Огни над ночным городом

«Быстрее, быстрее, быстрее», — маленькое сердце бешено колотилось в груди, пока ножки отчаянно месили холодную грязь в попытках идти хоть немного быстрее. Девочка знала, что находиться здесь небезопасно, особенно сейчас, когда людей на освещённых улицах становилось всё меньше, а оборванцев в закоулках всё больше. А если и тех, и тех становилось всё больше, не стоило высовываться вообще, поскольку такую кроху легко можно было прирезать за углом или затоптать на тротуаре. Поэтому она пыталась как можно быстрее добежать к своей каморке в подвалах одного из домов, пока не встретила кого-то и не попала под дождь, от которого кожа покрывалась пятнами и зудела. От матери она слышала, что совсем скоро богачи будут отмечать какой-то праздник, связанный с тем, что их планета совершила ещё один оборот вокруг солнца, которого девочка никогда не видела. В честь этого центральные улицы украсили новыми неоновыми фонарями, на вывесках висели искусственные подобия ветвей растений, которые девочка тоже никогда не видела. Помнится, она минут пять простояла с открытым ртом, когда впервые увидела, как изнеможённый рабочий вешает эти зелёные штуки на вывеску, громко бранясь. А потом быстро убежала, когда кто-то из пешеходов больно ударил её по плечу. В тот год мама приносила несколько таких веток, они зажигали небольшую свечу, обглоданную крысами, и что-то ели… Воспоминания отозвались в желудке невыносимой болью, и девочка скорее засеменила по пустому переулку — чем быстрее она дойдёт домой, тем быстрее мама даст ей безвкусную кашицу из пайка, который приносит с работы. Ребёнок был абсолютно уверен, что мама уже была дома, и шёл всё быстрее и быстрее, не обращая внимания на длинные тени, следившие за ним из-за углов. Вот и знакомая дверь, испещрённая царапинами и следами от пуль. Девочке пришлось навалиться на неё всем весом, чтобы открыть, и то получилось это с третьего раза. Кубарем вкатилась в коридор, не успев перехватить тяжёлый лист металла, который с громким грохотом ударился о каменную стену. В ужасе дитя отскочило в закуток, ожидая, что на звук кто-то прибежит, но прошла минута, две, три… Только из ближайшей каморки вышел мужчина, натужно кашляя, и закрыл дверь, вслух проклиная тех гадов, которые раскурочили замок. Он не заметил ребёнка и, продолжая ворчать, ушёл обратно к себе. Девочка облегчённо вздохнула — она побаивалась этого странного дяденьку, бранившего её каждый раз, когда она не закрывала дверь (будто это было возможно), и говоривший, что дочь Сирены навлечёт на дом Ночного Призрака. Мама, обычно отгонявшая его, в ответ на это только вздыхала, и ничего не говорила. А девочке было интересно, кто же такая Сирена, и кто такой Ночной Призрак, и почему все взрослые так боятся, что запрещают даже вспоминать его имя на улице. Убедившись, что сосед уже ушёл, она выползла из угла и бодро потопала по тёмному коридору. Она проделывала этот путь почти каждый день и уже интуитивно знала, какая дверь ведёт в их комнатушку. Мама никогда не запирала её, надеясь, что дочь вернётся. Поэтому ребёнок уверенно толкнул маленькими ладошками знакомый лист и влетел в комнату с радостным криком: — Мамочка, я вернулась! Женщина, сидевшая за кривым столом в полной темноте, подняла голову, выискивая источник звука. И улыбнулась куда-то в пустоту: — Доченька, солнышко, ну наконец… Где ты пропадала? — А я была на той стороне большой улицы! — гордо заявил ребёнок, выуживая из лохмотьев маленький мешочек и вытряхнув из него на стол несколько монет. — Большую часть у меня отняли мальчишки, но кое-что осталось. Услышав это, женщина побледнела и в ужасе прижала к себе дочь — с другой стороны автомагистрали, проходившей в добром полукилометре от их дома, начиналась территория другой банды. Каким-то чудом девочка вообще избежала мучительной смерти от лап местных головорезов, да ещё и принесла домой скудную добычу, отделавшись только синяками, занозами и ссадинами, которых