Во всем виновата жара

Невыносимая жара в городе плавит асфальт. Воздух накален до предела, даже дышать невозможно. Жить в такую погоду совсем не хочется; голова постоянно болит от нестерпимой духоты, и сигареты только усугубляют ситуацию. Кудо даже не приходит в голову, что можно не курить и станет немного легче. Миссии сыплются на Вайсс как горох из дырявого мешка. Ночью, когда на город опускается тень, четверо охотников света выходят на улицы, чтобы вершить свою справедливость. Они еще молоды, но уже не верят в идеалы, которые им пытались привить в детстве - честь и благородство для них теперь пустые звуки. Есть только эта невыносимая жара и тяжелые, мутные мысли, которые кажутся чем-то не своим, лишним. - Ая, что ты будешь делать, если я умру? - голова Йоджи покоится на Аиных коленях, и это кажется безумно правильным, единственно верным. Ая пожимает плечами. Он не понимает таких разговоров. Кудо выдыхает сигаретный дым и хрипло смеется. - А если серьезно? - Не говори ерунды, - резко говорит Фудзимия и закрывает глаза. Жара овевает его своим дыханием. Тело кажется подтаявшим пластилином, мысли текут вяло, а думать о серьезных вещах нет желания. Кудо поворачивает голову и смотрит вперед - с края крыши весь город виден, как на ладони. На улицах никого нет - жара разогнала всех по домам. Только они с Фудзимией, как два идиота, сидят на крыше и разговаривают о всяких глупостях. - Хорошо, - медленно выговаривает он. - Как скажешь, Ая. *** Кен не понимает такой жизни. Еще больше он не понимает такой смерти. Кудо улыбается ему и тут же кривится от боли в груди. Разорванный плащ весь в крови - густой, багрово-алой - а он все еще пытается улыбаться и делать вид, что только что ничего не произошло. - Жаль, докурить не успел, - еле выталкивая из себя слова, произносит он. Кен не понимает Кудо уже давно, с тех самых пор, как тот заговорил о смерти и сошелся с Аей. Кен не понимает его и сейчас: он подыхает от кровопотери, но жалеет о том, что не успел докурить ту идиотскую, будь она проклята, сигарету. Кен не сразу осознает, что кровь на его лице смешивается со слезами. - Не реви... Кен, - почти неслышно говорит Йоджи. - Все... будет... - Заткнись, - сквозь пелену перед глазами говорит Кен. - Побереги силы. Ая с Оми скоро придут. Йоджи облизывает губы и чему-то улыбается. Время тянется непозволительно медленно. Кен садится рядом и начинает считать секунды: иначе он просто сойдет с ума. - Кен. - Заткнись. Йоджи неглубоко и часто дышит - больно. Он снова облизывает губы и все-таки говорит: - Засыпаю. Холодно. Холодно тут быть никак не может - эта чертова жара не оставляет город даже глубокой ночью. А после взрыва, когда догорают обломки, тут и вовсе как в аду. Просто Йоджи потерял слишком много крови. - Не засыпай, слышишь? - максимально четко произносит Кен. - Постарайся не уснуть. Концентрируйся на моем голосе. И не вздумай закрыть глаза и умереть. Ая с меня голову снимет, понял? Йоджи улыбается и старается не закрывать надолго глаза. Кен рассказывает ему какие-то глупости, но в сознании Кудо держит только одна брошенная вскользь фраза: "Ая с меня голову снимет, понял?.." *** Реабилитационный период длится столько, что жить уже и не хочется. Йоджи мается от безделья и безумно хочет курить. Нельзя - было задето легкое, так что теперь Йоджи может вести только относительно здоровый образ жизни. Кроме как курить, хочется снять с себя идиотские бинты. Хочется спать в нормальной постели, а не на этом кошмаре в клинике. Хочется кофе, который почему- то пока нельзя. Хочется секса. Хочется Аю. И пошла бы к черту боль в груди и горы таблеток, которыми пичкают врачи. Кстати, одна симпатичная медсестра постоянно строит ему глазки. Будь у Йоджи желание, он бы, может, и занялся ей. Но ему не нужен никто, кроме Аи. Кудо думает, к чему бы это, нервничает и злится. Ая стал занимать слишком много места в его жизни. Это начало беспокоить. Надоело. В голове - только одно: "Ая, Ая, Ая...". Неправильно. Неправильно. Неправильно. И эта долбаная жара. В палате настолько душно, что не спасает даже кондиционер. Цветы, которые упорно таскает ему Оми, вянут на следующий же день. Ая появился всего один раз. Назвал его придурком, у которого напрочь отсутствует осторожность, и ушел. И Йоджи правда почувствовал себя придурком. Которому хочется секса. И Аю. А лучше - совместить. Зато тут каждый день бывает Оми. И Кен. Хотя они-то лучше бы и не приходили. Йоджи уже устал от их постоянной заботы и участия. Лучше бы ему разрешили курить. Йоджи устало вздыхает, морщится от боли в груди и ложится на подушку. Закрывает глаза. Начинает считать - без этого заснуть не получается. Ночи - особенно вроде этой, когда невыносимо душно и сладко пахнет жасмином - напоминают ему о крыше, с которой весь город видно, как на ладони. О том, как удобно голова ложится на жесткие Аины колени. О том, как задумчиво и неосознанно- ласково Аины пальцы перебирают его волосы. Когда счет доходит до трехсот- с-чем-то-там, Йоджи прекращает считать. Надоело. И хочется курить. Как же хочется курить. Ая, как думаешь... *** ...Невыносимая жара плавит асфальт. Торговля цветами идет совсем вяло: в такую погоду даже школьницам лень выходить на душные улицы. Кен стоит за прилавком, обмахивается сложенной вдвое газетой, которую читал до этого, и устало наблюдает за Кудо и Фудзимией. Они вместе поливают цветы и негромко переговариваются. Кен не слышит, о чем, а прислушиваться специально - лень. Кен знает только то, что после того, как Йоджи выписали из больницы, Ая стал чуть более молчалив, а Йоджи - чуть более серьезен. Он до сих пор не понимает ни одного из них. Впрочем, с того самого времени, как Кудо сошелся с Фудзимией и заговорил о смерти, он и не пытается, потому что знает: бесполезно. Кен устало выдыхает и идет вперед, чтобы немного приоткрыть дверь магазина - иначе они все тут просто задохнутся. Ая следит за ним краем глаза и отворачивается, а Йоджи улыбается ему одними губами. Глаза у него грустные - с тех самых пор, как он... Кен не хочет думать об этом. Он улыбается в ответ и возвращается к прилавку. Садится на него и открывает бутылку с чуть нагревшейся минералкой. Он ни о чем не желает знать. Единственное, в чем он уверен на все сто процентов - это в том, что во всем виновата жара.