Ночная быль

(POV. Эд) Он хочет, чтобы я был игрушкой для высших чинов. Он хочет, чтобы они смотрели на то, как я не могу даже пошевелиться: т.к. у меня снимают автомейлы. Я не могу банально двинуть рукой: страх вперемешку с наркотиками парализует тело. Я ненавижу его. Он думает, что если я ничего не говорю, значит я ничего не помню. Это не так. Мне больно… Но не физически, а морально. Он предал меня. Да если бы ЭТО делал только он! Но нет! Со мной это делают старые, дряхлые старикашки-извращенцы. Я, наверное, никогда не привыкну к тому ощущению, когда в плотное кольцо мышц входит не ровный, гладкий член Роя; а сморщенный, вялый, ни на что уже не годный член старого вояки. Каждый раз они разные. Но мне, каждый раз, завязывают глаза. Всё равно слышу и чувствую. Я вывел одну формулу: чем сморщеннее член-тем больше времени уходит: т.е. вместо обычных 15 минут уходит минут 30-50. Но, самое ужасное, когда на тебя смотрят 2-3 пары глаз, а тебя имеет человек, который тебя любит, и которому ты веришь. Теперь я стараюсь спать один, и он, кажется, понимает это. Он не трогает меня на работе, дома он тоже не подходит. Видимо он боится в очередной раз сделать мне больно. Во всем, что касается этого я не понимаю его. Я ненавижу его, но и люблю его всей той детской любовью, на которую я способен. Не хочу так больше делать, но и терпеть, это, буду только ради него. Потому что ему поставили условие: или ты это делаешь, или тебя ставят на его место и выгоняют из армии. Но все равно я его не понимаю. Но уходить не могу… Я засыпаю, медленно проваливаясь в темноту и тишину… (POV. Рой) -Да для чего я это делаю? Ради чего я каждый раз издеваюсь над ним. Я ведь знаю, что он ответит мне только собачьей преданностью. Он не скажет мне ничего, хотя я знаю: он помнит все, что происходит по ночам. Наркотики уже не помогают, а большую дозу запрещаю я. Я ведь каждый день вижу его руки, на которых уже нет места для следующей инъекции. Стараюсь не трогать его вообще: ни дома, ни на службе; знаю-ему больно. Но знал бы он, как больно мне! Каждый раз, как его тела касаются старые, покрытые шрамами руки и старый, сморщенный, давно не встающий член. У меня сердце кровью обливается и руки непроизвольно лезут в карман за перчатками. Но ведь это причинит боль и ему. Я останавливаюсь. Когда я, оставаясь допоздна на службе, включаю настольную лампу, и вся комната заполняется приглушенным светом, непроизвольно кривлюсь в пустой ухмылке не отражающей ничего, кроме глубоко скрытой боли. Понять, простить... Навряд ли он когда-нибудь сможет... Поэтому, лучше я уйду... Так будет лучше для нас обоих. Эд, прости... Слова, выводимые ручкой на листе, растекаются от слез. Эд, прости... Вот он, мой родной Кольт, когда-то подаренный Ризой. Эд, прости,... и ПРОЩАЙ!! *** Эд подскочил от резкого звука, разорвавшего тишину в доме. Он выбежал в зал и остолбенел: Мустанг сидел в кресле, держа в одной руке пистолет. Стена напротив была забрызгана кровью. На столе лежала записка, всего 3 слова: "Люблю, прости, прощай...". Эд прислонился спиной к дверному косяку и сполз на пол. Обняв колени руками он посмотрел на стену, заляпанную уже начавшей подсыхать с краев кровью, и истерично хихикнул. -Ну и дурак же ты...-криво улыбнулся он...