Cold Spring Wind

Всё началось с их самой первой встречи. Тронный зал был переполнен жужжащей массой народа, начиная от советников и генералов и заканчивая знатью и простолюдинами. Шэнь Юань, наконец, официально мог принять почётный титул Императрицы и стать законным супругом Ло Бинхэ. Стройный мужчина, облаченный в алые одеяния, расшитые золотом и украшенные драгоценными камнями. Подобно небожителю, сошедшему с небес, Цинцю торжественно шествовал по тронному залу, приближаясь к могучему Императору, объединившему Северные и Южные земли, величественно восседавшему на массивном троне, по красоте и стати нисколько не уступавшему дражайшему мужу. А, собственно, каким образом это большое празднество касалось Шан Цинхуа? Этот презренный слуга, лишь по рекомендациям Шэнь Юаня, был допущен во дворец в качестве доверенного лица Императрицы и первого советника. Ну, и потому что являлся добрым другом Цинцю, который не смог отказать Цинхуа в просьбе взять его в столицу с собой. Все мечтали о безбедной и красочной жизни при дворе, и Шан не был исключением, а тем более болваном, чтобы упускать подобный шанс. Поэтому за ослепительно красивой Императрицей, срывавшей вздохи восхищения, подобно волнам, колышущейся толпы, соблюдая почтительную дистанцию, следовал худощавый юноша с незатейливо убранными в небольшой пучок на затылке волосами, облаченный в нежно-голубое ханьфу. Как только торжественная церемония приблизится к завершению, Цинхуа даст клятву верности своим Господам, и займёт место позади Цинцю, таким образом, вступая в должность первого советника и правой руки Императрицы. Шэнь Юань, в самом деле, был невероятным человеком, в хорошем смысле этого слова, сумевшим добиться небывалых высот лишь благодаря острому уму и благовоспитанности. Действительно, разве мог гордый и непобедимый Ло Бинхэ пройти мимо и не обратить внимания на такого выдающегося мужчину, как только завоевал Юго-восточные земли, где Цинцю занимал место временного главы? Любовь приходит тихо. Но Цинхуа ни в коем случае не завидовал другу, наоборот восхищался им, трепетно лелея в душе сладостную надежду, когда-нибудь так же обрести счастье. Внезапно перед так легкомысленно замечтавшимся юношей выросло препятствие, в виде высокого мужчины, облаченного в длинную темную мантию, прикрывавшую тяжелые доспехи. - Прочь, чернь! - пронзительные голубые глаза враждебно сузились, а широкая ладонь недвусмысленно сжала рукоять меча на поясе. Суровый воин оказался больше Цинхуа, как минимум в два раза, заставив последнего громко сглотнуть и боязливо отступить на несколько шагов назад. - Пропусти его, Мобэй, он со мной, - мягко обратился к мужчине Шэнь Юань, стараясь незаметно для всех собравшихся в тронном зале людей уладить неловкую ситуацию, в которой оказался его напуганный до чертиков будущий советник. Мобэй Цзюнь. Имя этого человека Шан запомнит раз и навсегда. Поистине устрашающий здоровяк был личным телохранителем самого Императора, а также занимал пост главнокомандующего элитными подразделениями войск. Грозный, грубый, холодный и на дух не переносивший слабых, бесполезных и жалких людей. Собственно, Цинхуа подходил под это описание с точностью до тысячных. Обидно? Совсем немного, просто юноша давно привык приспосабливаться к ситуации: вёл себя так и поступал так, как от него хотело и ожидало окружение. Ему было намного проще отказаться от собственных убеждений, в угоду чьего-либо мнения и желания, только бы не ввязываться в склоки и не наживать себе врагов. «Зачем же идти наперекор кому-то и портить дружеские отношения?» - виновато улыбаясь, оправдывал себя первый советник. Однако с Мобэй Цзюнем подобный номер не прошел. Как бы Цинхуа ни юлил, ни прогибался