Сюрприз для лейтенанта

Расквитавшись перед главнокомандующим с отчётностью за текущий месяц, лейтенант Исе со спокойной душой направлялась в казармы восьмого отряда. Зима в этом году была на удивление мягкая, а снега выпало столько, что даже руконгайские старожилы при всём желании такого не могли припомнить. То-то радости ребятишкам — того и гляди из-за угла прилетит лихо запущенный снежок прямиком в голову. Тут уж не до возмущённых возгласов — когда повсюду разливается задорный детский смех и самому хочется широко улыбнуться и, набрав целую горсть обжигающе холодного снега в ладони, с торжествующим криком ринуться в самую гущу ребячьей гурьбы, то и дело уворачиваясь от слишком шустро летящих «снарядов». А по вечерам узкие улочки первых районов вспыхивали янтарными, алыми и пронзительно изумрудными искрами декоративных фонариков, и молодежь в нетерпении высыпала на площадь, чтобы полюбоваться фейерверками. Нанао с удовольствием вспоминала себя в детстве: однажды Ядомару-сан привела её посмотреть новогодние гуляния. Приятное тепло струилось от кончиков пальцев, словно Лиза опять держит ладошку маленькой Нанао в своей сильной, знающей тяжесть меча, руке. Приближаясь к обозначенным восьмеркой воротам, Исе сморгнула воспоминание и потёрла прохладными пальцами зарумянившиеся вовсе не от мороза щеки. Кабинет встретил старшего офицера неуютной темнотой, которую сразу же захотелось прогнать, и девушка подошла слабо тлеющей жаровне, где выбрала несколько угольков для небольшого светильника. Вскоре язычки пламени уютно заплясали в плошке, озаряя мягким светом шкаф и стену с календарем, на котором старательной рукой лейтенанта был обведен последней день месяца — завтрашний. В Готей 13 не терпели безответственных. Далеко ходить не надо — каждый шинигами знал, что в восьмом таким не место; там с лихвой хватало и капитана — выпивохи и редкостного лентяя — которого поставить на место удавалось лишь лейтенанту, а в особо редких случаях еще и капитану тринадцатого. Но только если Укитаке шутливо пожурит старого друга за безудержную любовь к возлияниям, то со стороны Нанао Исе жди бури со всеми вытекающими — порой для полноты картины не хватало лишь битья посуды. Вот и сегодня Шунсуй с самого утра куда-то запропастился и терпевшая до полудня лейтенант, прихватив с собой в качестве инструмента правосудия веер потяжелее, отправилась на поиски блудного начальника. Как назло в казармах восьмого стояли тишь да гладь — рядовые лишний раз и носа боялись высунуть, чтобы не попасть под карающую десницу Нанао, и вместо ответа на её нарочито непринуждённый вопрос о том, «не пробегал ли тут капитан Кьераку», лица шинигами вытягивались, а общий вид выдавал желание поскорей улизнуть от пронзительного взгляда лейтенанта, а тем более — от внушительных размеров веера, который служил ей отнюдь не аксессуаром. Следующим пунктом плана являлся, без сомнения, тринадцатый отряд. Миновав тренировочную площадку, Нанао решительно зашагала по направлению к баракам отряда, как вдруг из-за угла раздался пронзительный вопль и на лейтенанта что было сил налетело розовое нечто и, как выяснилось, с очень цепкой хваткой. — Л-лейтенант Кусаджиши-! — выдохнула Нанао, насилу оторвав от форменного косоде ручонки девочки, — что здесь происходит? В ответ крошка-лейтенант недовольно наморщила лоб и, воспользовавшись замешательством Нанао, толкнула её в кусты, превратившиеся в один большой сугроб. Пока ошеломлённая лейтенант восьмого отряхивалась от набившегося за воротник снега, Ячиру со скоростью компактной ракеты помчалась дальше, крича: — Джу-тян, ну ты где-е-е-е? Выходи скорее! Всё равно тебя найду! А если не найду — позову Кенпачика… Лейтенант хотела прокричать ей вслед что-то назидательное, но чья-то крепкая рука из тех самых злополучных кустов не дала Нанао совершить задуманное. — Добрый день, Исе-сан, — прозвучало над самым ухом. Нанао развернулась на голос и уже потянулась к вееру, но вовремя отдёрнула руку — перед ней прямо посреди снега сидел капитан Укитаке и усмехался в рукав хаори, продолжая придерживать девушку за локоть. — Мы с Ячиру-сан играем в прятки, — улыбаясь, пояснил Джуширо, — а вы, я полагаю, здесь по вполне известной причине? Укитаке поднялся из сугроба и теперь участливо протягивал недоумевающей Нанао руку помощи. — В вашей догадливости, капитан, я нисколько не сомневалась, — пробубнила лейтенант Исе, опираясь на