На одного

      В первый и последний раз Силко напился до не сходящей с лица улыбки и искреннего, почти беззаботного смеха на свое двадцатипятилетие: он собирался провести этот день так же, как и остальные, но внезапно в его комнату ввалился Вандер и, спустя долгие уговоры и множество не сработавших отмазок, все же затащил Силко в один из набирающих популярность пабов на окраине Зауна — по словам Бензо там разливали восхитительный на вкус эль.       И это оказалось правдой. Силко никогда не был любителем выпить (если уж и пить, то крепкий алкоголь; такой, что обожжет горло при каждом глотке и даст терпкое послевкусие), но душа, при всей своей уединенности, иногда требовала праздника, тем более, когда для этого был такой повод — по версии Вандера, конечно, поскольку сам Силко не считал день рождения каким-то праздником. Тем более свой.       Поначалу Силко чувствовал себя не в своей тарелке — не слишком он любил пьяные сборища, — но спустя пару недолгих часов виски разговорил и его: они с Вандером перекидывались анекдотами и недельными новостями с нижнего и верхнего городов, да так громко и задорно, что задали настроение всем остальным посетителям.       Вскоре уже весь паб гоготал вместе с ними, вскидывая вверх деревянные кружки в тостах, которые были забыты в секунду произнесения; Вандер не поскупился и оплатил выпивку всем посетителям (коих, к счастью, было не так уж и много), чтобы не сбивать всеобщий настрой (при этом потратив заработанные за несколько недель деньги), а Силко чувствовал себя если не самым счастливым человеком в Зауне, то был очень близок к такому состоянию.       Под конец вечера, когда они вдвоем, ковыляя, вышли из паба, Силко как-то совсем уж неловко поблагодарил Вандера, а тот, закинув свою громадную руку ему на плечо и хмельно улыбаясь, ответил едва разборчивое: «для этого и нужны друзья».       — А мы, кстати, еще не закончили праздновать, — заплетающимся языком пробормотал Вандер; он, пошатываясь, продолжал путь и иногда перекидывал часть своего веса на Силко — тому было катастрофически тяжело придерживать его даже недолго.       — Тебе хватит, друг, — снисходительно улыбнулся тот и постучал Вандера по обтянутой рубашкой груди ладонью.       — Мне — да, а вот тебе… нет!       Судя по похабному блеску, отразившемуся у того в глазах, это могло значить только одно…       — Только не говори, что хочешь навестить мадам Бабетту и ее девочек, — едва не взвыл Силко, медленно переставляя ноги друг за другом, подошвой ботинка расталкивая попадающиеся на пути мелкие камешки — чтобы не мешались.       — А я и не скажу, — как ни в чем не бывало парировал Вандер.       Силко ушел бы, если бы не чувство долга перед названным братом, который и двух слов связать не мог; ушел бы, если бы выпитый алкоголь не сломал некоторые внутренние стены (ровно до следующего утра — Силко бы выстроил их заново); ушел бы, но не нашел в себе сил развернуться — и очнулся в тот момент, когда приторно-розовый свет ударил в глаза, а запах сладких благовоний — в нос.       Мадам Бабетта — потрепанная жизнью и родом деятельности йордл средних лет — встретила их, а, точнее, Вандера, поскольку тот, в отличие от Силко, был завсегдатаем подобных увеселительных мест, радостным возгласом и дымом из курительной трубки, прилетевшим Силко в лицо; он едва сдержался, чтобы не чихнуть. Силко не был ханжой, но и бордели с точки зрения морали выглядели для него эдакой ярмаркой тщеславия — выбирать девушек, словно товар на полке, казалось… низким и неправильным.       У него неприятно засосало под ложечкой: здравомыслящая часть Силко, погребенная под немыслимым количеством виски, настаивала на возвращении домой, но другая внимательно и непрерывно засматривалась на декольте проходящих мимо дам, кокетливо улыбающихся на любой обращенный к ним взгляд. Ему вмиг стало трудно дышать; пальцы потянулись к верхним пуговицам рубашки.       — Развлекись там, Силко, — послышался беззаботный голос Вандера откуда-то сзади; справа от него рядом уже вилась какая-то миловидная светловолосая девушка с пухлыми губами. — Я оплачу.       — Но я не…       — Только не начни продумывать план по захвату Пилтовера прямо в постели!       Силко не мог сдержать кроткой усмешки — кажется, он сам рассказал ему эту историю о своем не самом удачном опыте похода в публичный дом, так что эти опасения были оправданы. Даже в опьянении Силко мог безошибочно назвать каждую улочку в Зауне по порядку и указать число домов.       