You get me high then you swing me low
You got me sinking like a stone
But I can't get enough, baby
So I'm coming back around for more
Tryna make my spirit soar
I can't get enough.
***
Неделя в Рабате. Один нервный срыв, марокканская тюрьма и боль, отразившаяся в строках новой песни. Это все, что довелось пережить Делайле за удивительно короткий промежуток времени. Первое, что она сделала по приезде в родной Дартфорд, — написала Марку, в Детройт. Однако ответные его письма позже были брошены в пылающий костёр. Её чувства сгорали вместе с текстами, что были выведены на белой бумаге размашистым почерком рокера. И его голос больше не был для неё сравним с действием феромонов. Она помнила его мимолетные взгляды, страстные поцелуи и тот драйв, что она ощущала, находясь рядом с ним. Она помнила его блондинистые волосы, которые развевались в его неистовом танце, мускулистое тело, которое он каждый раз обнажал на своих безумных концертах и тот самый бархатный голос, что плотно засел в её голове. Она часто думала, как бы сложились обстоятельства, если бы ничего этого не было: не той сумасшедшей поездки в Детройт, не той встречи в старой забегаловке, не их проведённой вместе ночи. Они не знали друг о друге ничего, были полными противоположностями друг другу, но разве это важно? В их крови - очередная доза кокаина, смешанная с выпитым до дна содержимым бутылки «Джека», в голове - пьяные мысли, за которые им никогда не станет стыдно. Марк не был похож на тех, с кем Оберлин была связана до этого. Те были лишь пешками в большой игре, а вот гордому американцу был уготован другой титул. Одна ночь нарушила все устои. Ей сказали, что с рассветом все закончится. Она не хотела прощаться, но эпоха сделала это за неё. Прогремел выстрел, и имя Делайлы Оберлин появилось в заголовках газет уже не по привычному поводу. Для всех она мертва, но не для Марка. Он опоздал первый раз, когда железная птица мчала её в жаркий Рабат, но так трудно отогнать призраков прошлого, преследующих тебя повсюду. Он отдал ей всего себя. Он знал, что ему предстоит отправиться в Дартфорд. Он знал, что он найдёт её там. Он догадывался о том, что она, возможно, выставит его за дверь, но всё равно не сдавался. Ему впервые улыбнулась фортуна. Она видела его образ сквозь стекла окон. Это был уже не тот Марк из захолустного бара в административном центре Мичигана. Огонь в его зелёных глазах погас, белесые волосы свисали безжизненной мочалкой, а кожа стала ещё бледнее. Он стал словно другой версией себя. Его сердце превратилось в лёд. — Ты ждала меня? — самолюбие граничило с привязанностью. Она ненавидела его точно так же, как ненавидела себя, но нуждалась в его присутствии, как в сигарете или дешёвой выпивке. Дыхание становится прерывистым, по щекам текут солёные слезы, что обжигают фарфоровую кожу, пальцы сжимаются до побеления костяшек. Хочется кричать, раздирая глотку. Хочется метать в него всё, что попадётся под руку. Хочется расцарапать его надменное лицо, оставляя на нём сотни шрамов. И сыпать соль на его кровоточащие раны. — Нет. Будто бы удар кинжала. Боль, сдавленный крик, и все принципы исчезают. Он терпел. Как собачонка, преданная и гордая, терпел, но сдался. И даже тлеющая сигарета сокращает время. — Не прикидывайся. Словно звонкая пощёчина. Делайла хрупкая, как сверкающий хрусталь, и её легко сломать. Снаружи она - словно каменная, но внутри неё бушует буря. Её слова словно яд, словно ток, словно холодное оружие. Они отравляют, они убивают внутри, они подобны электрошоку. И ей было всё равно на последствия. Когда он целует её вновь, он понимает, что, скорее всего, он делает это в последний раз. Он расстаётся с ней, с глэм-роком, со своим образом и со всем тем, чем он жил. Он сжимает её в объятиях, не желая отпускать, оттягивает её огненно-рыжие волосы, но ей плевать. Она привыкла к этой физической боли. Это было гораздо лучше, чем страдать, срывая голос от истошных криков в пустоту. Гораздо легче, чем любить и гораздо легче, чем отпускать. Отношения с ним как русская рулетка. Вот только в этой игре азарт был лишним. Они были как птицы с подбитыми крыльями - рвались летать, но падали. Они не знали, какую цену заплатили за свой недолгий успех, однако были уверены, что это навсегда. Но любовь сгорела вместе с их бешеным ритмом. И у них двоих осталась всего лишь одна ночь в холодном городе.***
... На следующий день ей позвонил менеджер и сообщил, что через два дня они улетают в Японию. Будто бы ничего и не происходило. Все события словно вспышка фотокамеры. Там Оберлин не нужна никому, даже самой себе, однако она покорно собрала вещи и покинула Англию, вернувшись туда только через месяц. И именно тогда в её доме раздался звонок, перевернувший всё. — Как ты там? Холодный вечер в Дартфорде, что она рассчитывала провести в спокойствии, закончился очередным разочарованием.