Божье послушание

Его руки. Такие хрупкие, словно крылья безвольной пташки. Стоит лишь надавить, ещё сильней, совсем на малость — и они сломаются. Человеческое тело настолько хрупкое, настолько ненадёжное… Как же это забавляет. До чёртиков. Забавляет и дарит наслаждение — наблюдать за некогда Архонтом, что сейчас трепыхался в её руках, не имея возможности даже выбраться. Слабак. Но в этой слабости есть его прелесть. Его хочется ломать раз за разом, приравнивать к животному, сдирать его колени о деревянный пол, пока он стоит на них. Прямо как сейчас. Тычется носом в бедро, ластится, показывая полное подчинение. Ехидно улыбается, почти что смотря свысока, с вызовом, будто приглашая сделать ещё один шаг. Однако она совсем не намерена потакать его хотелкам. Розалина знает себе цену, знает, что сейчас она соблазнительна и желанна, знает, что игра идёт по её правилам. А раз так, то и делать никакой шаг она не обязана. Может разве что толкнуть этого божка в грудь, сильно, чтобы он ударился спиной о твёрдую поверхность. –Очаровательно жалкая попытка скрыть возбуждение, — надавила носком обуви на руки, что прикрывали стояк — За повторение которой на тебе живого места не останется. Шлюха. Невероятное удовольствие приносила эта картина: вмиг ослабевшие и отведённые руки, шорты с небольшим мокрым пятном, широко разведённые ноги и пылающее огнём лицо, едва ли походившее на смущенное. Не стыдится. Наслаждается. И ей это нравится. Даже больше, чем когда он удивляется тому, что она для него приготовила. Даже больше, чем когда пытается быть неопытным. Такой развратный и честный с собственным телом. Он то и дело собирался что-то сказать, но голос охрип от долгого молчания: до этого он просидел с кляпом во рту целый час. Наказание. Наказания были всегда слишком жестоки: отнять у барда возможность говорить! Но ещё более жестоко было то, что она делала совершенное ничего. Лишь наблюдала. Пытка. –Прошу… — прозвучало непривычно тихо, а взгляд хитрых зелëных глаз томно прошëлся по лицу женщины — Позволь мне побыть твоим рабом ещё немного. Неожиданно слышать такое от Бога свободы. Неожиданно было получить столь сомнительное предложение, осознав, что её похабный взгляд, брошенный на непозволительно манящие чулки, не остался незамеченным. Они друг друга поняли. И ещё тогда, в первую их встречу, заперлись в одном из номеров Гето, с сумасшедшей скоростью одежда оказывалась на полу, и вскоре к ней присоединился Венти. Он стоял на коленях, ублажая предвестницу, поражаясь тому, как она может сочетать в себе все черты, привлекающее его. –Милый глупый божок, ты ведь никогда не перестанешь быть им. Или я недостаточно стараюсь? Она держала его за подбородок, чуть надавливала своими изящными длинными пальцами, заставляя судорожно вдохнуть воздух и, забывшись, приоткрыть рот. Одними губами милый бард молил о прощении и продолжении, и она поддалась искушению. Чуть смягчила хватку, довольная покорностью своей зверушки. Блондинка наклонилась и провела языком по искусанным губам, задевая им каждую мелкую ранку. Тело Венти обдало жаром. –Скажи. –Ты чертовски хорошо справляешься, — он не чувствует языка, тот заплетается, слова чудом не путаются — Это моя вина. Его наконец поднимают с колен, но он всё ещё не дотягивает в росте. Чужое тело слишком прекрасно, а Розалина даже не думает скрывать своё великолепие. Да и зачем? Они сейчас совершенно одни, всё в том же отеле, поэтому ей позволительно ходить в почти прозрачной сорочке. Ей позволительно всё, чего она пожелает. Его Богиня. И он говорит ей это прямо в лицо, в то время как взгляд хищно цепляется за торчащие соски. Это удивило её. –Только твоя? Ты…ограничиваешь мою мощь, — право, где это видано… Она надеется, что строгость скрыла внезапное смущение. Так и есть. Но ей ли под силу обмануть Архонта? По уши в неё влюблённого, но всё ещё магического и крайне умного существа. –Моя Богиня. Вновь облизнулся, с придыханием вспоминая совсем недавние касания. Синьора вальяжно развалилась в кресле, а божество с удовольствием уселось на её колени. Не то чтобы ему разрешали, но минутная растерянность Синьоры сыграла на руку. Можно было обхватить шею нежными руками, прижаться грудью к чужой и дышать губы в губы, чуть ли не дрожа от предвкушения и желания. Но он не настолько смел, чтобы сотворить желаемое. –Можно. Одно короткое слово, но сколько счастья и преданности в чистых и хитрых глазках. Ощущение сильных и властных рук на своей талии будоражило. Одно движение, и они наконец-то целуются. Никаких нежностей, она сразу проталкивает язык, сразу показывает, кто здесь главный, а юноша даже не борется. Наслаждается. Даже укусами и следами от пальцев на талии, которые явно скоро появятся. Какой-то неясный порыв чувств заставляет громко простонать, обычно он хотя бы старается сдержаться. –Я так давно хотел сделать это, так хотел… Мне постоянно хочется касаться тебя. Но вели ты не делать, я не стану. Всё тело горит благодаря тебе. Венти слишком разговорчив, а Синьора слишком любит его откровения. С каждой такой встречей ей кажется, что что-то внутри плавится, тает. Причудливые косички уже не кажутся уродскими или не к месту. Она больше не рвëт белоснежные чулки, понимая, что Архонту итак нелегко приходится. Она больше не… Смотрит на него, как на дешëвую шлюху. Не осуждает вне стен отеля за пристрастия. И, если уж говорить совсем честно, продолжает приходить и драть его на любой поверхности, хоть их контракт закончился ещё месяц назад. А он продолжает раздвигать ноги, сочиняя в её честь сотую по счëту песню, окрылëнный своей любовью. Взаимной, прошу заметить. Зачëркнуто Синьорой