Mi muhe ye, tiga

Моракс смотрел, как очередной всполох гнева Селестии разрывал землю на куски, раскурочивал огромные камни, вырывал сердце земли из чрева. — Это для их благополучия. — Они заслужили. — Нельзя спорить с небесным порядком. — Всё ради светлого будущего. — Всех непреклонных ждёт такой исход. Целая цветущая цивилизация стиралась в пыль, рассыпалась на мелкие кусочки, оставляя после себя только руины, проклятье и опустошение. Множество семейных древ обращались в мелкие тлеющие угли, вскармливали землю, вырывались с корнем. Моракс молчал. *** Архонт смотрел на возвышающуюся статую с крыльями и протянутыми руками. Она собирала в ладони вольный ветер, гуляющий по горам и долинам; шелест листвы и звуки жизни. Он давно не видел статуй, посвящённых ему. Казалось, что их никогда не было. С другой стороны, оно и к лучшему. Люди, которым необходимо было во что-то верить, продолжали существовать, отдавая должное уважение ему, Гео Архонту, контрактам и, возможно, традициям. За последние 500 лет мир изменился; человечество, по мнению Чжун Ли, осталось таким же. Требующее защиты, толчка в нужном направлении, убеждения, что за ними приглядывают. Вручая судьбу жителей Ли Юэ в руки группировки Цисин, выполняя контракт, хоть доли секунды уже смертной жизни, проведя в умиротворении. Копья, ставшие горами. Изгнанные и лишённые жизни Архонты. Каждое тысячелетие оставляло новые и новые шрамы, кровоточащие порезы, груз вины на плечах и тяжесть бытия. Город свободы, вольного Анемо Архонта, дышащий полной грудью ветра Тейвата. Так не похожий на Ли Юэ. Одуванчиковое вино пилось легко, как луговой ветер, со сладковато-терпким привкусом. — Оно напоминает варенье, — Чжун Ли отставил стакан, задумчиво наблюдая за бликами на рыжевато-янтарной жидкости. Венти же наоборот, только крепче сжал стакан в руке, поднимая его над столом в приветственно-радушном жесте, рассмеялся в ответ: — Не удивлён. За столько веков существования ты наверняка перепробовал всё на этих землях и можешь с закрытыми глазами сказать, что именно ты ешь. — За исключением морепродуктов, — Гео Архонт побарабанил пальцами по столу, оглядывая таверну со второго этажа. — Все эти люди… Давно я спросил у путешественницы, какой город она выберет. Знаешь, что она ответила? — Что же? — Мондштадт. Аргументируя это тем, что люди способны существовать самостоятельно, без надзора Архонта, несмотря на то, что тот практически не вмешивается в их жизнь. Они свободны, но в то же время находятся под оком Архонта. Я решил, что она придерживается логики одной девушки, но, как оказалось, был не прав. Венти внимательно вгляделся в янтарные глаза знакомого, стараясь уловить сомнение, тревогу или, может быть, презрение, но поймал только отголосок усталости. — Ты думаешь, что рано или поздно она восстанет против? — Я практически уверен в этом и понимаю такой исход. Другой вопрос, что я уже не являюсь тем самым Архонтом, который не только победил древнее божество, уничтожил множество своих братьев и сестёр, но… — Возьмешь копье в руки и встанешь на защиту? — Да, если это будет необходимо. Если другого исхода не будет. Остаётся лишь надеяться, что она не приведёт за собой падших, изгнанников и тех, кто выжил в Каэнри’ахе. — Они давно не давали о себе знать. Только Орден Бездны пытался что-то провернуть, — бард наклонился через стол, понижая голос до шёпота. — Но путешественница вместе с рыцарями Ордо Фавониус успешно локализовала очаги замыслов. Только благодаря ей Двалин больше не страдает, не разносит ураганы и залечивает свои раны. Мужчина сделал ещё глоток вина, закрыв на несколько секунд глаза, словно что-то обдумывая или вспоминая. — Я слышал об этом. Земля слухами полнится. О её славе… скорее, её слава летит впереди неё. Как бы не закончилось это уничтожением. — Ты думаешь, она сможет уничтожить Мондштадт? — Не только его. Она достаточно долго продержалась под клинком Электро Архонта, устроив переполох в Инадзуме и нарушив «вечность». — Не забывай, она ещё не добралась до той, кто готова искупать клинки в крови, до Мураты. — Её это не остановит. Архонты замолчали, каждый думал о чём-то своём. Тишина, тяжелая, как каменная глыба, обдуваемая холодным ветром, нависла над их головами. — Она сдружилась с Ордо Фавониус. По крайней мере, после своих странствий возвращается сюда, лечить свои раны и отдыхать. — Не вижу в этом ничего плохого. Барбатос промолчал. Он не знал, стоит ли упоминать о капитане кавалерии Ордо Фавониус, который подозрительно напоминал Орден Бездны, оставляя за собой след из ненависти, отчуждённости и холода. Нет, Кэйа Альберих не выглядел изгоем, чужаком, не относился с презрением к белокурым мондштадтцам, выделяясь на их фоне тёмными волосами и загорелой кожей. Скорее он был не от мира сего, отголоском стёртой в пыль цивилизации. Руинами прошлого и будущего. Сосудом проклятия. Знали об этом лишь немногие. Смутные подозрения витали над путешественницей и Анемо Архонтом, подмечающие незначительную деталь — заснеженные узоры крио-энергии, далекие отблески звёзд и мороза в нескрытом глазу мечника, холодное дыхание, напоминающее тяжёлый и ледяной воздух Драконьего Хребта, пляшущие снежинки на губах при выдохе. Полная противоположность сводному брату, чья пиро-энергия могла сжечь город дотла, оставив только пепелище и свободный ветер. Не было больше столкновений льда и пламени, только напряжённые стычки в стенах таверны, лёгкие усмешки и терпеливая холодность. Венти не упоминал ничего из этого, скорее утаивал, недоговаривал. По иронии судьбы он мог молиться Барбатосу, чтобы Моракс и Кэйа никогда не встретились в этих стенах, чтобы Люмин ни разу не высказывала свои догадки Гео Архонту, или не рассказывала капитану кавалерии о случившимся в Ли Юэ, запираясь в его кабинете. Даже Барбатосу было неведомо, о чём рассказывала путешественница. Чжун Ли сложил руки на груди, закрывая глаза и прислушиваясь к звону стаканов, запаху одуванчиков, смеху и говору. Здесь было не так шумно, как в городе контрактов, не так многолюдно. Сюда не стекались со всех уголков Тейвата в поисках новых торговых путей и рынка. Два совершенно не похожих друг на друга города и Архонта. Один, который уже шесть тысяч лет наблюдает за людьми, пребывая в разных обличиях. Второй, получивший второй шанс и предпочитавший уснуть до тех пор, пока действительно не станет нужным. Оба, стоящие на зыбучем песке времени, утягивающего их вниз. Таверна наполнялась людьми, становилось шумнее, но это нисколько не мешало мужчине и юноше говорить о чём-то своём, полушёпотом, склоняя время от времени головы друг к другу. Раз за разом кошка напряжения пробегала между ними, оставляя только след былого веселья. — Ты слишком много думаешь для своего возраста! — Ты слишком много пьёшь для своего возраста. Они говорили, пока Шестипалый Хосе не тронул струны лиры, стараясь привлечь внимание посетителей к себе, к своей балладе о новых сражениях… путешественницы. Казалось, что её тень будет неустанно преследовать Архонтов, пока не обнажит свой клинок против них же. — Это сильно отличается от рассказов в ресторане «Три чашки в порту». — А какие они там? — Они… они повествуют о сражениях, о героях и подвигах. Стараются увлечь слушателя, добавляя новые детали, приукрашивая некоторые места. При этом рассказчик часто не договаривает, завлекая тем самым людей на очередную порцию чая. — Здесь же всё проще. Бард поёт о свободе, о былых временах и сражениях. Он обличает это в более прозаичную и лёгкую форму, но также приукрашивает, сопровождая это музыкой. Бард такой же рассказчик. — Под песни барда лучше