ginger

But I couldn't lie, you swear and you cry Your teeth rotting while they fall onto mine Pouring bleach on the white, won't bring them to life Pliers twist to the right, pull out your mind

Гум движется в сторону дома после непозволительно долгого рабочего дня. Он непривычно для себя размеренно и сосредоточенно писал отчеты, допросил какую-то мужскую бабу, которая в итоге оказалась самым настоящим мужиком, пересортировал рабочее место и даже не оставил времени на ничегонеделание. Работа стала неким убежищем, отдушиной от собственных мыслей. Стало значительно легче, учитывая, что всё произошло только вчера. Без шуток, самое сухое расставание в его жизни. Они обоюдно решили оставить то, что люди называют отношениями. Гум привык к наигранной драме, к истерикам. Привык к чувству вины, небольшому, недолгому. А сейчас отчего-то целый день его преследуют чуждые ему чувства. Он будто физически пытается смахнуть их с себя, но из головы никак не идёт одна рыжая, рыжая... Гуму даже больше не хочется придумывать оскорбления. Те, казалось, были чем-то по-детски жестоким, игривым. Совсем не то настроение сейчас. Когда он сгружает своё тело на диван в гостиной и щёлкает открывашкой от пива, в кармане вибрирует телефон. Гум делает глоток, открывая сообщение, и почти давится. Вот, что они называют манифестацией мыслей. Ярко горит знакомое имя, вызывая тупые воспоминания. Ещё недавно она писала что-то вроде «захвати чипсы», «давай сходим туда», «какое платье тебе больше нравится?». «Я тебя тоже». Сейчас она просит вернуть её вещи. Гум тяжело вздыхает, откидывает телефон от греха подальше. Дура, у тебя есть ключи, приди и сама возьми, когда меня тут не будет, думает он. И вспоминает, что ключи-то надо забрать. Валентайн не замечает времени, пока сидит с закрытыми глазами. То ли от усталости, то ли от нежелания отвечать на сообщение. Когда он наконец-то вновь берёт в руки телефон, то всё же пишет короткое «разберёмся». Проводит рукой по лицу и включает ютуб, не зная что и смотреть. Он долго залипает на нарезке с блестящими голами Торонто Мейпл Лифс. Все ещё думает, что Марнера переоценивают. Допивает банку и, кажется, расслабляется. В коридоре гремит замок. — Здарова, — произносит Билл, как-то тяжело дыша. Гум оборачивается и видит приближающегося Уайта. Замечает содранные в коленках джинсы, длинную царапину на щеке и лист в волосах. — Знаешь, я даже спрашивать не буду. — И не надо, — фыркает Билл, развалившись на диване рядом. Он нагло закидывает ноги Гуму на колени, которые тот несильно спихивает. Билл цыкает и закидывает их на столик перед ними. — Миша, — он всё же говорит. — Я так и понял. — Он ахуевший. Я, блять, говорю ему, беги, нет надо было потащиться в эту чёртову забегаловку. Там, короче, кассир ебанутый немного, помнишь да этого, как его? В общем, этот дебил такой, а давай по приколу спиздим у него из-под носа картошку. Я думаю он угорает вообще, но блин, я тебе говорю, лучше с ним не связываться... вот и я как бы не ожидал, что у кассира в кроссовке, бля, нож окажется, и он захочет его пырнуть... — Я расстался с ней. Билл, кажется, так и остался с открытым ртом, собираясь закончить. Он проморгался от резкой смены темы, кашлянул. Вновь повернулся к Гуму. — Серьёзно? — Да. Они молчат, наверное, с минуту. — Почему? Гум закатывает глаза. — По тем же причинам, по которым вы все и говорили. Слишком токсичные, всё такое. Вот она и зацепилась. — Чувак... мы же не всерьёз... — произносит Билл спустя полминуты молчания. — Да забей. Всё, по сути, так и было. Давно стоило, наверное, закончить это. Билл понятливо кивает. — Ты сам-то как? — спрашивает он. Гум отмахивается. — Просто держу в курсе. Автовоспроизведение