Как Глава Не сватался

      Старейшины смотрели волком, но только вздыхали, не способные что-либо сделать. Да и поняв, что эффект устрашения не действует, только ходили, да причитали. Да и поделом, небожители.       Хуайсан словно бы смирился и теперь только сидел у себя, изредка выбираясь, чтобы не столкнуться, не дай бог, ни с кем из страшных старичков, доводящих его до икоты и состояния, близкого к нервному срыву (не то чтобы кто-то удивился подобному стечению обстоятельств). А Минцзюэ же тем временем решал главный вопрос всей жизни.       И вот решение вроде бы было, и вроде бы даже логичное и адекватное, но, как это часто бывает в философии, стакан оставался полон ровно на половину, а, как это бывает часто уже в психологии, шансы пятьдесят на пятьдесят вызывали не слишком большую уверенность в реальности данного предприятия. Иными словами, шансы сдохнуть зашкаливали, а шансы выжить нет. Несмотря на то, что было равны.       В общем, проблема была самая, что ни на есть, обычная: жениться по традициям хотелось, да вот только как жениться на одном мужчине было непонятно, как жениться на двух ещё более непонятно, а как жениться на двух мужчинах одновременно, желательно, не умерев походу от рук странной семейки одного из них и от сложного характера другого, и попутно спастись от гнева собственных старейшин, которых бы даже появившиеся замки на дверях не остановили бы от вероломного убийства собственного главы - было неясно.       Ситуация была патовая, малость не особо разрешимая и до боли глупая. (Впрочем, ничего нового в этом не было.)       Всезнающий и явно бессмертный Хуайсан, на плечи которого упала ноша не только выслушивать завывания старейшин, но и брата (не завывания, потому что главы не воют, а возмущаются, а если вы подумали не так, то стоит бежать из Китая), пытался спастись бегством, но вот только теперь не осталось ни одной земли, где его бы не достали. В итоге, все вернулось к тому, с чего и началось.       Хуайсан вздыхал, комкал в руках свиток и всячески делал вид, что сейчас либо умрет, либо упадёт в обморок, ударится головой и умрет. Любой порядок был приемлем, в принципе, но Хуайсан все равно продолжал делать вид, что это совершенно разные вещи.       —То есть ты хочешь вот прям к ним посвататься?- в который раз уточнил Хуайсан, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь хотя бы представить, как это вообще можно сделать. Минцзюэ его не винил - он и сам в душе не ведал, как это можно было бы организовать.       Получив кивок, Хуайсан ещё раз пробежался взглядом по свитку:       —Ты же в курсе, что они оба мужчины?-кивок.- И их двое,- снова кивок.- И что их даже украсть не выйдет - они главы орденов?- и опять кивок.       Вот последнее, на самом деле, представляло даже большую проблему, чем первые два пункта. Потому что если с теми ещё можно было положиться на своё место в обществе и сделать вид, что так и должно было быть (ага, да, природой задумано), то вот с тем, что у каждого были свои обязательства - поделать ничего было нельзя. И это вот было апогеем проблемы.       Если бы все эти проблемы положили одна на другую, то получилась бы нехилая такая пирамида: хоть прыгай с неё от тщетности бытия. Но Минцзюэ учили со всеми проблемами разбираться стойко и обстоятельно, и, если уж возникала такая ситуация, разбивать по частям и решать уже так. Если не поможет, то хотя бы имитацию кипучей деятельности получится организовать, чтобы с чистой совестью сказать, что, ну, пытался.       Хуайсан так явно не думал, поэтому смотрел на эту несуществующую пирамиду, как на чудо света, решение которому не было. И вообще всячески пытался свалить, да совесть (или что у него там вообще? Понимание, что все на него рухнет?) не позволяла бросить брата с этим одного. Минцзюэ это честно ценил (временами, когда брат слишком сильно не зарывался) и даже иногда закрывал глаза на время, когда стоило вытащить мелкого любителя посидеть с запрещёнными книжками на тренировку. Иногда, но с того и такого хватит.       —Может быть тебе с Сиченем об этом поговорить?- наконец, предложил Хуайсан. И не то чтобы это предложение не было здравым: данный конкретный Лань обладал какой-то поистине феноменальной способностью вселять уверенность (и ужас) в людей вокруг, даже если все было совсем плохо. И с ним найти решение уже общей проблемы было бы проще.       Но поговорить с ним об этом лично тоже было проблемой, потому что выловить Ланя, когда тот был не занят, было невозможно (Минцзюэ реально начал уже думать, что их тогда судьба столкнула, не иначе). Потому что либо глава ордена занимался ну очень важными делами, которые требовали его присутствия, либо он занимался ещё более важными делами, и просить с ним аудиенции нужно было за месяц, не меньше (иногда казалось, что Лань Цижень, заведующий всем этим, специально делает все, чтобы племянник не сильно часто выгуливался из ордена. И непонятно было, за кого тот волнуется больше: за Сиченя или за всех окружающих его людей.)       Благо, личная переписка с недавнего времени очень способствовала встречам и наладившемуся замечательно общению, вот только предлог для того, чтобы поговорить о более тесных отношениях как-то не особо находился. (Мда, брать быка за рога - ах, какая ирония - в отношении этого Ланя не получалось, хоть тресни.)       Но Минцзюэ, в конце концов, был далеко не пальцем деланным, и умел бросаться в бой сразу и не раздумывая. Даже если этот самый бой был не более, чем разговором. Но, право слово, много ли было в поднебесной людей, способных спокойно предложить отношения, да ещё и с возможность дальнейшего брака? Ага.       Поэтому уже через несколько часов к одному конкретному Ланю уже было отправлено письмо с просьбой личной встречи, запасы привезённого из Юнмэна вина начинали подходить к концу (после некоторых событий глава Цзян все же сжалился и разрешил лично ему поставки своего вина, что очень даже сильно грело самолюбие, но признать его вкусным Минцзюэ все ещё из чистой вредности не мог. Не все сразу, как говорится), а все мысли, которые только могли посетить, благополучно посетили, заставив серьезно подумать над правильностью своих решений.       Да, возможно, что по доброте душевной, сам Сичень, если узнает, что за ним хотят ухаживать, воспримет не так плохо, и даже, возможно - возможно, - не огреет своей дуделкой по голове, а вот реакция Ваньина уже была совершенно неизвестна. Если при любом раскладе Лань его хотя бы не убил бы, то вот этот совершенно ненормальный Цзян мог и заискриться этими своими фиолетовыми намёками на напряжение, и рвать с ним все отношения, что деловые, что личные, не очень-то хотелось (нет, ну правда, с ним было довольно интересно: поддерживать любые темы этот Цзян мог спокойно, и, если не считать некой кровожадности, был вот прям всем тем, чего не хватало).       Но все же оставалось только сидеть и вздыхать, дожидаясь письма от Сиченя, чтобы тот все же согласился встретиться, вырвавшись из-под опеки дяди, что явно было довольно сложным занятием. Хуайсан вздыхал рядом, вино не пил, но смотрел грустно, словно бы смирившись со всем в этом мире.       Вино отчаянно пыталось закончиться, поставок пока что не наблюдалось, а печень страдала больше золотого ядра, в то время как мысли медленно ворочались вокруг того, пришло ли письмо или нет.       Появившийся на пороге два дня спустя Сичень, пышущий дружелюбием и удивительной любовью к жизни, стал той контрольной точкой, что Минцзюэ даже на мгновение уверился в том, что исказился (или спился) настолько, что ему видится то, чего нет. Но Хуайсан с дёргающимся глазом очень даже явно говорил о том, что либо после недавней газовой атаки у них одинаковые галлюцинации, либо все же Глава Лань и правда прилетел быстрее, чем даже письмо могло бы вернуться.       Сопровождающие его адепты Не, смотрящие почти что с ужасом в его сторону, наводили на определённые мысли, но чистое ханьфу Ланя и вроде бы отсутствие сяо в пределах видимости крайне приободряли.       Сичень же что-то щебетал о том, что был очень рад предложению встречи, и прилетел так быстро, как смог, Хуайсан рядом кивал головой и смотрел на них как на идиотов, а Минцзюэ строил примерный маршрут в голове, как можно было добраться до Цинхэ за день, но у Ланя спрашивать не хотелось - на некоторые вопросы не должно быть ответов, просто принять как факт и забыть.       —Я не успел предупредить, решил, что ничего страшного не будет, если я приеду по-дружески и без почестей?       Сичень так мягко и мило заулыбался, словно бы не извинялся за то, что почти вломился в чужой дом, а просто вышел на прогулку и случайно забрёл в чужой сад. Хотя даже если бы он забрёл в чужой сад, съел бы все яблоки, раздавил бы бабочку, вызвавшую потом смерч где-нибудь в пока неизведанной части Поднебесной (ну хрен знает какой век до нашей эры, имейте совесть), то он все равно бы смотрел точно таким же вообще не виноватым взглядом.       Гребанные Лани.       —Я прикажу приготовить вам комнаты, глава Лань, не переживайте, просто придётся подождать, только и всего.       Сичень покивал, а затем осмотрелся по сторонам, словно бы видел главный зал впервые, после чего быстро подошёл ближе, беря Минцзюэ под локоть, все с той же мягкой улыбкой, от которой уже начинали волосы на жопе дыбом вставать, потому что понять, что за ней кроется - было невозможно, после чего выдал:       —А не будете ли вы так любезны показать мне что-нибудь из ваших владений, потому как обычно на собраниях такой возможности не предоставляется,- Сичень посмотрел с самым настоящим интересом, смешанным с лёгким смущением от собственной же наглости.- А очень бы хотелось узнать чуть больше о культуре дружественного ордена.       Минцзюэ подумал, посмотрел на руку, сжавшую его локоть, позволяя вести, взвесил все за и против и попытался вспомнить хоть какое-нибудь место, чтобы туда было можно отвести тонкую душевную организацию Ланя, чтобы тот, не дай небожители, не исказился от увиденного. Все же все прекрасно знали, насколько стерильно и вылизанно было в Гусу, где даже на тренировочных полях, кажется, пыль лежала и та в определённом порядке, боящаяся взлететь лишний раз.       И да, женщины. В Гусу проще было найти адепта, который бы пытался ныкать запрещённую литературу, чем женщину, которых по вообще непонятной причине держали отдельно. Почему - история умалчивала, но Минцзюэ реально не удивился бы, окажись те ещё более обученными и опасными, чем сами Лани. А не показывающимися, потому что потом будут последним, что ты увидишь в этой жизни. Никакие варианты отметать было нельзя, но побывавшие на женской половине Гусу женщины молчали и только странно смотрели, и выведать что-то было невозможно.       И вот как отреагирует Лань на вот такое отсутствие мало того, что деления, так ещё и открытого обучения? Нет, стыдиться и прятать свои обычаи не хотелось, но вот только и травмировать неподготовленного Ланя - желания не было. А Сичень впечатление человека, который видел многое, не производил.       Вот и думай теперь.       Хуайсан на фоне только вздохнул и куда-то бочком слинял, лишь кивнув почти серьезно, явно ушедший отдавать приказы по подготовке покоев и хоть какой-то уборке других помещений, и Минцзюэ был ему как никогда благодарен за подобную заботу. (пускай и было понятно, что не за просто так тот так помогает, а явно попросит потом что-нибудь в ответ, потому что без выгоды Хуайсан мог только спать лечь, да и то, с тем ещё вопросом.)       Решение провести Сиченя по библиотеке пришло само собой, ну, право, где Лани, и где библиотеки, это же почти синонимы, да и пока что других вариантов точно не было. И Сичень вроде бы даже загорелся этой мыслью, но как только они вышли из зала и направились в нужную сторону, тут же потянул за локоть, заставляя остановиться.       —Мне, право слово, так неловко,- начал было Сичень, а затем закусил губу и подался так близко, что у Минцзюэ даже дыхание перехватило от неожиданности, с таким видом, словно бы сейчас будет рассказывать какой-то очень страшный секрет.- Правда, мне очень неловко, но...       Лань помялся, покомкал чужое ханьфу длинными пальцами, нахмурился немного, став похожим на провинившегося ребёнка, а затем выдохнул, посмотрел открыто в лицо и очень грустно выдал, даже глазами своими сверкнув печально:       —Я слышал, у вас в ордене есть такие квадратики сладкие,- Сичень снова вздохнул, собрался с мыслями, сделавшись ещё более грустным.- Я бы хотел попробовать. Можно?       Минцзюэ застыл. Поморгал, несколько секунд смотрел с удивлением, затем пытался вспомнить, о чем конкретно говорит Лань, и подавил в себе острое желание рассмеяться. При погоде, что всегда царила в Цинхэ - есть что-то сладкое было довольно сложно, потому к столу для глав орденов ничего подобного никогда не подавалось, да и зачем им жизнь подслащивать? И так много на себя берут. И откуда Сичень вообще мог узнать - тоже были загадкой, но Лань смотрел печально, и вот отказать его грустным глазам было невозможно. Да и вот что-что, а на еду Минцзюэ никогда не скупился. (Он же не Лань, чтобы реально считать, сколько и что кто есть. И на вино тоже, он же не Цзян.)       Потому лишь кивнул, утаскивая за собой в сторону кухонь почти засветившегося от счастья Ланя, выглядящего так же обрадованно, словно бы ему опять предложили составить компанию на охоте (насколько просто было его порадовать, в самом деле.)       Повар осмотрел их серьезно и придирчиво, но на кухню пустил, только продолжил кидать в сторону Ланя взгляды, точно уверенный, что тот шпион и пришёл красть его рецепты, как приготовить на роту заклинателей и заклинательниц столько, чтобы они потом не умерли на тренировках, и при этом не уйти в минус по деньгам клана. Сичень только улыбнулся ему, за что получил ещё более подозрительный взгляд и немного сник, словно бы теперь уверенный, что вкусного не получит.       —Кого там принесло?- пожилая и очень приземистая мадам возникла буквально из-под земли, осмотрела придирчиво, а затем всплеснула руками и подлетела к Сиченю, заинтересованно наблюдающему за происходящим, и пощупала за бок. При этом лицо у Ланя стало таким шокированным, что Минцзюэ отвернулся, чтобы не засмеяться, тяжело дыша через нос. Культурный шок устраивать Ланю не хотелось, но бабуля Бао решила все за него.       —Вот ты куда такой тощий? Тебя вообще не кормят, что ли?- бабуля нахмурилась на главу Лань и упёрла руки в боки.- Еще немного, и меч не сможешь поднять!       Да, Сичень и так меч не поднимает. А вот нефритовое сяо, в два раза тяжелее любого меча, весело им размахивая из стороны в сторону, да ещё и с улыбкой и лёгкостью - это да. И вот кто тут ещё не прав в питании, да-да. Что-то эти Лани реально знали об этом мире, питаясь святым духом и, даже не краснея, поднимая булыжники больше своего веса.       —Я...- начал было Сичень, но оказался перебит бабулей Бао, всунувшей ему в руки небольшую плетёную корзину, в которую с самым серьёзным видом начала совать всевозможные булочки.       —У нас ещё ничего не готово, до обеда придётся ждать, но хотя бы так,- бабуля Бао серьезно свела немного кустистые брови, не видя удивления на чужом лице.- Так что кушай, милый, там я все готовила.       Сичень посмотрел почти испуганно в сторону Минцзюэ, лишь пожавшего плечами, а затем покивал и наклонился к бабуле, ниже его если не на пять, то на четыре головы так точно, что-то очень тихо говоря. Бабуля смерила его взглядом, заговорщически покивала и скрылась на мгновение, а затем вернулась со свёртком из ткани, тоже кладя в корзинку.       —Покушай, а потом уже на это налегай, ладно?- очень серьезно спросила она, а Сичень почти засветился самым настоящим счастьем и поклонился не по статусу низко, получив от бабули шутливое напоминание о своём возрасте, а затем отошёл в сторону, с интересом заглядывая в корзинку, но пока что даже не думая в неё залазить, помня о примерном поведении. Стоя при этом в своём этом белом посреди кухни с плетёной корзинкой, не видя, как повара с ужасом лавируют вокруг, лишь бы не испачкать ничем белоснежные одежды, явно проклиная их множество раз.       Бабуля же подергала Минцзюэ за рукав, явно намекая к себе наклониться, тут же сверкнув глазами в сторону радостного Ланя.       —Виды имеешь?- в лоб спросила она, складывая руки на груди и хмыря брови.       Минцзюэ подумал, потом ещё раз подумал, можно ли считать предложение стать партнерами на пути самосовершенствования имением видов, и все же кивнул, точно зная, что проще говорить прямо, ибо бабуля - старой закалки дама, но когда от кого-то зависит то, что ты будешь есть ещё всю оставшуюся жизнь (а бабуля точно переживет и его, и Хуайсана, и ещё пять поколений) - врать не стоит. А то ведь реально можно остаться на Ланьской диете до конца дней своих.       Бабуля бросила ещё один взгляд на Сиченя, а затем припечатала:       —Ничего, откормим.       Зная эту бабулю, она могла и к Ланям прилететь, так что спорить с ней было бесполезно: проще было остановить Лань Циженя с его правилами, чем бабулю Бао, если она считала, что какое-то дитя не кормлено. И то, что этому дитю уже больше двадцати, и что оно как минимум выше неё, и все равно, что глава целого ордена. Бабуля сказала - значит, сделает.       Как и любая женщина в Цинхэ, держащая своё слово и всегда бывшая себе на уме.       Сичень же, уже на улице, сунул нос в корзинку, выуживаю оттуда паровую булочку и вдыхая запах свежей выпечки, закрывая глаза и немного отламывая, чтобы посмотреть на начинку, тут же немного расстраиваясь.       —Если мясо не хочешь - то не ешь, а если хочешь, то я тебя не сдам,- как бы между делом бросил ему Минцзюэ, наблюдая за тем, как темные глаза вновь наполняются какой-то детской радостью.       Сичень подумал и немного откусил, тут же закрывая глаза. (Реально их, что ли, там не кормят, в этом Гусу?) А затем подумал и отломил половину, протягивая Минцзюэ, задумчиво жуя, тут же извиняясь и уже думая убрать руку. Минцзюэ же просто перехватил его руку, забирая предложенную половину. (Ну раз предлагают - грех отказываться, да и лицо у Ланя тут же сделалось таким, словно бы он до последнего этого не ожидал.)       —Прошу прощения, что вам пришлось меня вот так кормить - я не хотел пользоваться настолько много вашим гостеприимством.       Да, Небожителей ради, Минцзюэ чуть не закатил глаза подцепленным жестом. Лани были по-истине удивительными людьми, способными извиняться за свои же правила у всех вокруг, реально словно бы веря, что все остальные в курсе, какие у них там реально тысячи правил, и какой у них номер, и наказания за непослушания. Минцзюэ после окончания обучения предпочёл вообще забыть о них как можно быстрее и никогда больше не вспоминать, если только не в кошмарах. (Подумать только, ни пить, ни просто так лежать даже нельзя - чем они занимаются целыми днями? Дрочат на эти свои книжки?)       —Не берите в голову,- отмахнулся Минцзюэ, раздумывая, как бы теперь провести Сиченя в библиотеку так, чтобы тот не увидел чего по ходу, но наткнулся на вновь зажегшийся восторгом взгляд Ланя, забывшего о гордости и приличиях и тычащего пальцем в окно.       —А что они делают?       И вот это уже было проблемой. Во внутреннем дворе, куда так неудачно открывался вид, зачастую тренировались барышни клана, не особо любящие общие тренировочные поля, но зато вот в остатках садов, любимых бывшей Госпожой Не - всегда пожалуйста, можно было найти в любое время суток хотя бы одну. Вообще, в своё время, мать очень долго спорила с бывшим главой Не об этом, доказывая, что это ее сады, и она может пускать туда, кого ей будет угодно (и насколько иронично было то, что для самого главы Не эти сады были как раз закрыты).       —Тренируются?       Сичень похлопал глазами, кивнул, а затем взял под локоть и повел в ту сторону, намереваясь рассмотреть. И взял под локоть так, что не пойти за ним возможным не представлялось - настолько сильным был этот самый Лань, что даже в таком положении, все равно умудрился потащить за собой (нет, остановиться, конечно, было бы можно, вот только лишившись тем самым плечевого сустава. Самоубийцей Минцзюэ все еще не был, а мазохизмом не страдал, поэтому оставалось только молча следовать за Ланем и вздыхать по убитой репутации.)       Буквально на буксире притащив Минцзюэ в сад, Сичень огляделся, а барышни Не тут же прекратили свои тренировки, выстроившись в шеренгу, уперев копья в землю, поклонившись главе, смотря в сторону Сиченя с таким же интересом, сверкая глазами и перешёптываясь, изучая Ланя с ног до головы. (Чертовки.)       —Вы занимаетесь с копьями?- совершенно спокойно уточнит Сичень, рассматривая девушек в ответ и обращаясь напрямую к ним.- Не думал, что у вас в клане принято.       Женщины несколько секунд смотрели на него изучающе, а затем закивали наперебой и обступили его со всех сторон, рассказывая, показывая копья и объясняя. Две отделились и устроили бой, больше показательный, чем реально тренировочный, а Минцзюэ прислонился к одной из колонн, из тени рассматривая Сиченя, выглядящего слишком уверенно для Ланя среди женщин. (Хотя, Небожители, кто уж этих Ланей теперь знает.)       В это время Сиченю всучили копье, и одна из самых боевые мадам встала в стойку напротив него, поясняя какие-то основы, удивительно быстро приняв Ланя к себе в кружок по интересам, рассказывая все секреты клана с лёгкостью и быстротой. (Шпионы из них явно были так себе.) Сичень же взмахнул копьем, дав этим словить флэшбеки своей битвы дуделкой и подался вперёд быстро, нанося лёгкий удар копьем, который адептка отбила без труда и рассмеялась довольно, что-то вновь защебетав.       Сичень покивал, вновь взмахнул копьем и нанёс удар уже более четко, слушая, что ему говорят. Девушки загалдели, вновь окружили стайкой, а затем и вовсе схватили за рукава, уводя вглубь сада, что-то наперебой рассказывая.       —Скоро мы его вам вернём!- крикнула та бойкая адептка Минцзюэ и упорхнула следом, закидывая копье себе на плечо. Минцзюэ только вздохнул и решил прогуляться до комнат, чтобы спросить, подготовили покои Ланю или нет.       Через несколько часов в центральную залу влетел такой же счастливый Сичень, сжимая в руках копье, за которым так же впорхнули несколько девушек, улыбаясь и что-то продолжая говорить.       —Глава Не!- Сичень, слегка запылённый и раскрасневшийся от тренировок под солнцем, помахал рукой, что-то продолжая щебетать в ответ адепткам, протягивая копье замотавшим головами девушкам, тут же упорхнувшим прочь, оставив своеобразный подарок.       —Вижу, вы хорошо провели время, глава Лань,- подперев голову ладонью, сидя на своём почетном месте, уточнил Минцзюэ, поднимаясь и подходя ближе к Сиченю, тут же почти засиявшего от радости, принявшегося рассказывать, чему его научили и какие прекрасные адептки в принципе.       Минцзюэ слушал, пытался уловить каждое слово, но Сичень снова и снова заменял слова гусуланьским диалектом, не замечая, при этом понизив голос, словно бы делясь сокровенным, приблизившись и смотря в лицо, почти бегая по нему взглядом горящих глаз. И когда Лань все же совсем упал в своё щебетание, из которого сложно было вычленить нужное, Минцзюэ таки очень тихо его позвал, смотря так же в глаза, не собираясь перебивать, если тот не услышит, но он услышал.       —Что?- похлопал глазами Сичень, а потом спохватился и почти виновато свел брови на переносице.- Ох, простите, меня иногда заносит.       