In tenebris

«На город свысока ночь темная ложится, И мир опять иной у моего оконца. И тайна в темноте, поэтому не спится…» Евгений Банников

1 Я просыпаюсь от страшного воя ветра за окном и холода в комнате. Сижу на кровати и усиленно моргаю, пытаясь сориентироваться в темноте. Огонь в камине погас, оттого-то такой мороз в комнате. Свешиваю ноги с кровати, не касаясь пятками пола, и пытаюсь нащупать на полу ботинки. Обуваюсь, думая какой силы должен быть ветер, чтобы погасить камин. Подхожу к окну и раздвигаю серые занавески. На улице еще темно. Ветер клонит молоденькие деревца к земле, завывание усилилось. Грустно вздыхаю и подхожу к камину, угли еще не потухли. Плещу туда водой и последние красные искорки померкли. Эх, как жалко, что не получилось поспать еще чуть-чуть. Ёжась от холода, спускаюсь по лестнице на первый этаж. Наш дом был стандартным: из белого кирпича с глубоким фундаментом, чтобы мог противостоять непогоде. Внутри дом был обшит пенопластом и рейкой, поэтому у нас было относительно тепло. На первом этаже находилась кухня, гостиная, которая была разделена на две зоны — отдых и рабочий кабинет и туалет. На втором этаже были три комнаты. Две из них были спальнями, а третья использовалась в качестве кладовой. Все комнаты были обставлены типовой мебелью серых тонов. Единственным предметом украшения служили съедобные и лекарственные растения, стоявшие на подоконниках и в углу комнат. В некоторых домах не было даже их. Я захожу на кухню и поднимаю глаза на настенные часы на батарейках. Было 3 часа утра. Ну, это еще ничего. Снова вздыхаю. Свитер на мне был коротковат, и я постоянно опускала его вниз, чтобы не застудить спину. Нужно сегодня же сходить и обменять его на другой. Подхожу к стенному шкафчику, открываю и рассматриваю содержимое на полках. Пустота. Открываю другой шкафчик, там нашлась тарелка с парой кусочков сыра. На полке под раковиной меня ждал подарок: горстка макаронин, немного засохший лимон, горстка риса и два ломтя хлеба. Счастливо улыбаюсь. Из этого можно приготовить замечательный завтрак. Спускаюсь в маленький погребок и из-под брезента достаю коробочки с засушенными травами и чаем. Поднимаюсь наверх и начинаю приготовление завтрака. Открываю кран, но вода не пошла. Еще рано. Из-под раковины достаю последний бутыль с водой. Половину наливаю в чайник, а другую половину в кастрюлю и ставлю на огонь. Пока вода закипает, срываю со стоящего на подоконнике помидорного куста две маленькие помидорки. Протираю их краешком свитера и нарезаю тоненькими кольцами, чтобы их было больше. Вода в кастрюле и чайнике закипела. В первый кидаю макароны — рис стоит поберечь до следующего приема пищи, а в чайник кладу листья чая, мелиссы, мяты и кусочки лимона. Когда все было готово, я положила еду на стол и налила себе чай. Хороший завтрак, лучше, чем всегда. Медленными глотками пью чай, пытаясь согреться, и ем макароны с помидорами и сыром. На лестнице послышались тяжелые шаги. Опираясь на трость, на кухню вошел дедушка. Ему было девяносто девять лет, через несколько месяцев исполнится сто. У него были редкие седые волосы, а худое лицо было красным. Сколько себя помню, у деда всегда было красное лицо. Изредка оно становилось малиновым, но в основном всегда красное. На нем были теплые ботинки из овечьей шкуры, теплый серый свитер и штаны, тоже теплые. Он медленно подошел к столу и сел напротив меня. Я поставила перед ним маленькую порцию макарон и кружку с чаем. Он благодарно кивнул и принялся неспешно есть. — Как ты спал? — этот вопрос относился к