Преступник, судья и палач

      Он не мог спать. Хлипкая избушка продувалась во все щели, а слуг, которые должны топить печь, Евгений прогнал еще три дня назад. И ни один из пяти не пришел сам к нему, своему господину. Онегину стало даже как-то по-детски обидно. Он не бил их, не нагружал работой и в целом после встречи с Ленским стал на удивление терпеливым. Господи, прости, опять этот Ленский.       Онегин сел на кровати. Владимир был повсюду. Евгений пытался отвлечься, подумать о чем-то другом, но мысли неизменно возвращались в привычную колею. Все напоминало о Владимире. Дом, в котором они жили, комнаты, которые он обустраивал. Даже пустая левая часть кровати. Хотя, Ленский всегда спал, раскинув руки и ноги по всей кровати, и Онегину приходилось ютиться на маленьком кусочке. Когда они жили вместе, это неимоверно раздражало, и иногда Евгению казалось, что Владимир делает это специально. Сейчас он по привычке спал на узеньком кусочке справа, и пустая часть кровати словно кинжалом резала сердце.       Онегин всегда разбирался в винах. Он посетил множество балов, бывал у знатных людей и мог по одному только запаху определить сорт вина. Но сейчас... он пил красную жидкость, слегка дравшую горло, и почти не чувствовал вкуса. Алкоголь перестал приносить желанное забвение. Разум туманился, мысли спутывались, но потом Онегин понимал, что все смертоносным вихрем крутится вокруг Ленского. Он стоял словно в середине водоворота и одновременно был повсюду. Евгений пытался отвернуться, отвести взгляд, но снова натыкался на близкие и одновременно такие далекие голубые глаза.       ...Первые несколько месяцев Онегин упивался жалостью к себе и почти заставил себя возненавидеть  Ленского. Но потом перед глазами снова вставало его лицо. Улыбка, смех, веселые глаза - все это стерлось из памяти, затерялось в глубинах сознания. Остались лишь его недоверчиво расширенные глаза. Ленский смотрел на него, стоя посреди засыпанного снегом поля, и прижимал руку к груди. Дорогая кожаная ослепительно-белая перчатка окрасилась в алый цвет. Онегин смотрел на Владимира, не отрывая взгляда. Это не может быть правдой. Он же увернулся! Он не мог не увернуться! Но Ленский пошатнулся и медленно осел на землю, хрипло и прерывисто дыша.       Евгений кинулся к нему, пытаясь удержать ставшее необычно тяжелым тело. Темные кудри поэта разметались по пушистому январскому снегу, и Владимир хрипло закашлялся. Изо рта брызнула кровь.       - Боже, боже, тихо, тихо! - сбивчиво шептал Онегин, пытаясь зажать кровоточащую рану. - Какой же я идиот, держись, Владимир, минутку! Гильо побежал за врачом. Какой же я идиот...       Владимир так и не дождался врача. Его губы несколько секунд кривились в попытке что-то сказать, а потом снова закашлялся кровью и умер. Это не было красиво или героически. Глаза Владимира были открыты, но не выражали ничего. На лице не было блаженного умиротворения, Онегин знал, ему было очень больно. Роковой выстрел пробил легкое, и Владимир задохнулся. Его одежда и все вокруг было забрызгано кричаще алой кровью.       Когда врач наконец пришел он застал поистине ужасную картину. Онегин стоял на коленях и плакал около тела мёртвого возлюбленного. Он кричал, надрывался и рвал на себе волосы.       Тело Ленского забрала семья Лариных, а Онегин медленно побрел к себе, спотыкаясь, словно пьяный. А потом он действительно напился, потому что увидел на треногом стуле немного мятую накрахмаленную рубашку Владимира...       ...Евгений не спасался ни во сне, ни наяву. Даже ночью Ленский преследовал его. Онегин видел смеющегося Владимира. Они шли по улице вдвоем по главной в деревне улице, наиболее ярко освященной парой масляных фонарей. На дворе был декабрь, а Владимир шел в легком зарубежном костюме, а Евгений кутался в тулуп и с трудом пытался подавить в себе желание закутать в него и Ленского. Шел легкий снежок, и Владимир вел себя как сущее дитя, едва ли не кружась по заснеженной улице. Кажется в ту ночь он говорил что-то о философе Эрихе Адикесе, а Онегин слушал, наслаждаясь голосом Ленского. Владимир словно распространял вокруг себя позитив, как маленькое солнышко, дарящее радость. Глядя на него, Онегину хотелось бежать вперед, что-то делать.       - ...и тогда... Евгений, ты слушаешь? - спросил Ленский, останавливаясь.       Онегин тоже встал и огляделся вокруг. Оказалось, что они уже покинули центральную улицу и ушли далеко за церковь к полям, усыпанным снегом.       - Конечно, - кивнул Онегин, сглатывая.       Владимир вдруг наклонился прямо к нему, неотрывно смотря на его губы. Евгений слегка подался вперед, готовясь к поцелую, но тут Ленский вдруг сделал шаг назад и толкнул его прямо в снег.       Евгений провалился сразу на метр, а затем белый покров начал обваливаться, засыпая его сверху. Пока Онегин, матерясь вылазил из снега, Владимир заливисто смеялся.       - Да ладно тебе! Смешно же, - сказал Ленский все еще давясь смехом под осуждающим взглядом Евгения. - Ну не хмурься ты... - протянул он, подходя ближе.       Онегин только этого и ждал. Перехватив поперек талии лёгкого незадачливого поэта, Евгений закинул того на поле в девственный снег. Красивого и длинного полета, естественно, не получилось, и Владимир совсем не грациозно рухнул, уходя по самую талию.       Когда поэт наконец вылез в насквозь промокшем камзоле, Онегин страдальчески закатил глаза и, под недовольные протесты Ленского, завернул его в тулуп и повел домой.       На следующий день Онегин заболел, но это была другая история. Сон никогда не заканчивался хорошо. Евгений толкал Ленского, тот ударялся головой и больше не вставал; Онегин закалывал его ножом, вытаскивая из сугроба; Владимир не вылазил из снега и замерзал насмерть. И всюду была кровь. Море алой крови.       Онегин просыпался в поту и растерянно шарил рукой слева от себя, а когда его пальцы нащупали лишь пустоту, тянулся за очередной бутылкой и пил из горла...       ...Евгений будто в бреду задумчиво оглядел осколок от стекла, валяющийся у окна. Он медленно протянул за ним руку, и взял его. Немного повертев, Онегин провел неровной стороной по ладони, как заворожённый глядя на свою кровь. Медленно набухли алые капли и скатились на пол.       Онегин поднял осколок и приставил его к горлу...       ...Иногда Евгений видел во сне Татьяну и Ольгу. Обе сестры Ларины укоризненно смотрели на него, а потом Ольга бежала к Ленского и причитала над его мертвым телом. Все глупышки, влюбленные в них. Онегин и Ленский всегда стороной обходили тему Ольги, считая ее неизбежным злом. А потом однажды она пришла к Ленского и застала его полуобнаженным в постели с Онегиным. Особого скандала, как опасался Евгений, не было. Ольга окинула взглядом по очереди Онегина и жениха, а потом засмеялась. И это не шутка. Ольга хохотала, глядя на двух любовников...       ...Рука Онегина задрожала и он выронил осколок.       - Как же я слаб...       ...В общем, Ольга была не очень-то против, но поставила перед Ленским ультиматум: он спит где хочет и с кем хочет, в свою очередь он не лезет в любовные дела Ольги. На том и порешили...       Во сне же и глупышка Татьяна, и Ольга кричали на Онегина, называли убийцей. А младшая из сестер в какой-то момент говорила:       - Не будь вы любовниками, не сблизься вы настолько, ничего бы не было. В этом виноват только ты...       Смерть Владимира была ужасающим ночным кошмаром, от которого Онегин не мог проснуться. И ничто не может дать ему забвение. Какая же глупость! Несусветная глупость! Ревность, к девушке, которую Владимир никогда не любил. При первой встрече, Евгений был крайне удивлен тем, что поэт и такая возвышенная натура предпочел Ольгу Татьяне.       Только год спустя, Онегин узнал: Владимир и Ольга дружили с детства. Их помолвили в раннем возрасте. Ольга знала о том, что Ленский как-то не против отношений с обоими полами, и согласилась стать его невестой, несмотря ни на что...       Онегин отхлебнул еще вина из горла, и посмотрел в разбитое зеркало. Его темную гладь пересекала глубокая трещина, разбегающаяся паучьей сетью по стеклу. Евгений всхлипнул и ударил зеркало, не в силах терпеть ненавистное лицо. Из разбитых пальцев хлынула, а Онегин бил и бил по стеклу.       - Пошел ты к черту, Ленский! Ты мертв! Ты сдох, как плешивая собака, но даже сейчас продолжаешь преследовать меня! Изыди! Оставь меня! - кричал Онегин, захлебываясь слезами.       Когда от зеркала осталась лишь пустая деревянная подложка, Евгений стал колотить по кровати, полкам, шкафам, продолжая проклинать Ленского.       Вся комната была разгромлена. Евгений стоял на обломках собственной жизни. Безумным взглядом он оглянулся вокруг и упал на колени, хватаясь за голову.       - Уйди, уйди, уйди, уйди... Уйди! Не терзай меня! - словно мантру читал Евгений...       ...Когда спустя вечером пришли слуги, то они застали разрушенную комнату, и Онегина, лежащего будто мертвым. Кровь с рук смешалась с пролитым вином, а неверный свет луны все лишь еще больше искажал.       Но Евгений не был мертв. Такое благословение как смерть не было ему даровано. Он будет жить и помнить о том, что совершил.       А пока Онегин спал и видел сон. Когда Евгений проснется он не вспомнит ни о нем, ни об осколке. Он вернется в череду серых будней и самобичевания. Но сейчас Евгений спал и не подозревал о том, что будет завтра...       Это был Ленский. Он стоял в одной рубашке посреди заснеженной улице в Петербурге в центре толпы. Вокруг были сотни людей, но все они стирались в одно размытое пятно, оставляя четким лишь его. Тут Ленский увидел Онегина. Он быстрым шагом подошел к нему, а Евгений стоял не в силах пошевелиться.       - Я прощаю тебя, - шепнул Владимир и быстро коснулся губ Евгения.       А потом исчез.