Новогодняя история

Сегодня в Москве улицы замело по самое не хочу. Всю ночь в столице шел снег, хлопья были такими большими, что Юра даже потащил Володю на улицу ночью, прекрасно зная, что им придется рано вставать с утра и они, скорее всего, не выспятся. В преддверии нового года ещё и дороги были забиты, как чёрт знает кто, будто всем именно в это время необходимо было куда-то ехать. Юра возмущенный ерзал на пассажирском сидении, иногда ругаясь на машины, что ехали перед ними и бубня под нос: «Боже, почему мы не поехали на долбанном метро?». Вова лишь улыбался, изредка поглядывая на него и сжимая в своей ладони — его. Парень смотрел в окно, любуясь городом. Что может быть лучше новогодней Москвы? Все магазины внутри были украшены к празднику, в торговых центрах стояла ёлка, главные улицы по вечерам заполняли парочки, пьющие не спеша свой горячий какао и наслаждаясь моментом. Его глаза бегали по вывескам магазинов, ресторанов, что они проезжали. Конев очень боялся, что они опоздают, что гости усядутся за стол, устав их ждать, примутся за еду, выпьют, всё как положено, а они приедут только к одиннадцати ночи, когда все уже будут в стельку и одним словом — «Весёлые ребята». Его не совсем радовали такие мысли и то, куда они его несли. Сзади раздался сигнал, видимо какой-то водитель решил выразить свое недовольство, который вывел его из состояния размышления, и он даже не понял, как Володя уже сворачивал на улицу Ленина, где жила Милка Бабичева, его старая подруга, со времен фигурного катания. Во дворе были почищены от снега дороги, а остатки уже успели спрессоваться, образуя тонкий слой льда, успевший обрести в русском народе короткое название «сракопад». Деревья, тем не менее, всё равно были красиво укутаны в белое полотно, будто в шубку. Это потому, что день, а следом за ним и вечер, были совсем безветренными. На карнизах окон висели длинные сосульки, которые немного устрашали своими размерами. Конев даже невольно поежился, думая, а что если такая махина упадет ему на голову… Но быстро осекся, вспоминая, что все мысли материальны. Вова припарковался на стоянке, вышел из машины и помог Юре, открыв с его стороны дверь. Тот невольно улыбнулся, смотря на лицо парня, которое уже было усыпано румянцем из-за холода. Он аккуратно положил свою горячую руку ему на правую щеку, согревая. — Чего шапку не взял? — начал он. — Юра! — взмолил Володя, — Мы с машины — в квартиру, зачем мне шапка? — Всё равно же холодно, — Конев кивнул на него головой, — Вон, все уши красные! Простынешь — убью. — Лучше помоги мне с продуктами, — Володя аккуратно поцеловал его в щёку, которая не успела ещё охолонуть, — Убьёт он меня, как же. — Господин Давыдов, — обратился к нему Конев, — Я бы на вашем месте побеспокоился о том, не будет ли у вас следующей ночью отобрано одеяло! Володя рассмеялся, открывая багажник. Он подхватил два пакета, с красной надписью «Магнит», а подарочные вручил Юре, который стоял рядом. — Каюсь, простите, — он закрыл багажник одной рукой и заблокировал машину, беря Юру под руку. — Мг, — недовольно обронил он, — Я посмотрю на ваше дальнейшее поведение, — Юра задрал подбородок, искоса поглядывая на Вову, который смеялся от его приказного тона. Они вошли в многоквартирный дом, там их (на первом этаже) встретила добрая женщина, Тётя Зина, консьержка, которую Мила заранее предупредила, мол, у меня будут гости, представятся, выглядят вот так, в общем, как это обычно всё бывает. Они недолго ещё простояли там, болтая с ней о том, какой на улице «дубак» и «что она никогда не знала, что у Милы есть такие красивые мальчики». Они немного засмущались от слов женщины и вскоре