счастливый ребёнок не заметил, спеша домой. Посадив дочь на стул, женщина зажгла небольшую лампу и заковыляла в дальний угол, где хранились остатки медикаментов от покойного мужа. Выудив бутылку с гордым названием «антисептик», смочила дурно пахнущей жидкостью обрывок ткани, прихватила ржавый пинцет и подошла к девочке, которая покорно повернулась к ней спиной. Это был обязательный ритуал после её возвращения — мама смазывала её ранки и доставала большие занозы. В этот момент её можно было спросить о всём, что угодно, и девочка начала, рассеяно качая ножкой: — Мама, а почему большие улицы украшают, а наши — нет? — Потому что сильные мира сего будут праздновать Новый год. Не знаю, когда, но очень скоро. — Новый год… А он у нас будет? Женщина промолчала, вытягивая особо крупную занозу из плеча ребёнка. Неровный свет старой лампы замелькал на стенах, тени заскакали вокруг. — Так он будет, мама? Мам? — тишина. — Кстати, я видела с той стороны дороги кучи, куда выбрасывают негодные ветки, которые вешают на вывески. Я могу завтра… — Слушай. Никогда, слышишь, никогда не ходи на ту сторону улицы! — женщина на мгновение задумалась, решая, чем подкрепить свой запрет. — Иначе Ночной Призрак украдёт тебя и съест. — Ночной Призрак ест детей?! — девочка аж подскочила, услышав такую внезапную подробность. — Прямо как тот странный дяденька, который сидит в конце улицы?! — Эм… да, — мать понятия не имела, про кого говорит ребёнок и что вообще он делал в конце улицы, которая тянулась не один километр, но это сейчас было не так важно. — Ночной Призрак ест всех непослушных детей, которые уходят далеко от дома. Поэтому не вздумай ходить через автомагистраль, и тем более что-то оттуда приносить, ясно? — Ага, — печально протянула девочка, слезая со стула. — Но ведь там… — Давай, снимай вот эту рвань, я её подлатаю, — женщина выудила из котомки под столом кусок сухпайка и вручила его дочери. Забрав её испорченную одежду, села за стол и в свете лампы принялась штопать лохмотья, изредка поглядывая на ребёнка, что забился в угол кровати, жадно грызя спрессованную труху. На ту мелочь, которую она принесла сегодня, наверняка можно будет купить что-то более съедобное, чем паёк работника шахт, а ещё и праздник… Женщина надеялась, что дочь послушается и не пойдёт на территорию соседней банды в попытках раздобыть свои «ветки». Если в этот раз всё обошлось, то в следующий может не повезти. Девочка начала дремать сразу же, как желудок перестало печь. Сильнее завернувшись в изодранное одеяло, она прижала к себе пакетик с остатками ужина, наблюдая как подрагивает огонёк в лампе. Почему-то ей казалось, что в нём находилась ещё одна комната — большая и светлая, полная людей. Разодетые в блестящие одежды, они танцевали вокруг чего-то большого и зелёного, смеялись, говорили… Среди взрослых ходили и дети — не бледные и ободранные, как те, что были на улице. Девочка наклонила голову набок, рассматривая странные игрушки и украшения в руках у фигур в пламени. У неё и в мыслях не было хотеть попасть туда, в это странное место. Только чтобы это видение не уходило… *** Было что-то около полудня, когда она проснулась. Мамы уже давно не было, лампа потухла, и на столе сидела худющая чёрная крыса, ища хоть какие-то крохи и не обращая внимания на ребёнка, даже когда он подошёл вплотную. Малютка, рассматривая грызуна, вспомнила об остатках пайка, но на кровати его не оказалось — скорее всего, крысы утащили его, пока она спала. Сидеть в каморке, в которой уже становилось душно, совсем не хотелось, и девочка отправилась на улицу, вспоминая, в каком именно месте она вчера видела ветки. Выбравшись из подвала, споткнулась о чей-то труп, тщательно выпотрошенный и обезображенный. Привыкшая к такому зрелищу, она осмотрела куски кожи, валявшиеся неподалёку — на ней были рисунки, которых она не знала. Пожав плечами и убедившись, что ни одежды, ни убийц рядом нет, направилась по улочке, ведущей к автомагистрали. Изредка