числу шаблонных и нужен был только для того, чтобы начать разговор. Ответ на него был мне хорошо известен. Дедушка мягко улыбнулся. — Плохо. Тебе удалось хоть немного поспать? — Два с половиной часа. Меня разбудил холод, в комнате погас огонь. — Ветер сегодня сильный, — он запил еду чаем. — Отличный завтрак. На обед что-нибудь останется? Я качаю головой. — Выменяю что-нибудь у соседей, схожу в теплицу, яблоки уже созрели и их можно есть, а потом в Работный центр. Мне нужные батарейки, шарики и веревки. Вроде ничего не упустила. Дедушка потер виски рукой. — Не забудь обменять свитер. Этот стал совсем маленьким. — Спасибо, что напомнил. Я успела позабыть об этом. Отщипывая кусочки хлеба, и бросая их в чай, дедушка спросил: — А твоя подруга… Фрезия, — вспомнил он после секундной заминки. — Пойдешь к ней? Сроки были намечены на сегодня. Я хлопаю себя по лбу. — Боже дедушка, я поражаюсь твоей памяти! — Я еще не слишком стар, — он лукаво подмигивает мне и выпивает до дна свой чай. — Ну, конечно нет, ты дашь фору молодым. Кажется, ему понравилось, что я сказала. Он довольно улыбнулся. — Пойду, конечно. Спасибо, что и об этом напомнил. Хочу быть первой, кто увидит малыша. Дедушка усмехнулся, его красное лицо стало багровым. — Будет еще один биолог? — Скорее всего. Он задумался. — Знаешь, мне сегодня снился замечательный сон. Мои глаза расширились, пальцы вцепились в края стола. Я тихо спросила: — Ты вовремя проснулся? Он пропустил мой вопрос мимо ушей. — Такой красочный сон, боже, это было потрясающе! — он блаженно улыбнулся. — Что ты такое говоришь?! — зашипела я. — Ты вовремя проснулся? Он обратил на меня свой взгляд и кивнул. Я облегченно вздохнула и расслабила руки. — Черт, больше не пугай меня. Ты же знаешь, что нельзя. — Знаю. Дедушка улыбнулся и, потянувшись через стол, взял мою ладонь в свою. — Запомни, Роз, все секреты хранит наша земля. Мои брови поднимаются вверх. — Ты какой-то странный сегодня. Что это означает? Он покачал головой, отпустил мою руку и, повернулся к часам. 4.45. Он медленно встал из-за стола и потянулся к своей трости. — Нужно идти на работу. Спасибо за замечательный завтрак. Я тоже поднялась и на прощание поцеловала его в щеку. Он еще раз оглядел меня. — Не забудь про свитер. — Не забуду, — ответила я. Дедушка ушел, я слышала, как захлопнулась входная дверь. Я открыла кран, из которого после долгого ожидания полилась теплая вода и быстро помыла посуду, пока она снова не стала холодной. Успев умыть и лицо, закрываю кран. Кидаю в рот кусочек лимона и иду к входной двери. На стене висели крючки. С одного из них сняла свою большую теплую куртку, которая была на все случаи жизни и могла защитить от любой непогоды, а с другого свой вместительный рюкзак. Проверяю его содержимое. После тщательного осмотра к списку покупок прибавляется заточка для ножей, кирка и кое-какие удобрения, а еще бы не помешало приобрести пару горшков и ящиков. Ладно, сначала пойду к Фрезии, а потом за всеми необходимыми вещами. Выхожу на улицу, и меня чуть не сбивает с ног ветер. Надеваю капюшон, он глубокий и закрывает большую часть лица, и иду к дому моей подруги Фрезии. Новый порыв ветра грозится снести меня с ног, и я хватаюсь руками за фонарный столб, на который наклеен плакат со словами «Нас объединяет одна проблема». Ветер откидывает с моего лица капюшон, я поднимаю голову и смотрю в небо. Оно иссиня-черного цвета, как всегда. Иногда оно окрашивается в темно-серый цвет, но в основном оно черное. И самое главное, на этом небе отсутствует светило. Вот уже больше века мы