всё-таки попрощались с Тётей Зиной — пошли к лифту. Внутри они нажали на кнопку с цифрой десять и, посмотрев друг на друга, глупо улыбаясь. Лифт не спеша поднимал их на указанный этаж. Юра стоял в предвкушении праздника, это ощущение, когда Новый год уже на пороге и буквально наступает на пятки… Но отчего-то было волнительно. Отчего-то на душе скребли кошки, только вот что было тому причиной? — Переживаешь? — Володя посмотрел на него, аккуратно убирая от лица прядь выпавших и низкого хвоста волос. — Ага, — он аккуратно кивнул, смотря на пакеты, — Вдруг им не понравятся подарки? — Не переживай, всё будет хорошо, — Вова улыбнулся, мягко поглаживая его одной рукой по спине и целуя, снова, в щёку. И это «всё будет хорошо» успокаивало его не хуже любых таблеток. Они вышли из лифта, направляясь к нужной квартире. Вова нажал на звонок и спустя время за дверью послышались голоса и какой-то шорох. — Юрочка! — Мила закричала от радости, обнимая его крепко-крепко, до хруста костей. Сзади неё стоял Виктор Никифоров, платиновый блондин, красавец Российской сборной по фигурному катанию. Они вошли в квартиру, и Вова мягко сжал в своей руке — руку Вити. — Давно не виделись, Володь, — он его крепко обнял, хлопая ладонью по спине, — Ты как? — Нормально, Витёк, живу вот, не тужу, — он улыбнулся, стягивая носком одного ботинка — другой с пятки, — Вы как с Кацуки? Теперь к ним ещё и Юри вышел, одаривая белоснежной улыбкой гостей. Он хорошо помнил этого паренька, что Виктор только с ним бедным не творил на льду, даже к себе в сборную забрал. Парню пришлось уехать из Японии, учить ужасный русский язык. Никифоров был сущим дьяволом по отношению к нему, но сейчас Володя видел только любовь и доверительные отношения, который строились между ними. Возможно, даже такому дьяволу с ангельской внешностью положено любить. Хотя Давыдов сомневался, что у него вообще есть сердце. Они прошли внутрь квартиры, где за столом сидел молодой человек Милы — Георгий. Юра знал его с самого детства, потому что ребята делили каток, а вот Вова — не до конца. Не хватало только двоих гостей, отсутствие которых бросалось сразу же в глаза. Все прекрасно знали кого и, как никто другой понимали, что из-за дурацких пробок попасть куда-то вовремя: сейчас невозможно. В зале, что плавно перетекал в кухню, стояла красивая искусственная ёлка, украшенная золотыми и красными шарами, среди которых иногда мелькали старые советские «сосульки», а на тумбочке возле плазменного телевизора стояли арома-палочки, с запахом хвои, их-то Юрка заметил не сразу. Теперь вопрос о том, почему в комнате витал аромат смолы и детства, пропадал. Рядом с диваном был поставлен старенький советский столик, у которого одна ножка уже пошатывалась, а вокруг него ещё стулья. Юра пошел помогать на кухню Миле, а Володя уселся за стол, о чем-то бурно и смеясь, разговаривая с Жорой. — Как вам удалось приехать вовремя? — девушка засмеялась, ставя на столешницу возле раковины две салатницы. — Сам удивлен, — Юра пожал плечами, открывая холодильник и доставая крабовый салат, — Честно, Милка, я уже видел вас всех выпившими к тому моменту, как мы появимся. — Конев, — возмутилась она, — Ни капли не изменился, всё такой же прямолинейный парень, которого пыталась перевоспитать Лилия. — Слава богу, что ей это не удалось. И они оба встретились взглядами, засмеявшись на всю кухню, привлекая внимание всех остальных гостей. Жора сооружал что-то у ёлки, а Вова настраивал телевизор. Видимо, пошел снег, иначе объяснить тот факт, почему антенна не ловит сигнал — нельзя было. Юра понял, что делал молодой человек Милы — включал гирлянду. Ёлка вмиг зажглась всеми