По-другому давай лучше

Дио думает, что у священника на удивление беззащитное жилище, потому что несколько распятий мало чем могло помочь против тварей едва сильней обычных, обладающих хотя бы самым скудным умом. Но отмечает чистоплотность человека, полы были однотонными, а пыли нигде не наблюдалось. Поразительно для того, кто в самом здании практически лишь ночевал, и то, если повезёт, через день. О, Дио знал многое об этом священнике. Что его зовут Джонатан Джостар, что он на самом деле владел большим состоянием, но предпочел отдать свое прекрасное тело и необычный ум вере и столь глупому Богу. Ведь душить своими заповедями столь прекрасное создание было явным грехом. Дио отчётливо слышит равномерное сердцебиение. Слишком спокоен для того, к кому зашёл ночной гость. Это был открытый вызов для Дио, но он уже давно понял, что Джонатан был полон сюрпризов. Например, он владел хамоном. Довольно серьезно для священника, пускай и защитника собственной церкви, потому что все остальные, которые встречались Брандо до этого, ограничивались молитвами, святой водой и распятием. Но Дио не смел думать, что человек небрежен. Он, однако, вежлив, приветствуя его уважительным «здравствуй», граничащим со свободной формой обращения. Дио лишь молча прошел через порог комнаты Джостара, начиная сразу с интересующего вопроса: — От чего же священник не прогнал вампира, ещё давно столь нагло пересёкшим границы территорий церкви? Человек оборачивается. Острое зрение позволяло рассматривать его издалека, но Брандо не может не рассматривать его вблизи. Со столь желанных коротких метров. Высок. Крепок, широкоплеч. Но довольно худ, судя по острым скулам, и измотан — об этом уже говорили темные круги под глазами. Дио видел, насколько ответственно подходил к своим обязанностям священник. Везде и всюду помогающий, он вызывал ассоциацию с добродетелью, которая непременно выручит и поможет со всеми твоими проблемами. И Дио давно к нему присматривался. Не верил, что такие люди есть, но сколько бы не изучал, все сильнее оказывался пленён ослепляющей чистотой чужого сердца. — Я верю, что даже в таких, как ты, есть нечто светлое — то, за что Бог тоже тебя любит. И блондин улыбается. Широко. Потому что искренне ненавидел его, но молчал сейчас об этом, лишь бы не увидеть разочарование в голубых глазах. И вампира почти передёргивает: с каких пор он, Дио, боялся осуждения? — Тогда позволь мне показать то, за что бог любит меня, — горячо обещает блондин, близко приблизившись к священнику, — со мной ты познаешь удовольствие. Джонатан почти сразу отстраняется, отрицательно кивая головой и протестующие махая руками. — Нет-нет, это совсем не то. Это грех, — поучительный тон вызывает недоумение, но обходится без бешенства и даже раздражения. Дио готов признать, что удивлен своей реакцией, а ещё тем, что человек не поддался. Брандо обманчиво жалостливо смотрит на него, подходя ещё раз, оглаживая крепкие руки мужчины. — И ты даже не позволишь проявить мне всю свою нежность к тебе? — и ничто не мешает ему прижаться, попробовать снова, заглянуть ещё раз в эти до невозможности простые и светлые глаза, потому что Дио не хочет разворачиваться. — Показать всё самое лучшее? Джонотан молчит. Задумчиво смотрит на него, а затем его лицо просветлело вместе с яркой улыбкой. — Нет, естественно, — и Джостар слишком джентльмен, чтобы указывать на чужие любовные похождения. — Но проявить ты себя можешь. Тебе нужно всего лишь не выпить меня насухо. Брандо отшатывается, до этого стоявший к священнику вовсе вплотную. Глаза, смотрешившие ошарашенно, сузились, выражая злобу вампира. — Ты сумасшедший предлагать это мне, — выпаливает тот, резко, потому что был действительно потрясён столь глупым предложением вроде умного человека. — Разве самоубийство не грех? Дио никогда не мог остановиться. Он всегда шел до конца своей цели, но никогда не мог оторваться от своей жертвы. Блондин и не считал это нужным, но сейчас... — Я верю своему богу, — всего-то отвечает Джостар. — Но ты можешь уходить, если не можешь. И Дио откровенно злится, понимая, что Джонатан прошёлся по больному даже не осознанно, но ещё хуже было понимание всего происходящего. И если он уйдет сейчас, вытерпев удар по собственному достоинству, Дио наверняка упустит возможность спокойно разговаривать со священнослужителем, ведь буквально скажет своими действиями, что не способен на пощаду. И Джонатан понимал, что люди для вампира не больше, чем скот для людей. И тем не менее, он верил. Уже в самого Дио, который отчаянно не хотел лишаться Джонатана. Джонатан оголяет шею с плечом, сняв рабочую рясу и расстегнув белоснежную рубашку. — Не запачкай, пожалуйста. И блондин готов смеяться с его безмятежности. Это действительно единственное, что волновало верующего в этот момент? И Дио трудно. Правда трудно, несмотря на то, как легко он кусал всех своих жертв. Но стоит лишь проткнуть кожу, всё становится легче. Вампир обхватывает губами нежную кожу страдающего места: Джонатан вздрагивает, оседает от резкого головокружения, но Брандо старается взять себя в руки. Ослабляет собственную хватку, только спустя десяток секунд осознавая, насколько мягок и податлив человек, с трудом разжимает челюсти, словно боящиеся выпустить священника. Обычно они служат капканом для убитых им. Блондин почти забывается, проклиная Джонатана за потрясающую кровь, потому что оторваться от него было очень сложно. И что теперь к нему Дио будет тянуть ещё невероятно сильней.