Золото

Почему. Почему именно Ци Жун? Почему? Лан Цянцю не знал ответа на этот вопрос, определенно, он сам не имел ни малейшего понятия. Он был бы счастлив говорить, что под всей этой мерзкой демонической маской скрывается тонкая и нежная натура, но если под ней что-то и скрывалось, то только еще большее количество ругательств и озлобленности на все и всех. Хотя потом оказалось, что Бог Войны был в этом самую чуточку неправ. Почему Лан Цянцю тогда спас его? На этот вопрос ему тоже ответить слишком сложно. Он вроде и ненавидеть должен демона за прошлые поступки, да и поведение его за время их более близкого знакомства нельзя было охарактеризовать никаким словом, кроме «отвратительное». Но что-то в нем заинтересовало, наверное, именно вся эта напускная, гротескная мерзотность и ненависть. Что-то вызвало желание узнать получше, откопать под всем этим хоть что-нибудь хорошее и только потом, естественно, оказалось, что откапывать там и нечего. Почти. А вот вопрос почему Лан Цянцю решил помочь демону найти его прах, наверное, останется без ответа до конца времен. Потому что... Да просто потому что это самое нелогичное из всего, что делал Бог Войны за всю свою жизнь. Если честно, первое время были отговорки «мне просто нечем заняться» и «ну он же кузен Небесного Владыки, я должен ему помочь», которые, впрочем, быстро превратились в «я не знаю, почему я ему помогаю, отвалите». Мда, кажется Лан Цянцю начал заимствовать выражения Лазурного Фонаря. А потом из-за этих пресловутых поисков праха они начали проводить вместе столько времени, сколько, наверное, ни одни супруги в мире не уделяют друг другу. Да что уж там, Лан Цянцю спустился с Небес, чтобы иметь возможность помогать демону, жил теперь в одном из своих храмов, приютив и Ци Жуна. Один из Бедствий, живущий в храме Бога Войны, мда. Кажется скоро Лан Цянцю станет главной темой для обсуждений в сети духовного общения, подвинув с этого места генералов Наньян и Сюаньчжэнь. И тогда внезапно оказалось, что в Ци Жуне, кроме его злости, ругательств, кроме его откровенно отвратительного людоедства, от которого Бога Войны передергивает постоянно, есть кое-что еще. Например, Лазурный Фонарь откуда-то умел печь замечательные булочки, хоть и наполнял их человеческим мясом, ругаясь через слово при приготовлении теста, липнущего к ладоням и забивавшего слишком длинные ногти. Ах да, ногти. Почему-то все считали, что они такие длинные, потому что демон за ними не следит, хотя Ци Жун регулярно подстригал их и делал ровного, матового черного цвета. А еще он, прямо как сорока, правда, обожал блестящие, золотые драгоценные вещи и тащил все, что видел себе. У него целая коллекция самых разных дорогих украшений, краденых в основном, но почему-то Лан Цянцю это не волновало. Только радовало то, с какой счастливой улыбкой демон притаскивал в их (нет, нет, подождите, в его) дом что-то новое и примерял, крутясь перед зеркалом. Носил, наверное, на себе половину своей коллекции, но при этом в его облике не было ничего вульгарного. Почти на каждом пальце по золотому кольцу, тонкие запястья в браслетах из ярких бусин, на шее тонкая нитка того же золота, в ушах желтые серьги-кисточки, а всегда чуть растрепаный, редко появляющийся на голове пучок увенчан драгоценной шпилькой с изумрудом. Казалось, как можно таскать на себе столько всего и не выглядеть глупо, но вот Ци Жун как-то мог. Он выглядел почти утонченным, правда, до тех пор, пока не открывал рот. Лан Цянцю сначала уверял себя, что засматривается на демона только из-за этого обилия украшений. Ну правда интересно же, сколько точно колец и браслетов и еще из какого количества бусин состоит то ожерелье, что