Попытка исправить «Сердце Треспии»

Иногда по пробуждению бывает такое состояние, когда не хочешь открывать глаза, а наоборот всеми силами пытаешься урвать ещё кусочек сна, даже если уже не помнишь, что тебе только что снилось. У меня такое случалось всё чаще. Последний месяц я чувствовала, что вообще не хочу покидать по утрам постель, но мне, конечно, такая роскошь была непозволительна. Иронично, ведь «непозволительная роскошь» и «будущая королева» в одном предложении это не самое очевидное сочетание. Я как-то спросила придворного лекаря во время очередного осмотра, с чем может быть связано моё состояние. – Хандра, Ваше Величество, – заунывно протянул он, не поднимая на меня взгляда, продолжая ощупывать мой живот. «Настоящая хандра – это твои визиты» – подумала я, но промолчала. Подобные высказывания – очередная непозволительная роскошь. Я всегда просыпалась где-то за пару минут до прихода Делии, моей служанки. Я читала, что это называется «внутренние часы». Вот и сейчас я только успела потянуться в постели и окинуть свои покои взглядом, как дверь комнаты тихонько отворилась. – Я проснулась, Делиа, проходи. – Да, Ваше Величество, – Делиа слегка поклонилась и прошла вглубь комнаты. В руках у девушки была корзина с мыльными принадлежностями, в которой возвышался, словно башня, кувшин с розовой водой. Раз за разом Делиа демонстрировала мне чудеса баланса. – Могу я поручить служанкам натаскать воды? Я кивнула, вытянула руки поверх покрывала и, зажмурив глаза, потянулась как следует. Пора окончательно просыпаться, впереди насыщенный день, который уже хотелось побыстрее закончить. Следующие минуты несколько служанок сновали туда-сюда с вёдрами, наполняя водой небольшую деревянную ванну. Когда они ушли, я наконец-то вылезла из постели, скинула с себя ночное платье и погрузилась в тёплую воду. – Я добавила пару капель экстракта лаванды, как вы любите, Ваше Величество, – Делиа вздохнула, и я заметила, как грусть промелькнула на её лице и в её голосе, – я обязательно передам вашей следующей служанке, как вы любите лаванду и эвионы. – Делиа, брось, — я улыбнулась, – ну куда я тебя отпущу? Думаешь, ты так легко от меня избавишься? – теперь уже и девушка пускай и смущённо, но улыбнулась, – я лучше тебя никого вовек не сыщу, да мне никто и не нужен. – Но так принято – с новым титулом полагается новая прислуга… – И слышать не желаю, – пробасила я, нахмурив брови и ударив кулаком по воде, подражая своему дяде Осмонту, и тут уже мы с Делией обе не сдержались и рассмеялись. К завтраку я спустилась одновременно с дядей. Я сразу отметила, что он не в духе, потому что он даже не сразу заговорил со мной. Только когда я доедала третью пампушку, перед этим обильно искупав её в сахарном сиропе, дядя поднял на меня глаза и проговорил: – Эллаира, милая, я надеюсь ты не налегаешь на выпечку. Платье в третий раз уже никто перешивать не будет, тем более за сутки до коронации. – Конечно, дядюшка, ты прав, – я грустно опустила вилку с пампушкой. – Сегодня до вечера будем репетировать коронацию, но сперва после завтрака навести декораторов в тронном зале, я уверен, что без твоего внимательного женского взгляда им не обойтись. Дядя улыбнулся, и я тоже выдавила из себя улыбку. Дальше шли рассказы про то, как трудно было достать мои любимые эвионы, да ещё и сохранить их в свежести, какие бестолковые у нас в городе ткачихи да вышивальщицы, и как долго дядюшка мучился, чтобы достать лучшие ленты. По правде говоря, я была уверена, что этим занимался не лично он, но я подыгрывала ему, изображая то сочувственные, то изумленные гримасы, а в конце похвалила его и поблагодарила за все хлопоты, и он расплылся в самодовольной улыбке. Плохой ли мой дядюшка человек? Нет, вовсе нет. Я любила его, но, становясь старше, стала замечать, насколько он не идеален. И у меня даже появилось к его поведению много вопросов, которые я, однако, навряд ли когда-нибудь решусь задать. В тронном зале с самого раннего утра шла пускай и творческая, но напряжённая работа. Я присоединилась к декораторам и слугам и раздавала указания, что куда