идёт холодное одуванчиковое вино, чем горячий чай. — За бардов, — Венти поднял бокал, направляя его в сторону собеседника. — За Барбатоса, — с едва заметной улыбкой и с лёгким звоном Чжун Ли соприкоснулся своим стаканом со стаканом юноши. Они выпили, ненадолго умолкая и наблюдая за людьми. Небольшая возня у входной двери привлекла их внимание, пока рыцари Ордо Фавониус во главе с капитаном кавалерии пытались без лишнего шума и ворчания со стороны хозяина занять места за столами со своими стаканами. От скрипа деревянных ступеней под сапогами одноглазого мужчины сердце Анемо Архонта пропустило один удар. Кэйа поднялся на второй этаж, цепким взглядом пробегаясь по сидящем гостям, не скрывая своего интереса. Сейчас он пришёл отдохнуть, немного понервировать сводного брата, пропустить пару бокалов вина или чего покрепче и, может быть, узнать, что за новые путешественники прибыли в город. Эмбер, как и подобает скаутгёрл Ордо Фавониус, не только сопроводила новых гостей, но и помогла их зарегистрировать, от чего необходимый минимум информации у капитана присутствовал. В частности, про гостя, который целенаправленно приехал к их новоиспеченному барду, предпочитающего просиживать вечернее часы в «Доле Ангелов». У него было «обычное» имя жителя Ли Юэ, смутно знакомое из рассказов почётной рыцарки. Что ещё она о нём рассказала, пока он, без корыстной мысли, угощал её вином? Нужно отдать ей должное. Не смотря на сильный градус, девушка проговорилась меньше, чем её необычная спутница, но крупицы относительно ценной информации, особенно той, которая проливает небольшой свет на прошлое, удалось собрать в бессвязном разговоре. На прошлое. Он стоит здесь, напротив пьянчуг, которые и не подозревают о руинах, по которым он бродит каждый день. Нет, не те руины, которые разбросаны по всему Тейвату. Это были метафорические руины из полустёртых воспоминаний, одиночества, ненависти и отчуждения. Руины с грузом вины, постоянных обманов и недосказанности. Венти постарался не смотреть в сторону мечника, с неловкой улыбкой предлагая Гео Архонту уйти, почти шёпотом, надеясь, что они не столкнутся. Но, видимо, Барбатос был глух к своим же молитвам. — А, наш бард и его неизвестный гость. Могу ли составить вам компанию? Тон дружелюбный, не скрывающий в себе агрессии или настороженности. Только праздное любопытство и, возможно, небольшая усталость после тяжелого дня. — Мне казалось, что я заполнил все необходимые документы при регистрации в городе, — Чжун Ли поднял взгляд, встречаясь глазами с пристальным отблеском замороженных звёзд. Моракс. — Но мы не знакомы лично. Она так называла его, с восторженно-приглушённым шёпотом рассказывая о Ли Юэ. — Я всего лишь путешественник из Ли Юэ. Высокий, всегда в перчатках, в коричнево-янтарном жилете, хорошо подчёркивающие его такие же янтарно-золотистые глаза. — Неужели? Вы выглядите слишком интеллигентно для простого путешественника. Строгое, слегка заострённое лицо, явно притягивающее к себе женские взгляды, со спокойным и усталым взором. — Если вам так необходимо моё имя, то можете называть меня так же, как и остальные — Чжун Ли. Чопорность, манерность, уравновешенность. Был ли он таким, когда уничтожалась целая цивилизация, когда проклятье поглощало её жителей? — Капитан кавалерии Ордо Фавониус — Кэйа Альберих. Почти без приглашения сел за стол Архонтов, ставя свой бокал с вином. Жидкость, отдалённо напоминающая глаза сидящего мужчины напротив мечника, с плеском перелилась в свете стоящей свечи. — И как вам наш город свободы под чутким взором Барбатоса? Взгляд, напоминающий звёздное небо над Драконьем Хребтом, зимнюю вьюгу, иней на окне. — Он тихий, в нём чувствуется вольный воздух. Взгляд, напоминающий отблеск янтаря на солнце, закатное небо над морем, яркий фейерверк. — Да-а, слышал я и о другом вольном городе. Как же он там называется… Жаль, не помню его название. Уверен, он бы вам понравился, узнав бы вы его поближе. Венти напрягся, невольно крепче сжимая почти пустой стакан. От мечника веяло вполне осязаемым холодом. Иней покрыл край бокала Кэйи, но тот словно не заметил, делая очередной глоток вина. Его больше интересовал мужчина напротив. Он вызывал у него… раздражение? Интерес? Желание вывести на конфликт? Или что-то другое, отдаленно напоминающее любопытство, но глубже, совершенно на другом уровне. — И правда жаль, что вы не помните его название. Может, этот город ничем бы и не отличался от Мондштадта. — Я-я, пожалуй, схожу ещё за вином, — слишком поспешно, чересчур неуклюже выскочив из-за стола, пытаясь разрядить обстановку, в которой словно уже закружились колючие снежинки, бард, чуть шатаясь, направился вниз по лестнице к стойке. — Люмин так восторженно рассказывала о тебе, Моракс, — с полушёпотом, с усмешкой на губах, капитан кавалерии подпер голову рукой, не отрывая взгляд от мужчины. — Давно смертный не называл меня так, — спокойный, но в тоже время, приковывающий к себе взгляд в сторону мечника, немного сжатые в напряжении губы, скрещенные руки на груди. — О, правда? Может это из-за того, что не осталось смертных, способных произнести это имя? — Жители Ли Юэ всё ещё чтят… — Властелина Камня. О, помнят ли они о его бездействии? Ни один мускул не дрогнул на лице мужчины, лишь что-то пронзительное, похожее на песчаную бурю, промелькнуло во взгляде. Песок, скрывающий под собой руины прошлой жизни, заполняющий порезы разбитой земли, заметая следы былых сражений. Архонт наклонился вперёд, вглядываясь в глаза мечника, натыкаясь на холодные далёкие звёзды. Песчаная буря закрывала ночное небо, сворачивалась в смерч, пожирая время и жизнь. Тонкая грань между небом и землей стиралась, превращалась в труху, в немом отблеске отчуждённых и чужих звёзд. Это для их же блага. — Моракс. Тонкие, полупрозрачные снежинки слетели с губ мужчины, не долетая до собеседника. Усмешка в голосе была как пощечина из прошлого, со вложенным прощальным презрением целого народа, обречённого на проклятие. — Одного вы всё же упустили. Напряжение с раздражением, с желанием заставить замолчать этого молодого, выжившего нахала, который по нелепой случайности получил Глаз Бога от тех, кто с упоением уничтожал его народ, вгрызаясь зубами в плоть земли и вырывая целые поколения. Стаканы опустились на стол с намеренным грохотом и звоном стекла, выстраивая стену между мужчинами. Искры, пробегающие между Гео Архонтом и капитаном кавалерии, на время утихли, погасли в стаканах, захлебнулись вином. Венти смотрел то на одного, то на другого, пытаясь поймать хоть малейшие признаки вражды и ненависти, догадок о спутнике. — Что ж, надеюсь, в нашем городе вам понравится, — Кэйа наклонился, глядя в глаза Чжун Ли, когда стрелки часов убежали давно от двенадцати, под мирное уставшее сопение барда, сложившего голову на руки. — Не думал, что Гео Архонт будет таким безобидным. Я ожидал кого-то более великого, а не его тень. Чжун Ли встал, опираясь о стол руками, глядя сверху вниз на Кэйю. — Безбожник. — Скорее нелепый просчёт могучих богов Селестии. Чжун Ли схватил мужчину за подбородок, запрокидывая его голову, заставляя смотреть вверх на себя. С ухмылкой вглядываясь в загорелое лицо, сильнее сдавил подбородок. — Готов поспорить, что проклятие добралось и до тебя. Молния, промелькнувшая в холодном взгляде, въелась в янтарь, испытывающе раздирая толстые стены камня. — Хоть что-то здесь не бездействует. Архонт отпустил мечника, почти отталкивая его голову, напуская деланное безразличие, оглядывая таверну. — Уже поздно. Они вышли через главный ход, направились по пустой улице поодаль друг от друга, словно