он так редко надевает. Интересно же? Нет, Бог Войны сейчас мог это с точностью сказать — нет. Он просто пялится на Лазурного Фонаря, именно на него, а не на украшения. Звучит глупо, да, но похвалите, пожалуйста, ему потребовалось слишком много времени и усилий чтобы это понять. И чтобы начать самому таскать Ци Жуну так любимые им золотые с изумрудным украшения и довольно наблюдать его радость и то самое кольцо, что он купил, на его пальце. Вот кто бы знал, что это так приятно. Лан Цянцю так привык уже к обществу демона, что... Подождите, поправочка: конечно, к мерзкому, неприятному, вынужденному обществу. Так вот настолько привык, что не мог оставаться один, когда Лазурного Фонаря не было рядом ему сразу становилось не на что смотреть и не с кем говорить, даже если он был на собрании в Небесном Дворце. Да и этому самому дворцу не хватало чего-нибудь... Ци Жуновского, чтобы там было приятно находиться. И вот поэтому он как-то случайно, правда случайно, взял демона с собой на какой-то праздник в Небесной Столице. Ци Жун в тот день с самого утра ходил хмурый, недовольный и злой (не как обычно, а сильнее) и самую чуточку грустный. Хотя может и не чуточку, просто эмоции скрывал хорошо. Вот Лан Цянцю и решил его развлечь, праздник же всегда на пользу, если настроение плохое. Но он как-то не рассчитал, что этот самый праздник на Небесах, понял, что что-то не так, только когда до его ушей долетели разговоры других Богов за столом. И когда Ци Жун вдруг нахмурился сильнее, прикусив губу почти до крови и дрогнувшими пальцами взявшись за его рукав. На секунду всего, отдернув руку сразу же, но Лан Цянцю стало неожиданно тепло где-то в груди. А потом он прислушался к словам других Небожителей, что хоть и произносились тихо-тихо, но все равно слышны. — У нас что тут, проходной двор... — Ну правда, сколько можно-то. — Я могу простить все Небесному Владыке, даже то, что он с этим Собирателем Цветов, но... — Да нужно ему твое прощение! — Помолчи ты. Но правда же, сначала Хуа Чэн этот, потом Повелитель Ветров Черновода притащил, теперь Его Высочество Тайхуа... — Право, только Белого Бедствия не хватает! — А этот был нашим императором кучу времени, так что вполне мне его хватило. — Да да, а вот сейчас опять... Лан Цянцю тихо вздыхает, а потом под столом находит руку Ци Жуна и осторожно сжимает его ладонь своей. Тот вздрагивает, опуская глаза, а потом переплетает их пальцы и, наклонившись, кладет голову ему на плечо, словно они здесь одни. Небожитель от этого, кажется, даже не удивляется, демон ведь в любой ситуации умеет вести себя достаточно нагло, чтобы никто не подумал, что ему неловко, или, еще хуже, страшно. С Лан Цянцю уже так привык к этому, что делает вид, что все так и надо, хоть внутри и готов сгореть на месте прямо сейчас. Почему? Ну конечно, потому что ему неловко перед другими небожителями, и конечно не потому что Ци Жун положил голову ему на плечо и держит его за руку так спокойно, словно каждый день это делает. Нет, нет, не из-за этого, естественно. Лан Цянцю невольно перестает вообще следить за праздником, сосредоточившись только на Ци Жуне. Он не смотрит на демона, хоть и очень хочется, только мягко поглаживает его ладонь большим пальцем. У Ци Жуна руки холодные, холоднее льда, с выпирающими костяшками и тонкой кожей. Если провести пальцем до запястья, то пульса не будет, только синеватые, почти не выделяющиеся вены, в которых давно уже кровь не двигается, если она есть вообще. А Небожитель, хоть и вздрагивает каждый раз от мимолётных ледяных прикосновений, постоянно пытается дотронуться до демона, словно в попытках согреть. Ци Жун от его периодических приставаний только