Мой воображаемый друг

      Антон был обычным парнем. По крайней мере, всем окружающим так казалось. Он учился на втором курсе медицинского университета. Вообще-то, он далеко не сразу определился со своей профессией. После окончания школы он целый год не учился, взвешивая все варианты и тщательно их обдумывая. На второй год после выпуска он всё же подал документы в Институт микробиологии. Однако эта затея не увенчалась успехом. Через год обучения, Антон отчислился. На все вздохи и возмущения родителей он отвечал: «Это просто не моё». И если мама хоть как-то с этим смирилась, то отец негодовал ещё очень долго. Когда Шастун заявил всем, что хочет быть врачом, никто не воспринял его всерьёз. Антона это очень повеселило, так как обещание своё он выполнил и поступил в медицинский. Здесь ему нравилось гораздо больше, чем в первом институте. И он с лёгкостью закрыл первую сессию и перешёл на второй курс.       Мама всегда поддерживала Антона. Иногда она была с ним не согласна, ворчала, но в итоге всегда соглашалась и помогала единственному сыну во всех начинаниях. Отец напротив не особо верил в Антона, постоянно третируя и напоминая ему, что он ещё ничего толком не добился в жизни. Шастун-малдший на это лишь закатывал глаза. Как будто его отец много чего добился. Бухгалтер в школе — это, конечно, великое достижение. Мысли свои Антон предпочитал не озвучивать. Отец был очень вспыльчив, иной раз мог отвесить сыну пощёчину. Конечно же, мама сразу стеной вырастала между ними, пытаясь успокоить мужа. Маму Антон очень любил, чего не мог сказать об отце.       Мысли о родителях крутились в голове Антона, хотя всё его внимание должно было быть приковано к доске, на которой преподаватель объяснял очередную тему по анатомии. Антон не смотрел в сторону Алексея Борисовича, так как дома самостоятельно изучил эту тему ещё две недели назад. Шастун вообще любил заранее изучать материал, это придавало ему уверенности, как будто он был впереди всех своих одногруппников. Он выводил на полях тетради формата А4 какие-то странные рисунки, совершенно не слушая лекцию. Поэтому не сразу отозвался, когда назвали его фамилию.       — Шастун, — в него ткнул ручкой сосед.       — Ты обалдел? — чересчур громко воскликнул Антон, потирая раненный бок.       — Антон, я тебя не отвлекаю своей скучно лекцией? — Борисович нахмурил брови, глядя на студента.       — Извините, задумался… — Антон, по сути, не врал.       — Ну, если ты задумался о теме лекции, тебе не составит труда ответить на вопрос, — хмыкнул преподаватель. — Назови, будь добр, двенадцать пар черепных нервов.       — Обонятельный, зрительные, глазодвигательные, блоковые, тройничные, — без особого энтузиазма проговорил Шастун, — отводящие, лицевые, преддверно-улитковые, языкоглоточные, блуждающие, подъязычные и, разумеется, добавочные.       — Всё верно, но больше не отвлекайся, — Борисович отвернулся к доске, продолжая лекцию.       — Ну ты и зубрила, — шепнул Димка Позов, который ткнул Антона ручкой.       — Не хочу стипендию отличника терять, — улыбнулся Шастун, кидая в друга карандаш.       Наконец, пара закончилась, группа студентов стадом вывалилась из аудитории. Дима и Серый вышли одними из первых, явно торопясь в буфет. Антон плёлся сзади, не стараясь нагнать парней. Он в отличие от друзей не был воодушевлён походом в университетский буфет. Зачем давиться этой гадостью, если после пар можно заскочить в любимое кафе и поесть по-человечески. Дима и Серёга не ходили с Шастуном, так как привилегия в виде приличной стипендии отличника им была недоступна. Впрочем, Антон и не настаивал. Ему было комфортно в одиночестве. На самом деле он никогда не был один, но друзьям об этом знать не обязательно. У него был ещё один друг, но он не совсем реальный.       