(Не)обдуманно

В те нередкие моменты, когда летом становилось настолько жарко, что хотелось снять с себя всю одежду и кинуть её в речку, лишь бы не обливаться потом, у Юры далеко не единожды возникало внезапное желание попросту не одеваться, когда он выходит покурить на балкон. От этих мыслей парня не останавливало буквально ничего, даже то, что его вполне могут увидеть другие люди. Ему было всё равно на общественное мнение — всё же вряд-ли кто-то в принципе поймёт и запомнит, кто он, и почему курит на балконе без одежды. Всем было попросту плевать на него и остальных, таких же неприметных и ничем не отличающихся от других. Другое дело, если бы он придумал что-то из ряда вон выходящее: ограбить соседа, например, или похитить ребёнка матери-одиночки — той самой, что живёт в общежитии совсем рядом, через дорогу. Однако сейчас он прибыл в столицу на собеседование, и, будучи в неплохих отношениях с Москвой — подобное было ему не в тягу, хоть ехать и пришлось почти целые сутки. Вместо гостиниц им выделили небольшие одноэтажные домики, на двери каждого из которых была надпись с названием города, который, собственно, если можно так выразиться, здесь и живёт. Крыша в домике у Челябинска была слегка обшарпана, однако краска на стенах выглядела свежей, будто помещение только недавно покрыли ею снаружи. Так называемыми «соседями», оказались Екатеринбург и Казань, и если общество первого он ещё мог вытерпеть, с последней у него появились… Небольшие разногласия. В конце концов, кто же знал, что ей его трусы не понравятся? А на улице действительно было очень жарко, как и в доме — кондиционеров не предусматривалось. И ладно бы Казань просто объяснила, что ей неловко, так нет же! Девушка попросту оскорбила его, сообщая, что подобное нижнее белье уже не в моде, и в целом… Боксёры ему не идут. «Боксёры тебе не идут», — мысленно передразнил её парень. «А что мне носить? Стринги?» — Юра фыркнул, а после брезгливо поморщился, представляя себя в подобном виде. Тогда уж, он действительно будет выглядеть как педик. — А мне нравится, — послышался знакомый голос прямо над ухом. Парень дёрнулся, чувствуя, как сильные руки обхватывают его плечи, слегка притягивая к себе. — Что ты, чёрт возьми, делаешь на моём балконе? — Не оборачиваясь, скорее прошипел, нежели спросил, ну и пусть — нечего было этому наглому Екатеринбургу врываться в его личное пространство. Константин за его спиной явно улыбнулся, и о боги — Юра чувствовал эту улыбку всем своим нутром, сам не понимая свои эмоции. Вроде же всего хорошо, Костя — его хороший друг, чьё имя само по себе вызывало у него некие тёплые, неизведанные ранее ощущения, которые словами передать попросту невозможно. — Я скучал, — Екатеринбург сильнее прижался к нему, утыкаясь тёплым носом парню в шею, вдыхая знакомый, родной запах табака, пыли, и немного, совсем чуть-чуть — карамели, той сладостной и приятной на вкус. Юрий вздыхает, прикрывая глаза. Они действительно давно не виделись, и основания для этого не было совсем — одни лишь тупые, совсем неправдивые отмазки, которые он сам себе придумывал. — Ну и… Что там тебе нравится? — Юра резко вырывается, оборачиваясь и смотря прямо в глаза друга. С минуту Екатеринбург просто смотрит в ответ, не отрывая взгляда, завороженно рассматривая такие знакомые черты лица, будто отвлекая себя от незнания, что ответить. Жара на улице привалила за сорок градусов, но почему-то Челябинска всё равно пробила дрожь. Наверное, слишком уж пристально на него смотрели, слишком ярким был взгляд тёплых, карих глаз. И вздёрнутая бровь, приподнявшийся уголок губ… Чёрт, Юра и сам уже начинает краснеть, глядя на него в ответ. — Я… Услышал разговор с Казанью, — чуть помедлил Константин. — И что же? — Челябинск хмурится довольно, понимая, что загоняет того в неловкое положение. — Что же тебе нравится? — Ты. Ответ прозвучал резковато, возможно даже слишком неожиданно и внезапно, но Юра на самом деле совсем не удивился. Он всё давно знал, видел и чувствовал, только вот… Его не видели. Не замечали, не пытались понять или поговорить, не хотели помочь, и как бы Юра не хотел признавать, что местами ему становилось обидно, Екатеринбург, ох, чёртов глазастый, обо всём этом догадывался. Челябинску впервые не хочется отвечать грубо, будто пытаясь задеть или оскорбить. Желание утонуть в объятиях превозмагало все остальные, без упора на реальность их как таковых. — А я… — Екатеринбург вдруг совсем теряется: был ведь таким смелым недавно, что не так? — Я мог бы тебе понравиться? Юра морщится, напрягается, ощущая, как сердце начинает биться чаще от волнения. Щёки давно уже пылают от накатывающего, словно ком, с каждой фразой, смущения, а погода только лишь усугубляла ситуацию. Парень внезапно для себя всхлипывает от нахлынувших эмоций, закусывает нижнюю губу, лишь бы не разрыдаться, но ох чёрт, слёзы предательски текут по красным щекам. Быстро пытается вытереть их рукавом, но Костя перехватывает его руку, поднося к своей груди, а после вновь обнимая его, ещё крепче, незаметно, пользуясь случаем, целуя в макушку. Юре надоело думать о том, что он не нужен, надоело чувствовать горечь от того, что не может показывать настоящие эмоции. Подобные терзания могли бы вылиться во что-то другое: драка, например, или обычный разговор. Однако его организм уже, видимо, не выдерживал такого напора, выплёскивая всё через слёзы. — Да… Наверное. Тёплая рука ложится ему на плечо, стискивая, а Юра лишь вдыхает запах мужского парфюма, и, если ему не изменяет память — того самого, что он ему подарил. Челябинск чувствует, как улыбается, и слёзы перестают течь, но отстраняться не хочется. — Мог бы, Екатеринбург, мог. — Бормочет тому в плечо, будто пытаясь заглушить собственные слова. И уже давно надоело обманывать себя, что Костя для него всего лишь друг.