ругается, кричит, царапает своими ногтями его руки, но сейчас совсем не против. Только сжимает пальцы сильнее, но как-то необычно осторожно. Они ушли потом. Тихо, под шумок очередных выходок Повелителя Ветра, не с Небес, а с большой площади, где были. Лан Цянцю отвел демона в один из многочисленных маленьких парков Столицы, в котором он любил бывать. Ци Жун, не удержавшись, естественно, от презрительных взглядов и фраз о том, как тут все вокруг убого, присел рядом с ним на низкую лавочку под большим деревом с длинными ветвями. Начал ныть, конечно же, о том, какая она неудобная и вообще он устал уже сидеть, а Лан Цянцю просто потянул его на себя, укладывая чужую голову себе на колени. Ну говорил же, что устал сидеть, значит лежи теперь. Небожитель аккуратно сцепил их руки, а демон даже не протестовал. Только усмехнулся как-то горько и прикрыл глаза, в которых под пушистыми ресницами сверкали отблески фейерверков, растекаясь золотом по темной радужке. — Почему именно сегодня... У Ци Жуна голос необычно грустный, без насмешки или чего еще. Лан Цянцю осторожно сжимает пальцы на чужой ладони посильнее и, чуть наклонившись, спрашивает: — Что не так с сегодняшним днем? — Все. Небожитель на этот ответ только смеется тихо, решив не приставать больше. Хоть и звучало это слово почти смешно, будто капризно, он не думал, что это шутка у Ци Жуна все в порядке. Не только сегодня — вообще. У того, кто даже после смерти так и не смог найти покой, не может не быть дней с плохими воспоминаниями. Может демон погиб сегодня? — Ци Жун, — Лан Цянцю тихо зовет его, запуская пальцы второй руки в чужие волосы. Они странно мягкие, спутаные, пушистые, так непохожие на самого Лазурного Фонаря. — Мы найдем твой прах, обещаю. Тот в ответ лишь смеется хрипло, отвечая, что дело не в прахе. Да и вообще с таким придурком как ты, Цянцю, мы до скончания времен ничего не найдем. Бог все также тихо, мягко улыбается. Когда они начинают путешествовать вместе, из-за чего приходилось спать часто в одной комнате, а то и в пещере какой, Лан Цянцю начал узнавать Ци Жуна еще ближе. Тот был нечувствителен ни к холоду, ни к теплу, все одинаково побоку. Ему было абсолютно все равно где спать, хоть на камнях, хоть на лучшей, самой мягкой кровати. А еще ему постоянно снились кошмары. Демон, кажется, ни одну ночь не мог проспать без того, чтобы не закричать во сне, зовя кого-то, кого Бог не знал. Без того, чтобы проснуться через пару секунд, крупно дрожа и как можно незаметее собираяя со щек слезы. А потом отвернуться от Лан Цянцю, игнорируя его беспокойные вопросы, и, наверное, так и не заснуть до утра. А на следующую ночь все сначала. И постепенно Небожитель привык. Правда, хоть и просыпался сам часто из-за Ци Жуна, хоть и не спал потом, хоть до сих пор готов сделать что угодно, лишь бы демону не снились кошмары, от которых было больно до слез. Но, чуть позже, он, кажется, смог найти лекарство. На самом деле, Лан Цянцю боялся, что случится, когда они найдут прах Ци Жуна. Да, он начал это признавать, потому что не хотел, чтобы демон уходил потом, не хотел снова оставаться один. Будь он человеком, он бы искренне молился самому сильному Богу о том, чтобы его чувства были взаимны, и чтобы Ци Жун не бросил его, получив желаемое. Но кому молиться, когда ты сам Бог? Лазурный Фонарь и сам ужасно боялся этого момента. Да, может потому что не хотел расставаться, хоть и не мог до сих пор признать это. Но... Он не хотел видеть, как Лан Цянцю находит его прах и уничтожает, вместе со всеми только пробудившимися в душе чувствами. Он не сомневался, что Бог это сделает. Он был даже не против того, чтобы его убил именно Лан Цянцю. Только