перед этим непрошибаемым и черствым человеком, ни пытался выслужиться, кроме леденящего кровь презрения и ядовитых, злых насмешек, ничего не получал взамен. В итоге, даже поддерживать нейтральные отношения нормально не выходило, и их не очень частые встречи и краткие беседы больше смахивали на холодную войну, причём Шан безоговорочно капитулировал перед главнокомандующим, заранее выбрасывая белый флаг. Он смиренно переносил все оскорбления, терпел колючие замечания и насмешки, что неимоверно выводило из себя грозного телохранителя, в который раз убеждавшегося в полнейшей непригодности и бесхребетности правой руки Императрицы. Ну, а пока воин холодно смотрит на незнакомого ему тщедушного юношу и отходит в сторону, слегка морща нос, словно перед ним находится не человек, а куча навоза. «Пренебрежение» - ярко вспыхивает в голове Цинхуа, а губы беспомощно растягиваются в улыбке, которая выходит настолько жалкой, что самому становится противно. Приходится проглотить горькие зачатки обиды, вежливо поклонившись мужчине, и проследовать за плавно движущимся Юанем дальше, на вершину нефритовой лестнице, где восседает великий Ло Бинхэ, не скрывающий влюблённого взора и нетерпеливо ожидающий свою дражайшую Императрицу. На Цинхуа новая одежда из дорогой ткани, отделанная изысканными узорами и вышивками, на вороте ханьфу золотая брошь, украшенная изумрудами - знак отличия перед другими служащими, ведь он правая рука Императрицы, и трогать его нельзя. Никому. Потому первый советник в тайне тешит себя надеждой, что теперь-то главнокомандующий начнёт поуважительнее относится к его персоне. Нет, ну, не как к равному, конечно же, но хотя бы перестанет бросать на него эти леденящие кровь, презрительные взгляды. Однако ожидания Цинхуа раскалываются, разлетаясь на сотни кусочков, подобно весеннему льду, когда его в очередной раз смешивают с грязью практически перед всем двором. И снова Мобэй. Остаётся лишь посильнее стиснуть челюсти, до ноющей боли в суставах, продолжая создавать видимость праздного равнодушия и незаинтересованности к чужой, остро цепляющей критике, пока червь обиды точит сердце изнутри день за днём. Что за чертовщина, не идти же жаловаться Шэнь Юаню на неуемную злость телохранителя Императора? У Шана всё ещё есть гордость и честь. Нападки продолжаются несмотря ни на что, и первому советнику начинает казаться, что Мобэй Цзюнь попросту желает его извести, настолько сильна ненависть воина. Как-то оказавшись наедине с юношей, мужчина отстёгивает от широкого пояса второй меч и бросает его Цинхуа, который, конечно же, не в силах поймать такой опасный предмет в воздухе. - Господин главнокомандующий, что вы делаете? – приклеив к губам вымученную улыбку, тихо спрашивает Цинхуа, нервно поглядывая на тяжёло рухнувшее к ногам оружие и холодея внутри от нехорошего предчувствия. - Хочу взглянуть на твои боевые навыки, - сухо отвечает Мобэй, обнажая острый грозно поблёскивающий в лучах полуденного солнца клинок. В небольшом живописном дворике никого нет, они были совсем одни среди сладко благоухавших цветов и мирно щебетавших птиц. Первый советник готов снова поднять белый флаг, даже не вступая в бой, и позорно рухнуть на колени перед жестоким воином или же удрать, куда подальше, от этого помешавшегося на собственной злобе человека. Склоняясь ко второму варианту, Шан осторожно отступает от готового разрубить его напополам телохранителя. - Я всего лишь простой служащий и не владею… - Ты правая рука Императрицы и обязан уметь дать отпор врагам Господина, - холодно обрывает его невнятные оправдания потемневший лицом Мобэй. Он всё так же тверд и неумолим к этому слабому юноше. Цинхуа, наконец, осознает, что, всерьёз, может лишиться