Знаешь, что бы я сделал, будучи Антоном?

Антон, ты же дома? Смс пришла настолько неожиданно, что Антону потребовалось оглядеться вокруг, чтобы точно убедиться — он находится в своей квартире, никуда не вышел. И лишь потом он позволил своим глазам немного вылезти из орбит. Ну действительно, кто еще мог прислать в двадцать первом году смс? Теперь среди пропущенных обзвонов и сообщений о балансе будет красоваться красивое «Арсений его знает че делать». Это Антону друг с пьянки переименовать его так предложил. И как точно передал всю гамму чувств. Дома Антон даже не знал, как сейчас снимаются деньги за смс: за символы или за слова? Он даже не знал, начинать ли ему волноваться, потому что голова, недавно досмотревшая очередной фильм про заложников, услужливо подкинула скованного цепями Арсения в подвале. Сейчас как начнется какая-нибудь игра на выживание, с Попова станется в очередную переделку попасть. Вот есть в мире странные люди, есть с причудами, есть просто не в себе, а есть Арсений. Он, ну, Арсений. В самом арсеньевском смысле этого слова. Такой Арсений, что смотришь на него и сразу понятно — типичный Арсений. А так как других Арсениев Антон никогда и не встречал, то легко мог предположить, что все обладатели этого звучного имени имеют приятно-восхитительную внешность, истерично-бархатный голос, ебнуто-серьезную голову и мешки под глазами, от которых их хочется завернуть в пледик и не выпускать из кроватки. У Антона очень крамольные для омеги мысли, и он с ними почти не борется. Можно я зайду? Антон посмотрел на себя в зеркало чисто механически, фыркнул на мятую пижаму и рваные носки (их бабушка давно связала, они очень теплые и по полу скользят — может поэтому на них дырка и появилась), и поплелся на кухню заваривать чай. Заходи конечно Фиг его знает, может, он сэкономил сейчас лишнюю копейку. А Арсений перебесится — нехуй, ебать, смс слать. Антон снова неконтролируемо улыбается. Его даже радует, что этот странный краш на представителя своего же вида проходит так спокойно. Антоха всегда был оптимистом, старался не париться по жизни и немножко отрицал собственные чувства. А оттого не верил никому, кто говорил, что нихуя это, товарищ, не обычный краш. — Разберемся, — махнул рукой Антон, отпивая чай. Он этот лиственный отбор честно-честно не хотел у мамы воровать, оно само как-то вышло. Та, конечно, только порадовалась, что сынишка будет питаться хорошо, отдала огурчиков, которые Антон отвоевал в честном бою у отца, и отпустила его не в голодную смерть. В его кулинарные способности в этой семье никто никогда не верил. — А вот Арсений наверняка умеет готовить, — шепнуло что-то внутри. Антон не понимал, зачем озвучивать и без того понятный факт. Очевидно же, что Арсений умеет все, а что не умеет, так это такие жалкие мелочи. Звонок заставил его вздрогнуть — он определенно не ожидал, что Арсений ждал под дверью. Но, открыв, Антон тут же решил все задачки, связанные с этой ситуацией. Плавали, знаем. Арсений, любитель выглядеть либо с иголочки, либо с показной небрежностью, ради которой, никто не сомневался, он стоял перед зеркалом не меньше часа, сейчас смотрелся донельзя паршиво. Наверно, есть какая-то ирония в том, что именно в таком состоянии он представлял наибольший интерес для альф. Размышляя бы на эту философскую тему лежа без сна в три часа ночи, Антон бы в очередной раз пришел к выводу, что париться, во что одеться и как накраситься — самое бредовое занятие в мире. Но сейчас он лишь взволнованно огляделся по сторонам. — Заходи, — вместо здрасьте произнес он, захлопывая за Арсением дверь. Судя по тому, как тот еле стоял на ногах, течка проходила отвратительно. У Арсения слиплись на лбу волосы, превратившись в торчащие пакли, с виска стекала капелька пота, он отчаянно прижимал руки к животу, стремясь унять боль, и смотрел так жалостливо, что Антону нестерпимо захотелось его обнять покрепче. — Кто-то успел пристать? — коротко спросил Антон, готовясь в любую секунду сорваться к телефону и отчаянно перебирая варинаты, куда звонить сначала: в скорую или в полицию. Но Арсений отрицательно покачал головой, выдавливая улыбку и тут же кривясь. — У тебя нет подавителей? — робко спросил он, откидывая голову на стену. Антон подхватил его за плечи, помогая добраться до ванной. — Ты уверен, что тебе в таком состоянии их можно? Арсений горько усмехнулся. — Мне и обезболивающие нельзя, но что поделать — я в таком состоянии хуй до квартиры доберусь, у меня сосед сверху сумасшедший. — Он к тебе пристает? — Пока отстал, когда я ему чуть пальцы не