не хотел видеть чужую ненависть. А на деле все происходит не так, как они ожидали. Лан Цянцю действительно находит прах первым, в какой-то очередной пещере. Оборачивается к Ци Жуну с куском прозрачного с черным камня в пальцах и видит, как тот застыл. У него губы дрожат и взгляд пустой совсем, словно он готовится к чему-то. Бог еле заметно улыбается самыми уголками губ, а потом берет демона за руку, вкладывая прах в чужую ладонь. Ци Жун вздрагивает и поднимает на него покрасневшие глаза, в которых стоят слезы. Видит, как дернулись пальцы Бога в каком-то порыве, сразу же остановленном, и невольно растягивает губы в улыбке. Делает шаг вперед, обхватив широкие плечи руками и положив голову ему на плечо. Чувствует, как Лан Цянцю сначала весь напрягается, а потом кладет свои ладони ему на спину, заключая в теплые объятия. Они стоят так молча несколько минут, а потом Ци Жун произносит чуть хриплым голосом: — Хочешь, расскажу одну легенду? — Цянцю в ответ кивает, и демон, устроив на его плече голову поудобнее, продолжает: — Очень очень давно, еще задолго до моего рождения, в один из священных праздников случайно встретились демон и человеческая девушка и полюбили друг друга с первого взгляда. Они гуляли вместе всю ночь напролет, но она не знала, что тот, кто смеется рядом с ней на самом деле величайший из тогдашних призрачных владык. Наутро они расстались, пообещав друг другу, что встретятся снова, и девушка вернулась домой. Там ее встретили родители, недовольные тем, что молодая дочь проводит время в компании незнакомца. Они посчитали, что слишком она загулялась и решили выдать ее замуж за сына старого друга семьи, не став до поры говорить об этом. Девушка и демон долгое время встречались по ночам и гуляли вместе, где заблогорассудится, пока, наконец, по истечении нескольких месяцев, ее родители не заявили, что через неделю у нее свадьба. Она в слезах пришла на встречу с демоном в тот раз, и он, поняв, что совсем скоро им придется разлучится навсегда, раскрыл ей правду о себе. Девушка не испугалась, лишь рассмеялась и сказала, что думала, будто он божество. Она все также любила его. В ту ночь они расстались, решив попрощаться навек. Девушка не хотела позорить родителей побегом со свадьбы и не желала порочить себя, уже после нее изменяя мужу. А демон не желал для нее одинокой любви призрачному владыке, но и не хотел, чтобы она страдала, и поэтому решил избавить ее память от воспоминаний о нем, чтобы она могла жить в счастье со своим законным мужем. В ночь перед свадьбой он пришел к ней и сделал, то, что собирался, а после завершения обряда, оставил на ее пальце прекрасное кольцо, созданное из его праха. На утро девушка ничего не помнила о демоне, только увидев незнакомое украшение, внезапно решила, что должна защищать его несмотря ни на что. Она до самой смерти хранила его прах, после чего сама стала призраком, обретя воспоминания, и возлюбленные наконец-то смогли быть вместе. С тех пор у демонов появилась традиция отдавать возлюбленному свой прах, отдавая жизнь в его руки. Почти у всех историй был плохой конец, но... Ци Жун так и не закончил предложение. Он нашел ладонь Лан Цянцю и аккуратно вложил в нее маленький камень. Чужие пальцы дрогнули, а демон согнул их в кулак вокруг подарка, поднимая голову и глядя в расширившиеся глаза напротив. — Это... — Да. Демон быстро подается вперед, сжимая чужую руку в своей и накрывает губы Бога своими, секунду лишь пробуя их вкус, а после отстраняясь с тихим вздохом. Лан Цянцю все также неверяще смотрит на него, а потом, снова притянув в объятия целует сам, в последнюю секунду перед этим прошептав на грани слышимости: — Я тоже люблю тебя.