Неожиданное пробуждение

      Его разбудило громкое и изучающее кошачье мурчание над ухом. Не открывая глаз, художник попытался отмахнуться от надоедливого звука, но лишь нечаянно погладил теплое и пушистое создание, которое начало мурчать в несколько раз громче. Кое-как открыв глаз, он встретился взглядом с большим и пушистым, светло серым в полоску котом. Валентини моргнул и осмотрелся. Это был не его дом и даже не его комната, в которой он заснул сегодня ночью.       Стефано медленно сел, проверяя одежду. Рубашка и брюки. Именно в этом он заснул на собственном диване дома, но сейчас находился в явно другом месте. Он лежал на сложенном диване темно лавандового цвета. Слева от него была дощатая стена, явно сделанная вручную, а справа небольшая тумбочка с высокой лампой, которая больше походила на непонятное гнездо. В нем даже сидела игрушечная летучая мышь. За лампой была видна балконная дверь, ведущая в явно небольшое помещение, которое походило на гардеробную. Напротив сундука (кому в 21 веке нужен сундук, да еще и такой старый?), стоящего у дивана, примерно в метре, стоял стеллаж для книг, который явно пересобрали и поставили в горизонтальное положение на пол. На нем Валентини заметил граммофон для виниловых пластинок, чему немного удивился. Редко кто готов приобрести эту вещь просто так, ведь пластинки не такое уж и дешевое удовольствие, особенно, когда хочешь приобрести носитель с определенным исполнителем.       Над стеллажом разместились полки с книгами и различными старыми, раритетными вещами, а стены были окрашены в светло зеленый цвет и в принципе, в квартире царила уютная атмосфера ручного лофта с высокими, почти в четыре метра, потолками.       О его руку теранулся серый кот, что отвлекло итальянца от изучения обстановки. И только тут мужчина заметил, что на него смотрят еще две пары кошачьих глаз: одни смотрели на него с сундука, вторые — с подоконника. Черно белая кошка, сидящая на сундуке, смотрела на него с интересом, а вот вторая с напускным и сонным безразличием, на что артист выгнул бровь. Черная кошка потянулась, вставая с насиженного места и спрыгнула, уходя во вторую комнату, на которую Валентини не обратил внимания.       Перед ним, в метрах трех была большая, двухметровая дверь. Она была открыта, так что артист мог разглядеть небольшой кухонный уголок. Эта комната была уже в нежно голубых и синих цветах. На небольшом угловом столике Стефано заметил разделочную доску с лежащим на ней ножом и овощами.       Черно белая кошка последовала за своей подругой и только тут мужчина понял, что не один в квартире. Он услышал звук закрывающегося окна и облегченный выдох. После этого, с подоконника спрыгнула молодая девушка, на вид лет двадцати. Она была вся в черном, русые волосы коротко острижены, половину лица славянкой внешности закрывала точно такая же челка, как и у него самого, а на ее переносице красовались черные очки широкой прямоугольной формы. Заметив кошек, которые заняли ее место на подоконнике, девушка улыбнулась и потрепала по голове обоих, после чего повернулась лицом к двери и замерла.       Два одиночных голубых глаза встретились взглядами. Стефано медленно, осторожно встал с дивана, стараясь не делать резких движений. Сидящий на диване кот спрыгнул, и тоже ушел на кухню. Девушка же сделала медленный шаг назад, заводя правую руку за спину и беря большой кухонный нож, при этом не прерывая зрительного контакта с итальянцем, после чего стала в более удобную позицию, перехватывая нож в нижний хват лезвием от себя. Валентини поднял руки в примирительном жесте. В мыслях же, он понял, что девушка не так уж и проста. Взяла нож в стратегически верное положение, став в оборонительную стойку. Это выдавало в ней знакомство с военными. Она смотрела на него серьезным взглядом, дыша равномерно и даже не отвлекаясь на требовательный кошачий мяв со стороны подоконника.       Их разделяло всего четыре с половиной метра, но мужчина понимал, что девушка будет защищаться до последнего. Это заставило его слегка усмехнуться. — Signora, — Спокойно начал Валентини, смотря ей в глаза. — Будьте так любезны, положить оружие. Я вам не причиню вреда.       