И он сделал такое движение рукой, словно бы это должно было описать всю степень его безрассудства и забывчивости, с которыми точно приходится мириться всем остальным в этом мире. Вот только во взгляде, заместо искреннего раскаяния, поселились настолько насмешливые нотки, что стало понятно сразу: происходящее приносит ему лишь удовольствие.       Чертовы Лани.       —Глава Лань, помните, я хотел с вами кое-что обсудить?       Сичень повёл плечами, возвёл глаза к потолку, словно бы силясь вспомнить, за ради чего он действительно вломился в чужой орден, а затем вновь засветился так, что точно составил конкуренцию цинхэненному солнцу, выжигающему даже кактусы в самый солнцепёк.       —Да-да, припоминаю, вы писали это в письме, причём, такими расплывчатыми формулировками, что я с трудом смог уловить суть,- Лань сморщил нос смешливо и оперся о копье, слегка наклонившись и смотря снизу вверх почти серьезно.- Причём, столь много серьёзности было, что первую часть письма я был более чем уверен, что это объявление войны. Но потом понял, в чем дело.       —Да..?- Минцзюэ на это моргнул, рассматривая в ответ так же внимательно, действительно пытаясь осознать, думают ли они об одном и том же, или же все же о разном. Но, судя по лицу Ланя, прочитать с него хоть что-то - было так же невозможно, как и всегда.       —Конечно,- кивнул Сичень и заговорщически сверкнул своими темными омутами.- Вы хотите попросить моей помощи в том, чтобы посвататься к кому-то! Я знаю про ваш список, но право слово, Глава Не, у меня не так уж много опыта в подобном, но я всегда готов поддержать вас в таких начинаниях! Брак это почти всегда прекрасно, пускай и несколько переоценено,- он запнулся, моргнул и несколько виновато посмотрел, словно бы только сейчас осознавая, что говорить что-то подобное не стоило.       Минцзюэ же беспокоило другое. Ну сказал своё мнение и сказал, это даже хорошо, что Лань настолько раскрепостился, что аж несколько раз подряд нарушил правила, но все же это мнение несколько настораживало. В конце концов, узнать от человека, которому именно это предложить и хочешь, что подобное ему не интересно - даже обидно. Но врать Минцзюэ был не намерен, да и раз уж начал - необходимо было продолжать до победного, а там проще будет точно знать ответ, чем мучаться догадками.       —Давайте пройдём до моего кабинета и обсудим это там?- наконец, предложил он, не особо замечая, как нахмурился Сичень, выглядя при этом так, словно пытается произвести какие-то очень сложные математические подсчеты в голове.       Тем не менее, Лань двинулся следом, ловя на себе долгий и очень внимательный взгляд Хуайсана, который прищурился в ответ и провёл ребром ладони по горлу (в этом ордене, впрочем, стоило бояться не только старейшин).       Уже в кабинете, Минцзюэ приглашающе махнул рукой в сторону своего стола, заваленного по обыкновению бумагами, занимая стратегическую позицию по одну сторону от него, но рядом с окном, чтобы, в случае чего, можно было очень удачно в него улизнуть. И дело было не в том, что Лань казался более сильным противником, вовсе нет. Сичень вообще производил впечатление крайне приятного и понимающего человека, а уж долгое общение с ним и тем более укоренило это мнение, вот только недавняя встреча с ним на охоте дала свои результаты, и оставаться в одном помещении с разозленным и оскорбленным Ланем с копьем - было опасно. (А Минцзюэ все ещё не был самоубийцей.)       —Глава Лань, понимаете, дело в том, что я и правда хочу посвататься, вот только мне нужна ваша помощь,- осторожно начал Минцзюэ, внимательно рассматривая разместившегося напротив гостя.- Дело в том, что я хочу спросить разрешение на официальные ухаживания за вами.       Сказал, и замолчал, ожидая хоть какой-то реакции от Ланя. Сичень же на мгновение застыл, а затем неловко повёл плечами, опустил глаза в пол и покусал щеку изнутри, после чего свёл брови на переносице и все же поднял взгляд.       —Глава Не, понимаете,- он постучал пальцами по копью и продолжил, тщательно подбирая слова.- Женщины в вашем ордене прекрасны, это правда, и с ними замечательно можно провести время, они образованы и умны, да и подобные союзы между орденами крайне приветствуются. Но,- Сичень снова запнулся, глубоко вдохнул и на выдохе все же признался,- но меня вообще не интересует возможность жениться. Нет, я понимаю, что когда-нибудь это должно будет случиться, и если получится сохранить тёплые отношения с супругой, будет так вообще прекрасно, но любовные моменты меня не интересуют, и обижать этим ни одну из ваших прекрасных дам я не хочу, да и...       —Но к вам хочу посвататься я,- все же перебил его поток слов Минцзюэ, уже предвкушая смачный отказ, не до конца переварив все то, что пытался донести явно занервничавший Лань.       Сичень замолчал так резко, что оборвал сам себя на полуслове, и несколько минут просто пялился на него крайне нечитаемым взглядом, после чего возвёл глаза к потолку, задумчиво стуча пальцем по нижней губе, к счастью, убрав одну руку со злополучного копья.       —А А-Чжань говорил, что список подозрительный,- наконец, выдал он, возвращая взгляд обратно на Минцзюэ.- Если честно, я полагал, что вы рассматривали кого-то из Юнмэна, если верить всему, что говорят люди.       На несколько секунду вновь воцарилась такая мертвая тишина, что было слышно, как шуршат бумаги на столе. А Минцзюэ пытался отчаянно понять, как же все же спросить то, о чем он хотел, и что ж за человек решил что-то там распускать. Догадки были, предположений не было.       —Да, я хотел ещё предложить ухаживания главе Цзян,- наконец, признался он. Да и, в конце концов, ситуация еще более печальной, чем она была, точно бы уже не стала, да и шанс того, что вообще все это предприятие выгорит - стал настолько же минимальный, как у лютого, вставшего зачем-то в тот момент, когда рядом проходила толпа заклинателей.       Сичень все так же задумчиво покивал:       —И почему не предложили?       Сказал, и вперил настолько цепкий и заинтересованный взгляд, что вероятность надобности побега из окна резко взлетела к Небожителям.       —Я все ещё намереваюсь,- осторожно ответил Минцзюэ, реально уже рассчитывая в голове, как удобнее будет прыгать из окна и насколько быстро получится слинять от разгневанного всем этим Ланя, попутно пытаясь объяснить, что шутка была неудачной.       Сичень же пожевал щеку изнутри, все так же смотря в упор, постучал пальцами по металлу копья, кивнул ещё раз, больше сам себе, и уточнил:       —Вы же понимаете, что мы мужчины?       Минцзюэ кивнул, все так же смотря на Ланя, неожиданно ставшего похожим на своего дядю: столь же суровым он выглядел, словно бы пытался объяснить глупым ученикам какие-то прописные истины.       —Посвататься вот так хотите к двоим?       Минцзюэ снова ответил кивком, чувствуя, какой давящей стала аура вокруг, невольно начиная видеть странное нефамильное сходство с другим заклинателем. Уже не с Учителем Лань, но пока что отчаянно гоня эти мысли подальше. Да и столь абсурдно это звучало в мыслях, что отвлекаться на чушь не хотелось.       —И что мы все - главы орденов?       И снова кивок, и Минцзюэ уже приготовился лишь пасть смертью храбрых, или совершить прыжок веры в окно, но Сичень вдруг резко хлопнул в ладоши и заулыбался, вновь становясь похожим на солнце.       —Какая красота, я никогда не задумывался о подобном, но раз уж такое предложение поступило, то грех от него отказаться, к тому же, вы оба мне нравитесь достаточно, чтобы рассмотреть подобное партнёрство на пути самосовершенствования.       Настала очередь Минцзюэ зависнуть. Нет, с одной стороны, проблема неожиданно решилась сама собой, причём, настолько неожиданно, что за дверью что-то очень громко упало, послышались какие-то причитания, и все затихло снова, заставляя лишь гадать, что же это было. Сичень бросил взгляд в сторону двери, свёл брови, но комментировать не стал, видимо, решив, что не ему командовать в чужом доме. (Впервые за весь день.)       —Глава Лань, вы же понимаете, что мы мужчины, и я предлагаю отношения... несколько нетрадиционные?       Сичень лишь взмахнул рукой, делая такой же жест, что и утром, словно бы это было последним, что могло его волновать.       —Я же вам уже сказал, что отношения с женщинами в романическом ключе меня не интересуют.       Минцзюэ на мгновение открыл рот, стремясь что-то сказать, а затем так же его захлопнул, осматривая Ланя уже другим взглядом, более открыто заинтересованным, пытаясь понять, где и как это все умудрялось прятаться. Впрочем, вопрос об отдельном проживании с женщинами в Гусу неожиданно обрёл тот самый смысл.       —Но, я так понимаю, к Главе Цзян нам нужно будет обратиться уже вместе,- тем временем продолжил Сичень, вновь приобретая несколько хищный вид, словно бы раздумывал о захвате мира, не меньше, а не о предложении ухаживания.       —Полагаю,- так же задумчиво вздохнул Минцзюэ, никак ещё не сумев переварить то, что только что произошло, да к тому же думая о том, что это все придётся пройти ещё раз. Только уже с настолько же непредсказуемым исходом, потому что характер у их третьего угла этой пирамиды проблемы, что никак не испарится, обладал поистине сложным нравом.       Кажется, Лань думал в том же направлении, потому что сидел и хмурился, сосредоточенно смотря в сторону окна, а затем неожиданно просиял и улыбнулся.       —Тут скоро собрание глав орденов,- выдал он, чересчур уж довольно и заговорщически усмехаясь, подаваясь вперед и упираясь ладонями в столик, почти нависая сверху.- Просто напишем ему вместе и предложим небольшой подарок. Так сказать, пускай наденет, если согласен.       Лань слишком уж знакомым жестом дернул бровью и добавил, стуча пальцами по бедному столику:       —Проверенный, хороший способ. И обдумать у него время будет, и мы сразу поймём, согласен он или нет.       Проверенный, хороший способ реально казался очень даже неплохой идеей, вот только мысли почти тут же свернули в направление, пытающееся осознать, откуда у по идее консервативного Ланя могут быть реально рабочие способы соблазнения других людей. Картина мира слегка рушилась, а этот самый Лань лишь чуть подался вперёд, перегибаясь через столик и очень хитро щурясь, становясь ещё сильнее похожим на самого себя в ту злополучную охоту.       —У моего дяди есть прекрасная заколка от господина с ныне несуществующего ордена. А потому я предполагаю, что способ действенный.       Картина мира окончательно треснула, но зато сложился пазл. Как и некоторые странные моменты со времени обучения обрели смысл, который, впрочем, Минцзюэ никогда не хотел понимать. Но зато способ стал казаться ещё более действенным.       —И что же мы подарим? Это же должно быть что-то дорогое, но незаметное.       Сичень поднёс ладонь ко рту, слегка прикусив пальцы, улыбаясь мягко, но до жути хитро, и почти беспечно пожал плечами, сверкая глазами.       —Мне очень нравятся разрезы на их форме ордена.       За дверью опять послышался грохот, и в следующую секунду в комнату ворвался Хуайсан, явно пребывающий на грани истерики.       —Не знаю, что вы там решили, но очень советую бежать. Причём, быстро.       —Старейшины?- решил все же уточнить и без того знающий верный ответ Минцзюэ.       —И здесь от них покоя нет,- каким-то совсем загробным голосом вымолвил Сичень, поигрывая копьем.       Две пары глаз тут же устремились к задумчивому Ланю. Кажется, момент с резким уменьшением количества присутствующий на собраниях в Гусу старейшин стал так же проясняться.       За дверью воцарилось такое же молчание.       Минцзюэ не сумел подавить легкий смешок. Кажется, спокойная жизнь все же предвиделась хотя бы в присутствии сумасшедшего Ланя.       Недурно.