придавил, — Арсений поморщился, когда с него стянули мокрую насквозь футболку. — Что поделать, дешевле квартиры для съема не было. — Пиздец Арс, — буркнул Антон, — у меня оставайся — Ирка свалила, квартира полностью в моем распоряжении. — Можно? — блестящие глаза из-под опущенных ресниц смотрели с такой надеждой, что Антон подавил рвущийся из груди стон. — Конечно, — штаны Арсения также были закинуты в стиральную машинку, — мойся, я тебе вещи занесу. — Спасибо, — шепнули ему напоследок. Антон просуетился все то время, что из душа лилась вода. Заправил постель, вытащил из закромов шкафа теплое одеяло, нашел в своих запасах успокаивающий чай. Течки у него всегда проходили легко, без малейших трудностей и опасностей, Ирка тоже никакими болями и резкими запахами не страдала, и кто ж знал, что купленный на всякий пожарный чай понадобится в итоге в их квартире Арсению. — Тише-тише-тише, — омегу тем временем снова пошатнуло, и Антон поспешил крепко схватить его за плечо, — ужас какой, у тебя всегда так? — Очень часто, — Попов болезненно поморщился, — я потому и сел на подавители — запах пиздец сильный, и тело все ломит — жуть. В итоге сбился с курса, сейчас расплачиваюсь. — Альфу тебе надо, — по-дедовски заявил Антон, укладывая этого непутевого на кровать. Ему самому от этих слов стало досадно, но что поделать, если против природы не попрешь. Арсений скривил лицо в гримасе отвращения. — Ну их, — пробормотал он, закутываясь в одеяло так, чтобы снаружи торчал один нос и голубая пара глаз, смотревших ужасно заебанно. Трогательный комочек посреди дивана вызывал у Антона неконтролируемый прилив нежности. Арсения и без того хотелось постоянно обнимать, целовать и нежить, сейчас, глядя на эту маленькую гусеничку, эти желания увеличились вдвойне. А еще очень хотелось, чтобы Арсению было хорошо и не больно, чтобы он не жмурил глаза в попытке избежать неприятных ощущений и не дышал прерывисто. Антон не смог отказать себе в маленьком жесте — убрать с красного лица слипшуюся челочку — прежде чем скрепя сердцем вынести предложение. — У Ирки есть один хороший альфа по вызову, — Антон постарался ободряюще улыбнуться, — красивый, высокий, а самое главное — со справкой о вазэктомии. Антон к его услугам не прибегал — нужды не было — но иногда, в попытках вытравить из головы лежащего перед ним омегу, он таки задумывался о простом сексе на одну ночь. Да, цена кусается, но справка о вазэктомии того определенно стоит. Он и за Арса заплатить готов. Но Попов лишь покачал головой. — Не хочу, — жалобно отозвался он, — не надо, Антон, не вызывай никого, пожалуйста. Последнее слово утонуло в скулеже. Антон сорвался, хватая кружку с чаем. — Шшш, — он мягко погладил омегу по голове, — все хорошо, не буду я никого вызывать, не переживай. Пей, должно полегчать. Пил Арсений маленькими глотками, не прекращая периодически поскуливать. Под одеялом было заметно шевеление, но Антон старался туда не смотреть, чтобы никого не смущать. Сердечко его ныло и требовало, чтобы его хорошего немедленно приласкали и помогли снять боль. Арсений оторвался от кружки, покачав головой, и снова виновато уставился на него своими невозможными глазами. — Мне не нравится, — сказал он, тихо шмыгнув носом, — не нравится с альфами. Они грубые и жесткие. У меня как-то раз неделю синяки не сходили, Антох, неделю. — Может тебе просто не попадался хороший альфа? — Антон и сам не знал, зачем сейчас это говорил. Арсений посмотрел на него с такой тоской, что захотелось прикусить себе язык. Но потом его пальцев коснулась поповская рука, трогая почти невесомо, и он тут же забыл обо всем. — А еще мне не нравятся запахи, — пробормотал Арсений, улыбаясь, когда Антон крепче сжал его ладонь, — они все такие яркие, меня мутит. Он звучал как обиженный ребенок, но движения под одеялом были все менее ребяческие. Руку Антона держали при этом крепко — непривычно крепко для омеги (хотя это ж Арсений, что б у него и что-то было привычно, рассмешили). — Неужели они тебя совсем не привлекают? — свободная ладонь сама собой зарылась в мокрые волосы, перебирая прядки. Арсений легонько улыбнулся. — Мне даже сейчас секс с ними неприятно представлять. — Да брось, не все так плохо. — Ну вот что бы ты сделал со мной, будучи альфой? — Я? — Антон завис на пару секунд. — Если бы я был альфой, я бы скинул сейчас с тебя одеяло, укусил тебя за ключицу и вошел до упора, прекрасно зная, что ты готовил себя в душе. Движения под одеялом ускорились. Арсений закусил губу. — Ладно, с тобой это звучит заманчивей. А что бы ты еще делал? — Я бы… — Антон