Могучий дуб.

— Вообще, все проблемы исходят от любви! И это не опровержимая истина. — От любви? — нервно вопросил я. — Так говорит только тот, кто никогда по-настоящему не любил. Именно познавший любовь способен узреть всю ее пользу! — Пользу?! Я любила, и была предана любимым. Любовь ослепила меня, а после... после она забрала у меня все, отдав взамен лишь жажду мести! В чем же была польза этой любви? — с желчью выплюнула Моя Фея свой неопровержимый вывод. Я промолчал. Наша перепалка началась вполне обычно. Со спора... С беседы о бракосочетании Авроры и принца Филипа. — И все же, по-твоему, один неудачный полет и всё?! Ты навек бросишь это занятие, не желая об этом даже слышать?Серьезно? Я чувствовал, что она взрывается все больше. — Да, брошу, — было видно — Моя Фея напряжена. Её очень ранит этот разговор. — потому что, один такой полет может так вывернуть тебе спину, что ты и вовсе не сможешь летать, как бы сильно того не хотел! — Так вон оно что. Вновь тишина пронзила толстые ветви старого волшебного дуба. Даже птицы от чего-то перестали петь свои ненавязчивые мелодии. А я наконец вывел ее на эмоции. Эта холодная бессердечность жутко раздражала меня, ведь я знал, что это лишь попытка прикрыть истинные мотивы, по которым Малифисента не одобряла брак Филлипа и Чудища. Я приписывал этому малость иные причины, но все оказалось гораздо легче. Гораздо ближе. Она боялась любви. Любви неизвестной и новой. Любви без материнской привязанности. И любви не родственной, а страстной. У Моей Феи были на то, личные причины, по которым она и хотела уберечь свою любимую крестницу. Однако я был абсолютно уверен, что не Моя Фея не желала для Чудища боли, а за нее не желал этой боли — страх. Страх повторения истории, и страх перед собой, той, что могла вновь за свое любимое дитя превратиться в ту, что когда-то и прокляла его. — Так и будешь молчать? — Не выдержал и спросил. Пауза затянулась. Облокотившись о ствол, что уходил еще выше той высоты, на которой находились мы, она как-то расстроенно вздохнула и, откинув голову к стволу, — насколько это позволяли рога — посмотрела в сторону сказочного леса. На небе ярко горели звезды, и, светящиеся нежными цветами бутоны внизу, создавали некую обстановку уюта и обманчивой романтики. Только Моя Фея была далеко не здесь. Она словно ушла и погрузилась в этот миг, не замечая ни чего вокруг. Наконец слова прервали тишину. — Знаешь, я ведь всегда хотела быть, как бы это сказать, более простой. Более... — она будто перебирала слова пробуя варианты на вкус и кривясь при неудаче. — Более человечной, да пожалуй – человечной. Но не подумай, я никогда не жаловалась на то, кем являлась, мне всегда нравилась моя жизнь, и мои способности, но... все равно чего-то не хватало. — Любви? Она резко перевела свой взор на меня, будто только сейчас вспомнив о моем существовании. А я сидел в человеческом облике, свесив ноги, и ловил каждую эмоцию исходящую от этой чудной женщины. — Кому не хочется любви? — уголок ее губ как-то печально дрогнул. — Мне ее тоже хотелось, но мне были интересны иные ее проявления... страсти. Я не удержался и выгнул бровь. Ее откровения настораживали, но и вместе с тем, от чего-то, искренне волновали меня. Может из-за того, что в эту минуту она была так обнажена. Обнажена помыслами. Или может то, что она обнажалась именно передо мной. Я не знал ответ, и размышлял о нем, как она, тем временем, вновь окунувшись в раздумья, продолжила. — Людские страсти... Какого это когда тебя ревнуют, ненавидят и раздражают, но и вместе с тем продолжают любить? Что испытывает человек и что испытала бы я? — Она выдержала небольшую паузу, будто ожидая моего ответа, но я молчал. — Ты ведь знаешь феи, жгутики, бомы, существа которые бесспорно испытывают любовь, но любовь светлую наивную и по-доброму чистую. В них нет пороков и страстей. И, в принципе, это как-то не подходит им, даже в некотором роде для них низменность — запретна. Однако я... я всегда была не такой, как эти болотные создания. И ты прекрасно видишь это. Поэтому, мне всегда хотелось... иного. — Ты хотела плотской страсти? Моя фея зарделась, и очень я удивился этому; не думал, что на земле осталось еще хоть что-то, что способно было заставить ее краснеть. Да и признаться, даже я малость смутился своего вопроса. Не знаю почему вырвалось именно это. С осуждением посмотрела она на меня и как-то даже с обидой выкрикнула: — Мне хотелось эмоций! Чувств. Новых, иных