живем без солнца. Это и есть «наша проблема». Больше века мы ищем способ вернуть его, но наши ученые ничего не могут придумать. Более ста лет назад солнце исчезло и больше никогда не показывалось, и тогда наш Верховный вождь повел бедных испуганных жителей за собой, дабы найти способ вернуть светило, но пока сделать это так и не удалось. Он образовал маленький закрытый Город без названия, который со всех сторон обнес ограждениями. Каждые четыре часа охрана сменяет друг друга. Это в целях нашей же безопасности, ведь в мире без солнца может быть небезопасно. В нашем Городе пять улиц, на которых живут люди разных специализаций. Это биологи, химики, физики, математики и самое маленькое население — метеорологи. Каждый из них должен внести свой вклад в дело всей нашей жизни. Все эти улицы тянутся к одному большому зданию, стоящему в центре нашего закрытого Городка — Рабочему центру. В этом здании есть все, что может пригодиться в наших исследованиях и для нашей жизни в целом. Я снова надвинула капюшон на лицо и, борясь с ветром, пошла прямо по улице. На улице уже начали появляться люди. На их приветы я кивала головой. Проходя мимо дома Магнолии, не удерживаюсь и захожу в ее дворик. Она увидела меня в окно и вышла навстречу. Милая молодая женщина, мать троих детей, замечательный биолог, она при всем при этом сшила одежду. Она устало улыбнулась и без лишних слов впустила меня в дом. Он, как и все дома в нашем Городе, был стандартным и похож на все другие жилища. Я откинула капюшон и тоже улыбнулась. Круги под глазами Магнолии с каждым днем становились сильнее, я перевела взгляд в сторону. — У тебя не найдется большого свитера? — спрашиваю безо всяких предисловий. — Не думаю, что что-нибудь осталось. Ко мне уже успели заглянуть Ирис и Наперстянка, но я поищу, подожди. Она не стала предлагать мне войти, я бы все равно отказалась. С лестницы, держась за руки, спустились тринадцатилетняя Лилия и старший ее на два года Ламарк. Лилия выглядела лет на десять, а из-за огромного теплого свитера, надетого на нее, казалась еще младше. Она держала свитер другой рукой, чтобы не упасть с лестницы. Ламарк, недоверчиво косясь на меня, сильнее стиснул руку Лилии. — Привет, — первой поздоровалась я. Лилия подняла руку и помахала мне. Ламарк даже не шелохнулся. — Ты опоздала, одежду уже унесли, — сообщила мне Лилия тоненьким голосом. Она покашляла, Ламарк обеспокоено посмотрел на девочку. — Твоя мама сказала, что посмотрит. Лилия покачала головой и кашлянула еще раз. Кашель был сухой, тяжелый. Ламарк расцепил руки и погладил ее по спине. — Это бесполезно. Там точно ничего не осталось. Снова сухой кашель, на этот раз он был такой неприятный, что девочка схватилась за горло. Я достала из кармана куртки пакетик с таблетками и протянула ей. — Это должно помочь. Лилия взяла протянутый пакетик. Ламарк хотел забрать его, но девочка покачала головой и тихо прошептала «ей можно доверять», он кивнул, но все еще продолжал посматривать на меня с опаской. Лилия достала одну таблетку и проглотила ее. Я кончиками пальцев провела по ее огромному свитеру. — Лилия, а ты не хочешь поменяться? Мой свитер меньше по размеру и ты не будешь в нем тонуть. Девочка посмотрела на свой свитер, а потом на мою куртку. Я расстегнула замок и показала свой свитер, который чуть прикрывал пупок. Она внимательно рассмотрела его, будто прикидывая, как он будет на ней сидеть, а потом кивнула. Она стянула с себя свитер, под которым оказалась кофта цвета персика. Я сбросила рюкзак и куртку, сняла свой и протянула ей. Другой