Ответа не последовало. Лишь прищур девушки стал еще более подозрительным, а пальцы сжали нож сильней. — Я безоружен. Это не этично, нападать на человека с поднятыми руками, вы не находите? — Он продолжал так же спокойно, сделав осторожный шаг вперед. — Имя, фамилия, родной город и имя первой жертвы. — Резкий, четкий, по военному поставленный вопрос. Её голос был спокойным, низким, даже со стальной ноткой, но лишь для того, что бы придать себе серьезный вид.       Валентини замер. Усмешка ушла с его лица, а единственный глаз подозрительно прищурился. Она знала, кто он, Стефано это понял по последней фразе. Судя по всему, хотела убедиться в реальности происходящего. — Ты ведь и так знаешь, кто я, не так ли? — Усмешка вновь вернулась на его лицо. — Ты не ответил. — Спокойно, но уже ощутимо мягче ответила девушка.       Артист с усмешкой прикрыл глаз, немного опустив голову. Упертая леди, нечего сказать. Мужчина поднял голову, посмотрев на девушку. Та даже с места не сдвинулась. — Стефано Валентини. — Спокойно ответил ей артист, смотря в глаза. — Флоренция. А насчет жертвы. Не имею понятия, о ком ты говоришь. — Врать не надо. — Так же спокойно ответила девушка. — Её имени достаточно.       Артист театрально скривился. Не любил он такие проверки. — Эмили. — Нехотя ответил Стефано.       Девушка опустила нож, выравниваясь и улыбнулась. — Вот, ничего же сложного не было, а ты еще и кривишься. — Она развернулась к нему спиной и с громким стуком воткнула нож в доску, взяв чайник и начав наполнять его водой. — Чувствуй себя как дома, Валентини. Чай? — Девушка повернула голову к мужчине. Тот опустил руки.       Теперь ее голос был более веселый и мягкий, даже добродушный. Кардинально отличавшийся от того, что был минуту назад. Валентини хмыкнул и зашел на кухню, которая оказалась скорее многофункциональной комнатой. Тут был и кухонный уголок, который он видел из гостиной, и ванная комната и рабочее место. Но его больше интересовала девушка, которая спокойно стояла к нему спиной, хотя минуту назад готова была обороняться ножом. — Для начала, я хотел бы узнать твое имя и где я нахожусь. А потом, можно и чай. — Хмыкнул художник, осматривая помещение.       Девушка замерла на мгновение, но ответила, закрывая крышку чайника и ставя его на электрическую плиту. — Дани. Можешь звать меня так. — Девушка вернулась к нарезке овощей. — А насчет места. Ты на юге восточной Европы. Этой информации тебе хватит.       Мужчина хмыкнул. Он понял, что имя не настоящее, но выдавать этого не стал. — Приятно познакомиться. — Улыбнулся Валентини и обратил свое внимание на стену у рабочего уголка, подходя к нему. — Мне тоже, Стефано.       Валентини с интересом рассматривал стену. Его внимание привлекли висящие на ней плакаты. Наверху были два непонятных ему коллажа ручной работы и какой-то мужчина в маске и плаще с мечом, спрыгивающий на кого-то в виде стражника. Внизу находился неизвестный художнику мужчина в красном плаще и белыми волосами с двуручным мечом, в количестве трех штук в разных изображениях. Так же был непонятный мужчина в маске в виде сердца с молотком в руке, знакомый ему детектив Кастелланос и мутный тип в серой одежде с арбалетом за спиной. Но его внимание привлекли не эти люди, а то, что находилось в центре хаотичной композиции из ярких изображений.       В центре находился плакат с его творением в Юнионе. Его прекрасная композиция «Возрождение» рядом с которой были фотографии его портрета из личного дела в полиции, и просто распечатанные рисунки с ним самим. Стефано покосился на спокойно готовящую девушку. Она не просто знала, кто он. Это было нечто большее. На фанатизм не похоже, иначе она бы по другому себя вела. — Удивлен? — Дани повернула голову к артисту, скидывая в миску нарезанные овощи. — Немного. — Спокойно ответил Валентини, смотря на девушку цепким, изучающим взглядом. — Откуда у тебя эти изображения? Ты работаешь на Мебиус? — Упаси Сагот, работать на этих идиотов. — Фыркнула девушка с веселым голосом. — Даже под дулом пистолета не стала бы. — Она достала две чашки. — Все намного проще, артист. Все