из переулков раздавались чьи-то приглушённые крики, но девочка только ускорила шаг, а если впереди появлялась чья-то фигура, то сразу же пряталась в ближайшей куче мусора, чтобы не попадаться на глаза. Этот урок она усвоила самым первым — никогда не попадайся на глаза другим, иначе можно очень плохо закончить. Это мама сказала, показывая ей, совсем малютке, чей-то труп посреди улицы. Поэтому, даже когда выскочила на переполненный людьми проспект, трусливо жалась к стене, следуя за потоком толпы. Большая дорога, по которой неслись машины, которые почему-то один из их соседей называл «гробами», внушала страх. И она долго не решалась сделать шаг, ступить на раскалённую поверхность вместе с другими. Но, как и вчера, кто-то грубо пихнул её в спину, и девочка побежала вперёд, протискиваясь через поток пешеходов. На дороге нельзя стоять, иначе тебя затопчут или собьют. Когда оказалась на другой стороне, сразу кинулась в ближайшую тёмную улочку, подальше от чужих глаз. И шарахнулась прочь от внезапного движения — своим появлением девочка спугнула стайку мальчиков-попрошаек, таких же трусливых, как и она. Их кожу покрывали алые татуировки, похожие на те, которые были на трупе, который видела утром. И они напряжённо наблюдали за чужачкой, которая, убедившись, что эти попрошайки не очень опасны, направилась вглубь квартала, полного крыс, смрада и убийц. Память не подвела — пропетляв по улочкам, девочка нашла эту мусорную кучу, где лежали обломки веток. Правда, их стало ещё меньше, чем вчера, но несколько мелких сучков, покрытых тонкими и острыми штуками, завалилось в просвет между стеной и какой-то коробкой, и она со счастливым видом вытащила их. Покрутила ветки из стороны в сторону, принюхалась — пахло странно. Кроме резкого запаха мусора, был ещё какой-то, который не могла описать. По крайней мере, опасным растение не выглядело, и девочка запихнула веточки за пазуху, чувствуя, как острые иголки царапают кожу. Убедившись, что рядом с мусоркой нет никого, даже попрошаек, которые до этого следовали за ней по пятам, присела рядом с коробками. Их уже множество раз потрошили, но попытать счастья всё-таки стоило. Девочка принялась выворачивать содержимое прямо на землю, тщательно перебирая каждый кусок хлама. Это было для неё обыденным делом — на своей улице они с мамой, когда та оставалась дома, обходили каждую кучу в поисках еды или одежды. Но сейчас её интересовало кое-что другое — блестящие штуки, которые могут послужить украшением для найденных веток. Она крутила каждый обломок, выискивая хоть что-то, и, когда закончила с последней коробкой, собрала несколько грязных лент, обломок колокольчика с ошейника какой-то собаки и несколько осколков цветного стекла. Довольная своими находками, забилась в самый угол, ожидая, когда на улице прекратится движение и она сможет отправиться в обратный путь. К куче несколько раз подходили люди — они притащили совсем свежий расчленённый труп, и уселись совсем рядом, громко гогоча и деля добычу. Девочка видела, как они перебирают одежду, необычно чистую для этого района, вытряхивают содержимое сумки. Кошелёк, какие-то тусклые украшения… Её глаза загорелись, когда один из них взял небольшой мешочек и вытряхнул из него камушки, нанизанные на нитку. Эта штука так бы красиво блестела в свете их лампы, только вот человек был слишком большим, и убьёт девочку быстрее, чем она даже прикоснётся к мешочку. — Ха, стекло. За это мы ничего не получим, — грабитель бросил ожерелье за спину, в кучу мусора, и оно со звоном упало почти рядом с девочкой, повиснув на обломке метала. Та едва сдержалась, чтобы не взвизгнуть от радости, и потянулась, чтобы забрать желанные камушки… Злосчастная жестяная банка, которую она случайно задела локтем, с грохотом упала, привлекая внимание преступников. На мгновение девочка замерла, не понимая, что происходит, а потом схватила ожерелье и в панике выскочила из кучи, сломя голову понеслась прочь. За спиной послышались