листает видео с хоккеем, комментаторы орут во всё горло. Гум пропускает мимо ушей. Включается в жизнь, когда слово «налоги» начинает резать слух. А Билл говорит: — Ну так ты это самое? Тогда... не против, если я... ну... — Билл. — Да понял я, понял. Гум думает, что лучше бы он молчал, ведь тема, как слон, заняла пространство вокруг него. Всякий раз, когда он заходил в комнату, парни как-то резко замолкали, переглядываясь. Вспышки раздражения гасить он вроде бы научился, но вот эта хрень бесить не переставала. Как, например, сейчас. Гум списался с Биллом и направился в тридцать второй в пятницу вечером, желая, наконец-то, нажраться как следует и наговориться на самые бестолковые темы. Но приблизившись к столику, за которым сидели Билл, Малд и Боб, он физически ощутил пронзившую воздух неловкость. Гум хотел улыбнуться, чтобы разрядить обстановку и показаться собой более весёлым, как обычно, но получилось натянуто. Он присел к ним, коротко поздоровавшись и уткнулся в телефон, ожидая, что они продолжат беседу, не обращая особого внимания. Как обычно. Тишина кипятила в нём раздражение. — Гум, если ты хочешь поговорить с нами... — начал Малд. — Да блять! — произнёс он громче нужного. — Нормально всё, чего вы паритесь? Билл отпил из большого стакана, отвернувшись, Малд кивнул, а Боб приподнял бровь в ответ. — Серьёзно, я не понимаю, почему вы так себя ведёте... как будто что-то прям значительно изменилось. — Да на тебе лица нет, — хмыкнул Боб. Гум не мог поверить, что то было настолько заметно. — Реально, как будто лимон сожрал, чел, — согласился Билл. Малд только примирительно улыбнулся. Гум мотнул головой, будто всё это было наваждением и он не выглядел как брошенка, которую нужно жалеть, в глазах друзей. — Короче, — начал он. — Закажите сидр, я заплачу. Спустя какое-то время парни перестали осторожничать с ним, как и полагалось. Громко высказывались и пили, пили. Покраснели щёки; Гум смеялся громче, чтобы убедить и себя, и их в том, что всё вообще прекрасно. Нет проблем, нет боли, нет забот. — А спорим, ты не подойдёшь к вон той сейчас, — смеётся Билл, обращаясь к Малду. — Эрмано, — пьяно тянет Малд. — Мне нет дела до бессмысленных интрижек. — Блять, долбаёб, Сантьяго сейчас понесёт, — посмеивался Боб. Напряжение тает с каждой минутой и Гум, откинувшись на спинку, наблюдает за всем этим. — Сантьяго в отличие от нас святой, если кто не знал, — хмыкает он. — Брат, ты мне льстишь. Но это правда, — отвечает Малд, заслуживая полетевшее ему в лицо луковое колечко. Гум закрывает глаза, ощущая приятную пустоту в голове и яблочный привкус на языке. На автомате листает ленту в инстаграме. — Мне интересно, этот джукбокс работает вообще? Или его чисто для вида поставили? — Билл размышляет вслух. — Иди проверь, хули, — предлагает Боб. — Не надо, он опять сломает что-то и придётся разбираться, — Гум трёт глаза. Билл слегка пинает его под столом, Гум пинает его в ответ. Их взгляды встречаются и они мысленно договариваются отставить, чтобы не отбить очередные синяки. Или Гум уже совсем крышей поехал. — Я уверен, там есть Ла Чона, — задумчиво говорит Малд, всматриваясь в автомат в углу бара. Они с Биллом одновременно срываются с насиженных мест. Боб фыркает. Гум качает головой и вновь утыкается в телефон. Резко вспоминает об их с Эми недавней переписке. Та напрочь отказывается самой забирать свои проклятые шмотки, объясняя всё это своей призрачной занятостью. Какие мы серьёзные, язвит про себя Гум. Желания собирать по всей хате остатки их отношений у него нет абсолютно. Когда вообще Гум парился из-за бывших? Почему именно это расставание вызывает диссонанс у парней? Почему именно она? Вопросы остаются без ответов. Наверняка