***
Багра вернулась из Фьерды без лишнего шума, даже не дав знать Александру, что вернулась. Если бы не его шпионы по всему дворцу, он бы никогда этого не узнал. Тем не менее, в этом не было ничего необычного. Что было необычно, так это то, что она вообще ушла. Как только Александр обнаружил, что она вернулась в свою хижину, он освободил свое расписание и отправился к ней. Бреккер молчал о том, что именно задолжала ему Багра и как именно он попросил её заплатить. Возможно, его мать можно было бы заставить быть более откровенной, хотя Александр очень сомневался в этом. Он ворвался в её хижину, не потрудившись постучать или объявить о себе. До Бреккера он считал себя единственным человеком, кто без колебаний мог войти на её территорию, но он видел, как мало внимания этот человек уделял внутреннему святилищу Багры. В чём-то они были похожи, предположил он. Багра взглянула на него, прежде чем снова уставиться в камин. Она была не освещена, что заставило Александра задуматься. Он внимательно оглядел свою мать, отметив, что она выглядела усталой, но в каком-то смысле лучше, чем была до отъезда. — Здравствуй, мама. Как прошла твоя поездка во Фьерду? — спросил он непринужденным тоном, сев напротив неё. Она бросила в его сторону свирепый взгляд, но в нём не было обычной язвительности. — Прекрати выуживать информацию, — приказала она. — Если Ритвельд тебе ничего не сказал, я не понимаю, почему ты думаешь, что скажу тебя я. — Неужели ты заботишься о защите его секретов? — Александр попытался подтолкнуть её к тому, чтобы она что-нибудь рассказала, но ему также было и любопытно. Он знал, что его мать не была лояльна к Бреккеру, и тем не менее она его покрывала. Когда её единственным ответом было угрюмое молчание, Александр попробовал другую тактику. — Он ведь не угрожает тебе? Хотя она, казалось, с презрением отнеслась к этому вопросу, тем не менее, она на него ответила. — Ничего подобного. Я заключила с ним сделку, и он был очень убедителен в том, чтобы я сделала так, как и обещала. Теперь у нас больше нет никаких дел друг с другом. Она отказалась больше говорить на эту тему. Александр ушёл, расстроенный и не приблизившийся к ответам.***
Как бы занят он ни был, Александр никогда не был слишком занят для того, чтобы потакать своей новой навязчивой идее. В течение нескольких недель после их ужина Александр взял за правило разыскивать Бреккера (и всегда называл его по имени, чтобы вызвать фамильярность). Бреккер поначалу сопротивлялся, но Александр утомил его, и теперь он неохотно смирился с присутствием Александра. Начало было положено, но всё же это было не совсем то, чего хотел Александр. Он жаждал большего, но мог быть терпеливым. Помимо каких-либо личных чувств, которые Александр мог испытывать к нему, Бреккер также показал себя отличным советником. Александр обнаружил, что ищет этого человека только из-за его советов и идей, которые если и не помогали, то всегда были как минимум интересны. Бреккер был настоящей кладезью довольно обширной информации и имел много предложений для Александра относительно военных действий, взаимодействия с двором, а также способов получения дополнительных ресурсов для его гришей. Александр считал бы этого человека своего рода союзником, если бы не тот факт, что он всё ещё не до конца понимал цели Бреккера. Во многом он был похож на Александра и явно стремился защитить гришей, пусть и в меньшем масштабе, когда под его опекой находились только дети-гриши. Но Александр мог бы с этим смириться. Конечно, не составило бы большого труда убедить Бреккера присоединиться к его делу по защите всех гришей и создания для них места в мире. Если бы нечто иное, как знание того, что Женя, Нина и Давид были бы в безопасности и всегда имели дом в Малом Дворце. Александру просто нужно было найти правильный аргумент, чтобы убедить Бреккера. Но не это было его целью на этот день. Возвращение Багры напомнило ему о любопытстве, которое он испытывал к Бреккеру, и ему было интересно услышать, как