худощавое плечо Укитаке, — не вздумайте отпираться, я знаю, что этот бездельник у вас ошивается! — провозгласила она, строго глядя на своего спутника. — Ну что вы, Исе-сан, право слово… За всю неделю Шунсуй ко мне всего раз или два заходил, — отводя взгляд, молвил капитан тринадцатого и деликатно распахнул фусума своих покоев перед дамой. Однако дама на столь откровенные провокации не повелась и, не дожидаясь каких-либо действий (которые чаще всего сводились к предложению выпить чайку) со стороны Укитаке — а тем более объяснений, сухо кивнула ему и ушла в шунпо. «Ну раз не умеете врать, так не беритесь!», — с досадой думала Нанао, и перед глазами тот час вставала картина маслом: Кьераку мирно посапывает под котацу в покоях Укитаке, а ей счастье носиться по всему Готею. Не рассчитав расстояние, лейтенант чуть было не прошагала дальше, но вовремя опустилась на черепичную крышу казарм десятого. Далеко идти не пришлось — ближайшее окно было отворено, словно те, кто находился в комнате, хотели, чтобы их беседа была услышана. — Как ты говоришь? — судя по тембру и интонации, голос принадлежал Мацумото, — под омелой, в полночь? — Вот именно, — таинственно отозвался второй голос, владелец которого старался говорить как можно тише, — я об этом в книге прочитала. Только… я подумала, — Хинамори (а это, несомненно, была она) замялась, — что вы сможете мне помочь. Я ведь могу довериться вам, Рангику?! — Голосок лейтенанта пятого предательски дрогнул, но она из всех сил пыталась держать лицо. — Ну конечно, деточка! — Нанао подошла к окошку поближе, чтобы лучше слышать и видеть, — пока я буду отвлекать Гина… то есть, капитана Ичимару, а ты хвать Айзена под руку и скок с ним под омелу, — Рангику ободряюще погладила Хинамори по плечу. Безусловно, Нанао знала, что подслушивать — большая бестактность и вообще сродни хамству, но тираде в адрес себя самой не суждено было возникнуть даже в мыслях — почти интимный разговор двух лейтенантов прервал не вовремя нарисовавшийся в казармах капитан Хитсугая: — Что у нас тут? Ага, значит, Мацумото — развращаем молодое поколение, да?! И не стыдно же тебе? — маленький капитан сверкнул очами и, одним движением сметя со стола весь косметический арсенал Рангику, плюхнул на столик кипу бумаг, — а отчеты дописывать капитан должен? Их в полдень сдать нужно было! Мне опять краснеть перед Генрюсаем за тебя. Уперев руки в бока и приняв самый свирепый вид из всех, на какие он был способен, Тоширо продолжал: — И ты туда же, Момо? Смотри у меня, вот нашепчу Айзену всю правду про то, чем вы тут занимаетесь, а он возьмёт и понизит тебя до рядового. Не став дожидаться пока Хитсугая выпустит пар и вернётся в более-менее адекватное состояние, Нанао поспешила ретироваться. Хоть капитан и маленький, а банкай-то у него внушительный: он и не будет разбираться свой или чужой — хрясь и всё. На ходу отметя второй, третий, седьмой и девятый отряды, девушка решила наведаться в шестой отряд — конечно, искать капитана там не имело смысла, но сам факт того, что Кучики Бьякуя едва ли не самый адекватный по меркам Нанао мужчина в Готей 13, послужил решающим, и она взяла новый курс. В бараках шестого царила подозрительная тишина. Её можно было назвать зловещей, если бы не общая атмосфера праздника: территория начисто убрана, деревья подрезаны, на ветках — фонарики и кое-где даже фигурки, сосновые кадомацу перед каждым помещением. Нанао шла вдоль одинаковых как близнецы зданий, но навстречу так никто и не попался. Солнце уже катилось за горизонт, уступая место вечерней морозной мгле, и лейтенант ускорила шаг в направлении офиса отряда. В неприметном низком здании горело одно единственное окно, лёгкие занавески были задёрнуты ровно настолько, чтобы чей-нибудь любопытный взгляд не помешал работе шинигами. Кучики Бьякуя любил не только безукоризненный порядок, но и строжайшую субординацию на рабочем месте, однако, подойдя поближе к двери и уже занеся руку для того, чтобы вежливо нарушить сосредоточенную тишину капитанского кабинета, Нанао услышала то, что, по-видимому, совсем не предназначалось для дамских ушей: — О-ох… чуть левее, капитан, прошу вас, — Неожиданный возглас заставил Нанао вздрогнуть и опустить руку, — Вот так, да… Очень хорошо. — Не вертись, Ренджи! Как уж на сковородке, в самом деле. Ну же, — голос капитана Кучики прозвучал неожиданно интимно и даже мягко, почти ласково, — прогнись еще