ставить и вешать. Моя рука взмахивала то верх, то вправо, то влево, я осматривала зал с разных ракурсов, смотрела на игру солнечного света на украшениях, просила раз за разом менять ленты, уже чуть ли не сама была готова лезть на стойку, только чтоб повесить всё точно так, как я хочу. В конце концов все очень запыхались. Я окинула весь зал взглядом и только сейчас поняла, что всё это время окна были закрыты, и я буквально задыхаюсь без свежего воздуха. Казалось, корсет сразу же стал стягивать мою грудь ещё туже. – Пожалуйста, откройте окна, мы же тут задохнёмся, – выдохнула я, омахивая лицо руками. – Ваше Величество, но ваш дядя запретил… – Что? С чего ещё вдруг? – я не сдержалась и быстро приблизившись к окну сама распахнула его. Меня тут же окатило порывом ветра и городским шумом. Я облегчённо вдохнула свежий воздух, прикрыв глаза. Хотелось забыть про всю суету и грядущую коронацию и просто насладиться моментом, но не вышло. В шуме улиц, во всём этом песнопении слившихся воедино голосов было что-то напряжённое и пугающее. Уловив это волнение, я вздрогнула. Что-то было не так. Я открыла глаза и опустила взгляд. Из окна открывался вид на городскую площадь и широкую улицу, одну из главных в городе. Я увидела оживлённую толпу, но её настроение было мне неясно. Я постаралась прислушаться к смеси звуков, чтоб разобраться в происходящем. – Эллаира! – по залу прогремел строгий голос, и я испуганно обернулась. Дядя Осмонт стоял на входе в зал, я чувствовала его грозный взгляд на себе, словно меня укололи тысячей острых игл одновременно. Я замерла. Мы простояли так с минуту. Внутри меня мучил вопрос. Какая-то часть меня хотела броситься к дядюшке и спросить его, что же происходит на улице. Но я не могла решиться, словно знала, что непременно врежусь в невидимую стену, которая разделяет нас. Неужели мы друг для друга чужие и как вообще это возможно, если всю мою сознательную жизнь у меня не было человека ближе? Получается, у меня никогда не было рядом по-настоящему близкого человека? Поток печальных мыслей мог бы ещё долго нестись дальше, если бы меня не вырвал из раздумий всё тот же голос, менее строгий, но такой же твёрдый: – Пожалуйста, переоденься в церемониальное платье и возвращайся сюда как можно скорее. С минуты на минуту прибудут советники. Ты же не хочешь репетировать до самой ночи. Я только и смогла, что кивнуть. У выхода меня снова одёрнул голос дяди. – В городе... ярмарка, – более мягко проговорил он, словно оправдываясь. Я снова молча кивнула. Уже за поворотом я услышала, как дядя отдаёт приказ закрыть окно. До конца дня времени на раздумья не было. Раз за разом мы репетировали коронацию. Всё было точно так, как будет завтра, разве что гости ещё не прибыли. Я мысленно чу-чуть проклинала наших предков, которые придумали такой сложный обряд. Многое зависело не от меня, поэтому большую часть времени я просто старалась ровно стоять в тяжёлом тугом платье, боясь лишний раз как-то не так вздохнуть. Репетировали мы и речь и вопросы и клятву гвардейцев. У меня уже кружилась голова и меня успокаивали только мысли о том, что завтра это всё надо будет повторить всего один раз. Во время последней репетиции речи гвардейцев я всё смотрела на Уайатта, а он, казалось, украдкой поглядывал на меня, либо же это дорисовывало моё воображение. Я всё гадала, сможем ли бы больше находиться рядом, когда я стану королевой. Смогу ли я сделать его своим личным рыцарем? Сейчас наше самое близкое взаимодействие происходило тогда, когда я наблюдала во время прогулок за его тренировками. Иногда я натыкалась на Уайатта, когда он патрулировал ту или иную часть замка, тогда мы могли перекинуться короткими фразами, когда у меня было хорошее настроение, я могла подшутить над ним, но он редко улыбался в ответ. Уайатт всегда держался очень серьёзно и никогда не забывал про мой титул. В детстве мы проводили гораздо больше времени вместе. В то время в замке всем было немножко не до нас, а мы были одногодками. Вспоминая маленького Уайатта, я понимаю, что он, кажется, уже в то время старался вести себя как настоящий