***

      Чем ближе подступал день собрания, тем сильнее отчего-то тряслись поджилки, которые даже в теории трястись бы не могли. Нет, не то чтобы Минцзюэ волновался, вовсе нет, но как и любой человек, который сделал подарок и ожидал реакции, было несколько... В общем, ссыкотно было, чего уж тут греха таить.       Все это время Сичень преспокойно провёл в Цинхэ, словно бы ему в Гусу вообще было делать нечего, и вообще он никогда главой целого клана и не был, а на письмо от дяди чиркнул пару строк, обвёл это дело красиво завитушками со всех сторон и передал его все ещё бледнеющему в его присутствии адепту. (Минцзюэ все ещё не собирался у него уточнять, что же тогда произошло.)       Причём, сам Лань выглядел максимально спокойным, словно он где-то умудрился искупаться в источниках вечной медитации, и теперь играл в нарды с небожителями у себя в голове. То есть, как обычный Лань двадцать четыре часа в сутки. И в первый день, когда они только написали по письму главе Цзян, приложив подарок в красивой такой шкатулке, и выпнули икающего уже от ужаса адепта Не в сторону Юнмэна, Сичень так ласково-ласково заулыбался и сказал, что в предприятии он уверен.       Минцзюэ его энтузиазм не разделял, но делиться сомнения не собирался - Сичень крайне мило светился от радости, и разочаровывать его просто не хотелось. (Да и, может быть, этот Лань знал что-то, чего не знал Минцзюэ? Никогда нельзя сбрасывать со счетов тех, кто носит эту фамилию.)       И вот под такой эгидой уверенности неутомимого Ланя, постоянно таскающего за собой на буксире по всему ордену с кучей вопросов, начиная с банальных про оружие, кончая самыми невероятными, такими как: «а если у вас на камень вылить яйцо - яичница получится?», прошло несколько дней томительного ожидания нового собрания.       —Насколько будет странно и уместно, если мы приедем вместе, но отдельно от твоей свиты?- все же задал резонный вопрос Минцзюэ, на что Сичень посмотрел почти удивлённо и весело зазвенел смехом.       —Не вижу ничего неуместного, с учётом того, что ты предложил мне официальные ухаживания, а я ответил согласием,- сказал и продолжил складывать веер из какого-то свитка, на котором можно было разглядеть въевшийся со времен учебы в мозг почерк и такую же уже сломанную ланьскую печать.       Ну, что ж.       —К тому же, это неплохая возможность сделать заявление о новом статусе,- Сичень устроился удобнее, отправляя в рот какой-то десерт и довольно щурясь. Что ж, ну хоть кому-то тут было хорошо и уютно.- Да и я полагаю, что как минимум три великах ордена из четырёх будут осведомлены о подобном прецеденте, поэтому не думаю, что хоть кто-то будет удивлён.       И не поспоришь же. К тому же, Сичень улыбался так мягко и ласково, что можно было даже не заметить хитрых искр в глубине его глаз.       Ну-ну.       Проплывающий мимо Хуайсан покосился на него странным взглядом, а затем уплыл дальше, явно пытаясь ещё сильнее слиться с обстановкой. Лань его почему очень взаимно нервировал, поэтому пересекались они не то чтобы часто, но смотрели друг на друга с подозрением. Ну, рыбак рыбака, и поди пойми почему, откуда, зачем и что это значит.       —Твоё волнение ощущается даже на другом конце ордена, поверь мне, если бы он злился, он бы на своих волках уже прилетел сюда,- со вздохом все же бросил Хуайсан, пытаясь уплыть подальше вновь к миру книг и вина, но неожиданно остановленный почти что радостным возгласом воодушевившегося Ланя.       —Вот именно,- поразительно единодушно с ним хлопнул в ладоши Сичень.- А если это не так, значит, он либо согласен, либо счёл за шутку и не злится,- сказал, да завис, смотря перед собой, после чего моргнул, поднимая на Хуайсана удивлённый взгляд,- а это разве не собаки?       —Где?- обернулся тот себе за спину, словно бы реально пугаясь, что может там увидеть, но поворачиваясь обратно и смотря так же поражено на неожиданного сторонника.       —У Ваньина,- Сичень так же уставился в ответ, почти не моргая, но сводя брови на переносице, пытаясь что-то вспомнить и понять больше уже для себя. Видимо, если Лань не мог ответить на какой-то вопрос, то ему сразу же было жизненно необходимо найти ответ, а то, не дай небожители, помрет либо сам, либо его репутация в муках.       —А, ну да,- кивнул Хуайсан, забыв, куда он вообще уже хотел идти, теперь свято защищающий свою оговорку.- Собаки. Но ходят легенды, что раньше все собаки были волками, просто их приручили.       Лицо Ланя окаменело, а затем тот сложил руки на столе, перестав устраивать кружок макраме из свитков дяди:       —Нет, ученые доказывали, что собаки с самого начала были именно собаками и больше поддавались дрессировке, чем волки.       —Это какие же ученые доказали?- фыркнул Хуайсан, садясь к нему за стол и скрещивая руки на груди, передумав уходить.- Опять эти ваши?       Оскорбленный даже по виду до глубины души Лань вздохнул и слегка прищурился. Того и гляди потянется за копьем. (Судя по лицу Хуайсана, тот это тоже прекрасно видел, и, если судить по прищуренному взгляду, в уме перебирал все виды ядов, чтобы ответить Ланю.)       —А с каких это пор вы не доверяете нашим учителям и ученым?- голос-то спокойный, а мурашки по спине побежали, да ещё и ниже устремились к самым пикантным местам. Черт.- Или Гусу каким-то образом подорвало ваше доверие?       —С тех пор, как у вас перестали печатать мою любимую литературу,- с тяжелым, полным даже не фальшивой, а самой настоящей горечи вздохом проговорил Хуайсан, растекаясь по столу и ковыряя пальцем ланьскую печать на брошенным свитке, предаваясь такой меланхолии, что аж Минцзюэ преисполнился сочувствуем на секунду. (Потом, естественно, этот прилив братской любви прошёл, но целая секунда это уже не ничего!)       —Это какую же?- склонил голову к плечу Лань, реально смотря уже не раздраженно, а с горящим интересом. Кто бы мог подумать, что для этих чистоплюев подойдут какие угодно новые знания для создания душевного равновесия. (Даже если это сплетни, вот это да.)       —Да у вас одна книга издавалась, я прочитал все пять томов!- возвёл очи горе и боли Хуайсан, от полноты душевных терзаний по столу все же ударив рукой, тут же кривясь и треся конечностью.- Фанат номер один почти что! А ее перестали выпускать, видимо, автор себя исписал. А я так хотел узнать, сойдутся ли герои и найдёт ли Ся Лей своего отца.       —А какая тут взаимосвязь наших учёных с «Пороками и Связями»?- с усмешкой, кажущейся сейчас особенно хитрой, уточнил Сичень, подпирая голову рукой.       —У вас больше не издаётся мое любимое произведение, а значит, я обиделся на весь орден сразу, потому что какие писатели, такие и ученые,- надул губы Хуайсан, смотря почти оскорблено. Посмотрел, да так и застыл, щурясь и поднимая вообще другой взгляд на собеседника: —А с каких это пор вы, господин Лань, в подобной литературе разбираетесь?       Сичень легко повел плечами, улыбаясь почти беспечно, даже не скрывая ярких хитрых искр на дне зрачков:       —Ну я же должен знать, что печатается у нас в ордене.       Хуайсан посмотрел на него, прищурился.       Сичень посмотрел на него в ответ и тоже прищурился.       Минцзюэ даже не пытался уже понять, что за ментальная связь только что установилась, но искренне надеялся, что это не приведёт к концу света. Потому что эти двое и по одиночке вызывали у людей вокруг нервный тик и желание выпрыгнуть бомбочкой в окно, лишь бы не попадаться им на глаза, а что уж могли учинить они, спевшись, вообще не поддавалось даже прогнозированию. Потому что для того, чтобы хоть немного предположить - нужно было обладать таким же уровнем фантазии и странности, недоступной обычным людям. Ну, что ж.       Лань, тем времени, очень мягко так улыбнулся и бросил на Минцзюэ взгляд.       Нужно будет спросить у него, что же там все же за книжка такая. Как он там говорил? Врага нужно знать в лицо? Ну вот такое оправдание и будет.       Спросить получилось через несколько часов только у проходящей мимо адептки, потому что на вопрос про книжку Хуайсан ловко отмазался тем, что его тащат на тренировочное поле, и удивление от его неожиданного желания добровольно туда сунуться, да ещё и с Ланем, затмило все вопросы, а потому тот быстро и бочком ретировался.       Сичень свалил вместе с ним, да и спрашивать у Ланя про книжки с запрещённой литературой, ввиду новых обстоятельств, было бы даже и не так неприлично, вот только тот лишь улыбался и молчал, и как говорить с этим питоном, полным спокойствия и желания тебя сожрать - было неясно.       Поэтому подвернувшаяся адептка была почти что сниспослана с небес, чтобы облегчить его муки незнания. На вопрос она сначала зарделась, переступила с ноги на ногу, а затем вскинула голову, смотря открыто и гордо:       —Не сочтите за грубость, но я не хочу обсуждать подобную литературу с вами.       Сказала, как отрезала, и вопросов стало ещё больше. Минцзюэ вздохнул, понимая, что никто не собирается отвечать на его вопросы, а как и откуда ещё узнать - стало загадкой. Ну не к торговцам же тащиться и спрашивать. Он фигура видная - слухи пойдут, старейшины как мухи перемрут от стыда.       Видимо, заметив по его лицу что-то, адептка неловко потупилась, но шагнула ближе:       —Это любовный роман, и никто не хочет признаваться, что читают его, но все ждут продолжение, хотя сейчас, говорят, его не будет.       Вздохнула расстроено, шепнула, что, если Минцзюэ хочет, то она принесёт ему первый том, да так и упорхнула, пряча красные щеки.       Минцзюэ посмотрел ей вслед, прикинул, как такое вообще могло ускользнуть от него, и почему он не в курсе, что и кто там читает в его же ордене, да к тому же, ещё и такое, что обсуждать нельзя, и насколько он тоже хочет приобщиться. Или запретить, тут уж смотря, понравится книжонка или нет.       Здравый смысл сказал: не лезь, оно тебя сожрет, но задетое самолюбие завопило выпью и потребовало восполнить пробел.       Ну, что ж, если они с Ланем не падут смертью храбрых и беспечных от рук главы Цзян - он себе тоже томик прикупит. Или изымет у кого-нибудь.       Для общего развития.

***

      Адепты даже уже не косились, максимально смирившиеся и привыкшие, а вопрос, что же такого сделал этот Лань, что на него опасливо смотрело большинство матёрых воинов - все ещё не был задан, да и вряд ли вообще хоть кто-то в здравом уме согласился бы такое спрашивать.       Минцзюэ в здравом уме был. Лишние вопросы задавать не привык. (Поэтому в добром здравии до сих пор и прибывал.)       Тем не менее, Минцзюэ стойко держал себя в руках и даже перестал переживать по поводу чего бы то ни было. В конце концов, Сичень был прав как никогда (и почему-то очень воодушевлен, словно бы что-то, падла, знал), дела обстояли не так уж и плохо: Ваньинь действительно никак не отреагировал за эти дни на подарок, вернувшийся от него адепт икал исключительно от всунутого ему кувшина с вином, и даже ходячие мертвецы не притихли, а бодро разгуливали, не выкашенные ничьим праведным гневом. Красота да и только.       Минцзюэ в целом склонялся по жизни к мысли, что нервничать нужно только тогда, когда к твоему достоинству уже приставили меч (дудку/кнут/дадао - нужное подчеркнуть), а если эта вероятность не превышала лишь гипотетическую возможность, то можно было расслабиться. У него в клане и так долго главы не жили и своей смертью не умирали, так что уж тут теперь дёргаться.       Как бы там ни было, а Ланьлин встретил их своей привычной помпезностью (похабщиной и безвкусицей, как сказал бы Хуайсан), но сейчас почему-то даже не так уж сильно раздражал, видимо, отвлекающих факторов было столь много, что привычная роскошь на грани фола не вызывала обычных чувств.       Зато эти самые чувства вызывали мелькающие туда-сюда адепты в фиолетовом. Их глава на горизонте не наблюдался, и оценить масштаб трагедии пока что не удавалось, но эти любители тратить деньги на краску даже не смотрели в сторону других орденов, и это внушало некоторое доверие.       Ну, если те не смотрят на них с Ланем как на идиотов, то либо Ваньинь не распространялся про подарок и предложение, либо не счёл его оскорблением, хотя, в случае последнего, если бы подарок был бы надет и виден, те бы, возможно, обращали бы хоть какое-то внимание, это вам не Лани с каменными лицами. Черт.       Лань тем временем все же вернулся к собственным адептам, смотрящим на него взглядами покинутых щенков, стараясь не замечать более каменного, чем их чертов валун с правилами, лица недовольного брата (то, что тот умудрялся сохранять спокойствие при таком-то тяжелом взгляде - чудо, не иначе), которому, судя по тёмной ауре вокруг, грозило либо сиюминутное искажение из-за пребывания здесь и сейчас не в стенах горячо обожаемого дома, либо переписывание правил за убийство взглядами всех вокруг (или что там у них в наказание идёт за это?).       