Поклон Императору

Он вышагивает по мраморному полу, сохраняя тяжелую походку, и окидывая всех стоящих вокруг солдат неприязненным взглядом карих глаз. Черно-золотые своды возвышаются над ним горами, волнами капителей врезаясь в потолок. Империя во всей своей величественности, велеречивости, авантажности. Вечная, несокрушимая. И мертвая. Весь её напускной пафос как клетка, ошейник сжимающий пульсирующие артерии. Все это кажется ненастоящим, картонным, пустым, безжизненным. Войска, все как на подбор, с задранными носами, заточенные в черный металл, с блестящим солнцем на груди. Колючий комок чувствуется под самым солнечным сплетением, до того отвратно смотреть. В гробу Роше видал всех этих Бомондов и их отпрысков, ко всем чертям с матерями катись эта бюрократия. Он им всем, на самом-то деле, тоже не сильно нравился. Он был для них другой. Слишком другой. Персона нон грата - Немытый, потрепанный, неотесанный Северянин. Он рождал в них ненависть на какой-то глубине человеческого нутра. От него разило дикостью, варварством, животной жестокостью, и суровым холодом. От него несло Севером. И они смотрели на Вернона, как смотрят цепные псы на волка, что пробрался в овчарню. Вся эта черная стража - Волкодавы, а Роше для них - волк, которого они способны разорвать в клочья за считанные секунды, но все как один стояли в стойке, ожидая, когда хозяин отдаст команду "взять". Та самая Северная необузданность бурлила в крови, густела, но не находила выхода, отравляя сердце. Вернон служил своему Королю не руководствуясь какой-то рациональностью, и родина была дорога ему не звоном золотых монет. Его государство не было ему хозяином, оно было его семьей, самым ценным, щемящим под сердцем. ...и все это изничтожено, втоптано в грязь. Может, его лицо и сохраняло неприступность, но внутри все трещало от скорби и жалости. Роше больше не чувствовал себя тем матерым воином, скорее дряхлой старой мумией, которая, хоть и хранит историю былых побед, сама по себе - иссохший труп. Мерзкое чувство снедало его с каждым шагом, как он приближался к трону, рядом с которым его ждала та самая бумажка. Вассальный договор, который признает, что он более не живет в свободной и независимой Темерии, а ходит под Империей. Такая встряска в сознании не укладывалась, постулаты и парадигмы его прошлого гнили заживо, но Вернон лишь закрывал всю мерзотность мыслями о том, что это все на благо. Его страна будет в безопасности, и это главное. Все что ему оставалось - ревностно защищать эту пустоту в груди. На троне, облаченный в черное, сидит Император. Мышцы лица даже не подрагивают, он лишь кивает, указывая на листок и чернильницу, в которой стоит обрамленное дорогими камнями перо. Дробленые кости, уголь и сажа - все это напрасно, он вполне мог подписаться и кровью, но эта декларация и так уже незримо запачкана: кровью солдат, слезами женщин и детей, пеплом сожженых храмов. Эмгыр все это знает, и потому холодно смотрит, наблюдает за нервным дрожанием пальцев. Как бы хотелось сбить с него всю эту спесь и чванство, но уже слишком поздно. Рядом с Эмрейсом стоит поджарая, до мучительной боли знакомая фигура, с луком в костлявых пальцах и колчаном за тощими плечами. Йорвет, известный беличий проныра теперь служит его императорскому величеству. Неужели ушастые опять поверили в цветочную долину? Нелепость. Судя по тому, что одноглазый стоит у самого трона, он здесь не на равных - просто охранитель его величества, не более чем сателлит, красивый трофейный аксессуар, сродни ручному хорьку. Оно и верно: император может и редкостная скотина, но не дурак, и уж точно не подпустит к себе близко бешеное зверье, что еще вчера грозилось откусить его руку по самый локоть. Он помнит все, что между ними было. То, как они пытались друг друга убить, и то, как вместе проводили ночи в брошенной хижине. Пора бы уже забыть их общие интриги, дураку понятно, что между ними ничего не могло быть. Забыть, и перестать обманывать себя. Чертов эльф прожигает взглядом единственного