жизни, и начинает усердно молиться богам, чтобы те приняли его настрадавшуюся грешную душу на небеса. Но у высших сил, по-видимому, свои планы, и первый советник будет жить. Во двор, неспеша, входят двое, один статный, широко улыбающийся красавец в роскошной алой мантии, трепетно обнимающий другого, не менее привлекательного мужчину, изящно обмахивающегося изысканным веером. Молодая супружеская пара явно была не готова к тому, что это укромное, живописное местечко окажется уже занято, однако Юань, бросив мимолётный взгляд на стоявших друг против друга людей, смог легко признать в беспомощно сжавшемся юноше своего советника, под ногами которого лежал брошенный меч. - Что здесь происходит? – одёрнув мужа за рукав, обеспокоенно спросил Цинцю, переводя взгляд с бледного лица подчинённого на телохранителя Ло Бинхэ. - Господин позволит обратиться к Императрице? – почтительно склонившись, спросил разрешения Мобэй Цзюнь. На что Бинхэ благосклонно махнул рукой, желая поскорее уединиться с супругом и предаться трепетным ласкам любви. Императору, по правде говоря, не было никакого дела до происходящей во дворе сцены только потому, что в ней принимал участие Мобэй. Собственному телохранителю он доверял как себе, ведь прошёл вместе с ним немало невзгод и трудностей, ни разу не усомнившись в преданности и правильности решений подчинённого. - Этот слуга хотел оценить боевые навыки правой руки Императрицы, - бесстрастно ответил воин, не сводя колючего взгляда с Цинхуа, тем самым препятствуя его побегу. - Но мой советник не владеет каким-либо оружием, - изумился Цинцю, стараясь поскорее разобраться, конфликт это или всего лишь выброс переизбытка адреналина у обоих. - Этот слуга смеет заметить, что, для большей безопасности, Императрицу следует окружить исключительно элитными воинами, а простым (мужчина намеренно повысил голос именно на этом слове) советникам самое место оттачивать навыки своего мастерства, убирая навоз в конюшнях. Ло Бинхэ заинтересованно и немного удивленно приподнял брови, ведь он уже давненько не наблюдал настолько разгневанного подчиненного. В пропитанном напряжением воздухе повисло неловкое молчание, которое раскололось на части от громкого смеха Императора, потянувшего своего соблазнительно растерявшегося супруга прочь от выяснявших отношения дворцовых служащих. Ло Бинхэ мудро рассудил, что эта парочка разберётся между собой и без них. Кажется, Цинхуа забыл, как дышать, его сердце истошно билось в груди, грозясь проломить ребра, и он всё ещё был оглушен пропитанными ядом словами главнокомандующего, не ставившего ни его личность, ни его способности, ни во что. На мгновение создалось ощущение призрачного кружение на месте, первый советник готов был провалиться сквозь землю, от того, что его гордость и достоинство смешали с дерьмом в присутствии самого Императора. - Прошу меня простить, - невнятно пробормотал юноша, низко опуская голову и скрывая стоявшие в глазах слезы, резко развернулся и стремительно двинулся прочь от угрюмо молчавшего телохранителя. Шан, видимо, спятил, поворачиваясь спиной к вооружённому человеку, люто презиравшему его, однако желание поскорее оказаться как можно дальше от мужчины пересилило чувство самосохранения. Потому, когда первого советника резко дернули за плечо, он задушено всхлипнул и замер, не в силах сбросить с себя тяжелой ладони. Предательские слёзы заструились по раскрасневшимся от стыда и обиды щекам. - Мы ещё не …, - но Мобэй Цзюнь осёкся и замолк, заметив прозрачные капли на перекошенном от досады лице, и растерянно отступил от плачущего человека в сторону. Цинхуа, воспользовавшись секундной заминкой, сорвался с места и сбежал. Главнокомандующий не стал его