И появившийся как снег в марте Гуанъяо (неприятно, но ожидаемо), объявивший о том, что зала для совета подготовлена и ждёт своих гостей, явно не добавил младшему Ланю радости. (Как будто хоть что-то вообще в наборе слов «совет», «зала», «приглашаем», «Ланьлин» и «Яо» - могли хоть как-то и кого-то, кроме конченных мазохистов, воодушевлять.)       Поэтому младший Лань посмотрел на старшего, передал всю информацию взглядом, ясно говорившем: теперь обо всем болит только твоя голова, или чуть более неподобающе, а затем развернулся и скрылся, растворившись в воздухе как утренний туман, стелящийся над пустыней в столь ранний час...       Додумать хокку Минцзюэ не успел, да и стихоплёт из него был на уровне обычного обитания омутов по соседству с гулями, то есть такой жопы, что не стоит упоминания, а потому оставалось только войти в залу, пытаясь удержать на лице выражение познавшего дзен мудреца, а не отчаяния и желания прогуляться хоть сто раз по охоте в компании только старейшин, лишь бы не сидеть здесь и сейчас лишнюю минуту.       Но оставалось лишь опуститься за предложенный стол, окинуть взглядом аккуратно разложенные свитки и постараться настроиться на рабочий лад, и распинающийся фоном Яо, которого, по ощущению, даже Сичень не особо слушал, лишь улыбаясь и кивая на некоторые фразы, точно этому не способствовал.       —Как только глава Цзян соизволит явиться, мы сразу же приступим, а потом наши лучшие повара постарались приготовить..- прощебетал довольный Цзинь, когда оказался перебит мягко так улыбающимся Сиченем.       —Что-то случилось, что стало причиной его опоздания?       Гуанъяо нахмурился, слегка поджал губы, но ответил, смотря в сторону дверей с явным таким недовольством:       —Он сразу спросил, где его покои и улетел туда, впрочем, я не осуждаю, после дороги все были бы не прочь отдохнуть. Особенно с учётом дальности Цинхэ Не от нас.       И метнул такой острый взгляд, что Минцзюэ прикинул в мыслях, стоит ли отбивать его дадао или не стоит. Сичень же лишь заулыбался ещё шире и закивал поддерживающе.       —Да, я совсем не был готов к такой дороге, но, полагаю, что теперь нужно будет привыкать, все же Цинхэ - прекрасное место со своими красотами,- как сказал, так и слегка скосил смеющийся взгляд в сторону Минцзюэ. И вот пойди пойми, то ли Лань так намёками бросался, то ли флирт оттачивал, то ли говорил серьезно.       Лани.       Яо же скривился как от кислого лимона, но вновь уставился на дверь:       —Пустыни, прошу прощения за грубость, сложно назвать красотами.       —Зато шахты с разными камнями и металлом - да,- Цзян Чен вошёл удивительно тихо, извинился за опоздание и устроился за своим столом, барабаня пальцами по нему, но кольцом не маяча. Что уже было неплохим таким знаком, но Минцзюэ не собирался радоваться раньше времени - может быть он сейчас меч достанет, кто его и его честь разберёт.       —Ваша правда,- слегка задумчиво кивнул Яо, окинув глазами позолоченные своды залы.- В таком случае, я согласен с вами, определённые красоты там есть. Но это больше коммерческая сторона. А если говорить про эстетику, то можно оспорить.       —А если говорить про эстетику, то ходят легенды, что пустыня ночью хороша,- добавил Сичень, сканирующий все ещё взглядом Ваньина. Тот словно бы специально не смотрел ему в глаза в ответ, с каким-то слишком уж явным интересом изучая вопросы, что будут обсуждаться на собрании (хотя обычно смотрел на них если не устало, то явно недовольно). Ну, что ж: —Достаточно жаркая, чтобы все тело сводило, но при этом умеющая в контраст с прохладным ветром.       —Кто же эти легенды распространяет?- с живым интересом поинтересовался Цзинь, осматривая глав странным взглядом, словно бы пытаясь сложить для себя два и два. Цифры вопили и разбегались, отказываясь складываться, но их упорно пытались поставить в одни ряд и сплюсовать.       —Тот, кто, очевидно, имел такой опыт,- Цзян Чен переложил один свиток с места на место, все же бросив в сторону Сиченя взгляд. Наткнулся на этот омут, смотрящий прям в душу как питон на жертву, и тут же скосил взгляд на Минцзюэ, подпирающего голову рукой и до сей поры молчащего. Посмотрел, вновь стрельнул глазами в Ланя и предпочёл уставиться на Яо не мигающим взором.       Цзинь растерялся под таким сканирующим интересом к своей персоне, вспомнил все свои грехи, о которых тот мог узнать, мысленно перепрятал все улики и ответил таким же взглядом:       —А вы что, имели возможность насладиться красотами Не?       Минцзюэ, не особо слушающий их разговор до этой самой минуты, больше занятый рассуждением на тему, почему же не видно подарка (а, кстати, реально, почему его нет?), слегка осоловело моргнул:       —Какими красотами..?       Три пары глаз послужили ответом, а Сичень очень и очень заговорщически улыбнулся, склоняя голову к плечу:       —Мы обсуждали красоты Не ночью, и пришли к выводу, что никто их не видел, но все наслышаны.       —Да, говорят, что там песок ночью по цвету как вода в Юнмэне,- пожевал нижнюю губу Цзян Чен, опуская взгляд, пряча слегка покрасневшие уши. Ага.       —Это не я писал,- вздохнул тихо Сичень, явно разочарованный чем-то, за что получил несколько шокированный взгляд от слегка покрасневшего Цзян Чена. Минцзюэ даже не стал скрывать тихого фырканья: ну, что ж, хотя бы ясно, что Ваньинь письма читал, и, судя по тому, как нервно тот постучал пальцами по столу, запомнил он их в красках.       Строчки, что казалось до этого отчасти даже глупыми, потому что ну кто в здравом уме в предложении официальных ухаживаний, будет вставлять такую чушь, оказались очень даже кстати. Да и читавший письмо Хуайсан был готов, кажется, драться за них, чтобы они там точно остались, а Минцзюэ спорить не собирался. В тот день то ли из-за паров чёртовых благовоний, то ли из-за вина, то ли еще почему, кто уж тут разберёт, воды в реках под вечер и правда начали напоминать родные просторы.       Цзян Чен на это тогда пожал плечами и махнул рукой, мол, тут влажно и душно, у вас просто жарко. И спорить с ним было бы глупо, хотя самолюбие слегка задело от пренебрежения. Ваньинь словно бы заметил и, хмурясь, бросил, что он бы сравнил, раз уж так настаивают.       И, видимо, не у одного Минцзюэ за свой клан играла гордость в крови, а потому желание доказать свои слова вспыхнули и не забылись. На эти слова Сичень уже потом заулыбался и сказал, что он бы посмотрел и то, и то, а Хуайсан покрутил пальцем у виска и скрылся за веером, видимо, реально пугаясь всеобщей способности выносить жару и духоту. (То, что Хуайсан сам моментами бывал до безумия душным, видимо, лишь усугубляло эффект).       —Ну я уж не стал говорить ерунду про ветер, забирающийся под одежды, и тому подобное,- тем временем вывел его из размышлений гордо поднявший голову Ваньинь. Сказал, и нахмурился, тщетно скрывая за сведёнными бровями то ли смущение, то ли нервный тик. Что там происходило в его голове - вопросом оставалось, но раз все ещё сидит на месте (жопе) ровно, то все не так уж плачевно, ведь он мог встать и уйти, ему ничто не мешает, разве что, если бы он только не…       Мысль вовремя остановилась, взгляд скользнут по чужой фигуре, но за столом увидеть ничего было нельзя. Цзян Чен, словно бы почувствовав его взгляд, бросил такой же, но хмурый, исподлобья, и сложил руки на груди, злясь на что-то.       И не то чтобы Минцзюэ мог его за это осудить, но пока что это вызывало лишь долю умиления: того и гляди, рукой по столу хлопнет и уйдёт, ожидая, что пойдут следом успокаивать и по головке гладить. (А, ой.)       —А стоило,- Лань даже не расстроился, судя по резко воодушевившемуся лицу.- Это уже я писал.       —Поэтично,- так же задумчиво кивнул Яо, обводя всех очень странным взглядом, а затем откашлялся, привлекая к себе всеобщее внимание, но все ещё пытающийся что-то решить в своей голове.- Ну раз уж мы тут все на свете обсудили, то приступим к делу.       Обречённые вздохи были ему ответом.

***

      Собрание шло, время текло, но решать ничего не хотелось. Нет, привычка отбрасывать все мысли и заниматься делами, была как никогда кстати, вот только каждый раз подающий голос Цзян Чен несколько сбивал с рабочего темпа.       Он пришёл, сидел тут, поднимал напряженный взгляд, хмурился, но глазами не встречался, словно бы избегая прямого зрительного контакта. И был без подарка.       Это одновременно и разочаровывало, и нет. Вполне себе можно было сделать вывод, что тот, как нормальный и адекватный человек (Минцзюэ искренне сомневался, что хоть кто-то тут, и он сам, под это определение, попадает), посмотрел на письмо, решил, что ему это все не нужно, и постарался сохранить нейтралитет, не портя ни с кем отношения.       Молодец, да и только. Аж непривычно для вспыльчивого любителя поорать на мертвецов. Хотя то, что с содержанием писем он ознакомился и даже не активировал Цзыдянь с порога, было ещё более удивительным. Может быть, начал успокоительные отвары пить, которыми все в Гусу точно время от времени закидывались? (Потому что как иначе объяснить их дзен?)       Не вписывалось в столь логичную картину безысходности лишь то, что Сичень отчего-то слишком уж ярко светился и чересчур хищно смотрел для того, кому отказали. И то ли мысли читать умел, то ли просто обладал ещё какими-то сведениями, что было бы удивительно, ведь он безвылазно сидел в другом ордене, то ли...       Минцзюэ ещё раз осмотрел Ланя, потом слегка дёргающегося Цзяна (интересно, может ли сам Цзыдянь бить своего владельца током, если, предположим, тот будет мокрым... от пота, да, нервы же). Нет, если бы те имели хоть какую-то связь до его предложения Сиченю, тому не было бы смысла это скрывать.       В любом случае, Яо что-то вещал, Сичень смотрел гордым питоном на успокоительных отварах, а Цзян Чен иногда искрился и явно был без подарка.       Ну и пожалуйста, не очень то и хотелось.       —Все,- неожиданно хлопнул по столу свитком Ваньинь.- На сегодня предлагаю закончить. Если никто не против,- добавил через такую паузу, что стало понятно, что либо они заканчивают, либо этот свиток окажется в том месте, о котором в приличном обществе не говорят.       Впрочем, никто возражать этому не стал, а потому тот первый поднялся и направился к дверям, но уже в самом проходе застыл, слегка опустил голову, словно бы готовясь к чему-то страшному (а то есть четыре часа собрания - это не страшно), и повернулся вновь:       —Глава Не, Глава Лань, если вы не против, я хотел бы кое-что с вами обсудить. Когда вам...       Сичень даже не встал со своего места, а словно бы взлетел на ноги как облако, буквально вырастая из-под земли, и поплыл неспешно в сторону явно нервничающего Цзяна, смотрящему на него во все глаза как на чудо света:       —А куда вы идёте?       —В свои покои, мне там надо забрать кое-что,- Цзян Чен выпрямился, смотря уже упрямо, пускай и все равно несколько неуверенно, замечательно компенсируя этот недостаток хмуростью.       —О, ну мы с вами пойдём, как раз обсудим то, что вы хотели,- Сичень по пути радостно обвил руку Минцзюэ, уволакивая следом. И вот только попробуй начать сопротивляться. (Бедный плечевой сустав подписал капитуляцию и умолял соглашаться на все условия Ланя.)       В целом, привыкший ходить на таком своеобразном буксире Минцзюэ уже даже не думал мешать, шагая следом, а Цзян Чен издал звук между нервным смешком и кашлем под таким напором, и только тот факт, что он состоял на девяносто процентов из гордости, не дал ему сбежать.       —А как же ужин?- слегка печально уточнил Яо, у которого, видимо, перед глазами встали машущие поварешками повара, еду которых так расхвалили и не стали даже пробовать.       —А мы сейчас вернёмся, думаю, это не займёт много времени,- остановить Ланя могли, разве что, высшие силы, коих сегодня не позвали, и те обиделись, а потому Лань очень целенаправленно утащил Минцзюэ, подталкивая Ваньина в сторону предполагаемых покоев.       Ваньинь посмотрел на них так, словно его просили двигаться не в сторону комнат, а на плаху, но кивнул сам себе и уже куда как более уверенно устремился в нужном направлении, покручивая кольцо на пальце.       