что ты видишь на стене — это персонажи из различных игр и книг, которые мне симпатизируют. И ты один из них. — Дани посмотрела на художника с улыбкой. До боли знакомой улыбкой. Он сам так улыбается. От этого хотелось скривиться, но мужчина героически сдержался. — Ты думаешь, я тебе поверю так просто? — Итальянец сел на стул, закинув ногу на ногу и сложив руки на колене. — Нет. — Улыбнулась девушка. — Я тебе просто это покажу, но позже. Сначала ответь, какой ты будешь чай? Есть травяной с ромашкой, мятой и клюквой, черный с лимоном, черный с бергамотом и черный с гранатом. И сколько сахара. Предупреждаю, у меня кубики. Кофе, увы, не пью. — Травяной с двумя кубиками, пожалуйста.       Дани кивнула и сняла с плиты начавший свистеть чайник. Валентини же с интересом начал изучать рабочий стол. В его центре стоял небольшой компьютер с клавиатурой. На его краю лежало около трех скетчбуков, палитра, кисти и акварель. На самом столе царил бардак, как и на стеллаже рядом. Стефано усмехнулся. Девушка являлась творческой личностью. Это обещало быть интересным. — Скажи мне, Дани, зная, кто я такой, ты совершенно меня не боишься? — Мужчина повернулся к девушке, которая как раз подходила к нему с чашкой горячего чая. — Нет. Если бы ты хотел, ты бы давно убил меня. Но ты находишься в незнакомом месте, в незнакомом городе, и, поверь, ты бы не хотел иметь дело с местными военными спецслужбами, в которых работает мой отец. — Она говорила это как бы невзначай, ставя перед художником красную чашку. — Да и судя по всему, тебе моя персона стала интересна. По глазам вижу. — Девушка с улыбкой посмотрела ему в глаза. Он хмыкнул и посмотрел на монитор. — Ты хотела мне что-то показать.       Дани кивнула и нажала пробел на клавиатуре, выводя технику из спящего режима. Зашла в браузер, открыла вкладку и что-то ввела, после чего включила видео. — Наслаждайся. Я пока отойду покурить, что бы тебе не мешать.       Валентини молча кивнул, подняв кружку с чаем и отпивая травяной напиток. Дани ушла на подоконник, а художник был погружен в данное ему видео. Поначалу, ему это казалось абсурдом, но постепенно итальянец понимал, что происходило на экране. Это было похоже на кино с ним самим и этим ужасным детективом. Даже видео называлось «The Evil Within 2: Все катсцены со Стефано Валентини». Название игры мужчина уже видел на плакате с Себастьяном, но если это вторая часть, значит — есть и первая. Досмотрев до конца, Стефано фыркнул, откинувшись на спинку стула. Это абсурд. Не мог он быть придуман неизвестно кем. Он, художник, творец и создатель оказался просто набором строчек кода и моделькой в какой-то там игре? — Не верится, да? — Дани спрыгнула с подоконника, подходя к артисту. — Это бред. — Фыркнул мужчина, эмоционально всплеснув рукой, на что девушка улыбнулась. — Я вполне себе самостоятельная личность и к вот этому всему не имею никакого отношения. — Только вот это все произошло в Юнионе, как ни крути, Стеф. — Повела плечами Дани, на что получила косой взгляд артиста. — Прости. Стефано. — В извинении кивнула девушка, осознав свою ошибку.       Валентини хмыкнул и отпил теплый чай, смотря на монитор. Задумался. С одной стороны, это выглядело странно, но с другой… Эта девушка знала о нем, о Кастелланосе, о Мебиусе, но не была похожа на кого либо из агентов. Вранья он не чувствовал, ведь сам прекрасно знал, как это работает. Но тогда как он здесь оказался? — Можно дурацкий вопрос? — Неожиданно спросила девушка. Итальянец посмотрел на нее с вопросом. — Я могу нарисовать твой портрет? — Зачем? — Мужчина выгнул бровь. — Почему бы и нет, у тебя интересная внешность. Если хочешь, могу показать тебе свои некоторые работы с тобой.       Взгляд артиста стал заинтерисованней, а девушка взяла один из скетчбуков и, открыв, протянула его Валентини. Он с интересом взял в руки скетчбук, изучая рисунки. Большая часть была с ним самим. Он даже увидел полноценный портрет своего лица, причем вполне неплохой, но придраться было к чему. Где-то в глубине души ему хотелось обозвать это все полным баловством, а не рисунками, но творческая солидарность заткнула рот деструктивной критике. Он прекрасно знал последствия от этих слов. — Ошибок в построении хватает и иногда хромает штриховка. Но лица у тебя выходят действительно неплохо, есть куда расти. — Художник протянул скетчбук обратно. — С натуры я рисую намного лучше, чем с фото или из головы. — Она положила скетчбук на место, взяв другой, открывая его на пустой странице. — Так. можно?       