крики, по бокам замелькали тени — мальчишки всё это время караулили её по углам, и теперь сорвались следом за головорезами, что с мерзким смехом гнались за перепуганным ребёнком из чужой банды. Девочка неслась по улочкам, крепче прижимая к груди свои находки. Она понятия не имела, куда бежит, лишь бы те, кто следовали за ней по пятам, отстали, оставили её в покое. В голове с бешеной скоростью крутились слова мамы, которая повторяла: «Ночной Призрак съест тебя, если уйдёшь!». Хотя сейчас малютка предпочла бы такую смерть, чем попасться в лапы эти здоровякам и их мелким приспешникам. Поэтому, задыхаясь, бежала вперёд. Но вот впереди блеснул свет. «Улица!» — едва не вскрикнула, и у неё словно открылось второе дыхание. Там, на свету, ждала безопасность — только перебежать дорогу, и девочка окажется дома, где никто её не тронет. Только нужно пробежать совсем немного, совсем… В голову попало что-то тяжёлое, отчего она упала навзничь на землю. Перевернулась, в ужасе осматривая своих преследователей, часто моргая, чтобы убрать странные круги перед глазами. Их смех эхом звенел вокруг, слова сливались в странный лепет. По щеке побежала тёплая струйка. Тихо пискнув, девочка в ужасе наблюдала, как один из взрослых достал тонкий нож, сверкнувший в свете фонаря с улицы. Тени мальчишек заплясали вокруг, напевая странную песенку — они жаждали зрелища и возможности заполучить пожитки жертвы. Малютка вскрикнула, когда отточенное лезвие чиркнуло по плечу в том месте, где красовалось клеймо банды. Хотела встать, убежать, но только подняла голову, один из преступников ударил её в висок. Мир перед глазами закружился, на несколько мгновений вспыхнул очень ярко и почти потух. Осталась только боль, слёзы и тёплые капли, текущие по щеке — не было даже сил кричать. Она почти не слышала голосов попрошаек, которые восторженно перекрикивались, ожидая, когда старшие сдерут с тела кожу, украшенную метками «соседей». Но в какой-то момент что-то изменилось. Даже сквозь бешеный стук сердца девочка услышала, как голоса мальчуганов поменялись, стали короткими и тревожными. А через мгновение смогла разобрать резкий крик: — Ночной Призрак! Мужчина тут же отпустил девочку, в ужасе обернулся. Его напарник вместе с мальчуганами уже дал дёру, оставив его один на один с огромной чёрной тенью, выросшей из сумрака. Вопль ужаса заполнил улицу, заставив пешеходов на свету ускорить шаг. Преступник оказался трусом, способным только вопить, глядя в лицо своей смерти. Правда, стих он очень быстро — девочка только расслышала хруст костей и треск кожи. Что-то тёплое брызнуло на лицо, смешиваясь с её собственной кровью. Боясь пошевелиться, она так и осталась лежать, попискивая от боли и крепче прижимая к груди ожерелье и ветки, слушая биение собственного сердца и дыхание громадного существа, что в паре шагов от неё равнодушно свежевало труп. *** — Мама… Я вернулась, — женщина подскочила, заслышав тихий знакомый голосок. Дочь стояла на пороге, вся в крови, в изодранной одежде, с внушительной раной на плече, и сжимала в руках несколько потрёпанных зелёных веточек и какие-то безделушки. — Господи Боже, тебя не было два дня! — она кинулась к ребёнку и крепко обняла. — Я думала, что тебя убили! Даже ходила искать, но… — Я ходила на ту сторону дороги и принесла вот это, — девочка высвободилась из объятий и похромала к столу, куда сложила все свои трофеи, после чего со стоном осела на пол. Мать кинулась за лекарствами — рана малютки выглядела ужасно, и её саму бил озноб. Кажется, уже началось воспаление, которое в их условиях было равносильно смерти. Раздобыв несколько пыльных склянок и уложив дочь на кровать, принялась промывать рану, молясь всем богам, которых не было на Нострамо, чтобы дочь отделалась простыми шрамами. Девочка не издавала ни звука, пока женщина хлопотала над ней, глядя широко открытыми глазами в закопчённый потолок. Может, она потеряла сознание от боли или просто всё ещё была в шоке. Только когда