***
Такеоми перебирал пальцами колокольчики на занавеске. Какучо сказал, что сам поговорит с хозяевами магазина, что находился у них под контролем. В какой момент к ним попал бутик с дорогущими тканями знал только Коко, ведь именно он в один прекрасный день сообщил, что этот бизнес теперь под колпаком у Бонтена. Всё было украшено ко дню святого Валентина. Повсюду растяжки с сердечками, розовые и желтые флажки, праздничная вывеска. Моччи, стоящий и ожидающий рядом, без интереса оглядел всё это. — Никогда не понимал, чем всем так нравится этот праздник, — Канджи пожал плечами. — Розовая муть. Кому надо сделать что-то в знак любви, сделают это и без повода. Как думаешь? — Согласен, — Такеоми кивнул и осмотрел стены. Заметив знак «курить запрещено», недовольно выдохнул. — Ну, некоторым просто хочется какого-то праздника. Оторваться от рутины. — На это есть выходные. А вообще, в таком случае мы должны всей верхушкой отмечать и отвлекаться. Рутины у нас достаточно. — Собрался всей компанией отмечать день всех влюбленных? — Акаши усмехнулся. — Не думаешь, что это будет странно? — Бля, ты же понял, что я хотел сказать, — Мучидзуки нахмурился. — Ладно, плевать на это. Я пойду покурю, а то Хитто где-то пропал. Пойдешь? — Д…, — Такеоми хотел согласиться, но слово прервало уведомление на телефоне: Сенджу. — Нет, я пока тут подожду. — Как хочешь, — ответил Моччи, тут же направившись к выходу из магазина. Такеоми открыл переписку. Последнее сообщение было практически восемь месяцев назад. Теперь высвечивалось новое. Сенджу: Привет, Такеоми. Смотри, какого щенка я купила в подарок. С экрана на Акаши старшего смотрела собака. Видимо, у сестрицы появился кавалер. Сенджу писала редко. Раз в несколько месяцев, но и тогда разговор складывался в пару сообщений. Такеоми догадывался, что подобные появления младшей в его жизни были исключительно ради того, чтобы убедиться живой он или нет.— интересная собака.
Сенджу: как проходит праздник? Как настроение?— как обычно.
Разговоры с младшей тяготили. То ли оттого, что она была отголоском какой-то прошлой жизни, то ли потому что её внезапные появления напоминали старшему о собственном абсолютном одиночестве, к которому, как он иногда думал, он уже привык. Сенджу: как там Харучиё? У меня просто нет его номера, не могу с ним связаться— оно и к лучшему. Он в своем стандартном состоянии.
Сенджу: понятно…жаль. Ну что же, хорошего праздника вам— и тебе.
Сообщения прекратились, и Такеоми убрал телефон. Вышел на улицу, где стоял Моччи и тоже закурил. Было сложно понять, в какой момент с ним остались только сигареты. — Вот и покурили, — Мочидзуки затушил сигарету и выставил руку вперед. — Снег пошёл, мокрый. Я внутрь. Идешь? Такеоми кивнул. По лицу стекали растаявшие снежинки.***
Наконец перед ним были стены дома. Какучо, конечно, не планировал каких-то дел на сегодня, только работа. Но в этот февральский день всё вокруг было в особенности давящим. Зимние дни сами по себе не приносили никакого удовольствия, а сегодня краски сгущались и становились непроглядными. Наверное, несправедливо, что праздник влюбленных радовал далеко не всех. Сложно радоваться, когда главный человек твоей жизни ушёл десять лет назад, а ты остался один. Сложно осознавать, что всё должно было случиться наоборот. Ежегодный ритуал. Самый болезненный, который только мог быть. Просматривать старые фотографии было проще: они счастливые. На них улыбки, на них воспоминания, фрагменты жизни, запечатленные на фотокарточке. Вещи хранят в себе понимание, что ты больше никогда не увидишь её владельца. Какучо достал с верхней полки небольшую фарфоровую шкатулку, которую купил специально для этой серёжки. Белая, с бархатной подложкой. Через пару лет после покупки он отдал шкатулку мастеру, чтобы тот выгравировал на нижней стенке эмблему Поднебесья. Украшение нисколько не потеряло былой яркости и красоты. Яркий красный, глубокий черный. Белое солнце. Всё ещё хранит необузданную энергию, чистую силу. Белые волосы. Горящие фиолетовые глаза. Рука сжалась в кулак, скрывая серьгу. Хитто сам не заметил, как задержал дыхание. Слуга должен был умереть вместо него. Солнце его жизни не должно было потухнуть так рано.***
Коко и не догадывался, что его и так крохотная квартирка может сжаться до таких размеров. Все окна плотно зашторены, чтобы свет вечерних фонарей не пробивался в квартиру. Он сидел на полу около кровати, окруженный грязными кружками от кофе или, может быть, чая. Выключенный мобильник тоже валялся рядом, подобно разбросанным картам таро и нескольких полудрагоценных камней. Он сидел в кружке хаоса, который создал сам. Центром беспорядка была фотография, пропитывающаяся свежими солёными каплями. Хаджиме трясло от одного взгляда на неё, но оторваться сложно. Рамкой главной картины хаоса была окровавленное лезвие. Он не справился. Опять. Самый тяжелый день в году. День, когда даже работа не помогает забыться. Нет смысла пытаться прочитать карты, когда ты сам в состоянии истерики. Они лишь отразят твоё состояние. Может поэтому сейчас они чуть смятые разлетелись вокруг? Коко сидел на одном месте уже восемь часов. Потерял время. Потерял себя. Потерял Инупи.***