Процессия привлекала к себе некоторое внимание слегка удивлённых адептов в вообще разных одеждах, но что-то спрашивать никто не решался, а оценить лицо Ваньина со спины не представлялось возможным, поэтому понять, о чем тот думает, было можно разве что на напряжённым плечам и дерганности адептов, сливающихся со стенами, стоило лишь пройти мимо них.       Наконец, Цзян Чен затормозил у одной из дверей резко, что на него с трудом удалось не налететь, отпер замок и на мгновение замер, выдыхая, собираясь с силами, но входя внутрь. Прошёл, порылся в сундуке, достал оттуда отчасти потрёпанный свиток, прошедший, судя по всему, огонь, воду и медные трубы, если бы они были в древнем Китае, а затем протянул собеседникам.       —Я хотел уточнить, расценивать мне это как неудачную шутку или как реальное предложение.       Сказал и замолк, сверля хмурым взглядом. Да и что тут можно было сказать?       —Как реальное предложение,- Сичень отреагировал чуть быстрее, свиток, тем не менее, не забирая, лишь скользнув по нему взглядом, зацепившись за несколько пятен, видимо, от вина.- Но, судя по тому, что вы не надели подарок, вы его не принимаете.       Цзян Чен опешил, перевёл взгляд с одного на другого, залился краской до корней волос, растеряв вновь все хмурое выражение (видят небожители, если бы он так чаще делал, то с ним соглашаться на собраниях было бы приятнее).       —А как вы мне предлагали показать своё согласие? Придти без штанов?       И вот на мгновение пришлось собраться, чтобы выкинуть картинку из головы, но этого хватило, чтобы сам Ваньинь покраснел уже от злости, и, ругаясь на диалекте, потянулся к завязкам нательных штанов, снимая, переступая с ноги на ногу.       Сичень вздёрнул бровь, смотря крайне заинтересованно, очерчивая взглядом разрез ханьфу на чужом бедре. Впрочем, его осуждать было глупо, туда было сложно не смотреть.       Особенно, на переливающуюся в лучах солнца золотую цепочку с крупными звеньями и несколькими пущенными по ноге вниз более тонкими, оканчивающимися блестящими камнями. И все бы ничего, если бы она не обвивала бедро, красиво выступая в разрез одеяний и вновь скрываясь под фиолетовой тканью, даруя занятные такие просторы для фантазий.       Цзян Чен то ли зло, то ли нервно, заправил челку за уши и поджал губы, явно готовясь отстаивать свою честь, если это все же окажется шуткой. И, судя по зависшим главам, он все более и более уверовался, что это не более, чем розыгрыш.       —Ого,- вырвалось у Минцзюэ, и по-другому это описать были нельзя. Впрочем, мыслей в голове не было тоже.       —Я надел, но я ума не приложу, почему такой подарок, и почему вы так настаивали на том, чтобы я его надел именно его именно сюда,- тем временем натянул штаны обратно Цзян Чен. Можно было бы его попросить этого не делать, но явно непонятные отношения со статусом останавливали об подобного (и, возможно, небольшой риск тоже остаться без штанов, хотя чего уж тут стесняться, если ничего нового никто не увидит).       —Я думал о ваших одеждах и совсем забыл о штанах,- Сичень улыбнулся, все ещё критично осматривая этот разрез, словно бы мысленно ругаясь то ли на себя за этот просчёт, то ли на вообще существование данного элемента гардероба.       —По-вашему, мы ходим без них?- удивлённо уточнил Ваньинь, поправляя ханьфу и невольно сам касаясь краев ткани на бедре, будто бы только сейчас понимая, что могло привлечь внимание.       —Почему нет?- с каменным лицом уточнил Лань, и Минцзюэ был готов руку дать на отсечение, что Сичень реально не видит ни капли проблемы. (Вопросов к Ланям уже ну осталось - они официально заняли место самых просвещённых, оставляя вопрос, есть ли у них правило, мол, долой штаны - свободу… телу.)       Удержаться от того, чтобы обвести закутанного в свои белые одеяния Сиченя, Минцзюэ не сумел, а Лань ответил каким-то уж очень заговорщическим взглядом.       Чертовы Лани.       Цзян Чен захлопнул рот со стуком зубов, то ли не найдя ответа на такой провокационный вопрос, то ли не желающий отвечать на очевидное, но посмотрел так, словно бы реально задумался над вопросом наличия и необходимости данного элемента гардероба.       —Вернёмся к тому, что вы предложили,- перевёл тему он, слегка нервно дёргая плечами и крутя в пальцах свиток.       —Вернёмся,- кивнул Минцзюэ, не собираясь того больше мучать, да и себя тоже. Все же камень упал с плеч ровно в тот момент, когда Ваньинь показал свое отношение (и дай ему здоровья Небожители, что все же он сделал это отдельно, а не в том зале).       —Мы Мужчины,- больше для проформы начал Цзян Чен настолько издалека, что Минцзюэ аж почувствовал дуновение жара родных просторов.       —Да,- кивнул Сичень, не сводя с него взгляда, причём настолько открыто заинтересованного, что стало слегка неловко.       Впрочем, Минцзюэ не мог ручаться за себя, что в его взгляде что-то подобное не мелькало, а потому осуждать никого не собирался, да и изгнать из мыслей чужую часть тела с этой чертовой цепочкой ну никак не получалось, так что оставалось уповать на то, что никто на это внимания не обращает. (Кроме Ланя, тот видел все, и даже больше, но сам возглавлял это шествие, придерживаясь принципа: жизнь одна, так что кайфуем.)       —И мы главы орденов,- так же нервно, но уже более неуверенно, чем тревожно, продолжил Цзян Чен.       —Ага,- подтвердил всем понятную истину Минцзюэ, ловя дежавю недавнего спора.       Кто бы мог подумать, что мыслить три разных человека будут в одном направлении, хоть прописывай все это по пунктам и сразу для ознакомления всем отсылай, чтобы вопросов не возникало, мол, смотрите, анкеты, посмотрите, запомните и заучите, по всем другим вопросам пишите письма и сразу их сжигайте, потому что все равно никто отвечать не будет.       —И ты надел подарок,- как бы между делом указал на него Сичень.       —Да,- помолчав, твёрдо ответил Цзян Чен и закусил губу, злясь на то, как щеки вновь начало заливать недостойной его статуса краской.- Потому что я не против попробовать, но просто это несколько...       —Нетрадиционно?- понимающе покивал Сичень, слегка поджимая губы, впрочем, черти в его глазах, прыгающий через костры, сделанные из рукавов всех троих, вытеснили сочувствие, не позволяя ошибиться.       —Ебануто,- закатил глаза Ваньинь, кажется, впервые ругаясь в их присутствии и скрещивая руки на груди, слегка поблёскивая истеричным кольцом, ставшим целой градацией для понимания его настроения: блестит - нормально, живи, а вот если уже искрит - можно бежать, если, конечно, нет любви к порке.       —Не ругайся,- мягко улыбнулся Сичень, как бы невзначай поправляя ленту в волосах. И как бы там ни было, а каждый, прошедший Ланьскую школу выживания, хотя бы в их присутствии чертовы правила помнил. Ваньинь слегка вздрогнул от довольно строгого тона, косясь в сторону Ланя:       —Почему нет? Мы же не в Гусу.       —Потому что как глава другого ордена ты можешь этим меня оскорбить.       Ваньинь нахмурился, смотря при этом слегка потерянно, словно бы все ещё пытаясь поверить, что все происходящее - не глупый розыгрыш, уточняя потому очень осторожно, ходя по очень и очень тонкому льду:       —Мы вроде бы пытаемся договориться о партнёрстве.       —Конечно,- покивал очень важно несносный Лань, приобнимая его за плечи и улыбаясь мягко и нежно, почти что только уголками губ, выглядя при этом если не как ангел, то как что-то очень похожее (дьявол, к примеру, ах да).-Именно поэтому оскорбляться я не стану, а отшлепать могу. По всем правилам Гусу.       Возникла такая тишина, что закашлявшийся от полноты чувств Ваньинь не сумел перекрыть звук падения за дверью. (Возможно, старейшины все ещё не оставляли своих попыток, вот только вопрос: а чьи именно?)       Три пары глаз, устремившиеся в ту сторону, натолкнули на интересную мысль, ходу которой пока что не дали, отложив до лучших времен, а Цзян Чен возвёл очи горе, пока Сичень что-то вычислял у себя в голове так, что вокруг него чуть ли не цифры летать начали.       Каковы были шансы, что их старейшины были такими же занятными старикашками, что и в Цинхэ? Да нет, бред какой. (По крайней мере, была надежда, что их численность была хоть немного меньше, впрочем, объединившиеся старейшины с разных орденов, вставшие на защиту обычаев и устоев - звучало как сюр и кошмар, но чем черт не шутит.)       —Прошу прощения, я постараюсь впредь так не делать,- тем не менее слегка хмуро бросил Ваньинь, косясь на обвивающую его плечи руку Сиченя. Лань посмотрел ему в глаза, потом осмотрел свою руку, словно бы видел ее впервые, и со вздохом сцепил пальцы за спиной в замок, закрывая их рукавами, отходя на шаг.       —И все же, с чего такая реакция?- наблюдать за этими двумя было одновременно и интересно, и странно. И если Лань совсем не испытывал ни капли смущения и неловкости, то Цзян отчего-то наоборот то краснел, то бледнел, не особо готовый к такому разговору. (Возможно, поэтому у него в ордене алкоголь можно было достать на каждом шагу: язык развязывался, чакры открывались, и смелость взлетела до небес, стуча в пол к небожителям.)       —Да потому что неожиданно!- почти что устало воскликнул Цзян Чен.- Ваше общее, между прочим, письмо, всплыло как труп по весне! Неожиданно и непонятно, что с ним делать.       —Я смотрю, ты разбираешься в этом,- вся ситуация уже и без того пахла театром абсурда, так что Минцзюэ не собирался молчать. К тому же, все и так было понятно, и отсутствие клинка у горла от всей полноты оскорбленной цзянской души - было хорошим таким намеком и бонусом в одном флаконе.       —Нет,- отмахнулся Цзян Чен, затем бросил странный взгляд в сторону рассматривающего с неподдельным интересом потолок Ланя, и все же исправился.- Точнее, да! Черт,- немного нервно передернул он плечами,- у меня самое большое количество озёр и рек на территории, а у нас трупы по всей поднебесной ходят, сложно было бы не разбираться!       Сичень закрыл рот рукавов, прыснув, и отвернулся, выдаваемый слегка трясущимися плечами. Ваньинь слегка нахмурился, явно не знающий, стоит ему оскорбиться или нет, сложил руки на груди и вздохнул, потирая переносицу пальцами.       —Так, ладно, мы должны вернуться, иначе подумают ещё о чем,- причём, это бы смущало даже не тем, что могли бы о таком подумать в целом, сколько тем, что они не так уж и долго находились тут. (Впрочем, если бы кто-то и посмел о подобном помыслить, то это было бы дело сугубо этого человека. Не все же настолько интересные личности. Впрочем... Впрочем, судя по лицу Сиченя, тот думал именно в этом направлении.)       —Жаль, а я думал, что будем целоваться,- с каким-то почти настоящим разочарованием вздохнул Лань. Наверное, это было каким-то затмением, потому что он не переставал удивлять с каждой минутой все больше и больше.       —Целоваться..?- Ваньинь слегка вздернул подбородок, взяв себя в руки, видимо, пытаясь собрать собственную гордость, изрядно пошатнувшуюся. Минцзюэ воззрился на Ланя примерно с тем же выражением, а потому тот все же решил быстро пояснить:       —Да, было бы забавно повторить ту сцену, где герой выходит к честному народу с зацелованными губами, и все гадают, кто же причина его внешнего вида,- Лань прижал руки к груди, вздыхая так сладостно и смотря в потолок, что комнату аж осветило его возвышенным выражением лица (того и гляди, птицы прилетят и музыка из всех углов польётся).       —Ему надо было вызвать ревность, у нас другой случай,- легко передернул плечами Ваньинь.       Сичень моргнул, опустил на него взгляд, слегка щурясь. Цзян Чен замер, посмотрел ему в глаза и слегка закусил щеку изнутри.       Сичень улыбнулся слегка заговорщически.       Цзян Чен явно заколебался, стоит ли ему сбежать или нет.       Сичень открыл рот. Цзян Чен слегка нервно свёл брови и перебил его, перед тем, как тот мог бы задать вопрос:       —Я не читал.       Лань кивнул почти серьезно, принимая ответ, а затем как бы между делом добавил:       —Жаль, я обещал Не Хуайсану новую книгу до того, как она поступит в печать, но раз уж ты не читал и не заинтересован...       Цзян Чен вспыхнул, вскинулся, и почти тут же погас, поджимая губу, бегая глазами по сторонам, поднимая глаза на Минцзюэ, сводя брови, пытаясь не замечать слегка насмешливо выжидающий взгляд Ланя.       —Вместе почитаем,- ну а что, Цзяна надо было спасать, да и быть вне понимания предмета разговора оказалось не самым приятным явлением (особенно, когда этот самый предмет был известен всем, кроме самого Минцзюэ, и затрагивал сразу троих из тех людей, поддержание общения с которыми требовало если не знания их жизни, то хотя бы создания видимости).       Ваньинь резко поднял голову, сводя брови на переносице (черт, если он не смотрит исподлобья, то он даже не такой уж и хмурый, как может показаться) и кивнул.       