Город был накрыт большой белой шапкой пушистого мягкого снега, что тем не менее очень сильно морозил. На улице было темно, хоть глаз выколи. Ажурные снежинки, что всегда не были похожи друг на друга, не спешно падали с неба на землю, кружась в странном танце,который не прекращался вот уже всю ночь
На окнах многочисленных домов висели разного рода гирлянды: сосульки и сеточки, однотонные и разноцветные, обычные и в форме звёздочек, глянцевые и матовые, холодные и тёплые. Так же на окнах были витражи и вырезанные из бумаги Санты, подарки, олени. Кто-то был очень оригинален и делал рисунки на окнах с помощью трафаретов и обычной белой зубной пастой. Двери домов были увешаны красивыми венками из еловых веток и разных ёлочных игрушек. На подоконниках догорали розовые свечи.*
В тёмную комнату через плотно заштореные тёмно-синие шторы ни проникал и лучик света хотя бы уличного фонаря, что стоял как раз под окнами.
Комната была оформлена в синих тонах, за исключением некоторых деталей чёрного и белого цвета. Синие обои, синее постельное бельё, книжные полки покрашенные в синий, тапочки.. чёрный шкаф, из которого виднелась синяя одежда. Черная кровать. Чёрная тумбочка рядом, чёрный ковёр. Ноутбук на столе тоже чёрный. Чёрная подставка для чёрно-белой Сьюзен.
Обладатель этой комнаты, синей толстовки, чёрных глаз и фамилии Риджуэлл валялся оголённой спиной на кровати, разложив руки и ноги в разные стороны и смотря не моргающим взглядом в потолок, прибывая в каком-то своём мире, слушая музыку и опусташая все свои мысли, тем самым расслабляясь. Если бы его глаза были обычными, они бы уже давно бы перестали ими быть и окрасились бы красным цветом, хотя вне зависимости от глаз, под ними были огромные такие же тёмно-синий круги, как и шторы на окнах. Рядом с кроватью стояли, лежали и валялись пустые бутылки из под разного алкоголя, начиная с мягкого вина и заканчивая столовой водкой.**
~Под покровом темноты, смотрю на вверх туда где..~
Ты
Музыка в наушниках в ушах Тома оборвалась. Плеер разрядился, вырывая Иегову из своего мирка, оставляя его на едине со своими мыслями. Том томно вздохнул и накрыл своё лицо подушкой.
Приглушённый крик.
Истошный приглушённый крик.
Вопль.
Том убрал подушку.
Отсутствующие мышцы на оголённом торсе и рёбра на грудной клетке обтягивала бледная кожа. Словно на кровати лежал скелет, а не человек.
Его глаза. Ох, эти серые глаза! Как светоотражатель, они сверкают. Его глаза! Всегда так едко смотрят на него. С дьявольской усмешкой. С чертовски привлекательной, до мурашек, дьявольской усмешкой. Такой брезгливой. Такой ненавистью смотрит на него. Это манит. А его персиковые губы? А губы-то! Мм.. так хочется прикоснуться к ним. Облизать их. Укусить. Откусить. Его губы тоже всегда в издевательской усмешке. Ах,когда он улыбается.. его зубки, его клычки! Так и хочется провести по ним языком. И сплестись с его языком, что выкидывает эти едкие слова. Эти обидные слова. Но такие заводящие. А его тело? Накачанное. Чётко очерченные кубики. Тёмные, темней бордового соски. Их бы зажать между двумя пальцами. Или прикусить зубами. И оттянуть. Чтобы из его паршивого ротика вырвался бы стон. Протяжный и мелодичный.. кайф. А какие же у него шелковистые волосы, с мягкими рожками и коротеньким хвостиком сзади. А как он одевается? Искусно. А какой отборочный мат он использует. От него всегда приятно пахнет сигаретами. Он так стоит, закуривая, словно позирует. Эти длинные костлявые пальчики с ухожанными ноготочками, которые держат сигару. А его акцент? Вы его слышали?
Ох, каже он...
Прекрасен
Но не доступен. Он не гей. Даже не би. Он ненавидит его. За что? Эта то что не такой, как все? Ну и что?
Дверь открылась, заливая комнату тёплым светом, режущим глаза. Чёрный силуэт с норвежским акцентом, опираясь об дверной косяк и скрещивая руки на груди, сказал:
- эй ты, бухарь ёбанный, тебя уже пять раз позвали, ты идёшь жрать или нет?Встать бы сейчас. Прижать его к стене. Закрыть дверь. Впиться в его губы. Прокусить их до крови, чтобы потом пить её. Сорвать с него одежду. Помучить. Вылезать его всего. Потребить его за чувствительные места. Чтобы он стал мокрым. И возбуждённым. И выебать его. Жестоко. Больно. Чтобы больше не повадно было своим языком гадости говорить, заставит его сосать. Чтобы он захлёбывался. А потом лечь с ним рядом и уснуть, зная что завтра они будут вместе на всегда.
Том поднимается. Подбирает с пола толстовку. Напяливает на себя. Он делает несколько порывистый шагов к этому черту, но проходит мимо, чуть задержавшись.
- да, иду, Торд...Но я буду всю жизнь жить один, плача в подушку, дроча на фотки тебя и слушая сопливые песни про любовь, чтобы в один прекрасный день вскрыться.