Snowman

Снежный вихрь отчаянно пытался ворваться в теплую комнату, яростно бил по лицу случайных прохожих на улице, но в маленьком мирке Се Ляня горящими огоньками гирлянд создается атмосфера уютного вечера. В каждом углу небольшой студии ощущается тонкий аромат пряностей, как следствие фатальной попытки приготовления глинтвейна. Его непременно отругают за устроенное стихийное бедствие на кухонной плоскости, ласково пожурят в излюбленно игривой манере и... Поток размышлений прерывают настойчивые руки, захватившие в объятия, и поцелуи-бабочки на шее. — Гэгэ был так задумчив и совсем не заметил, как я вернулся, — чувствительная поверхность кожи опаляется горячим дыханием, заставляя непроизвольно вздрогнуть от внезапности и совсем немного от волны мурашек. — Ты рано сегодня, — моментально улыбка коснулась губ. — Что-то случилось? — вопрос, больше риторический, повисает в воздухе, став лишь невесомым сотрясанием. И без ответа знает, что ничего. Чувствует, насколько младший соскучился за пару часов, проведенных вне их дома. Даже пальто по приходе не снял. Картина за окном навевает тёплые воспоминания из прошлого. Примерно в то же время пару лет назад судьба своей легкой рукой столкнула их нос к носу.

***

Работа отпускает Се Ляня из своих безобразных лап лишь в канун Нового года. Он выскальзывает из дверей клиники, в которой буквально заточен влиянием своего раболепного смирения. На часах, кажется, шесть вечера. Парень не удосужился кинуть и беглый взгляд на циферблат наручных часов. К чему суета? У него преисполненный спокойствием рассудок и окутанное умиротворением сердце. В довершение всего бесконечное одиночество. Се Лянь не помнил ощущения томительного ожидания чьего-то прихода. Не знал, каково это – спешить в место, традиционно прозванное «домом». И сейчас перед парнем расстилается картина: люди торопливо собираются возвращаться обратно к своим семьям, покидая магазины с пёстрыми витринами; дети с горящими глазами коротают время на улице, во всю наслаждаясь морозным воздухом и неторопливо падающими снежинками. Сплетения шарфа чрезмерно душат, будто он удавкой на шею прочно накинут. Все до мельчайших частиц создаёт неизъяснимую атмосферу, но Се Лянь игнорирует пресное настоящее и упорно отказывается шагать в туманное будущее. Вязкие события былых дней утянули на дно с головой. Неструктурированный массой плывет по течению происходящих событий в ожидании, когда же прибьёт к берегу неведомых перспектив. Выдох сушит стенки горла, резкий холод моментально остужает голову: и все же, зачем, собственно, Лянь вышел? Порыв ветра леденящим потоком проник под слои одежды, холодя разгоряченную кожу. Желание укрыться от бешенных порывов неоновыми буквами тревожило разум, а колыхающееся бежевое пальто укрепляет нужду в этом в качестве более весомой аргументации. Мощные рывки спешно подгоняют в спину, и парень уже не в праве сопротивляться. Трафареты магазинных вывесок принуждает осознать — в холодильнике хоть шаром покати. Порог стандартного супермаркета настигается барьерным бегом, где в качестве препятствий выступают метровые снежные горы. Се Лянь ведь не дурачок какой, кому нужны подчищенные дорожки, если можно вдвое сократить преодолеваемую дистанцию? И отнюдь не важно, что за жалкие пять минут он едва не осел на плитку тротуаров энное количество раз! Зрелище не для слабонервных. Ему хватило рекордных десять минут на наполнение тележки продуктами первой необходимости, коими он и питается круглогодично. Читать: сплошные полуфабрикаты и ноль процентов полезности. Однако, не успел облегченный вздох сорваться с его уст, как парень заметил, казалось, бесконечную очередь у касс, по классике жанра коих оказалось всего три из десяти. Новогодние чудеса, не иначе. Окончательно потеряв счет времени, Се Лянь стоически вытерпел наплывающую духоту, стал свидетелем зарождающейся потасовки, и оказавшись едва ли не местным миротворцем, с непринужденной улыбкой разумно подавив ту в зародыше, пока она не стала полноценной поножовщиной. — К чему раздоры? Грех ругаться в такой светлый праздник, — решительно заверил толпу, украдкой выцепляя осознанные взгляды и сверкая пристегнутой на застежки полуискренней улыбкой. Сам не верит, но привычка убеждения в кровь въелась в процентном соотношении наравне с эритроцитами. Долгожданные слова «спасибо за покупку, приходите ещё» стали непроизвольным сигналом, по которому ноги сами понеслись к выходу со сверхсветовой скоростью. Ледяной воздух моментально сушит выступившие