Нам не Свет

Гермиона оторвалась от гримуара, когда рядом опустилась чашка с кофе. И в горьковатом запахе она улавливала аромат крови. Они почти шестнадцать часов работали с заклятием Эстер. Та, судя по рассказам Элайджи, была бессердечной сукой, но сукой очень-очень умной. Гермиона оценила красоту решений ведьмы, а Грета матерно восхитилась тьмой магии, что Эстер использовала, чтобы обратить своих детей в бессмертных. — Вторая отрицательная? Спасибо. Элайджа перехватывает тонкие, совсем холодные пальчики. Опускает на ее плечи собственный свитер и греет ладони дыханием. Отпуская не так легко, как кажется… Потребность касаться горит в нем неугасимым пламенем во всем том мраке, который заполнил каждый уголок его души. Но он втискивает в ее руки кофе с кровью. Просто кровь Гермиона пила и больше не станет. У его света — его девочки — есть принципы. И Первородному вовсе не хочется над ними насмехаться или считать их нелепыми. Он принимает Гермиону целиком, даже с тем, что она себя ограничивает в питании. Элайджа достаточно мудр и терпелив, чтобы не давить и не торопить события. Ей просто нужно чуть больше времени, и Гермиона смирится со всеми аспектами бытия вампира. — Ник кормит Грету. Он правильно оценил обеспокоенный взгляд Гермионы на закрытые двери. Там мисс Поттер проводила практическую часть изучения крови Ника и матушкиного заклятия. Уже два раза что-то рвануло. И за тем, чтобы мясо не сгорело, пока Никлаус летел наверх и проверял целостность своего строптивого сокровища, следил Кол. Младший если не смягчился, то не спешил сбежать от семьи, послав их всех подальше. И такая перемена в Коле Элайджу радовала. Брат не думал, как предать их, а действительно пытался помочь. Причем Кол мягко направлял обеих девушек в их поисках, и когда они определились с направлением, оставил. Абсолютно не рвавшись командовать ни Гретой, ни Гермионой. Кол вел себя как взрослый. Зато Бекка, не потрудившись выслушать их, взяла Астон Мартин Элайджи и умчалась. На звонки и сообщения сестра не отвечала, игнорируя их всех. Другого от нее ждать не приходилось. Ребекка категорично решила, что они ее предали и обманули. Он знал младшую сестру и понимал, что сейчас она их выслушать и услышать не способна. Поэтому давал ей время — остыть, одуматься (это вряд ли) и быть готовой понять мотивы семьи. — Она не слишком-то сопротивляется… Гермиона невероятно светло, нежно улыбнулась и отставила опустошенную чашку в сторону. Хрустнула шеей, потянулась и встала — лишь для того, чтобы обнять Элайджу. Она устала, и даже выносливость вампира не слишком спасала. В глаза будто песка насыпали. — Я рада, что они поладили, — призналась Гермиона, уткнувшись носом в его рубашку. — Пусть путь к этому был… э-м-м… шумным. Смех Элайджа и его любимая разделили на двоих, вспоминая, как именно было шумно. У них все было куда более мирно. И Гермиона об этом не сожалела. Огонь и страсть Элайджа показал ей в сексе, а в остальном он ее отогревал, оберегал, нежил и — в конце концов — любил. Ей чужды были ссоры и громкое, публичное проявление страстей. Гермиона ценила, как трогательно Элайджа оберегал ее душевный покой. — Элайджа, я на девяносто девять и девять десятых процента уверена, что твой брат способен породить жизнь. Грета скажет то же самое. Она закончила работать с кровью, но пока упрямится. Отчего упрямится? Да оттого, что у них с Клаусом только все наладилось — и вновь появились сложности. Тема детей была в какой-то степени больной для Гермионы… Но она радовалась за Майколсона. Но это она, а Грета? Грете страшно, тем более долбанутые ведьмы, пророчество опять же и неясные перспективы пиздеца. Плюс тяжелый характер Никлауса и собственная неуверенность в себе бывшей Героини. Гермиона тревожилась за них. Очень. Однако вмешиваться не собиралась. Пора понять, что подруга выросла, влюбилась очень взрослым чувством, и вообще: умение отпускать близких в