Пойдём?

Дрожащая рука выводит по шершавой поверхности неровные штрихи. Сухой кашель душит, не давая вдохнуть, пальцы, крепко вцепившиеся в уголь, продолжают своё движение лишь после нескольких секунд сидения с закрытыми глазами. Художник знает, что это его последний день, его воображение разыгралось не на шутку — в сюжете, оставленном на грубой бумаге кажется, весь ужас и паника целого вымирающего города. Костлявая фигура с косой, в лучших традициях, загребающая невинные души, оставляя после себя горящие пустые дома. Мысль, что работать в состоянии лихорадки не пошло на пользу реалистичности гулко свербит в затылке, но времени, чтобы оставить этому миру что-то ещё у него не хватает, а эмоции и чувство безысходности накрывают с головой, словно горячая волна с большой шапкой пены из обрывков мыслей. Молодая, слегка бледная девушка склонилась, заглядывая через его плечо на лист. Тонкая линия губ, подкрашенных тёмным, слегка изогнулась в снисходительной, но печальной улыбке. — Снова этот образ? Почему ты тоже думаешь, будто за всеми приходит одна и та же? Знал бы ты, как похож на меня, даже сильней, чем на свою матушку. Я так скучала с тех пор, как она забрала тебя, а ты дрожишь от страха сильней, чем от хвори. Пальцы на мгновение замерли, а художник бросил взгляд на занавеску, безвольно трепыхающуюся на сквозняке, будто ему что-то показалось. Девушка облокотилась на спинку его стула, положив одну руку мужчине на плечи, и устроила сверху голову, продолжая разглядывать картину. — Я ведь даже не старею, почему она такая дряхлая? А… Ты ведь не знаешь. Столько всего ещё нужно тебе рассказать… О стольком напомнить. Чем дольше он сидел, тем более рваными и размашистыми становились линии, будто аккуратность потеряла всю важность, которую имела в начале, только бы успеть выразить свою мысль. Он снова зашёлся в кашле, закрывая кулаком губы, чтобы не запачкать ничего вылетающими каплями крови. — Ты снова тешишь себя мыслью, что скоро встретишься с ними, да? — Она вздохнула, слегка нахмурившись. — Как бы хотела я, чтобы ты после рождения вспоминал меня с той же теплотой и заботой, как свою ласковую мать. Всё время твои слова были лишь о ней. Но всему своё время, нас всегда было двое, по разные стороны, и теперь моё время позаботиться о тебе. Дышать всё сложней, он вновь прикрыл глаза, ощупывая уголёк, но тот выпал из его пальцев. — Я так скучала, — прямо рядом с ухом прозвучал женский шёпот, заставляя нарушенное дыхание окончательно сбиться, а нервы прошить током. Он повернул голову, широко распахнув глаза и встречаясь с её тёмным взглядом. Одними уголками глаз она улыбнулась, будто выжидая чего-то, внимательно изучая его реакцию. Выпрямившись, девушка положила ладони на его плечи, не отводя взор и снисходительно улыбаясь. Внезапно руки скользнули вниз, обхватывая плечи и легко обнимая со спины, заботливо окутывая, но совсем не неся тепла. — Здравствуй. — Ты… Ты за мной? — Ну а за кем же ещё? Я так ждала этого дня, чтобы встретить тебя. Уже всё готово, пойдём? Темнеет. Её черты показались ему подозрительно знакомыми, но он совершенно не помнил ни одного человека, похожего на неё, кроме, может быть… себя, ещё не столь испещрённого следами возраста и болезни. Будто они очевидные родственники, и ему передалось это сходство, но он всё ещё мог поклясться, что не знает, с чьей стороны. А внутри еле поднимающейся от дыхания груди продолжало расти тёплое чувство давней встречи, обещанной, но позабытой. Она взяла его за руку, осторожно потянув за собой и он покорно встал, про себя не оставляя попыток вспомнить это лицо из прошлого, даже не отвлекаясь на то, какие её пальцы мертвенно-холодные. Её поступь оказалась легка, словно прохладный ветер, влетающий в комнату сквозь открытые ставни и поднимающий пыль и жухлые листы с деревянного пола. Они очутились уже почти в дверях, когда сзади послышался глухой тяжёлый стук. Оглянувшись, он увидел, что склонившееся над рисунком тело теперь бесчувственно лежит, завалившись на стол, а раскрошившийся уголёк выпал из перепачканной ладони. Он молча простоял несколько секунд, раздумывая, насколько это всё важно? Сейчас он открыл для себя нечто иное, такое родное, окутанное спокойствием и призывающее к себе, но в глубине груди кололся маленький росток неупокоенной тоски. — Идём, холодает. — почти шёпотом вторила девушка, утягивая его в сгущающиеся сумрачные тени.