случайно встретившиеся знакомые. Кэйа смотрел в спину мужчины, идущего впереди. Высокий, такого же, как он, роста, с прямой осанкой и уверенным шагом. Словно хозяин, обходящий свои владения, уверенный в своей силе и правоте. — Это было для их блага. Заученная, зазубренная и вылизанная до скрипа фраза, как заунывная песня повторялась на зажёванной пластинке. Постоянное напоминание о бездействие. — Вы просто трусы. Почти возле самого уха. Так близко, что Чжун Ли ощутил холодное дыхание, тающие снежинки на виске, мурашки на коже. Развернувшись, встретился нос к носу с морозом Драконьего Хребта, ощутил снежинки на своих губах. — Ты так стремишься быть уничтоженным. — О, ты ошибаешься. Шаг назад, подальше от пляшущих снежинок вокруг усмешки, подальше от звёзд, подальше от вьюги. Шаг вперёд, ближе к песчаной буре, ближе к яркому янтарю, ближе к усталости земли. Напряжение между двумя, почти что танцующими мужчинами, нарастало. Казалось, что воздух становился холоднее, морознее от напора Кэйи доказать… что? Что он имеет право на существование в мире Архонтов? Что он, отголосок умершей под гнетом богов цивилизации, может стоять наравне с теми, кто ревностно, с животным трепетом, верует в высшие силы, вверяя свою судьбу в руки Архонтов. Архонтов, в молчаливом согласии наблюдавших, как Селестия, со всеми своими богами, со всем своим гневом и ревностью, плясала на костях побеждённого народа. Метнувшись вперёд, схватив за лацкан пиджака, мужчина впился, словно дикое животное, взглядом в янтарные глаза Чжун Ли. Далёкие звёзды мерцали, переливались потаённым гневом, взрывались фейерверками ненависти. Это завораживало, в какой-то мере притягивало с трепетным желанием, с долей интереса. Архонт лишь отбросил руку капитана, демонстративно и гордо вздёрнув подбородок. — Я не обязан отчитываться или терпеть простого смертного вроде тебя. Кэйа усмехнулся, не отстраняясь, с любопытством оглядывая Архонта. — Mi muhe ye, tiga. Поворачиваясь спиной к мужчине, капитан кавалерии зашагал прочь, в сторону Ордо Фавониус, оставляя Архонта одного, в смятении внутри каменных стен. И только проклятье, как тень былого мира, расстилалось под луной вслед шагов мечника. *** Венти, стоя под тенью статуи перед народом, перебирал пальцами струны лиры, собираясь исполнить очередную балладу о драконе. Не о Двалине, не об очередной победе Путешественницы, о спасении города. Скорее свой взор он обратит в прошлое, вспоминая о былом, о драконе Урсе, о Ванессе, в попытках отвлечься от гложущих его, Анемо Архонта, дурных предчувствий. Ветер, нашёптывающий свои секреты, разносящий слухи, собирающий вековую пыль, вытанцовывал на площади среди зевак, собирающихся вкруг. — Я хотел бы исполнить песню о страшном драконе и бесстрашной дочери Мураты, о народе, стоящему в кандалах у ворот ещё несвободного города, о… — А почему бы нам не послушать о легендах Ли Юэ? — с лёгкими хлопками, напоминающие аплодисменты, Кэйа, в своей обычной расслабленной манере, подошёл к толпе. — Я бы послушал песнь о лилиях, войнах и расколотых скалах. Окидывая взглядом притихшую толпу, с довольной ухмылкой натыкаясь на янтарные глаза, поддёрнутые пеленой усталости, повернулся обратно к барду. — Так что же? Почему бы в городе свободы не услышать песнь о другом? Толпа, молчавшая до этого, с любопытством наблюдала, лишь постепенно, совсем тихо, начинала выказывать одобрение. — Да, что-нибудь новенькое! — Про Урсу мы слышали вчера! — Почему бы и не узнать что-то ещё? Отступая под натиском слов, скрипя сердцем, дёргая струны чуть нервно, пытаясь уловить песнь ветра, настроение и, самое главное, ища глазами Моракса, стоящего в толпе, знающего до самых мелких деталей, почему последняя глазурная лилия обратилась в пыль. Первые ноты, как тихий весенний ручей, только-только сломавший тонкую корочку льда, полились из-под пальцев барда. — И расскажу я вам историю, под палящем солнцем, о море лилий, похожих на лёд, и пахнущих, как дурманящее пряное вино. И стояла богиня, среди моря цветов, покрытая пылью, под взором Селестии, блаженная и сведущая о смертности людей. Протяжная, словно плач, нота оросила площадь, рассыпалась мелкими каплями в вольном ветре. Взмыла вверх соколом, закружилась потоком, чтобы нырнуть в море и захлебнуться на нижних нотах. — Но разбились небеса на сотни осколков, и копья, мечи и стрелы, окропили землю кровью богов. Страдали леса и горы, но только море цветов было нетронуто, и пела им песни богиня, пока друга ждала в смятении. Музыка от плавных нот перешла более к грубым, неровным, как воспоминание о битве Архонтов, о страданиях и боли, о дрожащих землях и людях, ищущих защиты, в надежде, что Моракс, Гео Архонт, спасёт их и защитит. — Но не долго звучали нежные песни богини, и пала она в сражении на поле цветов своих. И лилии, одна за другой, рассыпались в пыль. И только последняя, пока руки верного друга держали богиню, цвела. Цвела до последнего вздоха богини под палящим солнцем в мертвом море цветов. Тишина, заполнившая площадь, оглушила всех, словно море, поглотившего утопающего. Но разбилась, как тонкое стекло, как только финальные аккорды сорвались со струн лиры. — И может быть, лет через сто, море лилий вновь зацветёт под песнь старого друга Богини Пыли. Последние ноты растворились в ветре, унеслись, как опавшие листья, прочь из города, растаяли, словно иней на окне. Люди, задумчиво, с настороженностью, не привыкшие к таким песням от Венти, робко захлопали в ладоши, выказывая уважение к его игре и к нему самому. А бард стоял, с улыбкой на лице, но глядя прямо и холодно, в глаза, мерцающие и смеющимися звёздами. — Прекрасно! Что ж ты раньше не исполнял таких песен? — Я, как бард, люблю песни со счастливым концом, не покрытых скорбью времён. — Уверен, ты знаешь много таких песен. Что же ты сможешь спеть о Гавани Ли Юэ? Самодовольство капитана кавалерии можно было прочувствовать кожей, ощутить в руках, словно он, желая морально уничтожить их, Архонтов, готов был вызвать вьюгу и выпустить своё проклятие. И это привлекало. Звучало это странно, отталкивающе, но интерес, пробудившийся в Мораксе от этого самодовольного и уверенного в себе мужчины из Каэнри’арха, где-то в отдалённом уголке сознания шептал не о былых временах, а о запретных желаниях и любопытстве. Но пресекая мысли, заставляя голос замолчать, сковывая его, как раньше, в каменную глыбу, Чжун Ли решил не дожидаться решения конфликта. Понимая, что песнь о Гуй Чжун и её глазурных лилиях была исполненная из-за него, в попытках его задеть. Но он, как древний Архонт, вряд ли выйдет из себя от такой мелочи. Шрамы на сердце почти не беспокоят его, спустя столько столетий, он смирился с ними и со своей судьбой, надеясь на одно, что если эрозия поглотит его, то эти шрамы не раскроются, и не вырвется на волю боль с ненавистью, запечатанные уже несколько тысячелетий в его душе. Направляясь прочь от площади, оставляя за спиной бегущие по ветру аккорды, мужчина решил выйти из города, просто сорвать одуванчик и, глядя на солнце сквозь тонкие белоснежные зонтики семян, провести нехитрый ритуал, о котором ему рассказала Люмин. Загадать желание и сдуть все семечки одним выдохом. Конечно, люди Мондштадта так молятся Барбатосу, но он, Гео Архонт, просто отпустит горечь и смятение по ветру. И рассыпаясь сотнями белыми зонтиками одуванчика, уносясь по ветру вольного Мондштадта, все страдания и надежды взмоют ввысь и растворятся в небесах, как напоминание Селестии о Семерых и ошибках их, богов, на землях Тейвата. *** Люмин, спустя столько времени, вновь ступившая на брусчатку вольного