от испытанных мною. Но... да, у людей это было безраздельно. Вновь взгляд в даль. На небе постепенно стала проявляться луна. Освещение приобрело более холодные тона. — Я тогда ведь думала, что когда ты любишь кого-то и этот кто-то любит тебя в ответ, ваши ссоры это совершенно пустое, это лишь оттенок вашей любви. Любви в которой невозможно... предательство. Я видел как она сцепила зубы на последнем слове, видел как заиграли желваки на лице, и как в ее, до этого потухших глазах, загорелся огонь ненависти. Снова он, тот, кого я ненавидел всем сердцем. Тот, кто причинил Моей Фее столько боли и зла. Хотя он и был отцом нашего чудища, я презирал его, искренне желая пыток в загробной жизни. Однако, я был и благодарен ему. Не предай он это рогатое чудо, так я бы никогда не встретил ее. Не узнал бы и не полю... — А ты когда-нибудь думал что бы, сделал, встреть меня раньше?.. До него? — с каким-то живым и не свойственным ей интересом спросила она. — "Вцепился бы в тебя лапами и крыльями и никогда, никогда бы не отпускал! А ты, возможно, и не была бы против ведь я умело мог дарить тебе все страсти, которых желала твоя душа. У меня всегда отлично получалось вызывать в тебе эмоции, например злить... " Вместо этого я сказал лишь: — Если бы я встретил тебя, тогда не появилась бы Аврора. И это была правда, мы слишком привязались к ней, чтобы так просто отказаться от возможности ее существования. — Ах, да... — как будто вспомнив что-то очень важное, она вновь перевела взгляд на небо и немного нахмурилась. Не знаю, показалось ли мне или нет, однако она желала услышать немного иной ответ. — Мне мниться, ты бы даже не заметила меня. Прошла мимо! Ну, а мне пришлось бы имитировать смерть, чтобы привлечь твоё внимание. — Я помнил, как она была щепетильна до боли других. Моя Фея засмеялась, впервые так открыто и даже искренне, впервые со мной. Смеялась не надо мной, а со мной! Словно мы и вправду были на равных. Она вновь давала мне надежду. Надежду на которую я не имел права. — Ты ошибаешься, — успокоившись, сказала она. — Такую заносчивость сложно было бы не заметить. А меня как раз манило на все... такое. Посмотрела на меня. А меня будто удар пробил. В сердце как искра пробежала. Как своеобразно сказала она это последнее слово! "Такое!" Слишком много было замешено в нем, однако мне явно удалось услышать щепотку доброго восхищения и даже нежности. Ни грана презрения или желания уколоть. Поэтому я и не обиделся, лишь продолжил смотреть в эти чарующие, зелёные, как листва могучего дерева, глаза. От чего-то резко захотелось приблизиться к ней, обнять, прижать как можно ближе. Но... Я понимал, что это было невозможно. И хоть я всякими способами намекал ей; забудь старое и "попробуй взлететь вновь" даже в разговоре об совершенно ином. Я понимал, что поступаю эгоистично, но ничего не мог поделать с собой. Она же, будто каждый раз превозмогая великую боль, словно хотела этого не меньше, игнорировала меня и как ни в чем не бывало переводила разговор в другое русло. А я позволял ей это, потому как каждый раз получал укор совести, за то, что ранил воспоминаниями. Так случалось всегда, из раза в раз. Только не в этот наш разговор. Моя Фея раскрылась и словно позволила себе наконец услышать меня. Я же наконец решился. В нетерпении дернул голову, посмотрев перед собою, а потом, будто сообразив, вновь взглянул на нее. И ровным тоном выдал. — У меня для тебя предложение. Моя Фея, вновь словно не получив что-то, повторила мое действие, попытавшись скрыть досаду. — Что за предложение? Выжидала, но уже без интереса, а я понял, что стоит ковать пока горячо. —Я предлагаю тебе свою страсть . Зеленые глаза в удивлении посмотрели на меня. Я боялся ее реакции и в месте с тем жаждал всю без остатка. Она же открыв рот и захлопнув его отвернулась замолчав. Я уже начал жалеть, я боялся того, что одной своей непозволительной мыслью мог разрушить то, что так долго и усердно создавалось нами. Я честно уже хотел отступить и перевести все в шутку, но остановил себя волей мысли, понимая неизбежность и необходимость этого. Я остался непоколебим. Рядом со мной раздался совсем несвойственный Моей Фее приглушенный голос. — Что ты хочешь взамен? Поначалу я даже не понял ее вопрос, или же просто не желал понять. А после меня будто накрыло. Сохраняя отстраненную холодность, я все же не сдержался и взглянул ей в глаза, которые давно смотрели в мою душу. — Я хочу, чтобы ты позволила мне