«Я верю, что самое главное на свете — это быть счастливым! Счастье. Невзыскательное, как бокал шоколада, или непростое, как сердце. Горькое. Сладкое. Настоящее».
— «Шоколад», Джоанн Харрис
В Тотспеле было уныло, но Селена начинала привыкать, за что бесконечно на себя злилась. Дни за рутиной сменялись один за другим, незаметно пролетела осень, а за ней выпал первый снег. Все жители Тотспела доставали свои поношенные шубы с заплатками, вязанные из некрасивой сероватой пряжи платки и рукавицы. Снег на улицах смешивался с грязью и превращался в лужицы, дома с прогнившими досками и облупившейся краской выглядели ещё более старыми и уставшими, и сам город не то, чтобы не радовал глаз, но ещё и навевал тоску. Но, несмотря на всё это, Тотспел всё равно пропитывался духом приближающихся праздников. Прохожие улыбались друг другу, отдавали почти последние деньги на скудное подобие мяса и полупрогнившие овощи, обменивались горшками с остролистом и омелой. И все неизменно желали «Счастливого праздника рождения Всевышнего!» Селена бесстрастно наблюдала за всем этим из отеля. Не спасало даже то, что в гостиной уже стояла роскошная изумрудная ель, в ожидании, когда её облагородят, нарядят в роскошные одеяния и всепоглощающую радость. Селена бы и рада разделять такое счастье вместе с остальными, но она уже давно не испытывала от этого восторг даже в своём мире, не говоря уже о выдуманном. Всё это казалось ей таким бессмысленным. Очередным поводом, чтобы не работать, да ещё и пить, пока весь мир не сузится до размеров расплывчатого пятна, а самому человеку не станет всё равно какой сейчас день и уж тем более праздник. Именно поэтому в очередной снежный день, когда город стал белоснежным, как чистейшее полотно, Селена занималась уборкой, вместо того, чтобы выгулять новое пальто, которое ей любезно одолжила Жозефина, и насладиться атмосферой приближающегося праздника. Она хозяйничала в гостиной, отмывала засохшие пятна жира с большого дубового стола, полировала стулья и протирала поверхность камина, на которой можно было писать непристойные слова, а чтобы отвлекаться от монотонной работы она напевала себе старую песенку, которая когда-то давно пела ей мама: — Поцелуй меня один раз, — Селена смахнула тряпкой вновь опустившуюся на столешницу пылинку, — Тогда поцелуй меня дважды, — она провела пальцем по ножке стула, проверяя чистоту скрипучим звуком, — Тогда поцелуй меня ещё раз, — снова взмах тряпки по уже идеальной поверхности стола, — Это было так давно, так давно… Селена не любила рождественскую суету, продолжая показательно выполнять стандартные поручения по дому. Маму это всегда так забавляло. Она продолжала звать её помогать украшать ель, дом или готовить праздничный грог с традиционными имбирными пряниками. Пыталась заинтересовать её запахами можжевельника и падуб-остролиста, которые она сплетала в венки и развешивала по дому, или просила достать полено, которое семья традиционно сжигала в самую длинную ночь. Мама всегда говорила Селене, чтобы та не забывала веселиться, но Селена продолжала, как упёртая, тереть стол и говорить какими бесполезными вещами та занимается. — Никогда не чувствовал себя так, моя дорогая, — Селена грустно улыбнулась своим мыслям, давая возможность отступить негативу и наполниться чем-то новым, — С тех пор, как не могу вспомнить, — совсем как в детстве, она слышала в голове её смеющийся голос, такой звонкий и завораживающий, — Это было так давно, так давно… Селена отошла от стола, чтобы вернуться к камину. Подкинула туда дров, что лежали рядом, и мельком хотела взглянуть на ель, но взгляд, словно намагниченный, остановился на колючих, на первый взгляд, иголках. Селена завороженно провела по веткам рукой, ощутив уколы, которые, сливаясь, парадоксально переросли в мягкость. Камин весело пожирал новые дрова, руки утопали в изумруде, а на губах у Селены снова заиграла улыбка. Как давно она не ставила у себя дома ель, чтобы насладиться ощущением праздника. Всегда оставалась на работе допоздна, чтобы не идти домой и не придаваться одиночеству, ведь дома было жутко одиноко. — Ты никогда не узнаешь, сколько снов мне снилось о тебе, — мама в преддверии праздника любила называть Селену «моя маленькая ёлочка», напоминая, что иголки