преследовать. - Что не так? – задал сам себе животрепещущий вопрос первый советник, наконец, успокоившись и взяв хаотично сменявшие друг друга мысли под контроль. Одет всегда опрятно и скромно, говорит слаженно и по существу, не отлынивает от своих обязанностей, не перекладывает работу на плечи других, не задирает нос и не кичится своей должностью. Да он работник года, мать вашу! Что не нравится этому вечно недовольному громиле? Цинцю, в самом деле, выглядел обеспокоенным, когда поймал в коридоре запыхавшегося друга, прижимавшего к груди кучу тяжёлых свитков, готовых в любой момент выскользнуть из кольца тонких рук юноши и рассыпаться по всему полу. Однако, на вопросы об агрессии и вызове со стороны главнокомандующего, Цинхуа отвечал нехотя и уклончиво, пряча немного виноватый и усталый взгляд от Шэнь Юаня. Шан даже не помышлял просить чьей-либо защиты или же давить на жалость, хотя прекрасно осознавал собственную беспомощность перед холодным и жестоким воином. Но уже минуло почти две недели после их неприятного разговора, и за всё это время первый советник ни разу не пересёкся с Мобэй Цзюнем в пределах дворца Императора. В главной библиотеке было сухо, душно и мрачно, и Цинхуа не собирался здесь надолго задерживаться, стараясь поскорее разложить свитки по законным местам на пыльных полках и вернуться в собственный кабинет, чтобы продолжить работу над очередным скучным отчётом о расходах муки, мяса и специй на дворцовой кухне. Советник умел обращаться с документами, потому большая часть бумажной работы лежала на его плечах. Он узнавал собственные отчёты, бережно разложенные на высоких стеллажах, осторожно касаясь кончиками пальцев плотно скрученных трубочек. На юношу нахлынули тёплые воспоминания, как он впервые встретился с Шэнь Юанем, попав в его распоряжение на должность секретаря, когда Цинцю только занял место временного главы Юго-восточных земель. Как поначалу между ними была полнейшая антипатия из-за неуклюжести Шана и чрезмерной требовательности Юаня, но стоило им распить несколько кувшинов вина, и отношения стали немного теплее, а затем постепенно переросли в дружбу. Как Цинцю терпеливо и долго обучал Цинхуа всем тонкостям работы с документами, отчётами и корреспонденцией, и только благодаря этим знаниям и навыкам, юноша сейчас мог с чистой совестью заявить, что, более умелого в этой сфере деятельности, работника в пределах дворца Императора точно не найти. К сожалению, Цинхуа не сразу заметил, как обстановка в главной библиотеке стала иной, и что он был уже не единственным посетителем этого укромного уголка, в который раз замечтавшись и погрузившись в согревающие сердце воспоминания. Тело запоздало среагировало на широкую ладонь, грубо зажавшую его рот. Первый советник слабо взбрыкнул, ощущая неприятное давление прохладных пальцев на сомкнувшиеся челюсти и туго затягивающуюся веревку вокруг хрупких запястий. Увы, Шан ничего не мог противопоставить силе, обрушившейся на его затылок, подобно неудержимому горному водопаду, и потерял сознание, рухнув на пол, подняв в воздух небольшое облачко пыли. Когда Цинхуа, пришёл в себя, перед глазами царил густой мрак. Голова слегка кружилась, а шея неприятно ныла после болезненного удара. Плотную ткань с головы так и не сняли. Обуви на ногах не оказалось, видимо, её стащили, как только он отключился. Зафиксированные над головой руки затекли, вызывая дискомфорт и жжение в мышцах при слабом шевелении, а кожа запястий саднила от туго врезавшейся в неё веревки. Прислушавшись, юноша смог различить мерное потрескивание огня где-то над головой – единственное, что нарушало мертвую тишину, довлевшую на боязливо съежившееся тело. - Что я сделал не так в своей жизни? За что мне