рыцарь, всячески оберегая меня от различных опасностей в виде колючих кустов или страшных жуков. Но с возрастом добавилось больше условностей, правил, обязанностей. Уайатт во всём стремился походить на отца, мой титул отдалил нас друг от друга, но я всё ещё тянулась к нему, а он вёл себя холодно и сдержанно. Сколько же ночей я проплакала из-за этого. Замечал ли Уайатт моё горе? Чувствовал ли хоть немного он то же самое? Стыдно ли ему? Жалеет ли он о чём-то? Очередная кипа вопросов к человеку, которому я никогда их не задам. Ужинала я в одиночестве и, честно говоря, была рада этому. На душе было грустно и неспокойно. Я совсем не чувствовала счастья от осознания того, что завтра стану королевой. Я всё повторяла в голове «мой народ, мой народ», но я совсем не чувствовала ответственности. Я совсем не понимала, что мне делать. Конечно, я понимала в теории, ведь я много читала и слушала об этом от своих учителей и дяди, но я не могла испытать внутри той самой материнской любви к своему королевству и его людям. Мне было страшно. У меня зарождалось чувство, что я не принадлежу себе, что весь мой путь выбрала для меня какая-то высшая сила, судьба, но не я. В какой-то момент груз мыслей так сильно придавил меня, что я чуть не расплакалась. К счастью, я научилась держать лицо перед слугами и придворными. Но завершив ужин я поспешила в свои покои, представляя, как позволю себе перед сном полчаса проплакать в подушку (дольше нельзя, ведь тогда к завтрашнему дню может опухнуть лицо). Я сидела в своей комнате перед трюмо и ждала Делию, чтоб она по обыкновению помогла мне подготовиться ко сну и расчесать волосы. В дверь постучали. Я сразу поняла, что это не Делиа. – Войдите. – Эллаира, милая… Я хотел поговорить перед завтрашним днём, – дядя Осмонт остановился, не подходя ко мне. – Я слушаю, дядюшка. Я не развернулась и только посмотрела на дядю в отражении зеркала. Он выглядел уставшим. Я отметила про себя, что он уже не молодой. Он всё ещё выглядел статным и крепким, но я вдруг заметила все морщинки на его лице, седой отлив его волос и чуть осунувшуюся спину. – Ты так выросла. Я смотрю на тебя и не узнаю свою маленькую девочку, которая носилась под ногами весь день, поднимая на уши весь замок. Где эта малышка, что пересказывала мне за обедом свои любимые сказки и раскладывала у меня в кабинете по всему полу рисунки? – он улыбнулся, – куда она делась? Почему дети так быстро растут? – Она всё ещё живет где-то внутри меня, – я улыбнулась и опустила взгляд, потому что испугалась, что мои глаза начинают слезиться. – Я вижу перед собой взрослую, красивую девушку. Молодую, но сильную и мудрую королеву, будущую правительницу Треспии. А ещё ты очень похожа на свою мать. Те же светлые волосы, ты собираешь их так же как и она. Эти две прядки, которые ты уводишь наверх… Тот же пронзительный взгляд, та же походка… Ты очень похожа на неё. Я изо всех сил сдерживала слёзы. – Спасибо, дядя. – Она бы очень гордилась тобой, – мне показалось, что ему тоже тяжело говорить об этом, и он перевёл тему. – Завтра будет один самых счастливых дней для нас обоих. Я тоже очень горжусь тобой, милая. Ты уже готовишься ко сну? – Да, я очень устала и хочу выспаться. – Это верно, ты должна выглядеть отдохнувшей. Правда, я сам не знаю, как усну. Это всё так волнительно… Ну ничего, всё будет хорошо. Спокойной ночи, дорогая. – Доброй ночи, дядюшка. Как только он вышел из комнаты, я кинулась на постель и наконец дала волю слезам. Я плакала так долго, так горячо, так громко. Я сама не могла точно выразить из-за чего я плачу, но мне было так тоскливо и одновременно с этим так волнительно. Я чувствовала и облегчение и невероятное глубокое горе, которое вырвалось наружу. Мысли о маме, о моем предназначении, об одиночестве, о старости дяди, о завтрашнем дне, который станет переломным в моей жизни. Всё накатилось и выплеснулось солёным морем на мою несчастную подушку. Я даже не слышала, как Делия стучала в комнату. Мне казалось, я провалилась куда-то вглубь своей постели и весь остальной мир исчез. Спустя два или три часа я наконец уснула.