города, заспешила в Ордо Фавониус, не с приветствием, а больше с напоминанием, что хиличурлы вновь, по ведомой только им причине, вернулись в старые лагеря, разбитые ею и рыцарями. Попытки выжечь и искоренить этих странных существ, подчинявшихся Ордену Бездны, раз за разом проваливались, и жизнь, словно зацикленная игра, возвращалась на круги своя. И снова лагеря заполнены хиличурлами, и снова знакомый сценарий боя. Удар, второй удар и третий, раздирание врагов всплеском энергии, уничтожение всего на своём пути. День за днём, ночь за ночью знакомый вальс клинков и щитов, как в плохом романе из литературного дома Яэ. Путешественница, поднимаясь по ступеням к площади Барбатоса, сжимала в ладони стебель белоснежного лёгкого одуванчика, напитываясь звуками и запахами ветра, гуляющему по покрытыми пылью и песком дорогам вольного города. Дома. Единственное место в этом чужом мире, вдали от близнеца, которое она могла бы гордо, с трепетной любовью назвать домом. Город, куда ей хотелось возвращаться вновь и вновь. Есть закатники, пить вино из одуванчиков в таверне «Доля Ангелов», слушать песни Анемо Архонта, видеться с первой Катериной… Мелодия, коснувшиеся слуха путешественницы, на несколько секунд остановила её: вызывала странное тревожное чувство. Ноты были печальными, рассыпались в пыль над мостовой, растворялись в тёплом воздухе, навевали тоску и воспоминания о… Ли Юэ. Почему здесь, в Мондштадте, звучит мелодия Гавани среди гор? Это не похоже на Венти. Нахмурившись, стараясь отогнать неприятные мысли, Люмин заспешила к толпе, стоящей под статуей Архонта. Ноты одна за другой рассыпались миллиардами искр о твёрдый камень, рассказывая историю Властелина Камня и Дракона, созданного из плачущего во тьме куска камня. И только тогда, когда последняя скорбная нота о поверженном друге Архонта рассеялась, словно дым, мечница встретилась взглядом с бирюзовыми, как отраженное в море небо, глазами барда с немой просьбой уйти отсюда, подальше от…подальше от медленных, довольных аплодисментов, усмешки в голосе и пляшущих звёзд во взгляде. Подальше от Капитана Кавалерии. — Прекрасно! Неужели это всё? — Бард никогда не исполняет все свои песни за один раз. Быстро, словно опаздывая, бард заспешил в сторону, избегая взгляда Кэйи, жестом и кивком головы не то приветствуя, не то давая намёк Люмин на разговор, как можно быстрее найти тихое место без чужих глаз, чтобы сказать… — Наша почётная рыцарка вернулась. …что Чжун Ли, Гео Архонт, здесь, в Мондштадте, что он решил навестить её, Люмин, и чтобы узнать… — Магистерша Джинн будет рада вновь видеть тебя. Как и Лиза с Эмбер. …не говорила ли она лишнего, даже намёками, проклятому ребёнку Каэнри’аха об Архонтах. И что она вообще знает об Каэнри’ахе. Направляясь в полном непонимании и странном, настороженном смятении в сторону Ордо Фавониус, Люмин, оглядываясь на уходящего барда, некогда бывшим ветром, кожей ощущала мороз, исходивший от странного капитана. Его холодность в этот раз была другой, более колючей, словно он, собирая весь мороз Драконьего Хребта, стремился заморозить Мондштадт. — Есть новости? — Да. Хиличурлы… Возвращаясь в реальность, стоя перед столом Джинн, Люмин на развёрнутой карте, под «писк» Паймон, отмечала новые места скопления существ и следы Ордена Бездны. — Здесь их было четверо. Я не видела на территории Мондштадта электро-мага. Он не мог перекочевать из-за моря. Это физически невозможно. — Что они делали? — Не знаю. Проводили какой-то обряд. Я разобрала только fortuna и pronoae. — Мы пошлём туда рыцарей. Нужно проверить территорию ещё раз и усилить патрули здесь и здесь, — Джинн отметила несколько мест и взяла бумаги со списками свободных рыцарей в руки для детального изучения. — Так же Кэйа проверит этот лагерь, где ты видела несколько магов Бездны. Недалеко находятся руины. Их тоже необходимо проверить и зачистить. Чем раньше проблема будет решена, тем лучше. — Я помогу. — Ты не обязана. — Но я хочу. Со вздохом пожав плечами, Джинн отдала новые распоряжения в руки Эмбер. — Оповести указанных здесь рыцарей и сопроводи их до места назначения. После этого возвращайся обратно — Лизе нужна будет помощь с книгами. Необходимо будет так же отправить запрос в Сумеру насчёт ритуала и языка. Погружаясь с головой в работу, женщина продолжила отдавать указания, как только скаутгёрл Ордо Фавониус вышла из кабинета и заспешила в казармы. — Кэйа, ты берёшь на себя этот лагерь и руины рядом. Почётная рыцарка сопроводит тебя и поможет в поисках улик и возможной зачистке. После этого тебе необходимо будет составить отчёт, — передавая в руки мужчины очередной список имён, Джинн продолжила, — перед этим оповести перечисленных рыцарей насчёт патрулей, одного или двух, в качестве подкрепления, можешь взять с собой. Если лагерь окажется жилым и будет много хиличурлов или магов, не вступайте в бой. Отправьте кого-нибудь с донесением и ждите подкрепления. Повторяю — не вступайте в бой понапрасну. Отпуская рыцарей, капитан кавалерии лишь махнул в сторону Люмин, не собираясь взваливать на свои плечи очередную обузу в виде Ордо Фавониус. — Справимся вдвоем. Голос, полный самоуверенности, унесся ветром в сторону северных врат вместе с семечками одуванчиков. Странное, неприятно дерущее душу чувство, сжавшее своими острыми когтями сердце путешественницы, терзало сознание. Мрачная тень, словно нависшая Селестия над Тейватом, распростёрлась на земле вслед шагам Кэйи. И лишь приближаясь к выходу из города, яркая вспышка осознания пронеслась перед глазами. Слишком знакомая высокая фигура в коричневом пиджаке с золотыми узорами. Длинный хвост с янтарными кончиками. Прямая аристократическая осанка. Это просто мираж, смутное наваждение от усталости, от полнолуния, которое наступит сегодня, от жары. Мираж, ставший осязаемым, когда мечник, словно невзначай, бросает через плечо: — Я слышал, что это твой друг из Ли Юэ. — Ах. Я не ожидала… не думала… откуда… — Он необычный собеседник для простого путешественника. С опаской, подозрением впиваясь взглядом в сильную спину перед собой, пытаясь уловить ускользающий потаённый смысл фразы, мечница захлебнулась ответом. Он знает. Догадался по словам. Она проболталась, слишком бурно реагируя на историю в Ли Юэ, на Моракса и Осиала, на слишком заботливого в тот день капитана. И на вино. Усталость, словно каменная глыба, навалилась на плечи тяжёлой ношей. Каэнри’ах, Архонты с контрактами, Селестия, Орден Бездны. Всё это резко стало неважным, незначительным и раздражающим. Подавляя чувство беспомощности и желание развернуться, убежать обратно в Ли Юэ, чтобы ворваться в банк Снежной, сказать «я останусь», глядя в смеющиеся и молящие о спасении, как Бездна, глаза, Люмин поравнялась с крио-мечником. — Мы разве не должны торопиться в сторону руин? — Ты могла бы просто поздороваться с ним. Под пляшущими северными звёздами и морозом Драконьего Хребта, путешественница, подняв руку в приветственном махе, окликнула копейщика. — Чжун Ли! Голос, похожий больше на хриплый писк подстреленной ласточки, разрезавший вольный ветер и взметнувший стаю голубей, долетел до задумчивой фигуры. Оглядываясь на окрик, делая жест в ответ и поправляя извечные кожаные перчатки, мужчина подошёл к остановившимся мечникам, лишь из вежливости кивая в сторону капитана кавалерии. — Люмин. Я ожидал тебя здесь увидеть, но не думал, что так скоро. — Сожалею, но поболтать, как старые и добрые друзья, у вас сейчас не получится. Почётная рыцарка Ордо Фавониус направляется на задание, — вклиниваясь в разговор, кладя ладони на плечи оробевшей девушки и глядя поверх её головы прямо