рукой взяла протянутый мне свитер. Надев его, я посмотрелась в большое зеркало, висевшее на стене. На мне он сидел просто потрясающе, прикрывая поясницу и попу. Я благодарно улыбнулась Лилии, ее лицо просветлело. — Здорово, тебе он подошел больше, чем мне. — Когда-нибудь снова поменяемся, — заверила я ее. Я застегнула куртку и накинула на плечи рюкзак, когда в передней появилась Магнолия. — Извини, я ничего не нашла, а запасы ниток закончились. — Не беспокойся, я уже решила эту проблему, — заговорщицки подмигнула Лилии. Она захихикала, а кашля следом не последовало. Добрый знак. Дети ушли на кухню, я проследила за удаляющимися фигурами. — Как ему здесь? — спрашиваю Магнолию, когда за Ламарком закрылась дверь. — Он не сказал ни слова после смерти Гортензии. — Я смотрю, они с Лилией очень сблизились. Магнолия кивнула. — Надеюсь, она окажет на него благотворное влияние и он заговорит. Уж лучше бы он плакал и бился в истерике. Я боюсь, что он тронулся умом после ее смерти. Я качаю головой. — На следующий год он станет совершеннолетним и ему придется от нас съехать, но я боюсь, что он не справится, — тут Магнолия понизила голос, — мне кажется, что он слегка… неполноценен. Точнее недоразвит. Мне тоже иногда так казалось. У Ламарка был тяжелый взгляд, такой редко бывает даже у взрослых. Это как-то неправильно. — Будем надеяться, ибо надежда — последнее… — … что у нас осталось, — докончила Магнолия слова, которые наряду со словами «нас объединяет одна проблема», являлись нашим гимном. Мы распрощались с Магнолией, и я вышла на холодную улицу. Из окна кухни мне помахала Лилия, а Ламарк просто стоял рядом и провожал меня тяжелым взглядом. Его мать Гортензия и Магнолия были лучшими подругами. Несколько месяцев назад Гортензия умерла от физического истощения (обычный диагноз, из-за которого умирает большинство) и Ламарка отдали Магнолии, как ближнему человеку Гортензии, потому что родственников у нее никаких не было. До совершеннолетия, которое у нас наступало с достижением шестнадцати лет, Магнолия должна была заботиться о Ламарке. Потом ему предоставят дом на улице Биологов, и он будет жить там. Немного не дойдя до дома Фрезии, я услышала ее крики и побежала. Я чуть не вынесла дверь и ворвалась в дом, где насмешливо меня поприветствовал Тим. — Опаздываешь, детка, мы заняли самые хорошие места, а тебе остались задние ряды. Я скорчила гримасу и, на ходу сбрасывая с себя верхнюю одежду, подошла к Фрезии. Она лежала на столе, согнув ноги в коленях. Ее голову покрывал пот, из-за чего волосы были немного влажными. Я кладу ледяную ладонь на ее горячий лоб. — Где тебя черти носили?! — простонала она между схватками. — Меня немного задержали… — Задержали ее, тоже мне деловая. Я тебе это потом припомню!.. Она снова закричала и судорожно вцепилась в мою руку. — Когда я буду на твоем месте? Извини, Фрезия, но я не доставлю тебе такого удовольствия. Она хотела ответить что-нибудь язвительное, но смогла только сильнее вцепиться в мою руку. Стоявший сзади Тимьян, встревожено спросил у докторов: — А нельзя ли ей дать какое-нибудь обезболивающее? — Это может повредить малышу, к тому же он наполовину вышел, — ответил самый спокойный из врачей Пелетье, который держал в руках пеленку. Услышав это, Фрезия начала дышать быстрее. — Точно мальчик, — выдохнула она, — только мальчики могут так изводить матерей! — Вот когда он вылезет, тогда и посмотрим кто это, — немного раздраженно сказал второй доктор Кавенту, который принимал роды. Третий врач Ру неподвижно стоял с планшетом в руках и ждал