лишь напускные, — Или просто какими пустыми они казались без тебя, — слёзы бы ни за что не полились у неё из глаз, даже если бы Селена этого очень захотела. В этот праздник мама особенно трепетно относилась к созданию весёлой атмосферы, которая бы радовала каждого в их доме, — Так поцелуй меня разок. Тогда поцелуй меня дважды, — Селена помнила, с каким трепетом мама относилась ко всему, что происходило в их доме в канун Рождества. Это всегда казалось Селене таким смешным, — Тогда поцелуй меня ещё разок, — пока не стало казаться призрачным и таким далёким, — Это было так давно, так давно… Селена продолжала протирать поверхность камина, вспоминая, почему именно ей не нравился этот праздник. Как ни странно, в Тотспеле она много чего не могла понять из прошлой жизни, и на мгновение ступор обуял её с головой, а тряпка так и зависла в воздухе. — До сих пор выполняешь поручения сестрицы? Лиам появился в дверном проёме неожиданно, но Селена не удивилась, вырвавшись из оцепенения. Она была рада сейчас вырваться из омута воспоминаний и провести время с ним. — Жозефина сказала, что на сегодня поручения окончены, но я всё равно решила убраться, — она улыбнулась ему, наблюдая за тем, как Лиам, улыбаясь, прошёл к камину и стоящей рядом ели и поставил на пол большой сундук. Селена едва взглянула на него, понимая, что именно может там находиться, — Что там у тебя? — она не горела желанием интересоваться, но глядя на Лиама, который почти светился, Селена сдалась. — Скоро Праздник рождества Солнца! День, когда родился Великий! — ответил Лиам, доставая из кармана штанов маленький резной золотистый ключик. Селена закатила глаза от услышанного. — Разве в Тотспеле празднуют Рождество? — саркастично уточнила она, изогнув бровь. Лиам лишь ещё шире улыбнулся её колкости. Кажется, что сейчас ничто не могло испортить ему настроения. — Конечно, мы же не пещерные люди! — «Тут я бы поспорила», — Тебе этот праздник не особо нравился, — продолжил Лиам, не обращая внимания на изменение выражения лица Селены. Послышался звук открывающегося замка, а затем крышка сундука открылась, — но ты всегда помогала мне украшать отель, — Лиам с упоением перебирал ёлочные украшения, который доставал из сундука, сортируя их по каким-то своим критериям. Селена потеплела, узнав в этом ненавязчивом жесте себя, — Я был тебе очень благодарен! Лиам светился, и Селена не могла сдерживать улыбки при взгляде на него. Он был словно ребёнком, хотя она понимала, что у них едва заметная разница в возрасте. На секунду её уколола зависть от того, что он такой же как она, но всё же умеет радоваться таким детским мелочам. Умел то, что никогда не удавалось ей самой. И Лилит, наверное, тоже. — Ты поможешь мне и в этом году? Лиам поднял голову. Глаза его были полны надежды. Он заворожено наблюдал за Селеной, которой так и замерла с тряпкой в руках, не в силах отвести взгляд от юноши. «Мама, ты бы этого хотела. Сейчас самое время начать меняться, да?». — Конечно. Она искренне, насколько умела и могла, улыбнулась ему и, оставив тряпку на поверхности камина, присела рядом с ним прямо на ковёр. Лиам в знак благодарности положил свою ладонь на её и легонько сжал. По телу пробежалась волна тепла. Селена не хотела себе в этом признаваться, но Лиам напоминал ей о доме. Стало так спокойно, будто так всегда и было. — Ты, наверное, не помнишь, но на каждый праздник я рассказывал тебе, как зародились традиции Рождества, — невзначай начал Лиам, раскладывая игрушки по горкам, — Ты всегда говорила, что уже тысячу раз слышала эти истории, но всё равно слушала меня. Селена улыбнулась. Это было так на неё не похоже. — Расскажешь мне ещё раз? — спросила она, взяв в руки маленького стеклянного ангелочка. — Конечно, — Лиам взглянул на неё, а затем на фигурку. Он надеялся, что она вспомнит почему эта игрушка у них. Селена не увидела его взгляда, но внутри что-то ёкнуло, наполняя тело и душу чем-то смутно знакомым. Она покрутила в руках ангелочка. — Мама в детстве говорила мне, что рождественские ангелы заменили фей, которые любили отдыхать на ветвях деревьев. Особенно на ветвях дерева желаний, — сказала Селена, подавая фигурку Лиаму, который встал и протянул руки, чтобы девушка передавала ему игрушки, а он развешивал