те лежат на поверхности, а Гум просто не хочет их замечать. — Часто сюда приходишь? — фраза Боба выдергивает его из вереницы мыслей. — А? — Я, блять, уже не знал, чем привлечь твоё внимание. — А... сори. Наверное, Боб уже несколько раз звал его, а он был слишком погружён в эти мысли, мысли... тупые мысли. Кто их придумал вообще? Урод какой-то. — О чём задумался? — Боб потягивает остатки сидра. — Сам же сказал, что всё нормально. — Ну, может, я напиздел. Что ты мне сделаешь? — Гум подпирает щеку рукой. — Действительно. Серьёзно, из-за неё-то? Гум замечает, что от алкоголя и усталости перед глазами всё начинает слегка плыть и смазываться. Как и его мысли. Как его слова. — Я о чём, — он сжимает пальцами виски. — Знаешь, я всегда считал, что вы друг другу не подходите. Он ожидал услышать от Боба что угодно. Может то, что он лох, или попытку неловко приободрить, как это делают остальные. Но точно не это. — Это потому что она твоя сестра? — уточняет Гум. — Нет. Взгляд Гума, наверное, требует объяснения. — Ну типа ваши отношения это как лить на сгнившие зубы отбеливатель. Выглядеть станет лучше, но к жизни не вернёт. — Кого? — Гум окончательно запутался. Этот разговор похож на осознанный сон. — Отбеливатель? — Короче, всё изначально было плохо, особенно зная Эми. И тебя. Не особо прослеживая нить чужой мысли, Гум залипает на синие глаза. До дискомфорта кажется, что они у них одинаковые. Из наваждения его вырывает громкий звук тупого удара позади. Малд почти тащит пинающего автомат Билла. — Он сожрал мой доллар! — дуется тот, вернувшись за стол. — Ты просто не ту кнопку нажал! — раздражается Малд. — Так и знал, что так будет, — Боб ржёт. Разобраться с вещами всё-таки нужно, и Гум долго не может заставить себя подняться с постели. После вчерашнего раздражающе гудела голова. Шмоток оказалось не так много: толстовока, платье со сломанным в порыве страсти замком , какие-то карандаши то ли для глаз, то ли для губ — хрен разберёшь. Расчёска. Гум вспомнил, как струились в пальцах рыжие волосы... одёрнул себя. Он сложил всё в завалявшуюся на балконе коробку. Подумывал сжечь, но это было бы нечестно, она ведь попросила вернуть. Да и потом, как будто ему делать нечего. От мыслей о пожаре его отвлёк звонок в дверь, и следом за ним ещё несколько громких ударов, от которых в голове закололо. Кого там чёрт принёс с утра пораньше? Ну как с утра, было три часа дня. Но это суббота, так что... Когда Гум открывает дверь, перед ним предстаёт Боб, который отталкивает его и проходит внутрь со словами: — Где он? — И тебе здорово, — хмурится Гум. — Да-да, — отмахивается Боб, шарясь по комнатам. — Где Уайт? — Не представляю, зачем он тебе понадобился, но я сам его не видел ещё, — Гум падает на диван. — Вот чертила, — Боб слегка пнул диван и сел рядом с Гумом. — А что? — Гум сжимает пальцами переносицу. — Ты что, не помнишь? Он мне сотню торчит. — Я отрубился в машине, кажется. — Как ты мог спать, когда он вылез из верхнего окна и на всю улицу пел что-то на испанском? Гум фыркнул. — Ну и чё потом? — Ну, нас и остановили. Выписали, сука, штраф, — коп, видимо, учуял перегар «протрезвевшего» Боба. — По его вине. — На какие шиши он тебе штраф заплатит? — Его проблемы. — Тачка-то твоя. — Сука, урод, блять. Говна кусок. Гум понимающе вздохнул. — Да забей. Я разберусь. Не нужно было смотреть, чтобы понять, что у Боба брови на лоб полезли. После он негромко хмыкнул. Гум нечасто вот так в открытую предлагал помощь, а тут даже просить не пришлось. — Серьёзно? Было бы неплохо... — Если, — добавил Гум, — ты отвезёшь ей эту коробку своей сестре. — Какой из? — ухмыльнулся Боб. — Нашёл время шутить. ну вот это всё в принципе что я настрочила тогда