всё это? Почему я родился под несчастливой звездой? – на одном выдохе подавлено прошептал первый советник. Наконец, тишину потревожили тяжелые мужские шаги, от которых Цинхуа сжался ещё сильнее и судорожно вздохнул, нервно дёрнув связанными кистями рук, не переставая прислушиваться к приближавшимся звукам. Он не знал, чего стоит ожидать от похитителя, поэтому, когда незнакомец остановился совсем рядом с его дрожавшим от напряжения телом, ненамеренно издал задушенный всхлип. На юношу напали в главной библиотеке дворца Императора, означало ли это, что он уже успел нажить себе недругов среди служащих? Или же врагам Ло Бинхэ удалось настолько близко подобраться к его личной резиденции, что им с легкостью удалось проскользнуть незамеченными мимо самого Мобэй Цзюня и его элитных воинов? Похититель хранил молчание, однако Шан прекрасно ощущал пронизывающий взгляд, неторопливо скользящий по его тщедушному телу, которое всё сильнее колотил нервический озноб. - Что вам от меня нужно? - стараясь говорить уверенно и одновременно вежливо, просипел первый советник, ощущая, как за одно мгновение пересохло в его горле. Незнакомец медленно сдвинулся с места, небрежно шаркнув подошвой сапога по каменному полу, однако Цинхуа не сумел распознать его намерений, испуганно застыв в ожидании. Лишь только, когда его оголённую щиколотку сжали прохладные пальцы, он громко ойкнул, резко дернувшись в крепком захвате. Мягкая ткань скользнула по коже и плотно обвила ногу юноши, настойчиво потянув её в сторону. Первый советник никак не мог понять, что же с ним собираются сделать и для чего фиксируют его нижние конечности, но громко звякнувшие над ухом металлические кольца, при попытке свести колени вместе, приоткрыли завесу тайны. От осознания происходящего, юноша судорожно забился в тисках, как пойманная в сети бабочка, безрезультатно пытаясь высвободиться из плена прочных шелковых лент. - Прошу! Не надо! – громко взмолился Шан, не переставая истерически дергаться. - Сколько человек в личной охране Императора? – злобно прошипел низкий голос рядом с ухом, в то время как широкая ладонь грубо стиснула тонкую шею, перекрывая доступ кислорода. Тело Цинхуа болезненно выгнулось и неосознанно подалось навстречу похитителю, чем последний и воспользовался, резко вжав колено между разведённых в стороны ног первого советника, вынудив того пронзительно пискнуть и вновь задергаться в шелковых путах. Металлические кольца громко звякали, из-за чего в ушах стоял неприятный гул, в то время как лёгкие выжигало огнём от недостатка кислорода. Перед юношей негласно ставили выбор, либо его жизнь, либо жизнь его Господина. В памяти всплыли теплые образы улыбающегося Шэнь Юаня, нежащегося в объятьях Ло Бинхэ. Разве посмел бы он предать счастье и судьбу своего доброго друга, любезно подарившего этому нерадивому помощнику шанс начать всё сначала и веру в успех? Нет, Цинхуа не вправе отвернуться от Цинцю, и, если небеса решили послать ему смерть, этот слуга смиренно примет её. Может быть, после этого Мобэй Цзюнь, наконец, признает его заслуги и убедится, что Шан чего-то да стоил? Внезапно страшное давление исчезло, первый советник сделал спасительный вдох и закашлялся, подавившись воздухом, стремительно ворвавшимся в раскалённые лёгкие. Грудь тяжело вздымалась, а от пережитого волнения из глаз струились слёзы. Юноша с запозданием понял, что плотная ткань исчезла с лица, и он снова может видеть. Однако то, что предстало его взору, вызвало ещё больший испуг и трепет, чем прежде. Главнокомандующий опасно нависал над связанным телом Цинхуа. Затуманенный взгляд мужчины неторопливо скользил по заплаканным, раскрасневшимся щекам, приоткрытым губам и бледной шее, на которой