глаза, и Вернон готов поклясться, что слышит его злорадство. Мерзкий выродок, кажись, наслаждается своим нынешним положением, и тем, что задавил давнего врага статусом. А может и нет. Может быть, они сейчас в одной и той же лодке. И он - так же загнан в угол, без какого-то выбора. Такие обычно дружным строем шагают на эшафот, но вместо быстрой смерти он обречен служить Императору, что бы если не спасти, то хотя бы отодвинуть момент падения его народа. В этом они были близки, даже очень. Они оба - как отражение друг друга, но по разные стороны кривого зеркала, сопротивление застряло у них в костном мозге. Готовы закрыв глаза кинуться в огонь, опалив лицо до самого скелета, ради одной единственной цели. Спасти свой народ, спасти свою страну - теперь не более чем грезы прошлого. Вся эта аудиенция словно кошмар наяву. Странное дежавю преследует Роше когда тот наконец подписывает договор. Он много раз видел эту сцену в страшных снах, но вживую все это оказалось в разы унизительнее и позорнее, когда он наконец ставит последнюю подпись. -Поклонись.-голос Императора монотонный, словно без эмоций вовсе. -Это правило, которое ты должен исполнять. Вернон не подчиняется. Стоит, как парализованный. Ему, задетому за живое, получить такой приказ - все равно что гвоздь в крышку гроба. Он не движется, разве что зрачки перепуганно бегают по залу. Это уже слишком. -Нет. - голос Вернона подрагивает, он с силой вытягивает слова из голосовых связок. Эмгыр такой Эспады не потерпит. Будучи способным стереть неповинного в порошок одним только приказом, он был не в интересе ждать подчинения. И тем не менее, нахмурил брови в превентивном жесте, давая понять, что у того остался последний шанс. У Императора есть карт-бланш на все воли и свободы, но северянин этого не понимает, раз все так же неподвижен. Но он заставит его преклонить колено, так или иначе. Рука с жестом поднимается в сторону Йорвета, что-то приказывая. Эльф щурится единственным глазом, а потом переводит взгляд на него, широко раскрыв веки. Жилистая рука змеей скользит к колчану, достает стрелу, тонкие пальцы вкладывают зарубку к тетиве лука, та натягивается как кожа пульсирующей вены на виске у Темерца, вот-вот лопнет от напряжения. Вот так вот, просто застрелить за отказ идти на поклон? Вернон не пытался сбежать, или извернуться, просто ждал, что будет дальше. Даже если бы и хотел, даже если бы ноги перестали быть ватными, даже если бы дыхание не перехватило от осознания, что тот, которого он когда-то считал своим предназначением вот-вот пустит ему стрелу промеж глаз. Эльф заметно мнется. Другие это не подмечают, но Вернон видит. За десятки лет их розни он выучил все мелкие детали, движения и настроения этого остроухого, и замечал все малейшие перемены, таковы уж издержки профессии убийцы эльфов. Кажется, он тоже все еще помнит. Давай же, Йорвет, отпусти тетиву. Докажи свою верность Императору. И он отпускает. Роше не успевает даже среагировать - слышит гул и тихий удар. Стрела попала точно в колено. Свист в ушах, кровь вскипает в месте удара, а потом - боль. Нога дрожит, острота расходится по всей конечности, отдает в спину так, что хочется завыть, и зубы от неё сжимаются так, что одним только чудом не трескаются. Вернон пытается держать лицо, но у него не выходит, он трясется всем телом, а собравшийся под великим солнцем зал смотрит с неподдельным интересом и ждет, когда же эта боль его сломает, заставит скулить раненой собакой и убежать зализывать раны. Просто держаться. Просто не думать о ней, не думать о раздробленной кости, не думать о стреле, прошедшей ногу насквозь, не думать о том, что её выпустил тот, с кем он хотел остаться бы на веки, забыв все что было, тот, который так сладко шептал его имя. Просто не думать, просто... Больше не нужно. Боль победила. Ей было плевать и на честь, и на Темерию, и на все-все остальное. Роше падает на целое колено, не в силах больше стоять, хрипит, чуть ли не задыхается. Он сдался. Поклонился. Так или иначе.