Антон не был психом, шизофреником или душевнобольным. Просто в какой-то момент он начал общаться сам с собой и немного удивился, когда начал получать ответы. Сначала Шастун и сам решил, что он спятил, но голос казался ему таким реальным, что парень постепенно отбросил от себя мысль о психическом расстройстве. Голос этот был очень приятный, низкий, бархатистый, он словно растекался по воздуху, заполняя собой всё пространство вокруг Антона. Со временем Антон стал уделять воображаемому другу гораздо больше времени, чем реальным друзьям. Дима и Серый конечно поначалу ничего не понимали, потом обижались немного, но в итоге просто смирились и единогласно пришли к выводу, что у Шастуна кризис. Антон на это лишь посмеялся и с тех пор стал называть голос Кризисом. Воображаемый друг был не особо против.       — Борисович хотел убить тебя взглядом, когда ты верно ответил, — констатировал голос.       — Это точно, но мне плевать на него, — усмехнулся Антон. Он любил сидеть в своей комнате на подоконнике, пока родители ещё не вернулись с работы, и общаться со своим самым близким другом.       — Я знаю, — в голосе Кризиса тоже слышалась усмешка.       — Иногда мне так грустно от мысли, что ты ненастоящий, — вздохнул Антон, листая конспект по гистологии.       — Почему ты решил, что я ненастоящий? — Кризис тихо смеётся.       — Ну да, шизофрения ведь настоящая, — Шастун грустно улыбнулся, с громким хлопком закрывая тетрадь.       — Опять за своё… — глубокий вздох. — Ты не больной.       — Ага, а ты не голос в моей голове, — фыркнул Антон, доставая из кармана наушники и подключая их к своему телефону.       — Эй, променяешь разговор со мной на музыку? Обидно, — шепнул голос, снова вздыхая.       Но Антон уже не слышал, погружаясь в свои мысли и прикрывая глаза. Он много раз задумывался о том, хочет ли слышать этот голос, хочет ли с ним разговаривать. И после долгих размышлений, Антон всегда приходил к одному и тому же ответу. Да, хочет. Никто не понимал его так, как понимал этот странный голос, никто не был с ним так добр, никому Шастун не доверял то, что мог доверить этому Кризису. Антон не боялся рассказать ему о самом сокровенном, ведь его шиза не могла никому ничего рассказать. Общаться с голосом было проще, чем с людьми. Он не высмеивал, не подшучивал, не называл Шастуна зубрилой или ботаном. Кризис всегда с интересом слушал всё, что рассказывал ему Антон, давал ему советы и высказывал своё мнение.       Дверь в комнату Антона открылась, парень посмотрел на маму, снимая наушники.       — Привет, ты рано, — Антон спрыгнул с подоконника, он в два шага оказался рядом с мамой, целуя её в щёку.       — Решила отпроситься сегодня и приготовить вам что-нибудь вкусное. Чего бы ты хотел, Антош? — парень в ответ поморщился.       — Мам, Антошей я был лет десять назад. В конце концов, мне скоро 22, — начал распыляться Антон, но увидев мамину улыбку, вздохнул, замолкая.       — Хочешь лазанью?       — Да, давай, — кивнул Антон. По факту ему было всё равно. У мамы всё всегда получалось вкусно.       Ближе к вечеру, когда ужин был готов, а по дому разнёсся дивный аромат, Антон выплыл из своей комнаты на кухню. Мама как раз доставала лазанью из духовки. Шастун-младший помог матери накрыть на стол, достал приборы и салфетки. Мама выглядела немного уставшей, но счастливой, она очень любила готовить.       — Папа должен вот-вот вернуться, — с улыбкой сказала Анна Александровна, снимая с себя фартук.       