мама туго забинтовала плечо и принялась оттирать кровь с её лица, тихо сказала: — Я видела Ночного Призрака, мама. — А? — та аж подскочила, едва не уронив тряпку. — Кого? — Ночного Призрака. Он убил того человека и погнался за другим. У него… чёрные дыры вместо глаз и острые зубы. — Ты бредишь, солнышко. Я же говорила, не нужно ходить на территорию чужих, будут неприятности. — Но я принесла ветки… и бусины! — девочка оживилась, внезапно вспомнив о своём трофее. — Бусины, красивые такие, на ниточке! Он хотел их забрать, но я не отдала! — Тише, тише, — женщина подошла к столу, рассматривая «трофеи». Три крохотные зелёные веточки с острыми иголками вместо листьев, на которых застыла кровь… Лучше не знать, каким образом они оказались в том месте, где их нашла дочь. Как и ленты из дешёвой ткани и бусы из синего стекла. Но раз она захотела праздник… Женщина глянула через плечо на заснувшую девочку, достала из-под стола старую жестяную банку и села мастерить в сгущавшейся темноте. Малютка проснулась только на третий день. Невыносимо хотелось пить, и она первым делом потянулась к помятой кружке, стоявшей на полу. Не обращая внимания на боль, жадно припала пересохшими губами к пыльному краю. Сейчас горькая от огромного количества химикатов вода показалась ей сладкой. Опустошив чашку, схватила кусок пайка и залезла обратно на кровать, трясясь от внезапного холода. Подняла глаза и удивлённо ахнула. На столе стояла банка, перевязанная лентой, в которой стояли те самые веточки, в которых поблёскивали бусины. На верхушке был неаккуратный бант с кусочком прокрученного металла и красовалась записка на обрывке бумаги. Она вскочила с радостным смехом и побежала было к столу, но споткнулась и упала. Закружилась голова, мир завертелся, словно карусель, и её едва не вырвало. Но это не затмило вспышки радости — посидев несколько минут, снова поднялась и поковыляла к стулу. Забравшись на него, положила ручки на столешницу, заворожённо глядя, как слабый свет из небольшого оконца под потолком играет в гранях бусин. Жалко только, что мама прячет лампу, когда уходит — в её свете наверняка это выглядело бы куда красивее. В раздумьях вытащила из иголок записку и удивлённо покрутила из стороны в сторону. Кажется, мама забыла, что она не умеет читать, и исписала мелким неровным почерком листок с обеих сторон. Но всё равно он был очень красивым, несмотря на обкусанные крысами края и пятна керосина. И малышка догадывалась, о чём была записка — это было её поздравление с Новым годом, полумифическим праздником загадочных «сильных мира сего». *** Девочка сидела на крыше, прижимая к груди остатки сухпайка, и ждала. Сегодня был первый день, как она вышла на улицу, спустя неделю после этого страшного приключения на той стороне автострады. Уже почти сошёл огромный синяк на затылке, и рана на плече не так сильно болела по ночам, и мама, закутав её в ободранный платок, отпустила вместе с соседским мальчуганом лет пяти на крышу смотреть огни. Их должны были запустить в честь праздника, и некоторые, особо бесстрашные, вылезли на крыши своих домов, чтобы посмотреть. Своего спутника она потеряла где-то на лестничных пролётах и залезла на скользкую от дождя кровлю одна, с опаской посматривая по сторонам. Из её дома никто не появился — большая часть людей ещё не вернулись из шахт или шатались внизу, и поэтому и внутри, и снаружи никого не было. А это значило, что вся крыша была абсолютно в её распоряжении. Забравшись повыше, девочка заворожённо рассматривала жилой массив, который тянулся от одного края горизонта к другому. Вдали сверкал столп света, от которого в разные стороны тянулись лучи автострад — это был центр, элитное место, где она никогда не побывает. А в противоположной стороне дома застилал чёрный дым — там были шахты, где работала мама, и куда скоро пойдёт и она, как только достигнет нужного возраста. А пока что она сидела, беззаботно болтая ножками, на каком-то из выступов крыши и ждала