свободный полет — это тоже дар. Дар себе и им. Грета в состоянии решить, чего она для себя хочет. И если дети в ее планы не входят — есть специальные заклинания или презервативы. Захочет Клаус секса — потерпит как миленький. Суровые Первородные братья — местами очень сладкие булочки, если знать правильный подход. Гермиона вот знала, поэтому сейчас млела в сильных руках. Спокойная и счастливая, несмотря на всю неопределенность. Она не одна… у нее есть Элайджа, и она у него есть. — Мне нужно в сад. У Греты закончились дубовые листья. — Не хочу тебя отпускать, — признался Элайджа, целуя ее макушку и накручивая шелковистые сияющие локоны на пальцы. — Бекка, — его телефон зазвонил. — Иди, я выйду сразу, как отвечу сестре. Она привстала на носочки и поцеловала Элайджу в губы. И сразу же отстранилась и легко побежала вниз. Счастливая. Карие глаза смеялись, а розовые губки то и дело расходились в улыбке. Кол Майколсон схватился за сердце и шутовски сполз по стене, якобы сраженный ее красотой. Гермиона остановилась и присела перед ним в реверансе, приподняв юбки своего фиолетового платья. А потом открыла дверь, где зажмурилась от солнца, бьющего прямо в глаза. На самом деле Кол и вправду был впечатлен девушкой брата, переполненной светом и радостью. Он как-то не верил, что женщина рядом с ними — любым из них — может быть такой… Он и братья умели только ломать, уничтожать и гасить женские глаза, но не зажигать в них звезды своей любовью. Видимо, ему с этим убеждением придется расстаться. Раз братья могли. Ладно Элайджа, но Ник… От него Кол такого не ждал. Но Грета оставалась такой же огненной и дерзкой. Ник ее не ломал, менялся сам — медленно, но верно. И с его-то паранойей Клаус не мог не замечать, каким его сделала смертная девушка с самыми необычными глазами, какие видел Кол. Она была сильной — в самый раз для Ника и его демонов. Кол не лелеял обиды. Нет, он желал братьям счастья от всего своего черного сердца. Тем более у него, быть может, появится племянница. Милая такая девчушка… Он почти повернул на лестницу, когда услышал слабый вскрик. Гермиона! Ее к стволу дерева прижимала Кэтрин Пирс, судя по кудряшкам и каблукам. Вот же сука тупая. Кол ее просто снял, смял, ломая кости и точеные скулы. За то, что посмела тронуть возлюбленную Элайджи, девушку, которая ему самому нравилась и могла стать семьей. Монстр внутри него не видел ни единой причины жалеть стерву. Заслужила каждую секунду страдания за то, что покусилась на Гермиону. Кэтрин лежала изломанной куклой у его ног. Кол моргнул, прогоняя вены, черноту глаз и пряча клыки. Не хотел напугать Гермиону. Он услышал Элайджу, Ника и крик Греты. — Я цела, цела. Элайджа ее поднял, а Грета налетела, обнимая, и лишь Никлаус, убедившись что Гермиона в порядке, подошел к нему. Кивнул с облегчением на лице и с наслаждением пнул Кэтрин, которая пыталась ползти, цепляясь маникюром за траву. — Я успел вовремя. Она пыталась вырвать Гермионе сердце. Не дом, а проходной двор, честное слово. Гермиона не плакала, просто опустила руки подруги и шагнула к Элайдже. — Я даже испугаться не успела. Зачем она это сделала? Губы Греты дрогнули в жалкой пародии на улыбку. Она уже и забыла, каково это — бояться отпускать дорогого человека. Им постоянно опасность каждую секунду не грозила. Вот она и расслабилась. А ведь ей почти понравилась эта прямолинейная сучка. С чего Кэтрин так рисковала? Неужели не совладала с ревностью к Элайдже? На взгляд Греты, если это так и она пыталась убить Гермиону из-за мужика, пусть такого выдающегося образца, как Майколсон, то все равно дурища. Мужиков много, а ты у себя одна. — Вот сейчас и выясним, логичная моя. Голос Элайджи чуточку дрожал, выдавая испуг, который он пережил. Он смотрел на тело бывшей — еще живой бывшей, и Поттер, видевшая много всякого дерьма, даже вздрогнула от выражения глаз Первородного. Пиздец Кэтрин, теперь она точно отбегалась.