огоньками, освещая помещение, окутанное тёплым и приятным светом. Он улыбнулся, а по коже пробежали мурашки, когда родные руки коснулись его талии сзади. — Скучаешь? — Володя поцеловал его в изгиб шеи, мягко, еле ощутимо, а Юра залился краской. Они же в гостях — не дома! А, к черту всё. — Ага, — он кивнул головой, откидывая её на его плечо, — Хочу домой, Вов, уснуть с тобой вместе в обнимку, ощущать твои губы на своём теле. — Так, — сказал он, отстранившись, — Ты что задумал, жук? Мы сюда веселиться приехали. С тобой у нас впереди ещё вся зима, а ты стоишь и сопли тягаешь. — Не знаю, — Юрка пожал плечами, повернулся к нему лицом и нырнул в его крепкие объятия. — Я люблю тебя, — сказал Володя, шепча ему это у самого уха. Горячее дыхание любимого человека вывело его из ступора, и Конев поднял на него свои глаза. Он рассматривал его лицо, будто впервые. Такой красивый, такой нежный, Юркин. — И я тебя люблю, — парень улыбнулся, искренне, впервые за весь вечер, что Володя почувствовал это, просто смотря в его глаза Давыдов поцеловал его в макушку и убежал на зов Жоры, который запутался в проводах с лампочками. Тем временем те, кого ужасно не хватало — прибыли. В деревянную дверь сначала громко постучали, а потом позвонили в дверной звонок. Конев побежал открывать дверь. Прежде чем повернуть щеколду, он посмотрел в глазок и чуть слезу не проронил. — Юрка! — крикнул он, кидаясь на друга в объятия. Сколько они уже не виделись? Год, два? С того момента, как оба ушли из «большого спорта». Оба очень сожалели об этом, скучали друг по другу, но другого выхода не было. Слишком много событий, требований и заключения, а «птицами в клетке» они быть отказывались. — Как же я скучал, Конев, — Юра гладил его по спине, чуть ли не плача. — Я тоже, брат… Отабек потупился у входа, смотря на двоих фигуристов, что застряли в проёме и не туда и не сюда. В итоге, отлипнув друг от друга, они всё же прошли в зал ко всем, где уже была постелена красивая белая скатерть, с кружевным краем, а на ней стали появляться пиалы с салатами и остальные столовые приборы. Ребята уселись за стол ближе к девяти вечера, на фоне шумел телик, а они обсуждали, кто и где успел отдохнуть этим летом, как провели праздник Святого Николая, что планируют пожелать при бое курант и купили ли фейерверки. Все улыбались, смеялись. Атмосфера в доме была прекрасная, не хватало только внезапно появившегося Деда Мороза и Снегурочки на пороге, как это было, когда Юра был маленьким. — Слушайте, — сказал Жорик, уже успевший пригубить пару стопок самогона, — А как вы познакомились? — он кивнул на Юру и Володю, которые сидели рядом друг с другом. — А мы что, никогда не рассказывали? — удивился Давыдов, переставая жевать. — Неа, — ответила Милка, которая уже съела всю картошку и попивала небольшими порциями шампанское. — Ну… — затянул Юра. Плисецкий стоял у хореографического станка, разминая свои ноги, принимая первую позицию и готовясь повторить последовательность в танце, что придется закреплять потом на льду. Тем временем, Лилия Барановская, которая являлась их тренером и хотела сделать из них «балерин» стояла немного поодаль от Юры, браня его друга — Конева, которого, к слову, тоже звали Юрой. — Да ну, Лилия Владимировна! — парень повысил немного тон, в его голосе отчетливо слышалось возмущение, сквозившее между строк, — Чего вы начинаете? Ну не балерина я, ну что мне сделать? Я фигурист! — Конев, сколько раз повторять, что на льду вам необходимо иметь такую же грациозность, как у лебедя! — она не скрывала своей злости и бурно жестикулировала руками, доказывая свою правоту, — А вы с Плисецким, — она откинула руку в