чуда, когда, по рассказам матери, над сверкающим центром взлетят искры и в мрачном небе расцветут золотые цветы, которые будут медленно таять и сменяться новыми. Бурное воображение уже нарисовало картинку, и оставалось только ждать. И всё было бы прекрасно, если не чей-то взгляд, который буквально вдавил её спину. Девочка обернулась, движимая любопытством, и тихо ахнула, рассматривая сгорбившуюся фигуру внушительных размеров в тени одного из выступов. Эти странные чёрные глаза, которые мама посчитала бы бредом из-за удара, длинные когти, почти бесцветные крепко сжатые губы… Она помахала ручкой, и существо, медленно моргнув, зашевелилось, опасливо подбираясь ближе. Остановилось в паре десятков шагов, и продолжило смотреть, изучая ребёнка. — Ты Ночной Призрак, да? — улыбнулась девочка. — Спасибо, что спас меня… несколько дней назад. Ответа не последовало. Фигура так и продолжила сидеть, прижимая руки к груди, и она, присмотревшись, заметила, что в когтях был крепко зажат трупик крысы. Недолго думая, отломила от сухпайка кусок и протянула собеседнику, но тот только моргнул и не сдвинулся с места. — Ну, как хочешь, — пожала плечами и положила еду обратно в пакет. — Ты тут живёшь? Или ты пришёл из шахт? — тишина. — Ты меня понимаешь? Он крепко сжал веки и снова раскрыл их, прогоняя навязчивую картинку. Маленькое хрупкое тельце на краю крыши, неосторожный шаг — и конец. Звук её голоса звучал где-то в стороне, и он едва понимал, о чём говорит этот странный ребёнок, которого случайно спас от расправы. Видимо, девочка была слишком мала, чтобы испугаться, и продолжала рассматривать его, болтая ножкой. — Ты странный, — сообщила она, отвернувшись. — Ловишь крыс, живёшь на крыше, нападаешь на других… Ешь детей. В ответ на это послышался странный звук, отдалённо похожий на смех. Он сделал ещё несколько шагов, и ребёнок сразу же снова оглянулся и с наивным видом поинтересовался: — Что, не правда? Мама говорила, что ешь. Правда, когда она услышала, что ты меня спас, то сказала, что я брежу. Не знаю, почему она так решила… Ты же тоже хочешь посмотреть на огни? — собеседник чуть наклонил голову набок, и девочка расценила это как непонимание и развела руки в стороны. — Это такие бо-ольшие цветы, которые будут загораться на небе! И они означают Новый год. Судя по отсутствию реакции, понятнее собеседнику не стало, и девочка снова подняла голову к небу, слушая шум города и грызя сухпаёк. Чем темнее становилось, тем громче неслись машины по автостраде, чаще раздавались крики, и в домах загорался свет. Вдали зазвучали ритмичные удары чего-то металлического, свет в центре стал ярче. Вверх взвилась едва заметная искорка, погасла, и… — Смотри, смотри! — она подскочила, едва не уронив с колен еду. — Огни! Действительно, затянутое тучами небо озарилось светом алых искр, которые сложились в какой-то странный герб. За ними вспыхнули золотые, голубые, розовые… Девочка восхищённо наблюдала, как огни рассыпались по небу, несколько мгновений озаряли город своим светом, и уступали место другим. Это выглядело таким захватывающим, таким великолепным, что она засмеялась, едва сдерживаясь, чтобы не закружиться в каком-то странном танце. Даже когда дождь внезапно обрушился на город, продолжала сидеть и смотреть на огни, смеясь и поглядывая на своего собеседника, который тоже наблюдал, широко открыв глаза. — Тебе нравится, Ночной Призрак? Он ничего не ответил. Не видя ничего особенного в странных искрах, недоумённо посматривал в сторону смеющегося ребёнка, будущее которого то и дело закрывало обзор, мешая думать. От чего он может быть таким радостным, если смерть дышала в затылок в любом из вариантов? Не издавая ни звука, Ночной Призрак направился прочь, продолжая сжимать в руке тушку крысы — ему здесь было явно не место. Но прежде чем за спиной потухли последние вспышки и Нострамо снова погрузилось в темноту наступающей ночи, он услышал едва различимый детский голосок: — С Новым годом, Ночной призрак.