только рождения малыша, остальное его не интересовало. Удивительно, что когда мы вместе учились в школе, Ру был этаким весельчаком и заводилой, а сейчас, столько лет спустя, он просто профессионал — серьезный и невозмутимый. — Где Тесла? — не поворачиваясь, спрашиваю Тима. — Давно стою за твоей спиной. Думала, я пропущу такое событие? — издевательски пропел Тесла. — Ты… — Эй, давайте вы будете разбираться друг с другом потом. Я, между прочим, рожаю и не хочу, чтобы первое, что услышит мой малыш, было ругательство. Мы с Теслой замолчали, а Тим тихонько хихикал, наблюдая за нашими постными лицами. По просьбе Пелетье Фрезия начала тужиться сильнее и вскоре вместе с ее последним криком раздался первый крик малыша. Кавенту вытащил на свет это маленькое чудо, которое по размеру было меньше локтя, перерезал пуповину и отдал Пелетье. Тот обернул малыша и передал его Тиму, который был счастливее, чем сама новоиспеченная мама. — Эй, Фрезия, у парня твои глаза! — Тим был в неописуемом восторге, его лицо не оставляла улыбка. — Я же сказала мальчик. Фрезия опустила голову на стол и закрыла глаза. Мы с Теслой подошли к Тиму и посмотрели на кроху. Он был таким маленьким и таким нереальным, что у меня непроизвольно рука прижалась ко рту. Чудесный малыш и такой красивый. Тесла дал Тиму легкий подзатыльник. — Отдай малыша матери, жадина. Тим покраснел и протянул сверток уже севшей на стол Фрезии. Ее лицо озарила улыбка. «Статуя» Ру ожила и пришла в движение. Его пальцы стали перемещаться по планшету с неестественной быстротой, потом он посмотрел на Фрезию и задал важный, касательно новорожденного, вопрос. — Как ты назовешь малыша? Не торопись. От твоего решения зависит его будущее. Фрезия не задумываясь, ответила: — Кориандр, биолог. Ру постучал пальцами по планшету. — Ты уверена? Последняя возможность, пока я не нажал клавишу подтверждения, передумать и переименовать его. Фрезия уверенно покачала головой. Ру указательным пальцем нажал на планшет. Его лицо из каменного снова стало прежним, веселым, каким я его помнила со школы. — Поздравляю! В рядах биологов пополнение. 2 Имя в нашем мире играло очень важную роль и к его выбору подходили со всей ответственностью. Ведь как назовешь малыша, той специальностью он и будет заниматься впредь. Специализаций было столько же, сколько улиц в нашем Городе, пять. Так, например, Фрезия выбрала для своего сына имя Кориандр. Оно имеет отношение к биологии, значит, судьба мальчика впредь будет связана именно с этой наукой и этого уже ничто не изменит. Далее он сможет только выбрать область, в которой он будет специализироваться: медицина, растения, аптекарское дело и многое другое. А может он, как я и его мать, будет выращивать овощи и фрукты дома. — Когда приходить на вживление? — спрашивает Фрезия у Ру. Он что-то печатает на планшете, а потом говорит: — Через три дня. Новоиспеченная мамочка, словно защищаясь, прижала к себе мальчика и кивнула Ру. Тот утешительно ей улыбнулся и подошел ко мне. — Все-таки жалко, что ты не стала доктором. Я фыркнула себе под нос. — Ру, ты же знаешь, это не мое. — Наоборот. Просто тебе нужно было попробовать. — Нет уж, пусть лечение людей достанется тебе, а мне комфортно дома с моими кустами. Он похлопал меня по плечу, кивнул моим друзьям и ушел. Пелетье и Кавенту поздравили Фрезию, и ушли вслед за своим молодым коллегой. Наконец-то мы остались вчетвером. Тим помог Фрезии перебраться на диван, уложил ее поудобней и сел рядом с ней на краешек, глядя на малыша. Кори тихо посапывал в его руках. Тесла погладил Фрезию