сторону, делая акцент на другом фигуристе, — Два медведя! Что подумают иностранцы при виде вас? «Эти русские! Они точно пьют водку, играют на балалайках и танцуют с огромными бурыми медведями», — она старалась показать американский акцент, что сказать, довольно хорошо получалось — Лилия Владимировна, — тут уже возмутился блондин, волосы которого были завязаны в высокий пучок. — Что, Плисекций? — она ещё больше нахмурила брови, отчего её лоб покрылся множеством морщин, — Вы хоть понимаете, что послезавтра уже вылет в Барселону? У вас на кону серьезнейшие соревнования, а вы относитесь к этому так, будто вам всё равно. — Хорошо, Лилия Владимировна, — парень отошел от станка и приблизился к другу, вставая рядом, — Мы обещаем работать усерднее. Конев вскинул одну бровь, смотря на Юру, как на предателя народа. Он всегда становился на его сторону, а тут взял и прогнулся под Барановскую. Не по-пацански поступал. Ну, ладно, с этим Конев решил разобраться потом, а пока Юра хлопнул его по спине, заставляя отвесить поклон и сказать такое ненавистное и нелюбимое им «извините, больше не будем». Однако Лилия же была неглупой женщиной, будут, конечно же, будут, но она закрывала на это глаза в очередной раз. Женщина развернулась и, стуча своими каблуками, ушла из танцевального зала, давая понять, что на этом занятие закончилось. Оба парня тяжело вздохнули, переглядываясь. — Ты че только что выкинул? — Юра подхватил свою сумку, что лежала в углу зала на скамье. — Юр, харе уже ей противостоять, — Плисецкий распустил волосы, идя в сторону раздевалки и открывая деревянную дверь. — Да как так можно? — его злость выросла вдвое, — Никифоров так не учился, почему-то, а мы с тобой горбимся. — У Никифорова — талант, — Плисецкий стянул с себя спортивную униформу, переодеваясь в обычную повседневную одежду, — А нам с тобой нужно работать и ещё раз работать. — Крутяк, — Конев плюхнулся на скамью в раздевалке, завязывая свои волнистые волосы в небольшой хвостик, чтобы волосы нормально легли под шапкой. — Забей ты. Главное, что у нас есть преимущество в произвольной, — он запрыгнул в свои красные конверсы, которые носил даже зимой, потоптался на месте, чтобы понять: не ссунулась ли с места стелька. — Да не могу я так, — Конев тоже начал переодеваться, понимая, что задерживает своими долгими негодованиями друга. Они оба вздохнули. Плисецкий пожал плечами, складывая вещи в свой рюкзак с надписью «Россия» на английском. Другой Юра почесал затылок и прохрустел спиной, повторив остальные действия за своим другом. Они сбежали по ступенькам из комплекса в шесть вечера, но на улице уже было очень темно, а фонари, как обычно, горели через один. Видимость была приемлемая только из-за снега. От него отражались лучи света, и вокруг всё не казалось таким мрачным. Тонкий месяц озарял вечернее небо, а вокруг не было ни одной звезды. В старых, ещё советских потрепанных крупнопанельках, в некоторых окнах, горел свет, который помогал развидеть дорогу. Юра вздохнул, притаптывая одной ногой, чтобы струсить образовавшийся снежный ком на своих зимних ботинках. — Слушай, — начал он, обращаясь к Плисецкому, — А кто ещё будет в Барсе? Казахстан же тоже собирается участвовать? — Конев, ты что, вообще не читаешь новостей? — Да на кой черт они мне нужны, ты даёшь! Мне бы с учебой этой успевать… А ты мне за какие-то новости. Плисецкий фыркнул, как это обычно происходило. Его длинная челка слегка приподнялась и опустилась обратно. — От Казахстана будут два фигуриста, — он немного помолчал, вспоминая, — Бека, которого ты знаешь и, с которым мы видимся уже не первый год и какой-то Владимир. — Двое? — Конев