в янтарные глаза, произнёс Кэйа. — Уверен, она будет рада, если вы составите ей компанию вечером. — Я могу сопроводить вас. — Не думаю, что ваш… внешний вид аристократа поспособствует в борьбе с порождениями Бездны, господин Чжун Ли, — выделяя словно Бездна, словно бросая очередную карту в игре, мужчина улыбнулся той самой дипломатической улыбкой, словно он не собирался менять правила игры в свою сторону. — Мой опыт воина не так просто стереть в пыль. — О, я не сомневаюсь. Уверен, вы многих нечистых стёрли с лица Тейвата. — Н-нет! Мы справимся вдвоём! — Почему же? Если твой друг хочет к нам присоединиться, то пусть. Мне любопытно посмотреть на ещё одного гео-воина, помимо Ноэлль. — Я не обременю вас. И лишь стоя перед входом в Июльские Сады, готовясь к худшему, Люмин оглянулась на разрушенный и зачищенный ранее лагерь хиличурлов. Было слишком пусто и тихо. Слишком. И ей это не нравилось. Вдыхая пыльный воздух, спускаясь по полуразрушенным ступеням прошлого, продвигаясь мимо испещренных, словно шрамами, стен со стёртыми в агрессивной беспомощности рисунками богов, двое мужчин и девушка двигались в самую глубь по следам Ордена Бездны. Держа оружие наготове, вслушиваясь в собственное сердцебиение, словно оно было способно спугнуть тени впереди, путешественница молчала. — Удивительно, как лишь от одного желания познать материю этого мира, можно стать прахом на стыке времён, — указывая на разломанную стену с запечатлённым рисунком Сал Виндагнира, Кэйа усмехнулся, выпуская мелкие снежинки при выдохе. — И удивительно то, что это находится здесь, так далеко от Драконьего Хребта. Сжимая копье с ало-рубиновым остриём, указывая концом на другой рисунок, Чжун Ли лишь отметил: — Если здесь Орден Бездны, то им было нужно. Или они просто, как стая сорок, собирают ненужные вещи, отдалённо напоминающие им… — Их. Я слышал, что это проклятые люди. Какая жалость. Они стремятся вернуться к прошлому. — Даже если и так, то прошлое невозможно вернуть так же, как и в одну реку войти дважды. — Ох, я слышал, что жители Ли Юэ любят углубляться в философию времени и материи, но, чтобы настолько. Это просто Орден Бездны и он, как и все неверные, требует уничтожения. Или я не прав? — Kuzi! Dada! Unu! Хиличурский, отразившись от стен, пробежавшись по пыльному полу и закружившись в сознании незваных гостей, на секунду огорошил воинов. Всего на секунду, но её хватило для принятия боевой стойки, с упоением предвкушая битву в стенах исчезнувшего мира. Подбираясь как можно тише к залу, откуда доносились голоса, улавливая отчётливые повторение «venerare» и «fatae par cae» писклявыми голосами магов. Их было трое. Они, исполняя незамысловатый танец вокруг импровизированного ритуального костра, направляя свои посохи вверх, на одном известном им языке читали заклинание. Хиличурлы, сидевшие, лежавшие и танцующие по всему залу, подхватывали своими голосами, в попытках повторить слова, упоминая своих жестокий богов. —Fatae par cae! — Unu! Unu! Unu! — О чём они? — шёпотом, чтобы не спугнуть, спросила Люмин, обращаясь больше к Чжун Ли, чем задавая вопрос в пустоту. — Видимо, проводят странный ритуал и мобилизуют свои силы для наступления. — Но зачем? — Сейчас мы это уже не выясним, но должны положить этому конец, — поправляя накидку и крепче перехватывая рукоятку меча Сокола, ступая в наполненный хиличурлами зал, капитан сделал первый взмах. Всего один небрежный взмах мечом и острые, словно копья, ледяные кристаллы разорвали наполненный гнилью и затхлостью воздух, вгрызаясь в ближайшие беспомощные тела проклятых существ. — Yaya zido!Zido ! Вскакивая на ноги, отвлекаясь от танца и огня, обращаясь в сторону незваных гостей, хиличурлы приготовились в бездумном исступлении растерзать тех, кто нарушил их самозабвенный покой среди руин. Маги Бездны, прекращая свои песнопения, взмахивая посохами и создавая вокруг себя щиты, с любопытством, не свойственное бездумным существам, уставились на мечников и копейщика. Было в них что-то странное, что маги не могли распознать. Точнее… они не были глупыми, какими их считали эти ничтожные людишки. Прекрасно понимая человеческие диалекты, остро и тонко чувствуя исходившую ауру от владельцев Глаз Богов, маги пытались уловить что-то ускользающее, словно вода сквозь пальцы. Исходившая тёмная аура с привкусом гнили, крови и выжженной земли от мечника казалась такой знакомой, но эта нота «знакомства» перебивалась морозом Хребта, как напоминание о Снежной и Крио Архонтке. Напротив, от копейщика с примесью земли, металлического запаха моры исходила волна чего-то пугающего и тёмного, являясь отголоском страшной неудержимой силы. И это магам не нравилось. Выбегая вперёд, перехватывая Рассекающий туман, Люмин выпустила в ледяной туман три круглые молнии, вызывая реакцию «сверхпроводник» тем самым расширяя зону действия оседающего потока льда, оставшегося после первого удара криомечника. И сразу же бросаясь в самую гущу опешивших противников, нанося один удар за другим, отталкивая, рассекая и подрубая податливую плоть. Копейщик, наблюдая за танцем снега и молний, слушая лязг мечей о слабые щиты хиличурлов, медленно вошёл в зал. Оглядывая взглядом толпу несчастливых существ, которые останутся в этих руинах навечно, небрежно оттолкнул посохом Хомы подбегающего с дубинкой хиличурла в сторону своих уже лежащих собратьев. Азарт, с которым мечники прорубали себе путь к магам, словно цепная реакция, заряжал Архонта. Маги, пропищав на своем «птичьем языке» ругательства, что довольно сильно позабавило капитана кавалерии, телепортировались поближе к гостям. Гидро, крио и пиро. Три стихии, готовые поглотить незваных воинов, заморозить и сжечь их, оставляя только белые кости. Мужчина, широкими быстрыми шагами, перескакивая через тонкую корочку льда, проносясь мимо Люмин ближе к магам Бездны, вихрем каменных копий врываясь в группу хиличурлов и прибивая тех к каменному полу, жестом, собирая силу Гео элемента, обрушил колонну между тремя магами, отталкивая их друг от дружки, оставляя трещины на чужих щитах. Путешественница, отпрыгивая от нападающего хиличурла, в полутанце подрубая тому сухожилия колен, опрокидывая на пыльный пол, делая ещё взмах, раскидывая противников очередной электро-молнией, устремилась вслед за Чжун Ли ближе к основной цели. Кэйа, очередным горизонтальным взмахом откидывая прочь от себя нескольких существ, выбрасывая левую руку вперёд и вызывая толстую ледяную стену, преграждая путь пиро-мага к отступлению. Уворачиваясь от огненных всплесков, подбираясь, словно дикая кошка к птице, ближе к жертве, вгрызаясь крио-энергией в щит, пока существо, под очередные ругательства, не телепортировалось на несколько метров в сторону, прячась за щитом из редеющих хиличурлов. Люмин, поднимая руки вверх, собирая весь гнев, крепче сжимая рукоять меча, наподобие инадзумских самураев, окатила площадь электро-энергией, охватывая гидро-мага, сильнее разрушая щит. Оставляя лишь стену копий, Чжун Ли, постепенно упиваясь чувством власти, ощущением победы и собственного превосходства, теснил крио-мага к стене. — Их нужно собрать вместе. Понимая с полуслова задумку мужчины, девушка двойным взмахом меча откинула хиличурлов и мага в том же направлении. Глазами ища капитана кавалерии, в смутном осознании неизбежного заметила хищный блеск звёзд. Стоя среди существ, больше не напоминавших людей, наследие Каэнри’аха опустило меч. Только для того, чтобы острые осколки льда, закружившиеся вокруг мужчины, разрезали воздух вместе с бренными телами хиличурлов, вгрызлись и разорвали в иступленном азарте охоты щит пиро-мага, откинули