***
Ночь. Снег. Нурменгард. Канун католического Рождества. Лина не спускалась на застолье к остальным магам, сочтя это лишним по причине некоторого иноверия. Большинство магов относились фанатично не только к идеям Гриндевальда, но и ко всему, что сулило им вечную жизнь или безопасность: здесь или на том свете — неважно. Были, конечно, и акониты, скептически относившиеся к Рождеству. Были и те, кому праздник нравился, но не из-за своей духовной составляющей. Каково же было её удивление, когда в неприступный замок, к верным подданным Геллерта прибывали их жёны с детьми. Никто не хочет отмечать праздник в одиночестве, даже тёмные волшебники с их извечными родовыми тёрками. Она тоже была бы не прочь оказаться в своей старой провинциальной квартирке, окружённая предновогодней суетой и суматошными близкими. Возможно, между ними никогда не было дружбы или взаимопонимания. Семья, как на подбор: несдержанная мать с синдромом отличника, чересчур строгий и холодный отец, вечно пропадающий на работе, бабушки, которые со временем трансформировались из добродушных инвесторов в столовские пирожки, в потенциальных ведущих программы «Давай поженимся». Ещё с подросткового возраста ей стало некомфортно жить в такой среде. Все родственники делились на две группы: одни требовали прекрасных оценок, покорности и понимания с первого слога, другие только усугубляли ситуацию, пытаясь защищать чадо от суровых родителей. В пятнадцать Лина оказалась в эпицентре пожара, едва спаслась и обнаружила у себя панические атаки. И всё бы ничего, если бы на её просьбы обратиться к специалисту, та не получила резкий отказ от родни. Ну, знаете, что-то из ряда: «ох уж эта молодёжь. напридумывает себе депрессии всякие от нечего делать. вот, в наше время…». Тот Новый Год они впервые отмечали без бенгальских огней, под крики матери, о том, какая же Лина глупая и слабонервная — не может пару минут посмотреть на маленькую огненную искорку. В семнадцать на смену переживаниям о безопастности физической, пришли на смену переживания об экзаменах. Лина и раньше не отличалась особым усердием при выполнении учительских заданий, чего уж говорить о том времени, когда повсеместно с привычной «домашкой» ей стали настоятельно подсовывать пробные варианты устрашающего ЕГЭ. В том году на празднике ей желали не здоровья и счастья, а усердия и знаменательное «поскорее повзрослеть», чтобы с ней было меньше хлопот. В восемнадцать она, по совету друзей, поступила на факультет международных отношений. Родители, мягко говоря, не одобрили этот выбор. Одна видела её врачом, другой — инженером, третьи — порядочной домохозяйкой. Всё как в большинстве типичных русский семьях. Вот и на Новый Год ей тогда все желали разного. Одни — поскорее выйти замуж и родить, другие — найти более перспективный вуз, но в одном они сошлись: в желании перекроить её будущее на свой благополучный ряд. Впрочем, всё то было мелочью, ведь этот Новый год она впервые будет отмечать одна. Без назойливых пожеланий, уже дорогих сердцу. Без семьи.***
Утро двадцать шестого оказалось снежным и солнечным. Вереницы непривычно радостных аконитов и послушные стайки их детей разместились на одном из немногих пологих склонов, находящихся рядом с крепостью. Лине тоже страсть как хотелось за пределы каменных стен, но выдавать ей тёплую одежонку или, того прозаичнее, ключ для выхода, никто не собирался. Первым делом, спросонья, она потянулась за фантомным будильником и, с удивлением обнаружила, что его там нет А потом, вспомнила, что попала… По полной. Велком ту визардинг вурдл. Умирайте, не обляпайтесь.***
За завтраком зал почти пустовал. Все, как обычно, уже завершили свою трапезу и отправились на promenade de l'âme по окрестностям Нурменгарда. Геллерт отсутствовал, Винда тоже не подавала признаков жизни. Одним словом, утро выдалось прескучное. В центре стояла огромная впечатляюще красивая ель, под которой уже не ютились коробки с подарками. Видимо, все они давно нашли своих хозяев. Для Лины ничего не осталось. Да и горя мало, всё равно никто не знал её вкусов.***
Вечер двадцать шестого. Не зря говорят, что в природе всегда присутствует баланс. На невероятно прозаичное утро выдался совершенно неожиданный поворот вечером. Достаточно было просто зайти во всё тот же зал и заявить небольшой кучке волшебников, находившихся там, что у неё созрела идея замечательного движа. — Новый Год по-русски, товарищи! Вот, скажите, когда вы ещё сможете ощутить всю широту нашей праздничной души, а? Всего-то подарить друг другу подарочки тридцать первого. Ещё раз. Вы и так тут все такие богатые, что Илон Маск нервно курит в сторонке. — взбудоражено жестикулировала она, проносясь мимо озабоченных представителей волшебной аристократии, явно не ожидавших такого варварского вторжения в их светской молчание: — У нас всего одна жизнь, в конце-концов! (да, кто бы говорил). Всего один шанс потусоваться с человеком, прибывшим из страны водок, медведей и балалаек! Тут из толпы объявилась уже знакомая стайка вечнонетрезвых советских магов, готовая поспорить с тем, что Лина знает, как именно нужно отмечать сие празднество по-отечественному, но их поспешно отвели в сторону, дабы не травмировать глаза единственного оставшегося дитя, мирно засыпавшего на руках худощавой нервной матери. Картина была настолько же комичной, насколько грустной. В центре комнаты стоит полусумасшедшая светловолосая волшебница-недоучка, своими речами пугающая куда более грозных и страшных