их. Юноша радостно улыбнулся. — Так и есть. Мы празднуем Рождество, день, когда родился Всевышний, — длинные пальцы Лиама оставили ангелочка почти на самой высокой ветке, — По преданиям, в святую ночь великая Богиня-Мать рождает младенца, которому предстоит стать Солнечным богом. Когда он появился на свет, все лесные существа прилетели взглянуть на него: эльфы, феи, тролли и даже другие боги. Не могла нарадоваться Мать, что родился сын, как и не мог нарадоваться весь народ Долины… Селена внимала каждому слову, подавая Лиаму игрушки. Он повесил ещё парочку ангелочков на ветки, затем перешёл к круглым стеклянным шарам, которые, как вспомнила Селена, символизируют человеческие желания. Под звуки его бархатного голоса, горки игрушек постепенно редели. На ковре остались лежать ещё несколько звёздочек с месяцами да колокольчики, которых становилось всё меньше, а рассказ постепенно подходил к концу. Когда Лиам повесил последнюю игрушку, он улыбнулся и подал Селене руку, приглашая её оценить их совместную работу. Селена с благодарностью приняла помощь и поднялась, всё ещё пребывая в неведении от рассказа Лиама. Он был смутно знакомым, словно отдавал чем-то пряным, что Селена усомнилась, слышала ли она этот рассказ раньше. Взглянув на получившуюся работу, у неё захватило дух, а все мысли отступили, освобождая место чему-то новому, совершенно неизведанному. Ель светилась тысячами огней в приглушённом свете пламени камина. Цвета переливались, нежно уступая друг другу место. На мгновение Селене показалось, что на ветках действительно сидят феи и эльфы, разглядывая их, словно чего-то ждали. Ветки ломились от количества игрушек, но им как будто это было только в радость. Было так красиво… — Как тебе, дорогая? — спросил Лиам, разглядывая их общую работу. Селена улыбнулась сложившейся перед ней картине. Она вспомнила, что мама тоже всегда звала её, когда заканчивала наряжать дерево. Она всегда с такой надеждой смотрела на Селену, ждала, чтобы та хоть что-нибудь сказала. Но Селена лишь кривила губы и говорила, что это можно было бы сделать и быстрее, а ещё лучше не делать вовсе. Мама не обижалась, только улыбалась своим мыслям и поправляла висящие игрушки. Она всё понимала без слов, которые были Селене чужды. — Это потрясающе, Лиам! — искренне прошептала Селена. Она протянула руку, поправила висящего ангелочка, совсем как мама, и отошла, чтобы взглянуть на картину целиком, — Мама любила разноцветные шары и маленьких ангелочков больше остальных игрушек, — вдруг вспомнила Селена, мельком взглянув на Лиама. Юноша понимающе улыбнулся. Селена не любила предаваться воспоминаниям, говоря, что жизнь там уже закончилась, а в будущем ещё ничего не известно. Мама же наоборот ей повторяла, что в этот светлый праздник нужно чтить всю семью, придаваться ностальгии и не забывать одним глазком заглядывать в будущее. Она была такой неземной, не от мира сего. Селену осенило: — Напомни, в Тотспеле есть какие-то традиции перед празднованием? Может, что-нибудь, что делаете только вы? Лиам удивлённо взглянул на Селену. Она продолжала рассматривать рождественское дерево, что радовало глаз их обоих. Было тихо, уютно, и лишь треск поленьев напоминал им о земном. — Известно, — вспомнил Лиам, — что в ночь перед рождением Великого, Богиня-Мать ненадолго позволяет заглянуть в будущее, узнать, что принесёт тебе следующий цикл. В эту ночь особенно важно предаться гаданиям, которые обязательно сбудутся. А чтобы Богиня-Мать видела, куда именно нужно ниспослать чуточку ясности, на верхушку традиционно ставили звезду, что будет светить ярче самого солнца в ночи, указывая дорогу. Селена взглянула на Лиама. Он улыбался, светился, а приглушённое пламя делало его словно неземным. Таким возвышенным. Словно он и был тем самым Богом, который рождался каждый год. Волосы его струились по плечам, в глазах переливались искорки от разноцветных игрушек, а утончённые длинные пальцы тянулись к ней. Селена заглянула в сундук. На его дне и правда одиноко лежала яркая позолоченная звезда, будто она уже сейчас начала указывать путь, который Селена так давно искала. Селена вдруг поняла, что ей всегда чего-то недоставало. Чего-то, что раньше для неё так много значило, но она всё никак не могла вспомнить, что