Стефано молча смотрел на Дани, изучая ее. Сейчас она смотрела на него с осторожностью и надеждой, как преданный фанат на кумира. Никто в его жизни не смотрел на него таким взглядом. Ему. Это нравилось. Всегда хотелось почувствовать что-то кроме ужаса, отвращения и презрения в свою сторону просто потому, что у него другое виденье мира. Так что, почему бы и нет. — Можно. — Наконец-то кивнул артист и встал. — Но не здесь. В гостиной. Я видел на стеллаже граммофон. Какие у тебя есть пластинки? — Мужчина пошел во вторую комнату, но по пути он резко споткнулся о что-то большое, серое и пушистое. От неожиданности итальянец ругнулся на своем родном языке, но равновесие удержал и посмотрел на виновника проишествия. Тот самый серый кот смотрел на Валентини невинным взглядом кошачьих глаз. — Пожалуйста, не убей мне Кузю. — Тихо рассмеялась Дани и взяла кота на руки. Кузя моментально замурчал, подаваясь к ладоням. Валентини сложил руки на груди. — С ним очень удобно спать. — Девушка спустила кота на пол и подошла к граммофону, вытаскивая из стеллажа коробку с пластинками, начав их перебирать. — А насчет пластинок… Есть Челентано, русский рок, диско 80-х, пара старых рок-групп ииии… — Дани достала одну пластинку и показала ее артисту с улыбкой. Мужчина приподнял брови. — Чайковский. — Она посмотрела на пластинку. — Правда, серенады струнного оркестра здесь нет. Это вообще единственная нормальная пластинка, которую я нашла. Ставить? — Девушка посмотрела на Стефано, и тот одобрительно кивнул с легкой улыбкой. Валентини даже не удивился тому, что у нее есть классика.       Пока Дани настраивала граммофон и ставила пластинку, фотограф осмотрел подоконник. На нем могло спокойно уместиться двое человек. У стены лежало несколько подушек а сам подоконник накрывал плед. Подумав, Валентини устроился на нем. Это было удачное место для рисунка: хороший свет и удобное место. Как только заиграла музыка, итальянец с усмешкой прикрыл глаз и расслабился.       На его колени снова запрыгнул серый кот, громко мурча и привлекая к себе внимание мужчины. Фотограф хмыкнул и автоматическим движением погладил ласковое животное, приоткрыв глаз, после чего принялся искать взглядом девушку. Она уже сидела на сундуке с деревянным планшетом на коленях, начав рисовать. Валентини заметил, что Дани заправила свою челку за ухо и это заставило его слегка выгнуть бровь. Её глаза были абсолютно целые. — Почему ты закрываешь глаз? — Не громко спросил Стефано, поглаживая довольного кота. — Привычка и образ, основанный на одном из любимейших творцов. — Спокойно ответила девушка, подняв голову и вытянув руку с карандашом, делая стандартные замеры пропорций, после чего снова вернулась к листу. — А если серьезно? — Хмыкнул мужчина. Вместо ответа Дани просто подняла голову, смотря на артиста ярко голубыми глазами со слегка расширенным зрачком. — А мне есть смысл шутить? — Вернула ему ухмылку девушка и продолжила рисовать. — Говорю чистую правду. Еще вопросы? — Почему тебе нравится мое искусство? — Валентини посмотрел в окно, рассматривая закрытый двор колодец. На подоконник запрыгнула черная кошка, обходя ноги артиста и садясь у окна, наблюдая за голубями.       