Ещё днём Риндо зачитал старшему лекцию о том, почему сидеть в дорогом ресторане он не собирается. Первое, там обязательно будет кто-то, кто их узнает. Второе, он не сможет даже поцеловать Рана, если захочет. Третье, он заебался смотреть на эти заведения для богатых. Спорить с ним было бесполезно, так что к вечеру они оба уже сидели дома с выбором еды на любой вкус и тремя бутылками ликера, одна из которых уже была опустошена. Вторая постепенно тоже сходила на нет. Ран довольствовался мягкостью бёдер, на которых размещалась его голова. Оттого что Ринди гладил его по волосам, он чувствовал себя довольным котом, и младшему такая реакция явно нравилась. —Помнишь наш первый день святого Валентина? — спросил Ран, делая очередной глоток из бокала. — Первый? Ещё до того, как мы нормально отмечали или что-то после? — поинтересовался младший, понимая, что ничего особенного и правда не помнит. — Раньше, — Ран усмехнулся. Риндо наверняка этого не помнил, потому что не знал подробностей. — Тебе тогда было лет четырнадцать, мы ещё жили в доме родителей. — И что там было? — Я впервые решил отправить тебе маленькую открытку. Ничего серьёзного, просто надеялся привлечь твоё внимание. Я оставил её в твоём школьном рюкзаке. — Подожди, — Риндо опустил на старшего фиолетовые глаза. — Так это был твой подарок? И ты молчал? Я тогда весь вечер как идиот с тобой же обсуждал, кто это мог быть! — Я хотел, чтобы ты предположил, что это был я. Может быть, я бы признался тогда. Но ты подумал, что это девчонка из младшего класса, — Хайтани старший хмельно улыбнулся. — Хотя ты бы тогда подумал, что это просто моя издевательская шутка. — Дурак ты, Ран, — Риндо растрепал волосы, которые так старательно приглаживал. Рану нравились такие вечера. Когда он мог думать только о Риндо, обо всем его прекрасном создании. Ни одной лишней мысли. Мог целовать родные губы, вдыхать аромат волос. Конечно, он занимался подобным ежедневно, но сейчас атмосфера располагала куда больше. Вечер медленно длился, сохраняя тёплую уютную атмосферу. Просто расслабляться на диванчике становилось скучно. А возможно в голову ударил ликёр. Телефон Рана пиликнул, извещая о сообщении. Харучиё скинул время и координаты места, на завтрашний день. Целиком и полностью рабочая информация, но почему-то на двоих они быстро решили, что стоит немного развеять недовольного Санзу, что ворчал утром. Риндо включил фронтальную камеру и помахал рукой в знак приветствия. — Привет, Харучиё, — весело протянул Рин, после чего то же самое повторил Ран. — Ты всё ещё на работе? Езжай домой, а то ты скоро превратишься в… в кого-нибудь. В своего нудного брата, вот в кого. — Собственно причина нашего тебе сообщения, — продолжил Ран, пытаясь сосредоточиться на мысли. — А зачем мы ему это записываем? — Хару, мы хотим поздравить тебя с праздником, — произнёс Риндо в ответ на вопрос, одновременно обращаясь к Санзу. — Мы, кстати, как и обещали, купили тебе огромную упаковку конфет. Ты вроде такие любишь, но в этом мы уверены не на сто процентов. — На шестьдесят семь, — Ран утвердительно кивнул. — На шестьдесят семь, — повторил младший и, завершив съёмку, отправил видео Санзу. Харучиё, стоящий у своей машины на парковке, уже на протяжении пяти минут пересматривал глупое видео пьяных Хайтани. Будто бы оставшись наедине с собой, он позволил себе улыбаться и повторять видео снова и снова. До момента, пока не оградит от него сам себя. Ладно, возможно этот день был не таким уж и плохим.***
Знакомый вид из окна изменился. Появились вывески, посвященные празднику любви, о котором Майки вспомнил лишь под конец дня. Собственно, когда заметил вывески. Они ему не понравились. Слишком сильно выбивались из знакомого ночного пейзажа. Мрак не должен был нарушаться подобными вещами. В штабе давно было пусто. Манджиро закончил с некоторыми делами и теперь мог погрузиться в тягучую темноту. Особенным местом была крыша их здания. Высоко и холодно. Ветер обдувает тело, охлаждая его до самых костей. Майки сидел на грязной поверхности. Медленно жуя тайяки, он вглядывался в небо. Терзало непонимание, что такого красивого нашли люди в звездном небе. На его взгляд — темнота и бесконечная пустота. Бездонный холод, который не может закончиться и который нельзя остановить. Майки ещё раз откусил печенье. «Как же странно поступают люди, влюбляясь в холодную мрачную пустоту. Сами теряют шанс на то, что она когда-то сможет согреть их».