по голове. — Как ощущения? — Издеваешься? — она издает смешок и закрывает глаза. — Даже не знаю с чем это сравнить. — Он чудо, — прошептал Тим, описывая круги вокруг лица малыша. Фрезия начала тихо плакать. Я взяла ее за руку. — Что с тобой, дорогая? — Роз, какой это кошмар. — О чем ты? — О вживлении. Я проглотила ком в горле. Вживление. Одно слово заставляет тело содрогаться. Через вживление проходят все дети нашего Города в обязательном порядке. Обычно оно назначается на третий-четвертый день после рождения младенца. Реже оно переносится на несколько месяцев, если малыш родился слабым. Малыша приносят в Рабочий центр, где на нижнем уровне или как мы его называем подвале, делают вживление. В мозг вводят чип, следящее устройство. И тут-то начинается кошмар. Этот чип контролирует те отделы нашего мозга, в которых может зародиться «смута». Днем мы стараемся контролировать все наши мысли, абстрагироваться от всего. Самое опасное время — ночь, когда наш мозг расслабляется и может думать о чем пожелает. И если мы начинаем видеть сны, то надо скорее проснуться. Все сны — это желания и мечты. Однажды мне начало сниться, как я перелезаю через ограждение нашего закрытого Города и убегаю далеко в леса. Я быстро проснулась, а потом еще долго прислушивалась, идут за мной или нет. Не пришли. Но если бы я промедлила на секунду, то меня бы казнили, как изменницу, а то и хуже. Как то одного химика мучили две недели. Он вернулся домой, но он уже был не в себе и вскоре умер. Никому не хочется такого, поэтому все мы спим чутко. Отсюда наш постоянный недосып и темные круги под глазами. У нас нет песен (кроме гимна), потому что они могут побудить нас к мятежу. Нет картин, кроме схем в учебниках и рисунков с растениями. Нет вообще ничего. Как говорит наш Верховный: «Все это для вашего блага, чтобы ничто не отвлекало вас от главной цели — решения нашей проблемы». Постоянный холод, недосып, нехватка инструментов и еды — вот наши неизменные спутники жизни. Я смотрю на маленькое личико Кориандра, и мне становится больно. Не могу представить, как люди могут быть настолько бессердечны, чтобы ввести чип в эту маленькую головку. Резко качаю головой, чтобы отбить ненужные мысли. — Фрезия, это обязательная процедура. Все через нее проходят. Она качает головой, слезы крупными каплями стекают по ее щеке. — Но Кори такой кроха. Я целую ее в лоб и поглаживаю ее волосы. Фрезия начала потихоньку засыпать. — Роз, замени меня в школе, пожалуйста. Сегодня у меня лекция у семилеток. Ядовитые растения. — Хорошо. Она улыбнулась и провалилась в сон. Молю, чтобы она спала без снов. Я иду к выходу и натягиваю на себя одежду, которую разбросала, когда прибежала сюда. Следом за мной вышел Тесла. Тим остался сидеть с Кори. Мы молча одеваемся и выходим за дверь, тихо ее закрыв. На улице ветер стих и начался снег с дождем. Фонарные столбы освещали улицы. Они горели постоянно. Выключали их только ночью, когда показывалась луна. Как все-таки интересно, почему луна есть, а солнца нет? — Куда ты сейчас идешь? — спрашивает Тесла. Он роется в карманах куртки и достает оттуда теплые перчатки. Капюшон у него отсутствовал, а шапка была мала и держалась на самой макушке. Его черные волосы мгновенно стали мокрыми и липкими от снега, а щетина окрасилась в белый цвет. — В Рабочий центр, нужны кое-какие вещи, а потом в школу. — Я с тобой до Центра дойду. Мне тоже нужны вещи. — Например, новая шапка. Он потрогал свою, которая еле держалась на голове и улыбнулся. Его улыбка была приятная. Он вообще становился милым, когда