начинал проступать темно-фиолетовый отпечаток его ладони. Эти отчаяние, беспомощность и легкая растерянность, отражавшиеся на лице правой руки Императрицы, не на шутку заводили телохранителя, внезапно ощутившего жар, стремительно нарастающий в паху. - Мобэй Цзюнь? – робко окликнул воина Цинхуа, чувствуя себя некомфортно от такого откровенного разглядывания. Создавалось впечатление, будто он был полностью раздет перед этим черствым и напористым человеком. Нервная дрожь пронеслась вдоль позвоночника от этой мысли. Главнокомандующий медленно склонился к шее пленённого советника и широко мазнул языком по судорожно дернувшемуся кадыку, с удовольствием разглядывая наливавшиеся синяки. Такого слабого и никчемного парня внезапно захотелось испачкать, сделать до невозможности грязным, параллельно упиваясь его мольбами и криками о пощаде. - Что? – растерянно заморгал округлившимися глазами Шан, пытаясь поймать выражение на лице своего похитителя, - зачем вы это делаете? Однако телохранитель продолжал молчать, игнорируя жалкие попытки Цинхуа завязать разговор, оглаживая восторженным взором свою добычу. - Может, отпустите меня? – беспомощно улыбнулся первый советник, но тут же испуганно икнул, встретившись с горящими похотью голубыми глазами напротив. В животе мгновенно похолодело от нехорошего предчувствия, и, когда воин стремительно подался вперёд, юноша неистово взвизгнул, стараясь уйти от настойчивых прикосновений и обжигающего кожу дыхания. Нет, он однозначно не желал подобного исхода, но перевес в силе и свободе движений безоговорочно был на стороне телохранителя Императора. Несмотря на это, первый советник не собирался сдаваться без боя. Он, взбесившись не на шутку, то и дело, пытался вцепиться зубами в плотно сжимавшую его подбородок кисть, пока сухие губы пугающе нежно скользили по его шее и ключицам. Как только широкие ладони стиснули его бока и плавно скатились на ягодицы, Шан сипло взвыл, боднув головой воина в плечо. - Какого черта ты вытворяешь, придурок! Да я правая рука...мфх! – горячий язык ловко скользнул в его рот, огладив мягкие щёки изнутри. Сильное давление на челюстные суставы не давало возможности стиснуть зубы, всё, что оставалось потрясённому юноше - возмущённо мычать и безуспешно пытаться вывернуться из крепкого захвата, пока чужой язык беззастенчиво исследовал его рот. - Прекрати, - обессилено прошептал Цинхуа, когда Мобэй Цзюнь нехотя отстранился от него, чтобы перевести дыхание. Мужчина явно потерял голову, однако юноша не оставлял надежды достучатся до его рассудка. - Если ты меня освободишь, никто не узнает о случившемся, даю тебе слово. В ответ на предложение нефритовую заколку, удерживавшую волосы в аккуратном пучке на затылке, сняли, позволив мягким локонам, наконец, рассыпаться водопадом по тяжело вздымавшейся груди. Главнокомандующий даже не думал останавливаться и не собирался прислушиваться к испуганному и приторно заискивающему щебетанию юноши. Всё его возбужденное естество желало овладеть первым советником целиком и полностью, подчинить это хрупкое, слабое тело, заставить выкрикивать собственное имя в пылу страсти и сладостной агонии. Пути назад не было. Ворот одежды Цинхуа затрещал и поддался грубой силе. Дорогая изысканная ткань уродливо разорвалась, повиснув на худых трясущихся от ужаса плечах. «Меня, в самом деле, собираются изнасиловать?» - билась одна единственная мысль в мозгу. От страха Шан даже слова не мог вымолвить, его несогласие и протест выражали только обильно стекавшие по щекам горячие слезы, которые телохранитель слизывал с подбородка, несильно прикусывая нежную кожу на нижней челюсти. Широкие мозолистые ладони огладили нервно вздымающуюся грудь, цепляя нежно-розовые