Лань слегка дёрнул плечами, наблюдая за ними абсолютно непонятным взглядом, но кивая и отступая, не собираясь давить (хотя, судя по тому, что успело в нем раскрыться: он мог бы).       —Ладно, раз уж мы договорились, то мы можем идти,- оставаться дальше не было смысла, но Минцзюэ не успел договорить фразу, как Ваньинь с дикой решимостью шагнул к нему, дёргая за ворот одежд, склоняя к себе (хотя, казалось бы, не так уж много надо, чтобы немного привстать, видимо, гордость играла где не надо, постоянно побуждая на занятные вещи. Интересно).       Момент, и губы коснулись чужих, ну прямо вот совсем не осторожно размыкая, дыхание мягко защекотало кожу, а рот встретит жаром и влагой, на мгновение окончательно выбив все мысли из головы…       …и чакры открылись, и весь мир встал на свои места, и солнце ярче засветило, а в груди разлилось то самое тёплое чувство, дарующее покой и умиротворение от слияния с бесконечно вечным, доступным только небожителям…       Или какие там излюбленные фразы писателей любовных романов? Минцзюэ, конечно, фанатом не был, но все же какую-то базу имел. То, что ничего схожего с реальностью оно не имело - знал давно, и нового не открыл, но все же горячее дыхание, отчасти торопливые касания слегка обветренных губ и мокрый от не его волнения поцелуй - прерывать не то что не хотелось, наоборот, раздувало желание притянуть ближе, взять за подбородок и увести все в более спокойную и вдумчивую степь, чтобы распробовать.       Ну, что ж. К списочку умений можно было смело добавлять и поцелуи, пускай и уступать главенство в них явно не умели, сразу углубляя и немного спеша. Кто бы мог подумать, что подобные тонкости личной жизни глав других ордеров вообще всплывут когда-либо.       (Не то чтобы тут кто-то собирался об этом сожалеть.)       (Ну и делиться данной информацией.)       Так же стремительно, как и подлетел, Цзян Чен отстранился ровно в тот момент, когда его волос коснулись пальцы, видимо, не желая переделывать потом пучок, или же просто не особо приветствуя касания, кто уж тут его разберёт, он же отвечать бы явно не стал. (Все по методу чуйки: чуешь, что огребешь, если полезешь, разворачиваешься и не лезешь, дольше проживёшь.) И так серьезно кивнул, что-то выискивая в чужом лице, что на мгновение чуть было не стало неловко.       —Нормально,- наконец, изрёк он. (Поди пойми ещё, к чему это «нормально» относилось: к поцелую, к тому, что он там углядел или вообще к чему-то, что творилось в его буйной голове.)       Под вопросительным взглядом Ваньинь слегка вскинулся, гордо поднимая подбородок:       —Я счёл это уместным, к тому же,- плечи все же дёрнулись не слишком уверенно,- я хотел проверить, какая будет реакция, все же ухаживания это довольно серьезно.       Опа, кто очнулся.       То есть напустить на себя снова непоколебимость и уверенность можно было с самого начала, просто неуверенность взяла верх?       Мысль зазвенела где-то на краю сознания, и теорию захотелось проверить, а потому Минцзюэ просто бросил на Сиченя, наблюдающего за смесью интереса и какого-то странного веселья, взгляд, и притянул к себе вновь закрывшегося в уверенности Цзяна за шею, слегка гладя большим пальцем под затылком.       Цзян Чен охнул, невольно открывая рот, моргнув удивлённо и уперев слегка дрогнувшие ладони в грудь напротив, но, спустя очень долгое мгновение, все же слегка расслабляясь, отвечая его губам.       —Руку убери от волос,- тихо попросил он, закрывая глаза, не сильно то приказным тоном, больше спокойно проверяя, исполнят или нет, расслабляясь окончательно, как только ладонь переместилась ниже, замирая выше поясницы.       —Спасибо,- фыркнул в самые губы, ответно перемещая руки на плечи, оставляя их, явно не особо понимая, куда их девать, больше пытаясь сосредоточиться на жаре дыхания, не до конца закрыв глаза, то ли не доверия, то ли тоже опасаясь чужой реакции.       Вопрос доверия можно было бы поднять, но для сейчас этого было бы слишком много. Как и любой орден другому мог верить только на словах, кивая и улыбаясь друг другу. Но как бы не сплотило прошлое, оно же и разбило, а, значит, придётся строить что-то новое, а обломки - не самый уж лучший фундамент.       Минцзюэ был готов побыть рабочей силой для этого, а уж для тех, кто строил ордена с нуля, это явно было не первым опытом, да вряд ли кто-то решил бы снова что-то портить, слишком уж ярко светилась возможность лишиться чего-то нового. (Разберутся, куда денутся.)       Сичень рядом вздохнул, а Цзян Чен разорвал поцелуй, отступая и не вытирая слегка припухшие губы. Что ж, это уже было не плохо. И льстило, чего греха таить. А еще смело прибавляло несколько очков к познаниям и таких аспектов жизни главы Цзян.       —Я не знал, как вы относитесь к подобному у себя, и подумал, что по старшинству,- Лань тихо засмеялся и притянул к себе, накрывая его горячую и красную скулу ладонью, целуя если и не очень ласково, то явно вдумчиво, как и все, что делалось выходцами из его ордена.       Вопрос об умении отпал сам собой, когда зубы слегка мазнули по уголку губ, а Ваньинь охнул, притянутый ближе.       Сичень на мгновение поднял взгляд, так и не закрыв глаза, тем не менее расслабляясь и даже по виду пропитываясь тёплом и мягкостью, словно бы до этой минуты все же не был так уверен в исходе их предприятия. Впрочем, на то, как тонкие пальцы Ланя прошлись около выреза на фиолетовых одеждах, еще в границах приличного, но словно бы обещая, можно было смотреть вечность.       Ну, что ж, ближайшие минуты обещали быть насыщенными.       Выброшенный к бездне свиток тому очень хорошо свидетельствовал.

***

      —Так какие вопросы вы решали?- Яо осмотрел их крайне изучающим взглядом. Впрочем, справедливости ради, ему было, что изучать, потому что выглядели они явно если не колоритно, то занятно. (И не очень-то прилично, но не Цзиням тут судить. Может быть, это вообще их вина, и они тут что-то распыляют?)       Цзян Чен слегка откашлялся, закусил щеку изнутри и отвернулся к окну, наблюдая за чем-то без вообще какого-то интереса. (Мда уж, а наедине он был поживее.) Зато Сичень очень радостно улыбнулся ну явно зацелованными губами, убирая палочки:       —Решали один очень важный вопрос.       —Позвольте поинтересоваться?- по всему виду главы Цзинь было понятно, как сильно он не хочет верить в то, что видит, для полноты картины ему не хватало только побиться головой о стол с мольбами проснуться.       —Какая сцена из одной книги нам больше нравится,- не теряя расположения духа, пропел Сичень. Цзян Чен вздрогнул и повернулся к нему.       Что ж, Книги нынче в поднебесной либо были не такими, как раньше и стоили внимания, или были такими, что как раз нужно было держаться подальше. И Минцзюэ сделал себе пометку все же спросить томик у своей адептки. Раз уж выжил, то можно и почитать, чем там все так увлеклись.       Судя по взгляду Ваньина, он искренне никак не мог поверить в то, что Сичень спокойно вслух все это произносит, открывая то, какую литературу читает. То, что он сам был с этим ознакомлен - уже наталкивало на мысли, но пока не прочитаешь, не узнаешь.       —Что? И какая же?- Яо моргнул. С его палочек обратно в тарелку спикировал рис, разбиваясь одновременно с надеждами, написанными на лице Цзян Чена, что эту тему больше поднимать не будут.       —У нас возникли разногласия,- Сичень улыбнулся так блаженно, что можно было с него фрески делать, столь возвышенным стало его лицо (чертова улыбка итальянки, которая ещё хрен знает когда родится и родился ли вообще): —Мы думали над той сценой, где вся поднебесная узнает о любовном треугольнике главного героя, но А-Чен уверен, что сцена, где Лу Бань восстаёт из мертвых, чтобы помешать свадьбе возлюбленного, интереснее.       Цзян Чен воззрился на него с самым настоящим ужасом, и сложно было решить, то ли потому что его назвали так, то ли потому что такую сцену он все же предпочтительной не считал, но его глаза довольно хорошо так расширились, стерев хмурость с его лица окончательно, заставляя невольно вспомнить разницу в возрасте.       Минцзюэ скосил глаза на застывшего с не донесенными до рта палочками Яо, поднявшего на Ланя взгляд такого же шока и недоверия, почти что свящённого ужаса, словно бы забыв вообще обо всех своих прегрешениях и теперь реально пытаясь понять, где же так согрешил, что посмел узнать, и что ему будут за это.       Глава Цзян замер, и только кольцо искрило так, что можно было задуматься о реальной опасности пожара.       Глава Цзинь уронил палочки на стол, глотая воздух, не в силах подобрать слов.       Молчание затянулось, а затем одновременно раздались два возгласа:       —Так Лу Бань воскреснет?!       Успевший подумать о чем угодно, кроме этого, Минцзюэ отложил на всякий случай еду в сторону, а то мало ли, сегодня рис падал с завидной регулярностью, и подпер голову рукой, наблюдая за тем, как Цзян и Цзинь уставились друг на друга, удивлённо моргая, поражённые таким удивительным единодушием (его бы во время советов бы кто проявлял, и цены бы не было).       Сичень же довольно отпил из своего стакана чай, пряча усмешку, смотря на всех из-под ресниц. (И ноль сомнений вообще было в том, что он сделал это специально, вот только пока что эти фразцускокоротышковонеродившиеся планы были не совсем понятны.)       За окном раздался грохот, но никто даже уже не повернулся в ту сторону, потому что думать о том, как на такую высоту могли забраться - было жутко. Ещё более жутко становилось от мысли, кто бы это мог быть. (Нет, определённые соображения были, но, судя по лицам всех собравшихся, все реально думали, чьи это старички буянят.)       Яо же все же совсем нервно осмотрел всех ещё раз, прищурился и смерил взглядом Цзян Чена:       —Глава Цзян, если уж вы считаете эту сцену лучшей, то не удивляйтесь так уж явно, я и так уже понял, что Глава Лань поставляет вам книги быстрее, чем их издают.       Ваньинь открыл рот для возражений, почти задохнувшись от возмущения, вскинулся, весь заискрился, сводя брови на переносице и хмурясь, поблёскивая кольцом:       —Во-первых, не надо клеветать, во-вторых, не завидуйте!       Сказал, и сложил руки на груди, поднимаясь, благодаря за ужин и стремительно исчезая за дверью, видимо, Яо умудрился поджечь тому в очередной раз то самое место пониже пояса, на которое иногда поглядывал Минцзюэ, что уж тут скрывать. Причём, поджег так, что бесноватый Цзян чуть не сменил агрегатное состояние, предпочтя свалить на всех парах нах… Из залы, видимо, не собираясь впервые в жизни поддерживать спор. Сичень вытер руки медленно и с самым блаженным видом, и тоже откланялся, уплывая следом. И вот поди пойми, куда и зачем он решил ретироваться, потому что вариантов теперь у него было по меньшей мере три.       Минцзюэ вздохнул, посмотрел себе в тарелку, потом на бледного и почему-то явно злого Яо, и все же решил уточнить:       —А Лу Бань - это вообще кто?       Гуанъяо махнул рукой слугам, чтобы начинали прибирать, а потом поднялся со своего места:       —Герой романа,- ответил он, когда уже перестали ждать, что тот сподобится произнести хоть слово (да мог бы и послать куда подальше в родные просторы, что уж тут). И снова все вокруг были в курсе, что это за роман и читали его. Да что ты будешь делать вообще: —Он пират, самый опасный, причём, ещё и подвержен проклятию, которое его разрушает постепенно.       Минцзюэ подумал, потом ещё раз подумал, хочет ли он вообще все это знать. Потом подумал снова, чуть сильнее, вспомнил всеобщие восторги, и все же предпочёл ретироваться подальше, решив точно взять книженцию у адептки.       Уже вечером, смотря на сидящего на постели Цзян Чена, перебирающего какие-то свитки, шипящего на вездесущего и пытающего помочь с математическими подсчетами Ланя, все ещё обижаясь, Минцзюэ то и дело ловил себя на мысли, как это вообще сумело выгореть. Он два раза шагал в клетку к тиграм, и оба раза оставался с целыми яйцами, хоть впору писать руководству по соблазнению мужиков. Хотя нет, «по соблазнению» рано, и явно будет писать Лань, чья конечность то и дело касалась бедра уже больше из принципа ворчащего Цзяна.       Такие же свитки валялись на столе, и трогать их желания было примерно столько же, сколько и нервных клеток: немного, но надо как-то себя пересилить.       —Ой, все, нахрен,- Ваньинь собрал свои свитки, посмотрел на такие же в руках Ланя, а затем собрал и их, поднялся и бросил на стол, особо не заботясь о том, что они перемешаются между собой. Минцзюэ почти восхитился: проблемы завтра этот тайный любитель развлекательных книжонок явно решил решать завтра: —Так, все, расходимся, я с вами на неделю вперёд наобщался. А ещё завтра на вас любоваться.       