капли пота на лбу изрядно вымотанного Се Ляня, стоило только оказаться в плоскости свежести и пелене снегопада. Неестественная тяжесть рухнула удручающим грузом на плечи, до боли сдавила грудную клетку. Одиночество, кислотно въедающееся сейчас в эпидермис, вечно норовит побеспокоить именно в этот праздник! События, подобные этому, стоит отмечать в кругу семьи, но что остается человеку, у которого её нет? Встряхнув головой, будто отгоняя невеселые мысли, Се Лянь двинулся вперед, но не успел сделать и десяти шагов, как целлофановые пакеты, и без того держащиеся на честном слове, решили подвести. Неуклюжесть его давно стала достоянием общественности, и сам Се Лянь не томился в стеснении за себя. Беззаботная улыбка намертво прицепилась к чувственному изгибу губ, аура святой простоты ослепительными слоями перекрывает внутреннюю скорбь, не давая ни единой возможности окружающим вглядываться в неё. Склонность быть спасателем равняется всей ляневской осознанной жизни, повисла на ноге гирей. Благодеяния для своей заблудшей души под строжайшим запретом, не достоин он чужой благосклонности. Ни вперед двинуться, ни назад вернуться. Вот и сейчас, посреди уже разгулявшейся метели стоит совершенно чужой и далекий от суровой реальности. Обречённым взглядом впивается в выпавшие упаковки; застрял в текстурах произошедших событий каменным изваянием. — Да что же... Это такое? — процедил он срывающимся от гнева голосом и болезненно сжал губы в тонкую полоску. Согнуться в коленных суставах стоит неимоверных усилий, протянуть немеющие от мороза руки — тоже. Скрип снега под тяжестью чьих-то шагов звучит отдаленно в черепной коробке. — У вас все в порядке? — размеренный голос разрезал вечерний воздух, лаская чужой слух. Массивные ботинки показались на горизонте инородным элементом, и маячат теперь чёрным пятном. Человек остановился и, вероятно, решил присесть за компанию, ведь теперь перед глазами мелькает ещё и подол кроваво-красного пальто. Бессознательная прострация окутала тело, но интерес победил: голову поднимает, схлестываясь с участливым взглядом. Чертовски красивый незнакомец (по крайне объективному мнению самого Се Ляня) сейчас стоял перед ним, странно нависая сверху. Огонёк безумства отчетливо мерцал во взоре отчего-то только одного тёмного глаза, пока второй загадочно скрыт за ширмой повязки. Дробь мурашек заметно била по телу Се Ляня, а ладони в момент стали предательски влажными под натиском нескрываемой властной ауры подошедшего мужчины. — Я помогу, — не дождавшись ответа, безапелляционно заявил незнакомец. Ситуация своей непредвиденностью пугала, хоть Се Ляня и нельзя обвинить в излишней боязливость или вовсе слабости. Он вполне мог постоять за себя, однако то был не ужас перед находящимся рядом мужчиной, а встревоженность от экстраординарной гаммы вспыхнувших за грудной клеткой чувств. Ему действительно нравилось чужое, слегка бледное, но безмерно изящное лицо. И сейчас, поднимая многочисленные упаковки с самой полезной растворимой лапшой и бытовую ерундовую мелочь, они, герои ни то драмы, ни то комедии, осознали, что всё это добро теперь совершенно некуда сложить! В миниатюрный рюкзак влезет максимум одна треть, если повезет. После откровенно неловкой паузы, пока мужчина в красном протягивает чужие пачки, Се Лянь борется с желанием закопать самого себя в сугроб. — Извините, кажется... — лицо вспыхнуло от осознания, каким, вероятно, глупым он кажется и, дабы не усугублять ситуацию, поспешил добавить: — Можете сложить сверху, давайте! Решимость искрилась в янтарных глазах, и Се Лянь, для пущей убедительности в правильности идеи, выставил совершенно полные горой еды руки. Конструкция выглядит ни на йоту надежной, грозится рухнуть в любой момент даже от легкого дуновения ветерка, и мужчина напротив, кажется, осознает сей факт. В моменте Се Лянь слышит мелодичный смешок со стороны и: — Я вас провожу, — мгновенно отозвался незнакомец. — С вашего позволения. Лицо исказилось смущением, и теперь оба были донельзя растеряны. Ситуация казалась абсурдной и совершенно киношной: одного необъяснимо тянуло помочь, другого — ответить удовлетворительно. Но Лянь рассуждал чересчур пессимистично, ведь не может на один квадратный метр приходиться два бесконечно одиноких человека в этот чудесный праздник, да? Такой привлекательный мужчина явно должен быть окружен толпой дружелюбных товарищей и, конечно, любящего партнера. — Уже так поздно, и вас, должно быть, ждут дома. Не хотелось бы задерживать, — широкая