Бреккер на это отреагирует. Они встретились в комнатах Александра за ужином, без детей, хотя это становилось обычным делом. Бреккер утверждал, что изысканные обеды должны быть удовольствием, а не еженедельным событием, но Александр подозревал, что у него были другие причины возражать против присутствия детей. Неважно, Бреккер был тем, кого Александр на самом деле хотел увидеть и поговорить. Он не собирался жаловаться на то, что завладел всем вниманием этого мужчины. — Мне было интересно, — начал Александр, — что вы знаете о мерзости? Бреккер оторвал взгляд от своей тарелки и подозрительно покосился на Александра. — Почему вы спрашиваете меня об этом? — Это было просто то, что сказала моя мать, — пренебрежительно сказал Александр, но сразу понял, что Бреккер этому не поверил. Он казался ещё более взволнованным, даже отложил столовое серебро. Встревоженный, так как он искренне не хотел заставлять мужчину защищаться или злиться, Александр добавил: — Она упомянула, что вы знали Илью. Это, похоже, успокоило Бреккера, который вернулся к еде. — Почему вы хотите это знать? — Бреккер всё ещё казался немного настороженным, но не было ничего такого, что он бы не контролировал. — Мне всегда было любопытно узнать о мерзости, — осторожно сказал Александр. Бреккера эти слова явно развеселили. Когда Александр бросил на него взгляд, он сказал: — Похоже, это слегка преуменьшение. — И что это должно означать? — Теперь уже Александр чувствовал, что вынужден защищаться. Бреккер сделал жест, отмахнувшись от его комментария. — Неконтролируемая Мерзость коварна. Взять хотя бы Каньон. Вы можете получить то, что хотите, но не в том виде, в каком вы этого хотели. Это как бросать кости. Я же предпочитаю просчитывать шансы, вместо того чтобы оставлять всё на волю судьбы. Александр заколебался при этих словах. Его не удивило, что Бреккер понял, что Каньон был создан с помощью мерзости. Для него имело смысл установить эту связь, если бы он действительно был осведомлен о мерзости и имел некоторое представление о работе Ильи. Но Александр не рассчитывал на эту внезапную возможность прощупать Бреккера по поводу его мнения о Чёрном Еретике. Хотя у него, вероятно, никогда не будет лучшего шанса. — Думаете, что Чёрный Еретик не знал, что делал, когда создавал Каньон? Бреккер пристально посмотрел на него. Александру и раньше приходилось сталкиваться с его равнодушными взглядами, но этот казался особенно острым. — Каньон меня не касается, — абсолютно равнодушно сказал Бреккер. — Неужели? — надавил Александр. — Вас это совсем не волнует? И у вас нет своего мнения по этому поводу? Бреккер вздохнул, отодвинув тарелку и откинувшись на спинку стула. — Вы можете думать об этом как о своём самом значительном достижении, но это всего лишь проблеск в вашей истории. У вас впереди ещё столетия. Каньон не будет вершиной того, чего вы достигнете. И нет, — добавил он почти запоздало, — меня это не особенно волнует, если только мне не нужно учитывать это в своих планах. Александр тоже ошеломлённо откинулся на спинку стула. — Как давно вы знаете? — спросил он, напряжение пробежало вдоль позвоночника. Бреккер посмотрел на него, и вместо обычного отсутствия теплоты в выражении его лица было что-то почти мягкое. — Я всегда знал, Александр. Александр вздрогнул, услышав своё имя, своё настоящее имя, не от матери, а от кого-то другого. Отстраненно он задался вопросом, говорил ли Бреккер с детьми с такой же нежностью. Возможно, это был хороший знак. Возможно, все эти обеды и разговоры достаточно растопили Бреккера, чтобы Александр смог пробиться сквозь его защиту в то место защиты и заботы, которое он оставил для детей. — И вы… ничего не собираетесь с этим делать? — спросил Александр, одновременно обеспокоенный и озадаченный. Несколько мгновений Бреккер смотрел вдаль. Наконец, он предложил: — Я понимаю, что делаю что-то чудовищное, чтобы защитить свой народ. Мы оба мужчины, которые делают то, что должны делать. Я не питаю к тебе враждебности по этому поводу.