немного… — К-капитан … о, мой капитан! Вот, именно здесь, м-м-м… — Фразу заглушил стон Абарая, а затем последовала странная возня и пыхтение. Дальше Нанао уже не слушала — ноги сами несли девушку подальше от этого… этой (ей так и хотелось сказать) обители разврата. Если бы лейтенант восьмого набралась терпения и задержалась хоть на мгновение, то ей не пришлось бы сейчас улепётывать, отчаянно краснея. — Вы просто кудесник, капитан, — Ренджи походил на кота, который вдоволь нализался сливок, — я и не знал, что вы умеете делать такой массаж, — он сделал акцент на предпоследнем слове и откинулся на спинку стула. — Глава великого клана должен уметь многое, Ренджи, — деловито отозвался Бьякуя, натягивая перчатки, — в том числе, и оказывать помощь своему подчинённому. В ответ лейтенант шестого только хмыкнул и, обмакнув кисть в тушь, нехотя вернулся к бумагам. В казармах родного отряда Нанао оказалась уже затемно. Кроме того, с наступлением сумерек начался самый настоящий снегопад, и добираться домой пришлось по заснеженным крышам. Настроение было вовсе ни к меносу — мало того, что веер где-то оставила в спешке, вымокла под снегом как мышь, так и выпустить же праведный гнев не на кого! Уж кто-кто, а Кьераку Шунсуй грядущую взбучку чует похлеще, чем намечающуюся попойку у Мацумото — теперь ищи-свищи — не добьешься ничего, только нервы зря потреплешь. Прикинув, что до праздничного чаепития у Ямамото остается времени всего ничего, Нанао с досадой поняла, что на приведение себя в хотя бы божеский вид у нее есть минут сорок. «Прическа, макияж — ну это совсем в идеале… Ах, платье! Нет, я ведь приготовила кимоно», — Нанао загибала пальцы, безо всякого энтузиазма бредя в свои покои, — «Может отправить бабочку Рангику?..». С этой мыслью пришлось распрощаться сразу же — перед глазами Нанао всплыло рассерженное лицо капитана десятого: скорее всего, Рангику теперь светил как минимум домашний арест и уничтожение заботливым Хитсугаей всех заначек сакэ, причем не только в родном отряде. Отворив сёдзи, лейтенант устало прислонилась к стене, обводя безразличным взглядом обстановку комнаты. Глаза быстро привыкли к темноте, и она не спешила зажигать светильник. Нанао спокойно прошла к платяному шкафу и уже хотела распахнуть дверцы, но к её немалому изумлению сделать это оказалось не так просто — что-то довольно крупное и судя по всему тяжёлое загораживало доступ. Силясь уловить оттенок реяцу вечернего «вторженца», Нанао развернулась было к столу, нашаривая одной рукой светильник, как вдруг из недр шкафа послышались суетливая возня, бормотание вперемешку с чиханием и характерными ругательствами и наружу выкатилось то самое, что не позволяло хозяйке открыть дверцы. Далее всё происходило в столь хаотичном порядке, что Нанао, не успев опомниться, шагнула к двери и у самого порога споткнулась об чьи-то ноги, которые тот час исчезли, а её падение смягчили невесть откуда взявшиеся заботливые объятия. Неожиданная вспышка света заставила лейтенанта восьмого зажмуриться, а откуда-то сзади мягкой волной потекла слащавая гайдзинская мелодия, которую издавал неизвестно как попавший в комнату патефон. Первым, что увидела пришедшая в себя Нанао, было улыбающееся лицо капитана Кьераку, из-за плеча которого робко выглядывал Укитаке. Посреди комнаты стояла изрядно помятая икебана исполинских размеров — кое-где листья были оборваны, а головки хризантем смотрели в разные стороны, вопреки задумке создателя, но так или иначе композиция явно предназначалась в подарок шокированному лейтенанту. Упрёки и заготовленные с самого утра нотации застряли у Нанао в горле, и вместо неё смущенно заговорил капитан: — Знаешь, Нанао-тян… Только ты сильно не ругайся, договорились? Я всю неделю это… в общем, осваивал вот, — Шунсуй кивнул в сторону икебаны, — а Рецу-семпай меня учила… — Получив ощутимый тычок под ребра, Кьераку обернулся на стоявшего рядом друга и добавил, — и Укитаке помогал готовить сюрприз, даже музыку с грунта организовал. Кьераку выудил из рукава необъятного розового кимоно бутылку шампанского и три бокала. Укитаке присел рядом с Нанао и стал обмахивать потерявшую дар речи девушку своим веером. Хлопнула пробка, и золотистый напиток, шипя и пенясь, наполнял хрустальные ёмкости, а звону бокалов вторили залпы новогодних фейерверков и влившаяся в многоголосье праздника фраза, произнесённая от чистого сердца: — С Новым годом, Нанао-тян.