его к ногам Архонта. Бросая взгляд, останавливаясь на мгновение с ощущением неправильности и греховности происходящего, Архонт смотрел на осколки льда вокруг мечника. Такие похожие, такие холодные и опасные, такие же проклятые. Как сильно его поразило проклятие? Оттесняя магов и остатки хиличурлов к стене, давая знак Чжун Ли, что можно завершать это шоу, хватая сквозь утихающие ледяные осколки Кэйю за руку, Люмин в спешном беге, переступая через распростёртые тела, буквально насильно потащила мужчину за угол. — Быстрее. Прижимаясь спиной к стене, выглядывая из-за угла, наблюдая оклемавшихся, полных жизни магов, мечники замерли. Существа, казавшиеся такими ничтожными и маленькими, танцующие в исступлении перед Архонтом, в попытках поразить его ледяным вихрем, всплесками сковывающей воды и огненными потоками, были обречены. Произнося что-то, складывая руки на груди, призывая из самых трещин материи небесную кару, стоя в опасной близости от площади поражения, Властелин Камня обрушил свой гнев на Орден Бездны. И как только яркая вспышка гнева камня померкла, а пыль улеглась, припечатанные к каменному полу тельца больше не шелохнулись. Отряхивая пыль с плеч, словно это было привычным для него делом, Гео Архонт произнёс: — Раз мы закончили, то можем возвращаться в Мондштадт. — Увы, я должен остаться и собрать подробную информацию о произошедшем здесь инциденте. Меня очень интересуют разбросанные в том углу ящики и клочки бумаг, — указывая в сторону неприметного угла, бережно защищённого ледяной стеной, ответил мечник. — Люмин, будь добра, доложи магистерше Джинн, что руины зачищены, и я остался здесь для дальнейшей работы над отчётом. Уверен, она места себе не находит от ожидания. Бросая взгляд в сторону копейщика, мечник продолжил: — И друга своего не забудь. Уверен, ему надоело быть среди простых рыцарей Мондштадта. Да и сомневаюсь, что он сможет помочь мне разобраться с письменами Ордена. — Я знаю немного, но, если простой рыцарь согласится принять мою помощь. — А почему нет? Отправляя напряженную, в полном недоверии и смешанном чувстве, Люмин обратно в город, двое мужчин остались среди руин. — И как сильно тебя поразило проклятие? — Разве это важно? — Так нравится ходить на грани между Бездной и миром? — А разве я хожу по самому краю? — перебирая остатки исписанных различными почерками листы, капитан кавалерии внимательно изучал знакомые для него символы. — Это Архонты существуют в двух мирах. Я, как самый обычный человек, обречён на существование из-за оплошности этих богов. Они, как оказалось, ничуть не лучше людей. — Ты же прекрасно понимаешь, о чём они говорили. — Так же, как и ты. Только я, — откидывая очередную пачку бумаг в сторону, мечник продолжил изучение макулатуры Ордена Бездны, вчитываясь в корявые расплывчатые символы. — В отличие от некоторых Архонтов, делаю хоть что-то, чтобы им помешать. — Даже если это твой народ? — Мой народ, дорогой Моракс, мёртв и обречён на смерть из-за таких, как ты. Из-за тебя и тебе подобных. Таких же слабохарактерных и готовых на всё ради призрачной похвалы. Все: люди, проклятые и Архонты — смертны. И даже будучи верной псиной, ты никак этого не избежишь. — Не боишься гнева Селестии? — Нет. Это лишь докажет мою правоту и то, что Селестия слишком самовлюблена и боится каждого неверного слова в свою сторону. Я бы прекрасно жил, будучи не-носителем Глаза Бога. Нелепый просчёт. Удивительно, как эта сила, дарованная случайно, способна уничтожить такую же случайную жизнь, смешиваясь с проклятьем испуганных богов. — Я мог бы стереть тебя в пыль прямо сейчас, — упираясь концом посоха в плечо сидящего на корточках мужчины, произнёс Архонт. — Но не делаешь этого, — отталкивая свободной рукой остриё, не отрывая взгляда от бумаг, ответил дитя Каэнри’аха. — Неужели трусишь признаться маленькой Люмин, что ты сотворил с капитаном кавалерии Ордо Фавониус, ударив, как трус и вор, прямо в спину? — Словно у тебя есть шанс выстоять. — Хочешь проверить? — отбрасывая остатки бумаг и поднимая, перехватывая поудобнее рукоятку меча и направляя остриё в сторону Архонта. — Мне ведь, так сказать, терять нечего в этом мире. Звук соударяющихся оружий рассыпал тишину на миллиарды осколков, вгрызся в каменные стены и взметнул пыль. Делая лениво-игривый выпад вперёд, отталкивая древко копья в сторону, очерчивая в воздухе круг для удара плашмя и отскакивая назад, как только звон удара меча о посох Хомы разрезал, словно нож масло, воздух вокруг мужчин. Играя, словно кошка с мышкой, капитан кавалерии сделал очередной взмах Соколом, выпуская сноп ледяных искр в сторону Архонта. Делая шаг назад, вызывая защитную колонну и впитывая для собственной защиты энергию Гео стихии, Чжун Ли не стремился одним ударом закончить историю истребления Каэнри’аха. Напротив, этот медленный танец орудий заинтересовал его, вызывал не азарт, а больное любопытство. Сколько это проклятое дитя Каэнри’аха выдержит без единой царапины в затхлом зале руин. Увеличивая дистанцию для медленного обхода, словно два диких волка встретились на нейтральной территории и выжидают момента для агрессивного прыжка, в желании сжать клыками чужую шею. — Не ожидал такого медленного Архонта. — Это ведь только начало. Выбрасывая копье вперёд в опасной близости от лица мечника, срезая лишь несколько всколоченных прядей. Лишь отклоняясь в другую сторону, рукой снова отталкивая за древко копье и тут же делая выпад вперёд, выпуская веером крио-энергию, от чего воздух, словно наэлектризованный, тяжёлым ледяным одеялом опадал к ногам Архонта и оседал на его волосах и плечах. Передергивая плечами, немного ёжась от неприятного, слишком пробирающего до костей и самого каменного сердца мороза. Слишком сильный всплеск в простом движении для человека. Раздумывая об этом лишь где-то на грани сознания, отмечая слишком сильное и опасное сходство с Царицей, но такое ещё недосягаемое. И так отдаленно напоминающее Орден Бездны. Устремляясь в сторону мужчины стеной каменных копий, вгрызаясь в пыльный и забрызганный хиличурской кровью пол, появляясь за спиной мечника и древком подбивая за коленями, в попытке, пока ещё безвредной, опрокинуть богохульника на пол. Отскакивая вперёд, слабо проезжаясь подошвой по полу, разворачиваясь и делая три удара мечом, отталкивая защищающегося древком копья копейщика. И тут же отпрыгивая назад, как только остриё, ловко пнутого копья, словно сверло, прогрызло пол между ног капитана кавалерии. Бросаясь вперед на безоружного Архонта и ударяясь о слабый щит, напитанный Гео энергией, но выбрасывая острые льдины под ноги мужчины, неприятно, до боли, обжигая, словно азотом. И снова соударяясь мечом о копьё, вальсируя на истлевших руинах исчезнувших и истребленных миров. — А ты слаб. — Богохульник. — Ах, тебя это задевает? Опасно близко, почти прижимаясь друг к другу в попытках подавить, сломать чужое оружие своим, но отскакивая в разные стороны для миллисекундной передышки и снова бросаясь друг на друга, уже не в лениво-игривой манере, а в животном азарте поединка. Плашмя ударяя копьем о меч, под натиском камня пытаясь сломить слишком уверенного в себе наследника Каэнри’аха. Скользя по тонкой корочке льда, уворачиваясь от свистящих в затхлом воздухе копий, сталкиваясь снова и снова, пытаясь поцарапать, разрезать, сломить, доказать только свою правоту. В слишком опасной близости. Ненависть, перемешенная с азартом, с желанием подчинить, перекатываемая по языку, словно капелька крови из прокушенных в битве губ. Выбрасывая меч вперёд, срезая прядь волос, оставляя тонкую царапину под янтарным глазом, бросая