же именно это было. Она так давно не была счастлива от этого праздника, так давно не улыбалась, смотря на рождественские украшенные деревья, словно только они были виноваты во всех её несчастьях. Но несчастна Селена была только по своей вине. Она могла бы стать счастливой, могла бы снова улыбаться при виде рождественских игрушек, при запахе пряного грога с пряниками и при понимании, что в эту ночь она может всё. Нужно лишь искренне улыбнуться, вдохнуть поглубже и позволить себе понять, что она так давно заслуживает этот праздник. «Ведь, правда, мама? Ты же всегда так на самом деле думала…» Селена аккуратно взяла звезду в руки, словно та была из хрупкого стекла, как и остальные игрушки. Она уже собиралась достать её и закрыть сундук, но взгляд зацепился за что-то тёмное, лежащее на дне. Селена протянула руку и достала маленький бархатный мешочек, размером чуть больше мужской ладони. Ткань была расписана вручную: по центру было нарисовано роскошное дерево с богатой листвой, а в небе по обе стороны красовались луна и солнце. Оба светила неаккуратные, с неровными краями, но можно было почувствовать, что написаны с любовью. Мешочек был с потёртостями, чувствовался затхлый запах, который резко въелся в нос по сравнению с ухоженными игрушками. Селена в неведении достала мешочек из сундука. В нём было что-то ещё, и девушка поспешила достать это. Потянула за завязки, не обращая внимания на то, что пальцы утонули в пыли, достала полотно. Селена захлебнулась в эмоциях, едва не выронив звезду. В её руках оказалась скатерть. Скатерть для карт Таро. Такая же, как в детстве. Приятный на ощупь чёрный сатин с вышитыми вручную золотыми звёздами и неизменными нарисованными светилами, солнцем и луной, такими же неровными, как и на мешочке. Воспоминания нахлынули на Селену. То, с каким усердием она выводила разводы на луне, чтобы добиться эффекта тени, и то, как смешивала все оттенки жёлтого, чтобы добиться нужного цвета, и то, как старательно выводила круги, но края всё равно получались неровными, из-за чего она бесконечно расстраивалась, а потом злилась. И мамина улыбка, с которой она каждое Рождество доставала скатерть из потёртого мешочка, что они тоже расписывали вдвоём. Это было видно по её прекрасному дереву и неумелыми солнцу и луне Селены. Как мамины пальцы ловко перебирали старые, доставшиеся от её матери, карты Таро и раскладывали их на скатерти при свечах, что так приятно пахли. Как она хмурила брови, делая очередные расклады, но всегда неизменно улыбалась. Мама всегда хранила скатерть в мешочке, хотя тот предназначался для карт, но на это замечание она лишь смеялась, говоря, что мешочек нужен ей именно для скатерти. Но больше всего Селену удивляло, что как бы мама не складывала эту скатерть, каждый раз, когда она доставала её, на ней не было ни единой складочки. Как Селена плакала, когда поняла, что единственная вещица, столь дорогая матери, была безвозвратно утеряна. Кажется, именно тогда Селена в последний раз искренне радовалась празднику, а это было так давно. Селена была чужда на эмоции после того момента, но это всегда было её главным упущением. Особенно сейчас, когда она почувствовала, как по щеке медленно скатывается слеза, а на губах появляется улыбка. — Лилит, ты плачешь? Голос Лиама прозвучал словно из-за пелены её далёких грёз. Таких туманных, но с каждой секундой рассеивающихся всё больше. Они приобретают очертания, становятся чёткими, как то, что она видит прямо сейчас перед глазами. — Нет, я… Лиам… — Селена путалась в словах, не зная, что именно она должна сейчас сказать, — Это… откуда это у вас? Лиам аккуратно забрал у Селены звёзду и взглянул на мешочек. Секунды молчания показались вечностью, но они не были удручающими. Наоборот, они были приятными, давали возможность насладиться этим моментом. — Не могу сказать точно, дорогая. Я не видел его до этого момента. Селена всё равно улыбнулась. На самом деле, ей было всё равно, откуда эти вещицы оказались в этом месте и тем более в их доме. Главное, что она нашла их. А вместе с тем, нашла и то, что так давно искала, сама того не осознавая. — Что это, дорогая Лилит? Селена подняла на Лиама глаза полные, искрящихся в свете пламени и блеска игрушек, слёз. Впервые в жизни она