Девушка ответила не сразу. Она явно подбирала правильные слова. По крайней мере, так подумал итальянец. — Признаться честно, Валентини, поначалу я тебя терпеть не могла. — Начала Дани спокойным голосом. Мужчина понимающе хмыкнул. — Это было связанно в основном с моей симпатией к детективу Кастелланосу. Я эмпат с высокой чувствительностью, поэтому легко ловлю эмоции как живых людей, так и вымышленных. Но в какой-то момент я поняла, что моя ненависть не принадлежит мне. Что она искусственно созданная. И тогда я начала изучать твою персону и творчество более досконально. Постепенно до меня дошло, что в твоем искусстве, Стефано, что-то есть. А потом меня им захлестнуло с головой. Твои творения, фото, картины — они крайне эмоциональны и живы. Мне стало наплевать на аморальность, я была слишком поглощена эмоциями. Тогда я и поняла, что твое искусство это то, чего мне не хватало в жизни. Этого легкого безумия, артистичности, вдохновения и эмоций. Ты стал моим вдохновением, моим учителем, моей мотивацией творить и развиваться. Благодаря тебе я познакомилась с множеством прекрасных людей, разделяющих как мои взгляды, так и твои. Для некоторых я являюсь твоим воплощением в нашем мире. Я пишу, рисую, выступаю в театре и в принципе творю благодаря тебе. Ты изменил меня, Валентини. Ты дал мне понять, что значит быть творцом. Ты подарил мне новые эмоции, научил быть сильнее и отстаивать свое мнение. Показал нечто новое в искусстве. Дал понять — что такое быть другим.       Иногда Дани поднимала на артиста взгляд, сверяя положение и проверяя пропорции карандашом. Валентини же наблюдал за ней, ловя взглядом каждое движение и каждую смену интонации, но девушка была спокойна. Лишь под конец ее монолога стали проявляться эмоции и она посмотрела на него, замерев в ожидании, стараясь дышать глубже обычного. Но он молчал, смотря в ее ярко голубые, полные эмоций глаза. Что-то в них его завораживало. Эти глаза были слишком. Живыми. В голове пролетел ряд мыслей и идей с фотографиями этих живых, ярких и эмоциональных глаз. Сколько настоящих эмоций могли показать эти глаза, лицо и тело? И насколько прекрасно было бы сочетание этого голубого цвета с багровым…       Стефано моргнул, отгоняя такие заманчивые мысли и усмехнулся. — Не думал, что хоть кого-то мои работы смогут вдохновить. Я тебе настолько сильно симпатизирую? — Он старался не выдавать своей гордости и удовольствия от данного диалога. — Лучше я оставлю этот вопрос без ответа. — Хмыкнула Дани и вернулась к рисунку. Валентини лишь усмехнулся. Он прекрасно понял причину.       Следующие два часа прошли крайне приятно для итальянца: играл его любимый исполнитель, на его ногах спит большой и мягкий кот, его рисовали. Гордость артиста за самого себя была просто на высоте. В его мире никто не принимал фотографа как творца и личность. Его никто не понимал, а здесь. Здесь он чувствовал себя прекрасно. Его принимают, уважают и ценят. Это то, чего ему не хватало.       Иногда Валентини спрашивал о чем-то Дани, или она спрашивала его о чем либо о его жизни. С этой девушкой приятно было разговаривать. Оказалось, она не только рисует, но и любит фотографировать, увлекается пением, училась в театре пол года у мастеров старой школы, пишет стихи и небольшие рассказы. На вопрос «Не пишет ли она о нем?», Дани лишь улыбнулась, сказав, чтобы артист не задавал риторических вопросов. На последующие попытки итальянца разузнать что-либо об этих рассказах, она лишь загадочно улыбалась, заканчивая рисунок. — Ну, в принципе все. — Девушка отстранилась от рисунка, осматривая его издалека, после чего посмотрела на Валентини.       Мужчина убрал сонного кота со своих ног и встал с подоконника, подходя к Дани и смотря на рисунок, чуть выгнув бровь. Результат двухчасовой работы был неплох, с учетом того, что нарисовала Дани его по пояс. Она явно старалась, так как этот рисунок был лучше тех, что он видел в скетчбуке. Но пара деталей не давала ему покоя. Итальянец молча отобрал у девушки карандаш, на что та изумленно подняла брови, но протестовать не стала, и начал дополнять рисунок деталями. — Ты зацикливаешься на частном и слишком усложняешь. Смелее веди линии, не бойся контраста и хаотичности. Это добавляет шарма. Делай линии проще, грубее и свободней. В твоих руках карандаш зажат, дай ему и себе свободы. Видишь? — Фотограф сделал пару грубых, но точных уточняющих линий на складках рубашки, посмотрев на Дани. Та наблюдала за его действиями, внимательно слушая. — Так стало немного лучше и живее. — Мужчина отдал карандаш девушке и посмотрел на рисунок. — Но даже так, это лучше того, что ты мне показывала до этого. Мне нравится. — Валентини улыбнулся уголками губ, посмотрев