приостановился, удивляясь. — Ну, типа, — Плисецкий остановился следом, поворачиваясь к другу лицом, — Не трое же. — Гений. — Миллиардер. — Плейбой. — Филантроп. Они пошли дальше, молча, но ненадолго, Конев нарушил молчание: — А кто этот Вова? Ты что-нибудь о нём вообще знаешь? — Да фиг знает, кто он такой. Фигурист, судя по всему, — он пнул снег, не подумав о том, что конверсы быстро промокнут и сразу же выругался под нос. — Ты сегодня прям капитан-очевидность. — Ага, — Плисецкий улыбнулся, демонстрируя свои белёсые ровные зубы, — А ты шо думал, я такой, да. Ну, если серьезно, то он недавно вернулся в спорт, вроде как травма какая-то была, хрен его знает. — А фамилию не знаешь? — Коневу было ужасно интересно, как это и когда в Казахстане появился ещё один фигурист, которого они совсем скоро увидят в Барселоне. — Блин, Давыдов вроде, — он пожал плечами, — Не помню, честно. — У парня два имя сразу, — он засмеялся, непонятно вообще от чего. — Хватит ржать, Конев, — но у Юры был такой заразительный смех, что Плисецкого тоже накрыло, и они шли оба, смеясь с бедного Владимира, который вряд ли о них даже думал сейчас. Уже дома, Юра открыл поисковик, чтобы ознакомиться с биографией этого самого Давыдова. Было вообще непонятно, чего это его так тянуло к этому пареньку. Подумаешь, ещё один фигурист, да Конев его по льду раскатает. Но стоило ему увидеть этого Вову, как его глаза на лоб полезли. Красивый молодой человек, брюнет, с интересным разрезом глаз, вообще не азиатским. Что его и удивило, совсем не красота этого парня, нет. Он отказывался признавать, что тот ещё даже ничего. Владимир отныне его противник. Так что Юра пытался избавиться от мыслей о его внешности, но всё равно возвращался к ним, вместо того, чтобы прочесть биографию. Его напрягал тот факт, что теперь ещё один человек встанет против него. Но самое ужасное, что было — неизвестность. Он вообще не представлял себе, каков этот Владимир на льду и что он вообще из себя представляет, под какую песню будет катать, есть ли у него в номере дорожка… А ведь если есть, то это добавит ему баллов! Юра начал не на шутку нервничать. По сути, не из-за чего. А вдруг Давыдов такой же, как Бек? Суровый мужчина, скованный в движениях? Права была Барановская, когда гоняла и бранила его по залу, чтобы он учил лучше хореографию… Конев рассматривал фотографию за фотографией, пытаясь понять, отчего же его так интересует эта личность? «Из любопытства», — успокаивал он себя, но легче вообще не становилось. И он принял очень странное решение. Вместо того, чтобы пойти поставить чайник, раздеться, например, потому что он даже не стащил с себя водолазку. Как пришёл, так сразу уставился в ноутбук. Парень открыл социальную сеть и вбил там имя и фамилию казахского фигуриста. Был в сети пять минут назад, он снова залип на рассмотрении фотографий, а потом кинул заявку в друзья, написав короткое «Здарова». Потеребив пальцы, он сказал себе, что посидит пять минут и подождет ответа. Если его не поступит, то пойдет и переоденется, поест, наконец, а то весь день на йогуртах и овсянках. Он засунул в рот большой палец, поддевая им ноготь и думая о Володе, с которым был открыт диалог. Немного поежившись от холода и прождав эти мучительные пять минут, он чуть не удалил диалог, несколько раз успел передумать, отменить заявку, потов снова отправить, просчитать сто ходов вперед и продумать столько же ответов, на случай, если молодой человек проигнорирует его. Почему так переживал — не понимал вовсе. Говорила мама: «Юрчик, надо дружить с детками», а Юрчик кулаками во дворе в детстве размахивал, а потом вообще не хотел ни с кем «водить» дружбу. Мама