картинка забудется, не успев отпечататься в голове. Но как и всегда, картинка не исчезает, будто бы намертво приклеевшись под её веками. И исчезать она не желала. «Ни одной больше слезы», — яростно думает Наташа, продолжая отчаянно жмуриться. Это не помогает. На самом деле, это никогда не помогало. Поэтому перед глазами всё так же стоит фотография двухлетней давности. Фотография, которую она ни за что не смогла бы убрать, даже несмотря на то, сколько боли та приносила только из-за одного брошенного на неё взгляда. На фотографии запечатлена сама Наташа. Она так широко и искренне улыбается, что нынешней Романофф кажется, что это не она сама смотрит с фотографии, а таинственная незнакомка с огненно-рыжими волосами и хитрыми искорками, пляшущими в её непривычно улыбчивых глазах. Рядом стоит такая же яркая и счастливая Ванда, чья рука привычно и по-родному покоится у Наташи на талии. Слева, заняв почти всё место в объективе, замер в движении Пьетро, выкинув правую руку в виде знака козы. Складывалось впечатление, что тот ворвался в кадр неожиданно и быстро, как всегда любил появляться где-либо в обычной жизни. У него на спине, словно коала, сидела Елена. На её лице замерло выражение полного восторга и воодушевления, а руки были вскинуты вверх так, будто она была на каком-то невероятном и захватывающем аттракционе. А на самом переднем плане завис в воздухе Клинт, наполовину закрыв собой Ванду и Пьетро. Он делал вид, что играл на невидимой электрогитаре, наверняка представляя себя популярным рок-певцом. Это был тот самый день, когда Наташа решилась познакомить Елену с самыми важными людьми в своей жизни. С Клинтом. Её самым лучшим другом. Человеком, что перевернул её жизнь с ног до головы. Даровал ей второй шанс, в котором так отчаянно нуждалась потерянная выпускница Красной комнаты. В тот день Наташа не переставала с грустной ностальгией смотреть на то, как общались Клинт и Елена, что служило напоминанием того, как когда-то общались сама Романофф и юный лучник. Наташа пришла в настоящий восторг и удивление, когда Пьетро, едва ли завидев Белову, сразу нашёл что ей сказать и увлёк её в какой-то странный и длинный разговор, что они умудрились растянуть во весь день. Да, они сразу же нашли общий язык, «приклеевшись» друг к другу, будто пара сиамских близнецов. И в этот же день Нат решилась объявить своей странной, но вместе с этим невероятной и самой лучшей семье, о том, что состоит в отношениях с Вандой. С потрясающей девушкой, что навсегда изменила жизнь Наташи и её саму. Ванда стала тем самым человеком, ради которого Наташе хотелось просыпаться по утрам, только чтобы слышать её голос. Выходить на миссии, чтобы прикрывать ей спину, пока та неизменно защищает Наташу. Хотелось вместе смотреть Нетфликс по ночам, целуя мягкие и податливые губы ведьмы. С Вандой хотелось просто жить, не оглядываясь на прошлое, и не думая о будущем. Хотелось. Больше нет. Наташа ещё раз зажмурилась и отставила фотографию в сторону. Забавно, она даже не заметила того, как взяла её в руки. Слёзы не текли. Хотя ком в горле уходить так и не желал. Она бросила взгляд на часы и поправила кофту на плечах. Надо было спускаться. Лестницы в этом доме сильно скрипели, грозясь вот-вот сломаться, когда кто-то лишний раз спускался по ним. Но в этом и была прелесть этого жилища. Их жилища. На первом этаже, уткнувшись лицом в колени, сидел Пьетро. Выглядел он... Плохо. И это выглядело неправильно. Вечно улыбающийся, немного нахальный и бесконечно шумный Пьетро был не похож на себя. Он, прямо как Наташа с той фотографии казался таинственным незнакомцем, от которого не осталось ничего от того парня, что знали другие. И это казалось таким... Неестественным. Будто чья-то плохая иллюзия, в которой всё вдруг стало наоборот. Рядом с Пьетро сидела такая же непривычно молчаливая Елена, крепко сжимающая плечо друга. Наташа уже и забыла когда в последний раз видела сестру в таком состоянии. Услышав скрип лестницы, Пьетро резко поднял голову, уставившись на неё покрасневшими глазами. — Ты всё? — хрипло спросил он. Наташа заметила, что тот сжимал в руках маленький букет алых хризантем и кивнула. Елена смотрела на неё болезненно, с немым вопросом и беспокойством в глазах. — Где Клинт? — спросила Наташа, удивляясь тому, что собственный голос звучал не лучше голоса Пьетро. — Уже там, — тихо ответила Елена и поднялась с дивана, потянув за собой Пьетро. Наташа кивнула головой в сторону двери, ни сказав ни слова. В руках она сжимала лист, подозрительно смахивающий на карту. Дорожка к месту, куда они собирались, уже была протоптана. Похоже, что очень многие успели побывать здесь утром. Наташа не знает рада она этому или нет. Единственное, что она чувствует сейчас — это вину от того, что хочет поскорее с этим закончить и уехать куда-нибудь подальше отсюда. Она решается идти первой, оставив Елену и Пьетро позади. Ей просто было необходимо урвать хотя бы секунды в одиночестве. Наташа делает всё молча. Молча подходит к месту. Молча и бережно кладёт карту на до сих пор рыхлую землю, стараясь не задерживать свой взгляд на чёрно-белой фотографии. — С годовщиной, solneshko, — шепчет она в пустоту и быстро поднимается, панически боясь остаться тут ещё хотя бы на минуту. На карте, что осталась лежать на земле, была только одна надпись, обеденная красным сердечком: «Дом, в котором мы состаримся вместе.» А на камне над землёй красовалось всего несколько слов: «В память о Ванде Максимофф. Любимая жена. Сестра. Мститель»