на Дани. Та кивнула, посмотрев на художника с благодарной улыбкой. — Можешь забрать себе, если хочешь. — Девушка дополнила рисунок сегодняшней датой и подписью. Итальянец в вопросе выгнул бровь на фамилию, дописанной девушкой у ее имени. Уж чего-чего, но фамилии неотесанного детектива алкоголика он там никак не ожидал увидеть, но виду не подал. — Буду благодарен, за оказанную честь. — Театрально пафосно произнес артист, с напускным восхищением, на что девушка рассмеялась и покачала головой, после чего почти сразу же зевнула, прикрыв рот рукой. — Если ты не против, я прилягу вздремнуть, а то не спала всю ночь. — Дани сняла рисунок с планшета и отложила деревянную доску в сторону, вставая с сундука и потягиваясь., прохрустев при этом позвонками. Валентини чуть скривился на этот хруст. — Бессонница? — Художник взял рисунок, вновь его осматривая. — Просто не могла заснуть, такое у меня редко. — Она подошла к тумбочке у дивана и взяла небольшой листок, написав на нем пару слов карандашом, который все еще держала в руках, после чего подошла к артисту и протянула ему листок. — Это пароль от компьютера, если ты захочешь посидеть в интернете. Чай и холодильник в твоем распоряжении. Если что-то будет нужно — можешь будить. Художник кивнул и посмотрел на пароль. В вопросе выгнул бровь. — Кто такой Данте? — Он посмотрел на устраивающуюся на диван девушку. — Три нижние плаката на стене с мужчиной в красном плаще будут тебе ответом. — Дани зевнула и закрыла глаза, обняв мягкую игрушку в виде метровой акулы. Почти сразу же к ней на диван запрыгнул сначала Кузя, а потом и черная кошка. Черно белая же сидела около умолкнувшего граммофона, наблюдая за происходящим.       Стефано усмехнулся и ушел во вторую комнату. Мужчина не собирался мешать ее отдыху, так как прекрасно понимал на своем собственном опыте, что такое усталость после бессонной ночи. Он положил рисунок на стеллаж, немного расчистив на нем место, после чего вновь посмотрел на стену с плакатами, дабы получше рассмотреть этого Данте, в честь которого был пароль. Статный и харизматичный по лицу мужчина, нечего сказать.       Все последующее время Валентини провел за компьютером, изучая информацию о себе, детективе, Мебиусе и вообще о той игре, для которой он был якобы придуман. Фотограф крайне быстро убедился в том, что для этого мира он лишь выдумка. Не было ни статей о нем, ни выставок, на которых он был и непосредственно принимал участие. Даже такого города как Кримсон-Сити он не нашел на карте. Вся информация была на каких-то непонятных игровых википедиях, ранее им не виданных. Зато он нашел много материалов, посвященных ему самому. Рисунки, фото людей, перевоплощающихся в него самого, стихи, различные видеомонтажи с ним самим. Его. Любят? В этом мире его действительно принимают и понимают? Хотя он и так это уже понял по рассказам Дани и по ее поведению к нему, но все же.       Для итальянца это было чем-то новым. То признание, которого он добивался там, в Европе и Америке, нашло его здесь, в другой реальности среди других людей. Не от критиков, а от простых людей, которые восхищались его взглядом на мир. Но неожиданно Валентини саркастично усмехнулся. Если бы он жил здесь, в этом мире и творил точно так же, как и там, в Кримсон-сити и Юнионе, он столкнулся бы с тем же осуждением, презрением и ненавистью. Легко симпатизировать тому, кого не существует, зная, что в твоем мире он не сотворит подобного. Очередное лицемерие и ложь. Ничего нового. А эта Дани. Возможно, она такая же, как и они все. Но тогда она вела бы себя совершенно иначе. Он не видел страха и не видел фанатизма в ее глазах. Лишь настороженность и при этом полное доверие к его персоне. Она слишком хорошо знала, кто он такой, раз осмеливалась говорить от его лица в своем творчестве, о котором рассказывала. Он не видел и не чувствовал от нее осуждения. Лишь понимание и принятие. Поначалу ему это нравилось, но сейчас он не мог избавиться от гадкого чувства лжи. Не может быть все так прекрасно.       Итальянец откинулся на спинку стула и вздохнул, прикрыв глаз. Ноющая боль в голове от навязчивых мыслей вновь дала о себе знать, из-за чего Валентини скривился. Нужно было отвлечься.       