любить. Любить тебя. Сколько эмоций было на ее лице в эту минуту и как оно было прекрасно! Я не удержался, я тролль возьми, не удержался! И наконец поцеловал ее. Какой это был поцелуй! Такой долгожданный и до дрожи приятный. Ее губы были теплыми и такими легкими и нежными, что я сам себя не узнавал. С какой жадностью целовал я их! И пусть за этот поступок грозила мне лютая смерть в страшных муках или же превращение в нечто справедливо мерзкое, я понимал что это стоило того. Новая волна накрыла меня когда я отстранившись, разорвал односторонний поцелуй, и оценив урон нанесённый мною, почувствовал прикосновения ее губ, еще более жадное чем мое. Еще более взаимное, чем то, на которое я мог рассчитывать. Это был ее ответ. Моя фея согласилась! Наконец я почувствовал ее желание. Непроизвольно схватив за узкую и такую манящую талию переместил к себе на колени, все еще не разрывая поцелуй, прижал к себе. Слишком желанны были ее прикосновения и наш поцелуй, слишком они были необходимы. Каким я стал жадным в ту минуту, и всем телом ощущал ту страсть, которую так желала моя фея. Ее крылья закрыли нас от мира, упростив то, что я всегда и видел в реальности. Кроме нее, такой нужной, ничего. Всегда лишь она. Пальцы коснулись фарфоровой кожи, чья обладательница вынесла слишком много, невесомыми линиями прошли дальше в низ, остановившись в области завязок платья на груди. Глаза в глаза. И наша неоднозначная поза. А вокруг ни души. Лишь мы, наконец обнаженные друг перед другом, не телом, а душой. Я медленно потянул конец шнура скрывающего еще больше хрупкого фарфора. Веревка развязала бант, что так нелепо смотрелся на этой дивной женщине, и начала постепенно разматываться. Первым оголилось плечо, за ним второе и вид этих ключиц в какой-то момент снес мне крышу напрочь, я стал целовать ее без разбора. Жадным поцелуем впился в манящую шею, а после перешёл на не менее манящие ключицы, постепенно платье начало сползать, а я только сильнее прижимал Свою Фею. Этот миг был нашим. Нашим и не чьим больше. Наконец, решившись, я пошел еще дальше, и она... она позволила мне сделать это. Наше совокупление было не описать словами. Мы сношались с жадностью животных и целовались со всей любовью, на которую способны два существа. Мы сражались за первенство и оба уступали друг другу. И тут, я от чего-то понял, что чувства мои все это время были разделяемы ею. Взаимны! Я чувствовал, что признала это она гораздо позже моего. Однако и безгласное ее признание вышибло из меня воздух так же, как и ее напористые поцелуи. Она не признавалась себе. Якобы отвергала мои слова, а сама же в тайне сидела и размышляла над ними. Ее взгляды, ее действия. Я понял: она тоже искала взаимности. Во мне! Как это втайне делал я. Мою фею не беспокоило то, о чем переживал я. Она ждала моих действий для того, чтобы либо, вновь умереть от боли, либо, чтобы взлететь снова. Я понимал это по ее словам и поступкам. Ведь Моя Малифисента ни за что не позволила бы такого существу, подобно мне, даже из желания испытать чувства. Я слишком хорошо знал ее. Только мне она снова позволила себе довериться. Именно меня она полюбила. И теперь, лежа на этой широченной ветви, и, прижимая полунагое тело своей женщины, я ощущал долгожданное тепло, коим грезил так долго. Луна все так же спокойно светила в ночном небе, а миг уюта не исчезал. Я наконец разбудил от "сна" неведенья свою истинную пару. — Думаю, затея со свадьбой не такая уж плохая. — Со свадьбой? А тебе не кажется, что больно рано, мы же только начали.— сразу понял, что она имела в виду, но не удержался и хохотнул ей в затылок. По левому боку прилетел почти неосязаемый шлепок, за мой длинный язык. А я вновь смутил её. Из-за чего лыбился ещё сильнее прежнего — Не придуривайся, ты понял о ком я. — с притворной обидой пробубнила некогда гроза сказочного леса. — Да понял, понял. Нежно и почти невесомо, чтобы не потревожить её покой, стал я гладить засыпающую макушку. Мне было слишком хорошо в эту минуту. — Ты же знаешь, что у нас, воронов, вторая половинка выбирается раз и навсегда, на всю оставшуюся жизнь. — Куда-то в рога, проговорил я ей, получив в ответ сонное хмыканье. — И ты же понимаешь, что я тебя никуда не отпущу. Сильнее прижав к себе свою фею, я почувствовал сонную улыбку на её лице. Улыбнулся сам, прикрыв глаза. — Ладно, ладно спи, смотри только, как бы утром Я не остался без крыльев. — сонно промычал я. За что вновь получил лёгкий удар в бок.