Красные отпечатки губ растворяются на бледных стенах.
Её синевато-чёрное, неестественно ровное каре острее стёкол разбившихся зеркал, беспорядочно усыпавших собой паркет. Тонешь в кресле, пытаешься шевельнуться, но твоё размякшее тело демонстративно игнорирует команды сознания.«Илья…»
Она так изящно крадётся по полу, дико напоминая голодную кошку с горящими глазами, и внутри становится горячо-горячо, когда шелковый халатик так нарочито соскальзывает с ее плеч. Алые губы внезапно и властно целуют ткань твоих джинс, мучительно медленно поднимаясь выше, вслед за острыми ноготками, царапающими твою ширинку.«Оля.. Оль…»
Жарко. Душно. Она смеётся, — и нечем дышать. Луна соскальзывает с небес, пока молочная дымка заполняет пространство, выедая глаза. Всё темнеет. Ты просыпаешься без десяти минут пятого от своих участившихся вдохов, безуспешно ловя вместо воздуха остатки блаженного сна. Жена безобидно спит на своей половинке постели, скинув с себя одеяло. Поднимаешься; полы скрипят, виски пульсируют и кошка приятно мурлычет где-то в комнате.Только у вас никогда не было кошки.
Стены подрагивают мелкими волнами, ведьмы вызывают похмелье — ты был не готов — в сказках об этом ни слова. Голова кругом, в глотке — патологически сухо. Снимаешь обручальное, плотно сидящее на пальце, по обычаю кладёшь на ободок зеркала. Спустя мгновение оно нарочито соскальзывает в раковину, делает девять кругов и предсказуемо ускользает в слив. Утро расплющивает город. Твоя квартира — воронка; тебя будто засасывает вслед за кольцом. Кажется, пора завязывать с недопустимыми для твоего положения мыслями, активно пробирающимися в тогда ещё невинные сны. Кажется. «Когда кажется, креститься надо». Только рука не поднимается под тяжестью накапливающихся грешков в клетке твоего сознания.***
Оля держит белоснежную фарфоровую чашку до ужаса изыскано, ни на грамм не вписываясь в обстановку простенькой, хоть и достаточно приличной кофейни. Не вписываясь настолько, что даже неплохие на первый взгляд предметы интерьера тускнеют на её фоне. Теряются. Выходят из фокуса. — Знаете, Илья, мне бы очень не хотелось задерживать вас в столь поздний час. Вас наверняка ждут дома… А она наверняка что-то задумала. Или ты льстишь себе.. и ей наверняка всё равно. Ты читаешь людей, невольно заставляя поверить в то, что видишь их насквозь. Ловишь изумлённые взгляды и восхищённые вздохи каждый раз, стоит продемонстрировать свои фокусы. Но ты не можешь предугадать ни единого ее жеста; ставишь ставку на то, что сейчас эта чарующая женщина в очередной раз якобы невзначай повернётся в профиль, дабы продемонстрировать свою красивую белоснежную шею, а она напротив — опускает подбородок вниз, задумчиво уставившись на остывающий латте. Вырываешь себя из мыслей, ловя очередной взгляд, намекающий, что кое-кто явно засмотрелся. — Знаете, Оля, в те случаи, когда я устаю от семейной рутины и нет никакого желания появляться дома, я провожу время либо на съёмной, либо в приятной компании. Пытаешься вытянуть из неё нужную эмоции, но все ее поступки оказываются необъяснимо… другими. Она словно не замечает последнюю часть сказанного, но на легкую улыбку отвечает своей, менее искренней, но более яркой. — Устать от своей же семьи и сбегать на съёмные квартиры? Вряд ли подобное можно считать поступком настоящих мужчин… — заметив твой застопорившийся взгляд, она моментально возвращается в свою фальшивую манеру поведения, заливаясь смущенным смехом, — ох, простите меня, Илья, я не это имела ввиду… Тонкие пальцы с неестественно длинными ногтями невесомо проводят по тыльной стороне твоей ладони, а после — вновь обнимают чашку. Кроваво-алые губы оставляют на фарфоровом крае яркий отпечаток. Плёночный отрывок твоих (не)забытых снов. От неё веет показной невинностью. Обещанная, но так и не оправдавшая себя метель скулит звенящей тишиной где-то в голове. Опущенные ресницы прячут ее глаза. Она молчит. Она имела ввиду именно это. Ее черти в голове мило хихикают, корча игривые гримасы, явно желая поиграть. Твои — упорно затачивают копья. — Ничего страшного, Оля, не извиняйтесь. Женщине с искусственной улыбкой и неестественно идеальной фигурой не грозит погрузиться в рабочие муки, вызывающие у нормальных людей усталость. Это была моя оплошность, ведь я мог с лёгкостью догадаться, что человеку, сидящему дома, играющему в куклы и шьющему платьюшки вряд ли знакома утомляющая семейная рутина, — ее глаза как-то испуганно впиваются в твои, а ты примеряешь себе ее фирменную ухмылку, делая самый непосредственный, самый ядовитый вид из всех возможных. Делая глоток черного кофе, который неестественно больно обжигает организм. Делая ставку, и — побеждая. А после… Буквально чувствуешь, как молния разрезает бледное небо ровно пополам, и внезапный гром пронизывает землю высоковольтным разрядом. Ты смотришь в окно. На небе — ни тучки. В ее глазах — ураган. Ты перегнул.. И улыбка невольно соскальзывает с лица, когда алые губы напротив начинают нервно подрагивать. Комок в горле не даёт извиниться. Комок в душе не даёт вдохнуть. И какой из тебя мужчина… — Оля, я… — Спасибо вам за прекрасный вечер, — она аккуратно встаёт из-за стола, и фирменная кукольная маска вновь оседает на выразительном лице. Теперь она улыбается даже шире, чем обычно. Она вполне земная. «И не таких людей разгадывал…» Искренняя эмоция овладела ей всего на секунды, чего хватило, чтобы убедиться в своих догадках. Выстраиваешь в голове чёткую картину, в котором её основа — банальное лицемерие, так романтично обзываемое ’’образом’’, и наигранная любезность, прикрывающая эту приторную сучковатость. Ее нескрываемая уверенность, что она способна очаровать любого без единой заминки, заученные манеры под стать правильной девочке. Ее кошачьи повадки; то сладко мурлыкающая на ушко, то больно впивающаяся коготками глубоко под кожу. Чувство вины испаряется. Чувство азарта ликует. Кажется, сегодняшней встречи хватило, чтобы окончательно разгадать эту женщину, и прежнее восхищение любым ее действием по-странному стремительно сменяется чем-то отталкивающим и неприятным. Ты не переносишь образы. Ты ненавидишь маски. А она, кажется, из них состоит. Оля демонстративно оставляет на столе купюру «за кофе», не собираясь принять даже малейшей подачки в свою сторону. Малейшей подачки от тебя. Предсказуемо и гордо — чрезмерно очевидная манипуляция, которая наверняка должна была заставить тебя почувствовать свою вину. Усмешка слетает с губ, и тебе почти легчает от мысли, что ты ее обыграл — Оля оказалась слишком легкой задачкой.Но ты совсем не уверен, что разгадал её до конца.