Фотограф встал, стараясь не шуметь. На часах было около восьми вечера. За компьютером он просидел около четырех часов. Это больше той нормы, что он себе позволял, так как от такого напряжения на глаз, голова начинала напоминать о том, что в ней сидит осколок от гранаты. Нужно было отвлечься. Срочно. По этому Валентини принялся вновь осматривать комнату.       Неожиданно его внимание привлекло фото, висевшее отдельно от общей массы плакатов. Ярко оранжевое квадратное пятно выделялось в вечернем полумраке комнаты на фоне нежно голубой стены. Художник подошел поближе, дабы рассмотреть то, что специально не стали вносить в общую яркую картинку, дав отдельное и свободное место и усмехнулся.       Это был рисунок, выдававший себя за старую фотографию. На ней была молодая пара: мужчина и девушка в военной форме на фоне огненного рассвета. Валентини смотрел на умело выполненное изображение самого себя в молодости и Дани, стоящей рядом с ним с прикрытыми глазами и умиротворенной улыбкой. Под фото была надпись на его родном языке: «Il mio cuore batte solo per te»*. Несколько минут художник не отрывал взгляда от рисунка. Он осторожно выглянул за двери, смотря на спящую девушку и лишь усмехнулся. Все его догадки насчет нее после этого рисунка подтвердились окончательно.       Стефано подошел к столу и взял один из скетчбуков, открыв на пустом листе. Так же взял небольшую баночку с чистой водой, стоящей у компьютера, нашел пару тонких кистей, акварель и вытащил из пенала несколько простых карандашей, вместе с резинкой. Мужчина тихо вышел в гостиную, подхватив с кухни стул и подошел к дивану, садясь напротив мирно спящей в обнимку с акулой девушки. Она даже не проснулась. Света от лампы гнезда вполне хватало для его задумки. Валентини вытянул руку с карандашом и, усмехнувшись, начал рисовать…

***

      Её разбудил требовательный пищащий и громкий мяв над ухом. Девушка демонстративно скривилась и попыталась отмахнуться от назойливой черной кошки. — Майа. Отстань. Во имя Сагота… — Дани приоткрыла глаза, дабы увидеть нахальную кошку, но та уже была на кухне, начав орать оттуда.       Девушка издала многострадальческий стон и села, протерев глаза. Тяжело вздохнула и взяла телефон, посмотрев на время. Девять часов утра. Давно она не просыпалась так рано.       Пришлось вставать, но неожиданно девушка подскочила, осматриваясь. — Валентини?       Ответом ей был лишь все тот же голодный и пищащий мяв. Сердце в груди начало биться с бешеной скоростью и девушка осела обратно на диван. Приснилось? Нет, планшет стоял на том же месте, где она его поставила вчера днем. Рисунка не было. Подушки на подоконнике были приподняты, а пластинка все так же была на граммофоне. Это был не сон, но итальянца в квартире не было.       Дани тяжело вздохнула и протерла глаза. Ее взгляд упал на тумбочку, где до этого лежал телефон. Под лампой покоилась открытая акварель, рядом с ней стояла баночка с красной водой, возле которой лежала кисть и ее скетчбук. Девушка осторожно взяла его в руки. На некогда чистой странице был рисунок. Это была сама девушка. На этом рисунке она будто парила в воздухе, вися в полный профиль, изгибаясь в спине назад. Простые и четкие линии делали рисунок крайне живым, но основная деталь была не в ней, а в глазе, который был выделен голубым цветом. Из второго глаза вырывалась кровавая стрела, словно выстрел проходясь сквозь ее голову вверх, а вторая пробивала ее грудную клетку, уходя вниз. Но больше всего ее заворожило то, как были переданы эмоции. На лице и в глазах не было ни боли, ни страха. Лишь какое-то ощущение. осознания. Резкого и вдохновляющего. Счастливого…       Он… Нарисовал ее, пока она спала? Сделал подарок или ответное одолжение за его портрет? Рисовал артист красиво, элегантно и даже на бумаге умудрялся выражать свой собственный кровавый стиль. Изобразил смерть такой, какую видел именно для нее. Это было по своему прекрасно… Внизу, аккуратным и каллиграфическим подчерком была выведена надпись: « Красота живет не только в глазах смотрящего, но и в его сердце.»