пыталась уговорить, но он отмахивался, говорил, что и так нормально. Тем более, времени на сигареты и просиживание задницы на лавочке под каким-то подъездом у него не было. Юра встал со стула, вышел из диалога и пошел снимать одежду. Стоило ему начать стягивать с себя джинсы, как на ноутбуке прозвучало уведомление входящего сообщения. С полуспущенными штанами, он побежал к рабочему столу, замирая и фокусируя взгляд. «Привет)». Сердце бешено застучало, и парень, всё ещё со спущенными штанами, поспешил открыть диалог, чтобы продолжить беседу с неизвестным ему человеком. — Юрка, — закричала мама, с конца квартиры, — Я дома, — она сняла с себя шубу и меховую шапку, повесила все на крючок в прихожей и прошла по коридору к спальне сына, подозревая, что он опять в наушниках или вовсе ещё не вернулся. На стенах у них висели общие фотографии. Вот Юрка с дядей: держит в руке толстого карпа, тут с мамой, под ёлкой, маленький совсем сидит, такой щекастенький, в окружении подарков, а тут она одела его в пионера на новый год, завязав свой галстук вокруг шеи. Женщина ещё недолго простояла у рамок, улыбаясь, а потом вспомнила, куда и зачем вообще шла. Она приоткрыла дверь, что поддалась со скрипом и, сидящий на стуле Юра, потихоньку повернул голову. — Тьфу, дурак, напугал, — мать схватилась за сердце, входя в комнату, — Ты чего в темноте сидишь? –она опустила взгляд на ноги сына, видя спущенные штаны, её щеки залила краска. — Ма, эт не то, что ты подумала, честно, — Юра встал из-за стола, натягивая на себя штаны, — Прост я пришел, сел сразу за параграф по истории, а переодеться забыл, сообщение пришло, я вот так и сел со спущенными штанами. — Ладно, — мать удовлетворительно кивнула сыну, видя, что на кране компьютера, действительно, был открыт с кем-то диалог, — Ты уже кушал? — Не, ты иди, ужинай, я позже себе чёт сварганю. Мама ушла, оставляя Юру одного. Он хлопнул себя ладонью по лицу. Как можно было так облажаться, господи. Стыдно было ужасно, будто она его, действительно, застала за чем-то неприличным. Он всё-таки переоделся в домашнюю одежду и уселся обратно, проверяя, что написал ему его новый друг. «Уже жду встречи на соревнованиях) Не хочешь после пройтись куда-нибудь? Ну, за пределы отеля, погулять там, подарков купить. Новый год же скоро, всё же…» Конев улыбнулся, быстро печатая ответ. «С радостью». — Юра! — крикнула ему мама с кухни. — Иду, — он вышел из диалога, улыбаясь, как чеширский кот, — Уже иду! Через занавеску в зале были видны огни в квартирах в доме напротив. Там тоже кто-то суетился, бегал, доставал «тот самый стол», «тот самый сервиз», улыбался кому-то и загадывал желания. От мысли, что один праздник объединяет стольких людей под одной крышей — на душе потеплело. Его взгляд аккуратно переместился с лица своего молодого человека на тонкие пальцы их ладоней, что были заключены в замок. На безымянном пальце правой руки красовались серебряные кольца с гравировкой. Юра крепче сжал ладонь Володи, а тот нежно улыбнулся ему в ответ. — Давайте же дарить подарки! — Мила вскочила из-за стола, выбегая в соседнюю спальню и прибегая с большими пакетами. Это был лучший Новый год, что он праздновал. И если честно, Конев представить такое в свои семнадцать лет даже не мог, а сейчас это все наяву. Вот он, празднует с лучшими людьми лучший праздник, а ещё является супругом лучшего человека, хоть и неофициально. Юра любил Володю, безумно. Как никого ещё в жизни не любил. И, вспоминая те неловкие встречи по ночам в номерах, он безудержно смеялся, крепко обнимал своего возлюбленного и был счастлив. Он взглянул в его глаза и снова в них утонул. По-настоящему счастлив.