второй рукой очередные ледяные осколки и отпрыгивая назад, под ударной волной Гео колонны, пытаясь вдохнуть спёртый воздух в отбитые лёгкие. Не стремясь уничтожить, в заинтересованном танце меча и копий, прощупывая выносливость и из чистого любопытства выбивая из сил, наступая с очередным выбросом копья вперёд, отталкивая и подбивая по ногам, в попытках опрокинуть без сильного ущерба. С ненавистью, по привычке размётывая во все стороны острые осколки льда, слишком напоминающие атаки мага Бездны, в попытках настигнуть, победить. Делая последний сильный бросок копья в танце льда, припечатывая за накидку к стене, оставляя смуглую кожу без единой царапины, и приближаясь так близко, что можно уловить запах миндаля и глазурных лилий, когда стихает пляс ледяных осколков вокруг мечника. Так близко, что янтарные глаза похожи на воронки расплавленного золота, утягивающее на дно янтарной чаши. И пляшущие звёзды, отдающие морозом уничтоженных миров и прахом ненависти и сожалений, прожигающие до костей. Опущенный меч, упирающийся плашмя куда-то в бедро, тяжёлое и спёртое дыхание, опасная близость до грани, слишком заманчивое желание окончательного подавления и продолжения игры. — Путешественница говорила, что ты слишком похож на Бездну, — сжав за подбородок, поворачивая голову мужчины в сторону, придирчиво, словно осматривая диковинную зверюшку, взглядом изучая повязку, произнёс Чжун Ли. — О, маленькая Люмин знает слишком много. Мне стоит сказать ей «спасибо» за такой комплимент, — облизывая губы и усмехаясь, в напряженно-горделивой манере облокачиваясь спиной о холодную стену. — Накидку, правда, жаль. Кончиком пальца приподнимая повязку с любопытством алхимика, пытаясь заглянуть под неё и получая перехват запястья, без возможности двинуться. — Неужели тебе так интересно? — большим пальцем отводя край рукава рубашки на запястье вниз, оголяя тёмно-янтарную кожу и с игривым любопытством во взгляде оглаживая выпирающие сухожилия. — Ты мог бы более в приватной обстановке спросить. — Ты ведь сильно поражён, — наклоняясь так близко, что можно было захлебнуться запахом мороза и мяты со смуглой кожи, впиваясь взглядом в Бездну среди звёзд. — И всё равно продолжаешь играть в неприступного рыцаря и в кошки-мышки с самим Архонтом. — Скорее в Каэнри’ах — Дракон, — не отводя взгляд от мерцающего янтаря, утопая в лилиях, с усмешкой выдыхая тонкие снежинки, оседающие на чужих губах. — Может сыграем ещё? *** Ступая по следам друг друга обратно в Мондштадт, в молчании, сопровождаемого лишь шелестом листьев и мерцанием звёзд на ночном небе. Пробираясь по улочкам в свете фонарей, иногда бросая что-то патрулирующим рыцарям. Ощущая затылком дыхание вековых скал, следуя за пеплом времён, избегая скопления людей, словно беглые любовники, скрываясь в тени. Взбираясь по скрипучим ступеням, закрывая двери на замки, оставаясь в осязаемом сумраке комнаты, в настороженном размышлении об ошибке и грешности поступка. Отбрасывая дырявую накидку в угол, потягиваясь, разминая задубевшие мышцы и зажигая лампу на заваленном бумагами и книгами столе. Снимая перчатки, бросая их на кипу документов, не обращая внимание на званного гостя. С деланным безразличием замечая: — Мне нужно подготовить отчёт. Ощущая дыхание времен на своём затылке, приглушённое рычание возле уха, отдающее глазурными лилиями далёкой Гавани Ли Юэ. Чувствуя чужую руку в своих волосах и запрокидывая до перебитого вдоха голову назад, ныряя в тёмный янтарь. — Я хочу посмотреть, — сжимая у основания хвоста, не давая отстранить голову, стоя в опасной близости от мужчины и едва промелькнувшим интересом во взгляде. — Не думал, что Архонт будет таким же любопытным, как ребёнок. Не церемонясь, сдвигая чужую повязку в сторону, обнажая глаз и тут же, за одну сотую секунды, утопая в непроглядной тьме самой Бездны, ведомый одной яркой звездой. Не отводя взгляд, утопая во мраке времен, в созданном богами проклятье, янтарь ослабил хватку. Снимая уже ненужную повязку, поворачиваясь лицом к копейщику, с полу-усмешкой наклоняя голову набок. — Неужели не понравилось? Вновь хватая за подбородок, с прищуром глядя только в мерцающую сине-голубую звезду, отвечая: — Что ещё? — Только это. Ты разочарован? Проводя пальцами по руке на подбородке, выпуская легкий покалывающий мороз и оглаживая выпирающую косточку на запястье, подмечая: — Путешественница сказала, что ты всегда в перчатках. Неужели не сбросил всю чешую? Отходя назад, снимая перчатки и убирая их в карман пиджака, демонстрируя янтарную кожу на ладонях с длинными, испещрёнными вековыми шрамами, пальцы без единого следа чешуи, передразнивая: — Только это. Ты разочарован, дитя Каэнри’аха? — Я думал, что ты тот Архонт, в чьих жилах течёт драконья кровь. Но, увы, — разводя руками в жесте «не знаю», облокачиваясь поясницей о высокой стол и выжидая следующего действия, продолжая играть. Безразлично пожав плечами, расстегивая и снимая пиджак, вешая его на спинку хозяйского стула и, подходя к столу, опираясь одной рукой о поверхность, второй выуживая из вороха бумаг лист с надписями на языке Ордена Бездны. — А это уже не твоё, — проводя ладонью по руке вверх к надплечью Архонта, перескакивая сразу же на подбородок и отворачивая насильно от исписанного ровным почерком листа, заставляя смотреть на себя. — Это неприлично — так вести себя в гостеприимном городе. — Я уже за гранью приличия, — кладя листок обратно на стол и сжимая чужое запястье. — Ты слишком дерзко ведёшь себя, зная кто я. — Мне нужно бояться? — проводя подушечкой большого пальца по подбородку под губой, в попытках убрать руку. Не расслабляя хватку, проводя пальцами по запястью мечника, убирая его руку от своего подбородка и, невольно, совсем кончиком языка, облизывая свою нижнюю губу. — Тебе стоило быть более осторожным. — Я ведь уже говорил, что мне нечего терять, — оглаживая запястье мужчины пальцами, покалывая морозом янтарную кожу Архонта. — Всё, что мне было бы нужно — уничтожено полтысячелетия назад, благодаря тебе, Моракс. Слишком дерзкий и наглый для нелепого просчёта, для случайного стечения обстоятельств. Мороз, пробегающий по коже, приятно холодил, сильнее распалял любопытство и странное потаённое желание. Отблеск игривых звёзд Бездны тонул в жидком золоте Ли Юэ. Не желая делать шаг первым, открывать своё желание на всеобщие обозрение, сдаваться под игрой в кошки-мышки, каждый мужчина выжидал. Минуты текли медленно, словно сковывались запретным льдом. Раздумывая о странном знакомстве, происшествии в руинах и стараясь трезво оценить свои действия, Чжун Ли рассеянным взглядом прошелся по шее и плечам мечника, на доли секунды останавливаясь на рубашке на груди, отмечая странно открытый наряд. — Эй, мои глаза выше, Моракс, — вновь называя по имени, с игриво-приторной интонацией, наклоняясь вперёд и обжигая холодными снежинками щеку копейщика, со смехом и заигрыванием, словно невзначай, случайно, касаясь холодными губами сухих губ Властелина Камня. Это касание длилось меньше секунды, но даже за это короткое мгновение вековые скалы, истерзанные эрозией времени, разрушились под натиском Бездны и мороза. Отдаляясь буквально на несколько миллиметров, но совсем близко, что можно было ощутить на губах пляшущие снежинки исчезнувшего мира, утонуть в аромате морозной мяты, и необдуманно поддаваясь порыву сократить дистанцию, чтобы в этот раз скалы под натиском мороза разрушались дольше. Сжав чужой ворот рубашки, не давая шанса отстраниться, Чжун Ли прижался к холодным губам своими, ломая холодную стену под натиском камня. Захлебываясь в удивлении, не ожидая