не стеснялась их. Она хотела разделить с Лиамом этот момент, хотела, чтобы он улыбнулся вместе с ней, искренне, как умел только он, обрадовался, по-детски, наивно, но так завораживающе, что Селена бы не смогла сдержать улыбки в ответ. Хотя сейчас она и не пыталась скрыть эту самую улыбку. — Давай поставим звезду туда, где ей самое место? Селена проигнорировала его вопрос, но Лиам был не против. Они вместе водрузили звезду на самый верх дерева, в окружение ангелочков и колокольчиков. Взгляды их были устремлены прямо на верхушку, где звезда переливалась тёплым золотом. Так тепло Селене ещё никогда не было. Селена прижала к груди скатерть и мешочек одной рукой. Второй же она, не осознавая, потянулась к Лиаму, что был рядом, но всё ещё далеко в её понимании. Пальцы осторожно коснулись его запястья, поднялись выше, где заканчиваются белоснежные манжеты на рубашке. Лиам чувствовал прикосновения каждой клеточкой кожи. Как её нежные пальцы очертили выступающую венку, поднялись выше и замерли, словно спрашивая разрешения. Он не помнил девушку такой робкой, но сейчас она открывалась для него с новой стороны, с той, которую он не подозревал увидеть и уж тем более прочувствовать. В душе с каждым мгновением становилось всё теплее. При этом не покидало чувство уюта, такого спокойствия. Оно разливалось по телу, заставляя губы улыбаться. Селена всё ещё смотрела на разодетую ель, но глаза всё равно предательски опустились. Взгляд коснулся пальцев, а по щекам побежал несвойственный ей румянец. Казалось, что пламя в камине разгорелось сильнее, но оба понимали, что это было не так. Когда касаться друг друга им стало мало, оба повернулись друг к другу. Пальцы переплелись и сжались. Этот жест был таким невинным, так естественным, но при этом Селена всё равно ощутила что-то интимное, что-то, что она не чувствовала очень долгое время. Взгляды их пересеклись, и Селена потерялась. Они так и стояли, держась за руки. Селена сжимала мамин мешочек со скатертью, а Лиам сжимал ладонь Селены. По щекам её снова заструились слёзы, но она улыбалась. Счастье переполняло её через края, било ключом, заставляя растягивать губы всё шире и шире. Селена ещё никогда не чувствовала такой всепоглощающей лёгкости, словно это она была феей, которая каждый раз смотрела как рождается Великий. Селена взглянула на их сцепленные руки, по-детски, совсем неженственно, улыбнулась своим мыслям. Затем подняла взгляд на Лиама, что-то внутри щёлкнуло, и она не удержалась и аккуратно, боясь спугнуть, приблизилась к нему. Её жёсткие, отвыкшие от таких прикосновений, губы коснулись его мягких губ. Голова у обоих закружилась. Она сжала ладони сильнее и почувствовала, как Лиам не спеша отвечает ей. Как приоткрылись его губы, как он несмело коснулся своим языком её нижней губы, как она выдохнула сквозь поцелуй и как сжала его верхнюю губу своими. Селене показалось, что счастливее уже быть невозможно. Но за спиной, с каждым его прикосновением, с каждым вырвавшимся вдохом, с каждой секундой, что она проводила в трепете от его прикосновений, будто росли крылья. Они прорезались, но боли не было, только приятная истома, едва заметная слабость, что кружила голову сильнее. И Селена в этом порыве прижалась своими губами к Лиаму сильнее, провела языком по кончику его языка, вызвав у обоих дрожь. Отрываться не хотелось. Казалось, что этот момент каждый ждал свою вечность. И только когда между их губами скользнула едва ощутимая солёная капля, Селена отстранилась. Тело её разрывалось от нежности, что заставляла тонуть. Это были доселе неизведанные чувства, но впервые за всю свою жизнь, Селена поняла, что контроль только сковывал её. Наконец, она могла хоть немного понять маму. Хоть немного стать на неё похожей. Стать к ней ближе. И только сейчас, прижимая к груди самые дорогие мамины вещицы, что она искала, даже не осознавая, и держа за руку самого дорого для неё человека, Селена поняла, что она так давно не была счастлива. — Счастливого праздника рождения Всевышнего, — шёпот Лиама послышался у самого уха. Он продолжал сжимать её ладонь и вглядываться в её заплаканное, но такое счастливое лицо. — Счастливого Рождества, — шёпот Селены слился с тишиной, растворяясь. Как давно она мечтала искренне улыбнуться.