улыбка вновь коснулась алеющего от мороза лица. — Не ждут, — слова, что вылетели столь непринужденно, тяжело осели в сознании обоих. Улыбка мужчины слегка померкла, провоцируя незамедлительно действовать другого. — В таком случае... — Се Лянь откровенно замялся, не поспевая умом за спешащим языком, — В таком случае, не хотели бы вы... Присоединиться к празднованию вместе со мной? — произнеся на одном дыхании едва разборчивую речь, глаза поднялись к недоумевающему лицу напротив. Вероятно, инстинкт самосохранения Се Ляня был отключён незадолго до этой трогательной встречи, но в данный момент ему совершенно не казалось странным то, что он зовёт незнакомого человека с улицы к себе домой. «Что может произойти, в конце концов?» — запоздало посетила его мысль после того, как с опешившего мужчины сошло первоначальное удивление, и он согласился. В поглощающем молчании они переместили упаковки с земли: кое-что втиснулось в рюкзак Се Ляня, но большую часть пришлось устроить в свои и отчасти даже чужие руки, за что было невыносимо стыдно. Незнакомец же не высказал ни единой претензии, удивляя все сильнее. — Гэгэ, могу я узнать твоё имя? — нарушитель тишины своим невероятно глубоким и чувственным голосом заставил потеряться в пространстве. Не получилось даже на секунду задуматься о спонтанном обращении к себе. — Ох, действительно, неловко вышло, — явственное ощущение, как румянец заливает шею, откровенно мешает здравому смыслу подбирать слова, — Се Лянь, а вы? По какой-то причине ответ затянулся, но замявшийся собеседник всё же представился: — Сань Лан. Се Лянь же решил не отступать от первоначального образа странного парня, поэтому лишь пробормотал себе под нос имя нового знакомого, отмечая, что оно, такое благозвучное, очень подходит его обладателю. Сань Лан, оказавшийся действительно младше Се Ляня на несколько лет, удивлял умением подобрать ответ к любой теме разговора. И в темноте, прочерченной пунктирами звезд, двое мужчин вели приглушенную беседу, невольно залюбовавшись видом вечернего города, сияющего многоцветными лампочками. До квартиры старшего они добрались без проблем, что вызвало жгучее негодование Се Ляня, ведь в одиночку он обязательно нарывался на неприятности: привлекал бродячих собак, ронял ключи в шахту лифта, миллионы раз спотыкался на бетонных лестницах и возвращался домой с уродливыми синяками. Хуа Чэн на гневную исповедь лишь отсмеялся, поспешив заверить, что сам он уж больно удачлив, поэтому ему совсем не сложно поделиться везением и с новым приятелем. Впервые переступив порог своей квартиры, Лянь ощутил необыкновенную лёгкость от присутствия кого-то ещё в этих унылых четырёх стенах. Даже кухня перестала казаться безнадёжным уголком, стоило другому мужчине занять место у плиты, так как готовыми и, мало того, съедобными блюдами холодильник не изобиловал. Как бы не порывался хозяин убедить, что гость не должен заниматься подобного рода вещами, ещё и за несколько часов до праздника, на его реплики было высказано безоговорочное «нет». И Се Лянь, в конце концов, готов был поклясться, что никогда не пробовал блюд вкуснее чем те, что были сделаны Сань Ланом. Пока он уплетал горячее, которое мастерски сделано из того немногочисленного выбора, что был в холодильнике, в него вперился незамеченный очарованный взгляд. — Сань Лан, ты просто великолепен! — с упоением вещал мужчина, успевая только орудовать палочками над тарелками. — Давно не ел домашней еды, особенно такой вкусной! — Я могу готовить специально для гэгэ. Органично дополнив своей хитрой улыбкой, он произнёс это настолько обыденным тоном, что фраза вмиг стала неприметной, будто он произносил это столько же раз, сколько и привычное «привет». Се Лянь же, абсолютно поглощённый набиванием пустующего желудка, не обратил должного внимания на попытку перенаправить болтовню в плоскость флирта, посему продолжил лучезарно улыбаться без тени стеснения. — Ну что ты, Сань Лан! Как я могу тебя утруждать? Этой невинной душе и невдомек, что подобным он даже близко не утруждает младшего, лишь наоборот осчастливит. Он уже был пленен этой невинной непосредственностью, глазами-бусинами, отливающими янтарем и улыбкой, за которой мастерски скрывается безграничная печаль. Ночь, наполненная разговорами обо всем и искрящимся хохотом, пролетела незаметно, так что утреннее расставание далось тяжело обоим сторонам. Скрипя сердцем, Хуа Чэн покинул полный уюта угол, предварительно обменявшись со старшим контактами, что хоть немного смягчило положение.