такого поспешного и упорного ответа на незначительное заигрывание, Кэйа лишь усмехнулся в напорный поцелуй. Секунды, тянущиеся так долго, пока целый мир сковывался льдом, сменялись одна за другой, пока Архонт, заключивший контракт о молчании, изучал губы того, кто был последней надеждой Каэнри’аха. Решая продолжить игру, пускаясь во все тяжкие, обхватывая свободной рукой за шею через стол, запуская пальцы в волосы Моракса и сжимая их, удивленно охая от сильного, почти до крови, укуса нижней губы. — Эй, не кусайся, — выдыхая шёпотом в сухие губы, оставляя пляшущие снежинки на них. — Не указывай мне, — вновь припадая к запретным губам, обрывая на полуслове очередную колкость и проводя языком по опухающему от укуса месту, с напором и властью притягивая к себе, по-хозяйски приобнимая мужчину за талию и прижимая за поясницу к столешнице, для удобства меняя своё местоположение. Оказываясь лицом к лицу, соприкасаясь слишком близко с тысячелетним Архонтом, без лишних церемоний обнимая уже двумя руками за шею, перебирая одной прямые волосы и упиваясь ароматом глазурных лилий. Получая очередной укус и смеясь в губы, откидывая голову назад и облизывая опухающие ранки: — Показываешь свою драконью натуру? — Ты же хотел. С приглушенным рычанием проводя губами по кадыку, прикусывая смуглую кожу на шее, упиваясь чужим томным вздохом и теряясь в морозе Драконьего Хребта. Ведя кончиком языка по скуле до уха, горячим дыханием оставляя поцелуй на мочке, как напоминание о палящем солнце над скалами. Опуская ладонь на поясницу мечника, нажимая, заставляя прогнуться, пока сам, в опасной близости, нависает над наследием Каэнри’аха. Кэйа, зажмуривая глаза, выдыхая быстротающие от жара снежинки, прогибаясь под чужой властной рукой, лишь сильнее запрокидывая голову до тяжёлого вздоха, выставляя колено вперёд, водя по внутренней стороне бедра копейщика, вслушиваясь в жаркое рычание возле уха. — Неужели ты сбросил всю чешую? — Хочешь проверить? Резко хватая за руку, отдёргивая от стола, заставляя мужчину открыть глаза, и вертя головой в поисках более удобного места, Чжун Ли, переступая грань всего дозволенного в этом городе свободы, передёрнул плечом: — Хотя, по тебе видно, что хочешь. Вновь притягивая к себе, сжимая за щеки лицо мечника и впиваясь, словно голодный зверь, в губы поцелуем, крепко, каменной хваткой, прижимая за поясницу второй рукой. С давно забытым упоением ловя воздух из губ смертного, водя языком по морозным ранкам, ощущая на самом кончике вкус тающих снежинок. Кэйа, не желая уступать, упираясь ладонями в грудь Архонта, отталкивая его в сторону от себя с усмешкой и туманными звёздами во взгляде, невольно слизывая остатки глазурных лилий после напористого поцелуя, отметил: — Не ожидал от Архонта с каменным сердцем такой прыти. То ли рыкнув, то ли хмыкнув, с отблеском горящего янтаря во взгляде, вновь притягивая к себе за руку в желании подавить, оставить этого разговорчивого богохульника так близко к себе, чтобы захлебнуться в морозе Хребта, Чжун Ли, растянув губы в хитро-хищной улыбке второй рукой сжал ниже поясницы мечника ладонь. — Отбрасывая все формальности и устои, дитя Каэнри’аха, задница у тебя ничего, — уже смеясь в губы, не отрывая взгляд от туманной Бездны, Архонт менялся. И Кэйа пропал. Эта мелкая игра в попытках вывести самого Властелина Камня увенчалась довольно пикантным итогом, о котором он, в особой мере, не рассчитывал. Утопая в самом сердце горячего янтаря, как в смоле, крио-мечник, преступая гордость и собственное самолюбие, хотел. Хотел заострённые, выточенные из тысячелетних камней черты лица, руки, метнувших множество копий, бежавшую по венам драконью кровь. И сейчас, наблюдая за изменениями горячо дышащего Архонта, готового вновь впиться в него, поглотить водоворотом песков времени, бросил очередную колкость, в попытках скрыть запретное и странное, перекатывающее где-то в сознании, вожделение: — Так значит, у тебя не только чешуя есть. — Побочный эффект драконьего наследия. Не каждый смертный мог лицезреть меня таким, — голос, звучащий сладко, словно патока, с приглушённым рычанием в самом его сердце, пронизывал сознание мечника насквозь. Чжун Ли, теперь стоящий перед Кэйей, с бурей нескрываемого желания, выглядел иначе. Побочный эффект, как выразился Властелин Камня, заключался в проявлении некоторых присущих драконам, чертах от сильного или неконтролируемого всплеска эмоций в каменном сердце. Или от собственного желания напомнить миру о своем втором обличие. Рога, венчающие голову Гео Архонта, были изогнуты назад под острым углом, напоминающие мутный янтарь, чей цвет становился ярче и насыщеннее к самому кончику рога. Коричнево-золотистая чешуя, проступающая маленькими редкими кусочками на скуле, висках и шее, мерцала в свете лампы на столе. Проведя подушечкой указательного пальца по чешуйкам на скуле мужчины, Кэйа с любопытством отметил: — Тёплые. И они у тебя только здесь? — Проверь, — разводя руки в стороны и с вызовом, усмехаясь в ответ, ответил Чжун Ли. Не желая так просто сдаваться, не отводя взгляда от янтарных глаз, нарочито медленно расстегивая рубашку на Архонте, невзначай касаясь пальцами оголённой горячей кожи, морозя её, мечник наклонил голову набок. — А член у тебя тоже драконий? — Это единственное, что ты смог придумать для вопроса? — Ах, я просто интересуюсь. Закатывая в притворном раздражении глаза и вздрагивая и от касаний морозных губ к ключице. Отбрасывая уже ненужную рубашку, держа Архонта за запястье и уводя его ближе к кровати, усаживаясь и хлопая ладонью по своим коленям, предлагая сесть. — Ну уж нет, — усмехаясь, садясь рядом и одним рывком усаживая на свои колени Кэйю, отвечая. — Прости, но ты слишком много хочешь. Оставляя следы от поцелуев и укусов на смуглой шее, попутно избавляя от верхней одежды. Кусая за оголённое плечо, отпечатывая клыки, напоминая о беге времени. Сжимая одной рукой бедро, второй, ловя приглушённые вздохи истреблённого мира, очерчивая подушечками пальцев пресс на животе и, перескакивая через ремень, опуская руку на поднявшийся пах и совсем слегка, только дразняще, надавливая под громкий вздох. Не желая быть в таком зависимом положении в крепких и горячих руках копейщика, Кэйа, скорее из интереса, чем с трезвой мыслью, запуская одну ладонь в волосы мужчины, дотянулся до рога, оглаживая шершавую, напоминающую загрубевшую кожу, структуру, и вздрагивая, чувствуя царапающие чешуйки на своем плече, пока Чжун Ли, изворачивая шею, с утробным рычанием довольства, тёрся скулой о кожу. Совсем недолго позволяя смертному такую вольность, одним рывком опрокидывая его на спину на постель под скрип деревянного каркаса, опаляя дыханием ухо мужчины, интересуясь: — Ты хочешь продолжить игру? На спёртом в предвкушении выдохе, позволяя Властелину Камня до конца разрушить руины Каэнри’аха, отвечая: — Да. *** Под спящий предрассветный ветер, собирая прах времён с чужих уст, оставляя напоминание о прошедшем, Чжун Ли собирался. Неспешно, пуговица за пуговицей, застёгивал рубашку, словно это был ежедневный ритуал, не несущий в себе ничего важного. Звёзды, мерцающие в холодной Бездне, изучали нерушимые тысячелетние скалы. — Тебе бы следовало научиться не срываться на язык Бездны, — надевая перчатки и беря со стула пиджак, отметил Архонт. — Я был под впечатлением от тысячелетнего опыта. — Не обольщайся, — стоя в дверях, в минутных поисках того странного влечения к ошибке богов Селестии, ответил Чжун Ли. — Это не изменит того, что однажды ты падешь, как и весь твой народ. — Biat ye dada, Morax, — вместо прощания ответил наследник Каэнри’аха.