неловко почесал голову, раздумывая, как бы свернуть со скользкой дорожки, но, встретившись единожды с просящим взглядом Арсения больше не смог остановиться, — о, я бы много что с тобой делал. Я бы закинул твои ноги себе на плечи и входил бы медленно так, плавно, чтобы ты крутился и просил больше. Я бы слушал твой голос, твои мольбы, сцеловывал бы капельки пота. Я бы ускорился, и для меня не было бы ничего приятней твоих стонов. — Еще, — шепнул Арсений едва слышно. Антон сглотнул вязкую слюну и поплотнее обхватил его ладошку, надеясь не соскользнуть. Арсений вылез из-под одеяла до шеи, до тонкой, хрупкой шеи, на которой альфам так нравилось оставлять свои красные метки, не пропускать ни одного живого места, так что Попов был вынужден ходить в бадлонах. Он очень мило краснел, и родинки на его теле становились не так заметны — а Антону ну очень хотелось заметить родинки, пройтись по ним губами. Нет, Арсений тысячу раз прав, никакие альфы ему не подходят. — А знаешь, что бы я сделал, будучи омегой? — Антон даже не успел подумать, прежде чем делать шаг в пропасть. Но глаза Арсения зажглись каким-то особенным светом, он приподнял уголки губ в милой улыбке, а кадык его дернулся в предвкушении. — Что? — хрипло спросил он. — Я бы расставил повсюду свечи, — Антон сорвался с дивана, встав на колени на пол, робко касаясь их переплетенных пальцев губами, — ароматические свечи. Какие запахи тебе нравятся, Арс? — Карамель вкусно пахнет, — Арсений заскулил, но от этого скулежа у Антона наконец полноценно выступила смазка, пачкая штаны. — Значит в комнате будет царить легкий аромат карамели. Я бы прошелся языком по твоему телу, облизал бы твои пальцы, чтобы они вошли в меня, я бы играл с твоими сосками, пока они бы не потемнели от моих ласк, я бы… Арсений откинул одеяло, полноценно себе дроча. Не отпуская его руки, Антон переместился назад. — Я бы долго и старательно вылизывал тебя, я бы добился, чтобы ты кончил от одного моего языка, я бы сосал тебе с таким усердием, чтобы ты кончил во второй раз, я был бы самым счастливым омегой на земле, когда видел бы тебя в момент оргазма. Арс застонал уже полноценно. Весь гребаный мир принадлежал ему, весь гребанный мир должен делать его счастливым, и Антон решил, что нахуй природу с ее законами и правилами — это Арсений, он самый необычный человек в этой вселенной, он смотрит на него замутненно и с обожанием, и если он дальше будет тупить, то проебет все нахуй в этой жизни. — Арс, — Антон наклонился над головой самого лучшего омеги на Земле, — а знаешь, что бы я сделал, будучи Антоном Шастуном? — Что? — Поцеловал бы тебя. Но сначала спросил бы разрешения — можно? — Можно, — Арсений замер, сияя. Антон же не медлил. Губы у Попова были соленые и сухие, чувствовались маленькие повреждение — закусывать надо меньше. Антон чувствовал, как в груди поселяется такое теплое и нежное счастье, разгоняя сомнения, как полноценная влюбленность в представителя своего вида окончательно перестает маскироваться под простой дурацкий краш, как с глаз падает пелена сомнений. Арсений ему ответил, и Антон вспомнил все их переглядки, задерживающиеся слишком долго, все их робкие касания, как они смеялись только вдвоем, как Арс тянулся к нему и как ему самому Арса не хватало. Свободной рукой Антон накрыл ладонь Попова на его члене и дважды размашисто провел вверх-вниз. Арсений застонал в поцелуй. — А ты спросил бы меня, не хочу ли я с тобой встречаться? — прошептал он, смотря с мучительно искренней надеждой. — Я бы сделал это после того, как тебе немного полегчает. — Мне уже очень хорошо. Стук его сердца был прекрасно слышен Антону, и ему казалось, что стучат они в унисон — вполне возможно потому, что быстрее они не могли чисто физически. — И что бы ты мне ответил? — Да, разумеется. Маленькие салютики отгремели где-то далеко-далеко, в другой, паралелльной вселенной — здесь остались лишь стоны Арсения, когда пальцы Антона коснулись расслабленных мышц. Проникновения, что удивительно, не понадобилось — стоило несколько раз надавить снаружи, обвести и поцеловать (Шастун не удержался), и Арсений кончил, должно быть, перепугав всех соседей. Слова не шли, да и Арсений не был похож на человека, готового воспринимать что-либо. Антон осторожно вытер его салфетками, укрыл одеялом и оставил мягкий поцелуй на лбу. Арсений улыбнулся сквозь накатывающий сон и сладко засопел. Они непременно поговорят вечером, непременно поймут, что им делать и как жить дальше, непременно пройдут через все испытания и непременно будут счастливы. С Арсением иначе ведь нельзя.