улыбался, но это происходило не часто, ибо повода для улыбок у нас совсем нет. — Я к ней так привык. — Но она совсем не греет. — Ну и ладно. — Какой ты сентиментальный. — Скорее консервативный. И то верно. Тесла пять лет ходил в этой куртке, в которой капюшон давно отвалился, а сама она протерлась и почти не греет. Если бы я не подарила ему перчатки, которые на нем сейчас, то он бы так и ходил, засунув руки в карманы. Рабочий центр располагался в самом центре Города и от него отходили пять ветвей улиц. Здание было огромным, сделанным из мрамора с большими колоннами уходящими ввысь. Сложно сказать, сколько этажей в этом здании. Наверное, не меньше десяти. В этом здании можно найти все. Здесь есть пункт обмена и получения необходимых вещей, в который мы сейчас и направляемся. Здесь находится библиотека, разделенная на пять основных отделов. Здесь работают все пять специализаций. И наконец, здесь проходит процедура вживления. Это еще не все, что происходит в этом центре, но мне и этого хватает. Чем меньше знаешь, тем меньше мыслей. Мы заходим в ярко освещенный холл и видим вывеску с надписью «пункт обмена и получения» и подходит туда. Очередь небольшая, и это радует. В Рабочем центе все кругом белое: от стульчиков для посетителей до огромной люстры под потолком. Мы в своих темных одеждах кажемся здесь лишними. Пока я оглядывалась по сторонам, подошла моя очередь. Девушка за стойкой (одетая с ног до головы в белое) стояла с каменным лицом. Казалось, ей было абсолютно все равно, кто к ней подошел. — Назовите свое имя. — Розмарин, биолог. Она начала что-то печатать на своем планшете, а потом спросила, что мне угодно. — Батарейки для часов на кухне и в спальне (во всех домах мебель одинаковая), — девушка нажимает пальцем на планшет и на стойке появляются батарейки. — Веревки. — Веревок нет. — Ни одной? — Нет. Закатываю глаза, вспоминая, что мне нужно еще. — Заточка для ножей. — Появляется на стойке. — Удобрения. — Закончились. Я начинаю терять терпение. — Горшки и ящики. — Какого размера. — Мини и макси. — Макси нет. Только мини. — Хорошо, давайте мини. — Что-то еще? — Кирка. — Появляется на стойке. — И шарики. — Сколько? — Ящик шариков. Появляется ящик шариков. — Это все? — Нет. Еще мне нужен стандартный пакет еды. На стойке появляется коробка. Внутри лежат рис, гречка, геркулес, мясо размером с ладошку и буханка хлеба. — Что вы можете предложить? Я снимаю рюкзак с плеча и вытаскиваю со дна пакет с помидорами, огурцами, морковью и чаем. Девушка печатает на планшете, а потом кивает. — Овощи стопроцентного качества, но в малом количестве. Что ж, плата принята. Хорошего вам дня. У стойки появляется тачка, в которую я складываю свои пожитки. В нашем Городе нет денежной системы. Когда-то, еще до моего рождения она была, но в ней не было никакой необходимости, потому что деньги обесценились, на них ничего нельзя было приобрести. Да и кому нужны эти бумажки? У нас бартерная система. Мы обмениваемся нужными друг другу вещами. Если меняемся между собой, дела обстоят проще, но если идешь в Рабочий центр, нужно припасти все самое лучшее. Ну, а если у тебя ничего нет, будешь несколько суток пахать в Центре, пока не заплатишь за взятые тобою вещи. Я выращиваю продукты питания, поэтому отношу их в качестве платы. И еще прихожу туда раз в месяц платить налог (тоже едой), так как я работаю дома. Если бы я работала в Центре, то мои налоги аннулировались. Я подождала Теслу. Вот он появляется с тачкой. Внутри лежат множество проводков, гаек, отверток, плоскогубцев и прочего. У физиков так