Лань поднялся таким же слитным движением, не спеша прошествовал мимо него, а затем стянул ленту легко, словно бы она и не было ничем закреплена. Цзян Чен застыл, смотря на него во все глаза с каким-то благоговением, как на чудо света. А ведь посмотреть реально было на что: Сичень совершенно спокойно дошёл до стойки с мечами и достал из ножен собственный меч.       Взмах заточенного клинка.       Цзян Чен моргнул, Минцзюэ, не удержавшись, слегка ущипнул того за бок, на что получил разгневанный взгляд от шокированного и слегка разгневанного Цзяна. Тот молчал, Минцзюэ тоже.       Не чувствующий ни грамма неловкости Лань тем временем критично осмотрел собственную разрезанную ровно на двое ленту, поднёс отсечённые края к свече, подпаливая, чтобы не секлись.       Отчётливо запахло горелым, вот только непонятно, от чего: то ли от ленты, которая как бы для всех, даже тех, кто Ланей видел мельком, издалека, в полуобморочном состоянии сто лет назад, была если не святым, то чем-то очень к этому близким; то ли от того, как сгорели все устои, что вбивались во время обучения в Гусу.       Мир прежним решил не оставаться, но конец света не наступил.       Удивительно.       Лань довольно осмотрел дело рук своих с таким же выражением лица полнейшего гения чистой красоты, что ему можно было простить и убийство мертвецов дудкой, и разрезание ленты. (Что вообще у этих Ланей за закрытыми дверями творится, что они даже на свои устои так просто кладут… сборник правил, да.)       Тем временем, не обращая внимания ни на что вокруг, Сичень уже привычно взял за локоть Минцзюэ, поднимая его руки и обвязывая оставшийся метр ленты вокруг предплечья. И нет бы там обряды бы какие, заговоры, приговоры, или что там у этих Ланей крутится вокруг этих лент. Молча, спокойно, целеустремлённо.       Судя по лицу Ваньина, себе он это тоже не так представлял, если и представлял вообще, но руку он покорно дал, и вот его иногда странная покорность вызывала некоторые вопросы и мысли, которые пока что развивать было не нужно, особенно, пока объект этих самых мыслей стоит рядом, но все же.       Минцзюэ посмотрел на ленту. Потом на другую ее часть на руке Цзяна, потом на Сиченя, рассматривающего белый шёлк с удовлетворением.       —А ее разве можно разрезать?- все же задал животрепещущий вопрос Минцзюэ, и Ваньинь бросил на него благодарный взгляд, видимо, несмотря на весь гонор, рядом с ними тонну своей самоуверенности он умудрялся терять. (Даже интересно, как тогда он собирается с ними спорить на собраниях, хотя Минцзюэ, если быть уж таким откровенным, отчасти тоже задавался этим вопросом.)       —А?- Сичень вынырнул из своих мыслей, открыл было уже рот, но дверь распахнулась резко, навевая некоторые вопросы, кто посмел бы вломиться в комнаты к главе Не, даже без учета других присутствующих.       Яо прижимал руку к груди и смотрел со смесью ужаса, замерев, не ожидав увидеть целое столпотворение в одних то покоях. Повисла такая тишина, что было слышно, как где-то в отдалении воют полировщики золотых статуй в Башне Карпа.       Сичень сложил руки так, что рукава спрятали руки, и с самой доброжелательной улыбкой повернулся к Главе Цзинь:       —Можем чем-то помочь?       Яо отвис, проморгался, зацепился глазами за ленты на руках других глав, всмотрелся в Ланя без вечной полоски от загара лба, побледнел как полотно, оперся на дверь позади себя, но в руки себя взял:       —А вы что..?- спросил он так, словно бы реально ожидал, что ему скажут, что это глупая шутка.       И какой бы длинной шуткой не было жизнь самого Минцзюэ, тут он мог даже понять и посочувствовать: до последнего была уверенность, что вообще ничего не получится, да и не зайдёт так далеко, потому что кто-то, да откажется, поняв, что делает. Но лента стягивала руку так, что почти нарушала циркуляцию крови, Лань опускал глаза, полные собственнического интереса, а Ваньинь рядом до сих пор смотрел на свою руку так, словно сейчас там появится змея и сожрет его. (Был не далек от истины, но сожрали бы его явно не змеи, так стоп.)       —Да, я полагал, что это было понятно ещё на ужине,- Сичень заправил волосы за уши, вздохнул, понимая, что что-то ему не нравится, дошел до одного из чужих сундуков, раскрыл, осмотрел придирчиво и выудил зелёную ленту, поворачиваясь к застывшим главам с лентами на руках: —Не поможете мне?       Цзян Чен отмер, забрал из его рук кусок атласа, привстал на мысы и собрал волосы этого невозможного Ланя, заплетая быстрыми и отточенными движениями в косу, вплетая ленту. Сичень тихо рассмеялся, кивнул благодарно, взял его под локоть, смотря при этом столь хитро, что от его взгляда кто угодно бы бежал, не оглядываясь.       Глава Цзян открыл было рот, чтобы что-то сказать, но почти тут же закрыл и бросил взгляд на Минцзюэ. И вот можно было бы решить, что тому требуется помощь, вот только почти чёрные от расширенных зрачков глаза выдавали его с головой. И как только можно было не заметить подобного в целом? Ах, да, вино.       Яо тем временем как-то задушено запищал, а затем кивнул:       —Мои поздравления, да, но есть небольшая проблема. Хотя теперь я знаю, откуда она и почему, но все же я должен сказать, что проснулся от того, что ко мне в спальню ворвался разбуженный Не…       Договорить он не успел, потому что в те же двери, в которые секунду назад ворвался Цзинь, влетел Не Хуайсан, прижимая к груди свиток и шмыгая носом.       —Лань Сичень!- подлетел он тут же к главе Лань, хватая его за локоть сам и прячась за его широким рукавом.       Причина кромешного ужаса младшего Не наблюдала светящимися как у хищника глазами из глубины тёмного коридора, но все же медленно вплыла в спальни, сияя в свете свечей белоснежными траурными одеяниями.       Первым отмер Сичень, отодвинувший Хуайсана куда-то за спину замершему Цзян Чену, туда же спровадив Гуанъяо, вцепившегося в зелёные одеяниями всеми наличиствующими руками. Лань осмотрел младшего брата цепким взглядом, а затем медленно двинулся к нему, улыбаясь мягко и ласково, что, судя по всему, действовало на всех, кроме выработавших иммунитет Ланей.       Ванцзи хмуро указал взглядом на свиток в руках у младшего Не, а Сичень вздохнул и вновь подошел к Хуайсану, протягивая руку, чтобы забрать у него сей камень преткновения. Хуайсан поднял на него решительный взгляд, пускай и напуганный, а затем быстрым движением развернул свиток, ткнул в лицо ошарашенному Яо рядом, который спустя мгновение все же вчитался и кивнул со всей свойственной ему решительностью.       Секунда, и Не Хуайсан уже поспешил к окну, когда ему путь перегородил Ванцзи, явно не готовый отдать ему свиток без боя. Быстро среагировав, Не, от которого такого не ожидали никто из присутствующих, быстро вильнул в сторону, из-за чего младший Лань, не рассчитав, врезался бедром в столик, неловко его перевернув. С победным кличем свиток тут же из рук Хуайсана, сделав красочный кульбит в воздухе, полетел в сторону Яо, схватившего его в полете, но не успевшего сделать и шагу, как оказавшегося почти что распластан по полу из-за обернувшего его ногу кнута, по-змеиному и незаметно обернувшего его ногу.       Не простив такого предательства, Яо что-то уже хотел сказать, когда Хуайсан подхватил вылетевший из его рук свиток с пола и быстро ретировался за дверь, куда секундой позже вылетела белая тень наперевес с гуцинем. Быстро освободившийся Яо тут же сорвался следом, и оставалось только гадать: потому что нужно было убедиться в том, что его резиденция останется хоть немного в сохранности, или потому что его так волновало содержимое свитка.       Сичень бросил краткое извинение, подхватил сяо, вызвав этим нервную икоту у Цзян Чена, и все же мерно уплыл на помощь брату.       —Жаль, что мы так и не узнаем, что же там было в продолжении,- Ваньинь взял себя в руки на удивление быстро, видимо, отсутствие сяо в радиусе поражения действовало на него крайне благосклонно, вздохнул горестно и медленно сел на постель, выдыхая и вновь смотря на свою обмотанную белой лентой руку. Повисла тишина, изредка прерываемая шумом откуда-то с улицы, а Минцзюэ присел на корточки, собирая разбросанные по полу в процессе противостояния кланов свитки, разворачивая их и сортируя, кому что принадлежало.       Толстый свиток лёг в руки, а незнакомый почерк заставил нахмуриться. «И тогда Лу Бань провёл ладонью вверх по бедру от самого колена, наклонился и оставил цепочку поцелуев вслед за своей рукой..»       Минцзюэ внимательно перечитал предложение, поднял взгляд на какого-то подавленного Цзяна, пребывающего в своих мыслях достаточно глубоко, а затем поднял свиток и отложил в сторону остальных.       Ваньинь вскинул брови, когда его колена коснулись чужие пальцы, а Минцзюэ на полном серьезе решил, что все же пары алкоголя и правда делают их всех смелее, раз за последний вечер они даже особо не касались друг друга.       —Не скажу, что в том свитке, но вечер скрасить смогу,- и все же было что-то удивительное в том, как засверкали глаза напротив, пускай и все ещё отчасти разочарованные и печальные. Цзян Чен легко поднялся со своего места, дёрнул уже привычно за отворот ханьфу к себе, выдыхая в самые губы и легко целуя, словно бы больше намечая для полноценного поцелуя пространство, но тут же отстраняясь, задорно, почти по-мальчишечьи усмехаясь.       —Засиделись мы, да? Нужно же помочь Сичень-гэ, а то что мы за партнеры, не так ли?       И Минцзюэ даже и не думал с ним спорить.

***

      Сичень захлопнул книгу, бросая на них долгий взгляд, ожидая реакции, Цзян Чен продолжил смотреть в потолок с пространным видом и лишь вздохнул, а Минцзюэ, последние полчаса пытавшийся понять, как вообще все это вышло, лишь удобнее устроился под одеялом, придавленный двумя телами по бокам от себя.       —Что ж,- начал Цзян Чен и почти тут же умолк, переводя взгляд с одного лица на другое, пытаясь понять, как лучше подобрать слова и сдаваясь.- Это было охуенно.       —А-Чен,- немного осуждающе вздохнул Сичень, но сдался под взглядом Минцзюэ и все же благосклонно кивнул.- Мне тоже понравилось, должен признать.       —На самом деле, к концу я начал понимать, почему всем так нравится,- все же признал Минцзюэ. Две темные макушки по бокам от него согласно закивали, что несколько польстило.       И вот сознаваться в том, что любовный роман про обрезанных рукавов мог так увлечь - было как-то неправильно, но его нынешнее положение все же позволяло иногда, но соглашаться со своими внутренними демонами. Сичень рядом засветился, и это стоили того, чтобы просто признать очевидное.       Цзян Чен удобнее лег, укладывая голову ему на плечо и потирая нос ребром ладони:       —Ну же я говорю: охуенно.       —Охуенно,- кивнул Минцзюэ, намеренно повторяя за Цзяном под удивлённым взглядом поражённого до глубины души Ланя и какого-то детского восторга Цзян Чена. И вот пакостить никогда не было в натуре Не, да вот только мелко поддевать ланей было по своему приятно, а уж выводить их на чистую воду - так и подавно:       —Признай.       Сичень свёл брови, обернулся по сторонам, словно бы их могли услышать в любую минуту и наклонился ближе, выдыхая одними губами:       —Это было охуенно.       И вот же ж. Из уст самого праведного и чистоплюйного человека в комнате это звучало как-то даже слишком естественно, словно бы инородное слово в его рту обросло всеми правильными эпитетами и на деле вышло что-то куда более литературное.       Сичень отвернулся, чтобы отложить книгу и погасить свечу, а Минцзюэ уже было решил, что вечер будет мирным до самого его завершения, когда с тихим скрипом, как в самых настоящий страшных рассказах, начала открываться дверь, в которую бочком начали протискиваться старейшины в самых разных по цветам одеждах.       —Вашу ж мать,- закатил глаза Минцзюэ, пока Сичень тянулся за своей дудкой, а Цзян Чен с матами влезал обратно в штаны, чтобы не в одной ночной рубашке бегать за стариками.       Свитки с предложениями и историей покоились где-то на столе, перемешанные с другими, если бы не ночная суета, Минцзюэ бы точно потянулся бы, чтобы ещё раз перечитать и точно поверить, что все это мероприятие выгорело.       Но к сожалению, пришлось подниматься и помогать выпроваживать причитающих и настроенных воинственно старейшин, сплотившихся в едином порыве, пытаясь не потерять штаны и достоинство, благо, уже точно отбиваясь от них не одному.