тёмных магов. — Нет? Не согласны. Ну и ладно. — деланно нахмурилась она. — Раз уж никого не интересуют вещи для общего блага… Для любви… Для дружбы… — нет, произвести тот же эффект, что Гриндевальд у неё не получилось. Даже больше, обернувшись, намереваясь уйти, почти уткнулась носом в знаменитого властелина тёмных сил и несостоявшегося любовника Дамблдора, очень красноречиво повторяющего жест медленных апплодисментов. — Ну, я хотя бы не балету учусь, а ораторству. Из первых уст, так сказать, — со смешком засуетилась она, поспешив покинуть помещение. — Ну куда же ты, Ангедлина, раз ты всё делаешь ради общего блага, нам просто необходимо поддержать твою идею. Так ведь, друзья мои? «Чёрт» — единственная здравая мысль, пронёсшаяся в голове. — Да-да, пожалуй, — вполоборота сообщила светловолосая, постепенно всё больше принимая раннее положение: — Объединение наций, антируссофобское взаимопонимание, министерство культуры одобряет, так сказать. — нервно расцвела в кривой улыбке она. — Повелитель, напомните, почему мы всё ещё с ней не разделались? — Сам задаюсь таким вопросом Винда. Видимо, наша гостья достаточно живучая и ей явно благоволит фортуна.***
«Фортуна? Не смешите мои копыта.» Единственный раз, когда Лина взаимодействовала с понятием удачи приключился лет десять тому назад. Да и тот незначительный — выигрыш в цирковой лотерее. Приятно, конечно, но чтобы выпадал крупный куш — такого никогда не было. Быть может, Госпожа-Судьба решила откупиться за все годы невезения сейчас? Утром двадцать седьмого она проснулась с ощущением долга перед всеми жителями будущей тюрьмы. Ей-таки поручили организовать празднество тридцать первого. Русская душенька всё не могла нарадоваться, в то время как мозг, пытался усмирить её и предложить реальное решение возникшей проблемы. Первым делом, она принялась за украшения. Магия, увы, так и не объявлялась. Зато, на месте было другое — привычные кривые руки. Чуть подкорректировать рождественские украшения и то оказалось делом непростым и кропотливым, а впереди ожидало составление развлекательной программы. Чуть позже на помощь подоспел знаменитый ангел-хранитель здешних мест — Куинни. У неё определённо было тонкое музыкальное чутьё, что позволило Лине найти исполнителя для традиционных русских песен. Но одно дело — найти, а совсем другое — объяснить, что играть и, самое важное, как играть. Отмучившись несколько часов за объяснениями, они обе пришли к выводу, что без нот ничего воспроизвести не смогут. — Плакали мои «Пять минут» и «Январская вьюга»… — Пять минут? По-моему, мы сидим тут чуть больше часа. — Если бы эти пять минут, Ку. Тут всё намного более масштабно и пагубно.***
— Разве я виновата, что у меня руки из… Золота. — выпалила Лина, разочарованно смотря на красную разбитую звездочку. Вот, только она хотела поменять солидный блестящий наконечник на что-то более родное, как всё пошло наперекосяк. Винда, наблюдавшая всю эту картину, кажется, уже несколько раз пожалела, что вовремя не отговорила повелителя оставить её в живых. — Репаро, — легко отчеканила темноволосая, слегка дотграгиваясь до звезды: — Где Куинни? — Ку пошла требовать у наших любимых товарищей-алкоголиков книгу русских рецептов. А то, на одной оливьешке далеко не уедешь, сама понимаешь. Ужаснувшись распущенности собеседницы, главная приспешница Грини, поспешно отошла, словно боясь подцепить от собеседницы вирус неформальности. — Вы успели подружиться, как я вижу. Трудно будет расставаться. — Ну, а я никуда съезжать и не планирую. Тут вполне себе уютно, если не считать наличия пыточной и ежедневного кровавого месива за окном. Ну и ещё малость того, что здесь обитает злейший враг всея магического мира. — Ты не так меня поняла. Повелитель планирует убить тебя, как только достанет всю, нужную ему, информацию. В наших рядах от тебя никакого проку, а паразитировать на чужом благополучии не дозволено никому. — Я похожа на плоского червя? Не думаю. Во всяком случае, бычьим цепнем среди всех нас можно назвать разве что Абернэти. Двойной агент и тройная дрянь. Отвратительной души человек. Так, ты хочешь предложить свою помощь или просто набираешь экспонаты для зоопарка имени великого Гриндевальда? — И с чем же вам нужна помощь, интересно мне знать? Медведи, водка, балалайки? Мне казалось, ты всё и так продумала. — Ну, не без косяков. Традиционных русских песенок у нас не будет. Сомневаюсь, что ты расстроишься. Но уточнить стоило. — И кто же тебя с ними подвёл? Малышка Куинни не отличилась даром игры на фортепиано? — У «малышки-Куинни» нет нот, — резко передразнила Лина: — А у «малышки-Лины» голоса. — Насчет последнего сомневаюсь. — Это что, был комплимент от самой мадемуазель Розье? Ты только что поверила в мои вокальные способности? — А ты и правда безмозглая. Я про то, что тебя «малышкой» даже с натяжкой не назовёшь, а не про то, что верю в твой отсутствующий певческий потенциал. — И что ты тогда предлагаешь? Отправится на двадцать лет вперед? — Помнишь мотив? — Серьёзно? Как же мы с Ку не додумались до этого! Ничего не выйдет! Я просто стояла и часами орала ей текст песни с отрывками мелодии и всё это, на минуточку, не попав ни в одну ноту! Талант, я считаю. — Беру свои слова обратно. Ты не просто безмозглая. Ты больше, чем безмозглая, — Винда обречённо вздохнула: — Гольдштейн — леггилимент. Она могла услышать мелодию через твои мысли. — Неважно. Суть в том, что даже так она исполнить не сможет, понимаешь? — Зато, я могу. — Ты!?...