При таком раскладе план по захвату Пилтовера был наименьшим из того, что от него можно было услышать.       В этот раз тихие звуки томной музыки, буйство красок в виде платьев, надетых на чересчур ярко накрашенных путан, и приглушенный из-за портьер женский смех увлекли Силко за собой — он прошел дальше и в своих серых невзрачных одеждах едва не потерялся в толпе посетителей, обжимающихся с девочками мадам.       Они были хороши собой — по большей части (лишь некоторых спасал высокий разрез платья на бедре или уж слишком выделяющаяся грудь): бордель Баббеты любили именно за то, что здесь были девушки на любой вкус и цвет, и по итогу у посетителей разбегались глаза — хотелось всего и сразу, что для мадам означало двойную выручку. Правда, на Силко такая возможность выбора действовала с точностью до наоборот; создавалось впечатление, будто все эти девушки не более чем заевшая в проигрывателе кинопленка.       Он не знал, по какой причине остановился именно тут и отказался от услуг одной из путан, мечтающей закинуть аккуратные ручонки ему на шею; оперся спиной о колонну, сделал глубокий вдох и едва не закашлялся, когда втянул слишком много воздуха — слово «безнадежен» вместо любой другой здравой мысли промелькнуло в голове, — а потом поднял взгляд вверх, встретившись с чужими серыми глазами.       Одного недолгого зрительного контакта Силко хватило, чтобы проявить интерес, пускай незнакомка сразу же отвернулась. По первичному ощущению она была выше него на голову, а то и на полторы; блеклая одежда, кардинально отличающаяся от той, что носили остальные работницы борделя, позволяла слиться со стенами здания подобно хамелеону. Она совершенно была не похожа на проститутку, и, если бы не отличительный знак мадам Бабетты — тканевый красный браслет на запястье, — Силко воспринял бы ее за одну из вышибал или, на крайний случай, за посетителя.       Силко, не дав заторможенному разуму и секунды на размышления, сделал шаг к ней; в блеске серых глаз он заметил мгновенно потухшее изумление, как будто она искренне не понимала, почему к ней вообще подошли, а на замену ему в одночасье пришло плохо скрываемое презрение.       Она была очень далека от заунских стандартов красоты (а от Пилтоверских так тем более) — смуглая кожа, сливавшаяся с цветом ее робы, широкий нос и крупные губы, которые, очевидно, редко можно было увидеть в улыбке, не придавали ей женственности, ожидаемой от куртизанки, а довершали этот грозный образ грубые черты лица. Поджарое тело давало понять, что с ней лучше не связываться: если ее навыки по ублажению клиентов можно было поставить под большое сомнение, то в уличных боях ей точно не было равных.       — Ты свободна?       Он и сам не знал, откуда взялась такая смелость, однако четко ощутил выброс адреналина и то, как сердце бешено било ему по вискам: девушка такого телосложения была бы отличным выбором для Вандера (и то вряд ли для плотских утех, подумалось ему, скорее для хорошей битвы на кулаках), но никак не для щуплого невысокого Силко.       Она выпрямилась и молча кивнула, призывая идти за собой. Шум основного зала остался далеко позади, а перед взором Силко возникла обычная комната с минимальным наполнением: здесь не было ни свечей, ни благовоний, ни безвкусного розового цвета; только кровать, туалетный столик и стул.       Силко был этому несказанно рад — от ярких цветов у него уже начинало рябить в глазах.       Он успел только изумленно выдохнуть, когда она, с чувством полного владения ситуацией и хамовитой усмешкой, какой обычно одаривают заведомо проигравших, схватила его за воротник рубашки и подтолкнула к стоящему у него за спиной стулу с такой силой, что Силко буквально упал на него сверху, а она нависла над ним. В ее выразительных (Силко по какой-то причине действительно посчитал их выразительными с первого взгляда) серых глазах читался немой вопрос: «надеешься со мной справиться?».       Силко не знал на него ответа, но очень хотел его найти.       К его неудовлетворению, застывшему на пересохших губах, она отстранилась слишком быстро. Силко не привык к такому долгому молчанию и попытался разбавить неловкий момент на первый взгляд легким вопросом:       — Как тебя зовут?       Она громко хмыкнула и, не став себя сдерживать, закатила глаза; ее руки легли на грудь, справляясь с застежками на собственной одежде.       — Ты можешь называть меня как угодно, — без особого желания проговорила та заученную фразу; ее голос был хриплым, скорее всего, из-за злоупотребления дешевым заунским куревом, даже в столь молодом возрасте.       — Я не хочу называть тебя как угодно, — Силко попытался поднять белый флаг в знак поражения, но тот был не очень-то нужен: он проиграл еще в тот момент, когда подошел к ней в основном зале. — Я хочу узнать твое настоящее имя.       Она лишила себя одежды со знанием дела быстрыми отточенными движениями; в тот же миг стеганая рубашка и покрытые пылью штаны оказались на полу, точно ненужные тряпки, обнажая подкаченный живот со слабо заметными кубиками пресса, который он видел у бойцов на подпольных боях, и подумал, что она отлично бы чувствовала себя там.       Такая откровенная демонстрация непривычной глазу женской фигуры вогнала Силко в краску — он отвернулся, но не потому, что ему было неприятно смотреть, а по совершенно противоположной причине — в собственных штанах стало тесно. Силко подумал о том, как же это было чертовски странно: заводиться от одного вида девушки, которая может раскроить твою голову напополам за одно движение, не моргнув и глазом.       Такая реакция ей явно польстила; полные губы расплылись в самодовольной ухмылке. Она, не стесняясь своего вида, приблизилась к Силко, резко подняла согнутую ногу в колене и ступней приземлилась прямо между его раздвинутых в стороны ног. Такое позиционирование демонстрировало отличный ракурс на ее промежность.       — Ты сюда трепаться или трахаться пришел? К чему этот допрос?       Ее сильные пальцы сомкнулись у него под челюстью, заставляя смотреть глаза в глаза; жилка на его шее забилась с новой частотой. Силко был уверен, что она почувствовала, как тот шумно сглотнул.       — Я вижу, что тебе здесь не место.       Силко понял, что затронул не слишком приятную тему в тот момент, когда выражение ее лица сменилось на озадаченное и разозленное, толстые брови были сведены на переносице. Она отпустила его, наклонилась к полу, чтобы вытащить из нагрудного кармана рубашки сигареты и зажигалку, и закурила.       — Да? А где мне место, на улице? — дым вышел у нее из ноздрей; она напоминала Силко дракона из детских сказок, пышущего огнем. — Здесь у меня хотя бы есть крыша над головой.       — Но это явно не мечта всей твоей жизни.       Она медленно перевела на него ожесточенный взгляд, перекинула сигарету между пальцев.       — Не думай, будто я собираюсь откровенничать с первым встречным. Тем более здесь.       — А что, если мы перенесем наш разговор в другое место?       Усмешка.       — Надеешься купить меня дешевым пойлом? — табак от ее курева забился Силко в нос. — Не выйдет.       — А если я скажу, что мне есть, что тебе предложить?       Сигарета была моментально потушена об крышку туалетного столика; ее ладонь, схватившая Силко за воротник, снова оказалась у его носа.       — И что же ты можешь мне предложить кроме перегара и стояка в штанах?       Колено уперлось Силко в промежность; он едва подавил в себе желание зашипеть, заиграв желваками. От нее было сложно что-либо скрыть, и ему это в ней нравилось.       — У меня есть друг, зовут Вандером. Мы хотим собрать людей, которые будут бороться…       Казалось, ей понадобилась всего секунда на то, чтобы переварить и обдумать услышанное. Она провела ладонью по безволосой груди Силко и сорвала-таки парочку пуговиц, желая избавить его от ненужной рубашки.       — Хорошо, — внезапно для них обоих выпалила она.       — Хорошо? — Силко встрепенулся, будто в голову ударила новая порция виски. — Но ведь ты даже не дослушала.       — Я услышала главное, — та пояснила, буравя его взглядом свысока. — Назови место.       — «Последняя капля».       — Завалюсь завтра днем. Мое имя Севика, но мадам зовет меня «ходячей проблемой».       — Обойдусь одним именем, — он постарался улыбнуться. — Силко.       Ладонь Севики надавила ему на грудь, заставляя облокотиться о спинку стула полностью, а пальцы другой руки коснулись явного бугорка на штанах.       — Ну что ж, Силко, — она обнажила белые зубы в бесстыдной кривой ухмылке, — ебаться-то будем?       Севика не стала ждать какого-либо ответа — он попросту не был ей нужен — и поцеловала его сама, по-животному кусаясь, поочередно оттягивая губы до тех пор, пока те не начали кровить, а из груди Силко не вырвался приглушенный стон, когда она запустила руку ему под белье: вряд ли после этого у него возникнут сомнения по поводу ее навыков в постели.       Если Силко готов был дать ей надежду, Севика готова была отдать ему в распоряжение все, на чем строилась ее личность — ее мужество, сила, честь, а, самое главное, верность.       И если мужества ей бы хватило на семерых, то верности — только на одного.