Антон промолчал, усаживаясь за стол. Он прекрасно знал, что папа придёт поздно, ближе к полуночи. Будет снова вешать матери лапшу на уши, говорить о каких-то срочных отчётах и внеплановых совещаниях. Антон прекрасно знал, что отец врёт, да и мама, наверное, тоже. Просто озвучивать это никто не осмеливался. Шаст догадывался, где пропадает глава семейства. Осознавать Антон начал, когда утром, собираясь в университет, прошёл мимо отцовского пальто, от которого разило едкими женскими духами, совсем не похожими на мамины. Но тогда Антон промолчал. Ничего не сказал он и тогда, когда забрасывая вещи в барабан стиральной машины, обнаружил на воротнике папиной рубашки следы яркой губной помады. Парень чувствовал, что мама всё знает. Она грустно вздыхала в своей спальне каждый раз, когда отец не возвращался с работы к ужину. Но она молчала, Антон тоже решил следовать её примеру.       — Мам, садись, давай поедим без него, — тихо сказал Антон, наблюдая за реакцией мамы.       — Ты кушай, а я позже, — Анна Александровна грустно улыбнулась, погладив сына по плечу.       После ужина Антон вымыл посуду и направился в свою комнату, перед этим заглянув в спальню родителей. Мама лежала на кровати и читала какой-то женский роман. Шастун вздохнул и направился в свою комнату. Говорить что-то маме или утешать её — в этом Антон не видел смысла. Она бы улыбнулась своей ласковой улыбкой и сказала, что всё в порядке и не стоит беспокоиться об этом. Шастун завалился на свою кровать, прикрыв глаза. Он ещё долго не мог уснуть, обдумывая поведение родителей. Может и стоило поговорить об этом всем вместе?       — Я знаю, о чём ты думаешь. Это плохая идея, — Антон даже не вздрогнул от неожиданности, настолько он привык к этому голосу.       — И что ты предлагаешь? — Антон перевернулся на спину, как будто так Кризис мог лучше его видеть.       — Не лезть в это. Они взрослые — сами разберутся в своих отношениях.       — Много ты понимаешь в теме отношений, — съязвил Шастун.       — Согласен, не очень много, но я просто делюсь с тобой своим мнением. Решать в любом случае тебе.       Их разговор прервал звук открывающейся входной двери. Отец вернулся. Антон взглянул на часы: почти двенадцать ночи. Парень лёг на бок лицом к двери, вслушиваясь в тихий шорох. Отец разделся и зашёл в спальню.       — Аня, извини, отчёт квартальный, я так замотался, что на часы даже не смотрел, — отец говорил совсем не тихо, ему всегда было плевать: слышит Антон или нет. Андрей Петрович знал, что сын не будет вмешиваться.       — Андрей, я так больше не могу. Антон злиться на тебя, ты так редко с нами ужинаешь, вы с ним очень отдалились, — по голосу мамы слышно, что она вот-вот заплачет.       — Ой, только не надо разводить драму, ну не поужинали сегодня, значит, на следующей неделе приду пораньше, — проворчал отец, бросая свою сумку на кресло — Антон это отчётливо слышал.       — Ты и на прошлой неделе так говорил, — голос мамы такой печальный, Антон начинал закипать.        — Аня, прекрати! Я итак устал, вернулся домой, а тут ты со своими вечными претензиями! — Антон не выдержал, вскакивая с кровати, он залетел в комнату родителей. — Ты почему ещё не спишь?       — Да вот, пришёл в твои глаза бессовестные посмотреть, — прошипел Антон, злобно глядя на отца.       — Антоша, иди в свою комнату, — ласково шепнула мама, поглаживая сына по спине.       — Живо спать, — отчеканил отец.       — А мне не пять лет, папуля, — Антон ехидно выделил последнее слово. — Может, хватит трепать нам нервы? Катись уже к своим шалавам, и трахай их на здоровье, только нас оставь в покое! Строишь тут из себя хорошего отца и мужа, а по факту ты просто урод и кабе…       Звук пощёчины прервал гневную тираду Антона. Но сейчас парень не схватился за щеку, как он обычно это делал. Антон стоял, не шевелясь, он даже не вздрогнул. Шастун-младший сам не сразу осознал, что произошло, но его кулак впечатался в скулу отца, отбрасывая того к стене. Мама ахнула, прикрыв рот рукой. Андрей Петрович взглянул на сына, на его лице шок сменялся гневом, но в этот раз Антону почему-то не было страшно.       — Не смей больше трогать меня. И маму тоже. Не позволю, — Антон ядовито выплёвывал каждое слово, словно змея, которая готовится к нападению.       — Выродок. Вырастил на свою голову, — рычал отец, поправляя на себе одежду и вытирая кровь со щеки.       Много времени, чтобы придти в себя Андрею Петровичу не понадобилось. Он буквально через секунду бросился на сына, замахиваясь, но Антон перехватил его руку, сжимая, что есть силы. Он отшвырнул отца от себя, выбегая из спальни, направился в свою комнату. Шастун не помнил, как быстро он оделся и взял с собой рюкзак, как выскочил из квартиры, как бежал по улице в случайном направлении. Он остановился, только когда дышать стало тяжело. Антон перевёл дыхание.       До парня только сейчас начало доходить всё, что произошло. Антон запустил руки в свои волосы, сжимая их у корней, он присел на корточки, закрывая глаза. Он понимал, что уже ничего не изменить. Их семья развалилась. Мама наверняка плакала, а отец бесился или собирал свои вещи. Антону впервые так сорвало крышу, он никогда не смел даже подумать о том, чтобы ответить ударом на удары отца, о том, чтобы в лицо назвать его уродом и кабелём. Но он это сделал и теперь не понимал, жалел он или нет.       — А я говорил тебе не вмешиваться, — голос сейчас был совсем некстати.       — Заткнись и оставь меня в покое! — крикнул Антон, сильнее сжимая свои русые волосы.       Он не заметил, как начал плакать, затем истерично смеяться. Взрослый парень не смог совладать со своими эмоциями, вот уж анекдот. Антон сидел на корточках посреди тёмной улицы и рвал на себе волосы, прекрасно понимая, что делу это не поможет. Следовало бы вернуться домой, поговорить с родителями, но ноги просто отказывались слушаться. Было очень страшно, стыдно, да и злость ещё не отпустила. Поэтому Антон продолжал сидеть, немного покачиваясь.       — У вас всё хорошо? — опять этот грёбаный голос.       — Я же сказал тебе заткнуться и отвалить, — Антон поднял голову и громко вскрикнул, увидев перед собой человека.       — Я настолько страшный? — мужчина улыбнулся уголком губ.       — Ты, ты, т-ты, — Антон подскочил на ноги, тыкая в мужчину пальцем и заикаясь. — Этого не может быть, ты ненастоящий.       — Так, парень, ты меня пугаешь, — улыбка сползла с лица незнакомца, и он медленно подошёл к Антону. — У тебя телефон вибрирует.       Антон на автомате достаёт телефон, не сводя глаз с мужчины, нажимает на кнопку «принять».       — Неблагодарный ты выродок, если через пять минут не вернёшься домой, я придушу тебя! И я не шучу! — донеслись крики из трубки, но Антон не вникал в ор отца, отключаясь.       — Да уж. Отец твой? — Антон кивнул, продолжая заворожено пялиться на незнакомца, — я Арсений, а ты?       — Антон, — выдавил из себя Шастун.       Антон, не стесняясь, разглядывал собеседника. Тёмные короткие волосы, стильно уложены, глаза голубые, скорее даже синие, очень яркие и добрые. Приличная щетина натолкнула на мысль о том, что Арсений явно старше Антона и не на пять лет, гораздо старше. Но его одежда никак не вязалась с возрастом, на нём были чёрные джинсы и ярко-оранжевое худи, руки в карманах. Весь образ этого мужчины вызывал в мыслях Антона дикий диссонанс.       — Тебе некуда идти, Антон? — Арсений достал из кармана пачку Винстон ИксСтайл, выуживая одну сигарету.       — Вроде того, — пожал плечами Антон, — Я думал, что вы — моя шизофрения. А вы настоящий.       — Ты очень странный, но забавный, — рассмеялся Арсений. — Конечно настоящий. Холодно на улице, пойдём, посидим где-нибудь. Есть тут поблизости круглосуточные кафешки?       Антон кивнул и, молча, направился в своё любимое кафе без названия, с огромной надписью «24 Часа». Он не мог поверить во всё происходящее. Разве это может быть совпадением? Голос Арсения и голос, с которым общался Антон, просто один в один. Антон на всякий случай ущипнул себя за плечо. Не могло же случиться так, что его шиза приняла человеческий облик и пришла к нему?