всегда. — Отвратительное сегодня обслуживание. Нет и половины того, что я хотел взять. Даже зубной пасты нет! А за все это пришлось отдать генератор. — У меня тоже самое. Нет ни веревок, ни удобрений. Не знаю, как буду выкручиваться. Деревья, те, что на улице, долго не простоят. Может у Тима что-нибудь есть? — Смешно. Тим сам попрошайничает, — он наклонился к моей тачке. — Всего-то ящик шариков. Тебе хватит? Пожимаю плечами. — Надеюсь. Шарики — это штука в форме шара, в котором находится свет. Этот свет — альтернатива солнечному. Разбрасываешь шарики вокруг деревьев и других растений, свет выходит из шарика и начинает их освещать. Растениям этого вполне хватает для фотосинтеза и поддержания нашей жизни. Я глубоко вздохнула. Эта нехватка всего подкосит любого. Мы вышли на улицу. Снег продолжал усиливаться. Тесла пошел на улицу Физиков, а я в школу. В нашем Городе всего лишь три больших здания — Рабочий центр, дом Верховного и школа. Школа находилась в двух шагах от Рабочего центра. Это было большое здание, как и Центр, только серого цвета. Пять корпусов состояли из десяти этажей, а последний, шестой был одноэтажным. В школу дети шли в шесть лет, а заканчивали в шестнадцать, когда становились совершеннолетними. В первый год обучения, дети учились в шестом одноэтажном корпусе и изучали все пять наук: физику, химию, биологию, математику и метеорологию. Там же их учили чтению и письму. Со второго года начинается сортировка, и дети уже ходят каждый в свой корпус, и занимается только своей специализацией. Из года в год они переходят на этаж выше, оставляя место своим преемникам из младших классов. В этих стенах они доводят свои знания до совершенства, а потом, по окончании школы, могут выбирать свой путь: работать в Рабочем центре или заниматься исследованиями дома. Я вспомнила то время, как сама училась в школе. В первый год учебы я познакомилась с Теслой, и мы сильно сдружились. Тесла был физиком и мы прекрасно понимали, что учиться вместе нам недолго. Как-то раз нам захотелось пошалить — засунуть червячков за воротник учительницы. Эта маленькая шутка обернулась большой проблемой, потому что мы оба испытали ужас от наказания, которое нам дали. Нас посадили в карцер на шесть часов. Мы сидели и через стенку перестукивались с Теслой. Засыпать и так было нелегко, а после карцера стало совсем невыносимо. В семь лет, когда я перешла в корпус биологов, мне было очень одиноко. Перемещаться между корпусами не разрешалось, но ходить между этажами своего корпуса можно было. Так я познакомилась с Фрезией. Она была на два года старше меня. Стала моей подругой и утешительницей и на переменках мы бегали друг к другу с рассказами, что у нас произошло на том или ином уроке. А через год мы познакомились с Тимьяном, который только пришел в корпус биологов. Он был таким милым мальчуганом и напоминал мне Теслу. Как оказалось, они были братьями. Мне стало их жалко. Получалось, что они жили в разных домах — Тесла с отцом на улице Физиков, а Тим с матерью на улице Биологов. В нашем мире институт брака, так же как и деньги, не имеет смысла. Главное, рождение ребенка и то, что он продолжит наш род. Когда рождался ребенок, неважно какой он специализации, он живет до совершеннолетия с мамой. Исключения бывают только в том случае, если мамы нет. Тогда его воспитывает отец, либо родственники, а если таковых нет, то близкие друзья. Конечно, Тесла и Тим часто видятся, но расти вместе в одном доме, и приходить друг к другу в гости — это две разные вещи. До сих пор мы четверо дружим и это навсегда.