ареолы сосков, с нажимом провели по выпирающим ребрам на боках и, наконец, потянули завязки на штанах. - Остановитесь, - жалобно всхлипнул юноша, - умоляю, - и измождено прикрыл покрасневшие от слез глаза. Над его мужской честью и достоинством собирались так кощунственно надругаться, растоптать и развеять по ветру. Мысль о самоубийстве вспыхнула алым цветом в растревоженном сознании, вынудив первого советника испуганно вздрогнуть, но от неё пришлось быстро отказаться только потому, что Цинхуа не мог самостоятельно причинить себе боль, а откушенный язык – это чертовски болезненный исход. Как только ягодиц юноши коснулся прохладный воздух, он встрепенулся и широко распахнул глаза, в очередной раз безрезультатно рванув шелковые путы. Мобэй Цзюнь был всё еще одет, однако жар его тела просачивался даже сквозь плотную ткань и тяжёлую броню, создавая резкий контраст с настойчивыми прикосновениями прохладных пальцев. Его шея и виски взмокли от пота, дыхание сделалось частым и рваным. Похоть с такой легкостью завладела неуязвимым и сильным телом воина, выпирая внушительным бугром в области паха. Шан судорожно сглотнул и залился румянцем, стыдливо отворачивая голову. Видеть чужую эрекцию ему было в новинку. Любая женщина с радостью разделила бы ложе и, без сомнения, подарила бы свой первый раз главнокомандующему, но проблема заключалась в том, что Цинхуа родился мужчиной, пусть хилым, пусть тонкокостным, однако это нисколько не могло изменить неоспоримого факта – он мужчина. Средний и указательный пальцы несильно надавили на приоткрытые губы и скользнули в рот Цинхуа, вырвав его из водоворота хаотичных мыслей, ненароком касаясь корня языка. Первого советника замутило, глаза ненамеренно заслезились сильнее, а слюна сделалась более вязкой. Телохранитель долго забавлялся с языком юноши, то, пропуская его между пальцами, нежно оглаживал, то слегка сдавливал и игриво царапал ногтями, однако телу разгоряченного воина требовалась разрядка. Когда рот Шана, наконец, освободился, он судорожно втянул воздух, из-под полуприкрытых ресниц устало наблюдая за действиями мужчины. Советник не чувствовал даже намека на возбуждение, его плоть была вялой, а на смену острому страху пришло леденящее душу равнодушие. Главнокомандующий, огладив нежную кожу на разведенных в стороны бедрах, мазнул взглядом по аккуратному маленькому члену юноши и, ощущая собственное превосходство, ухмыльнулся. Это неприятно кольнуло самолюбие Шана, заставив того мысленно выругаться и почувствовать раздражение: «Не всем быть такими физическими одаренными, идиот!» Средний палец плавно скользнул внутрь тела советника, сорвав судорожный вздох с его всё ещё влажных от слюны губ. Конечно, дискомфорт был не таким сильным, но ощущение чего-то активно движущегося в заднице было очень непривычным и странным. Но стоило в отверстие погрузить сразу два пальца, Цинхуа вскрикнул и сжался. Боль остро пронзила таз юноши, заставив позвоночник выгнуться и раздвинуть бедра еще шире перед телохранителем, успокаивающе целовавшим его за ухом и продолжавшим постепенно растягивать содрогающееся под ним тело. Когда три пальца без труда смогли проникнуть в горячее нутро советника, Мобэй Цзюнь, наконец, высвободил напряженную плоть, опутанную сетью набухших вен, и направил крупную головку внутрь тела юноши, который практически ничего не соображал от чувства онемения и тупой боли. Его виски, спина и грудная клетка взмокли, слезы на щеках высохли и неприятно стягивали кожу. Шан был опустошен и подавлен, и, к сожалению, ничего не мог противопоставить главнокомандующему, страстно желавшему овладеть им. Когда горячая, твердая плоть втиснулась в тугой жар его тела, Цинхуа открыл рот в беззвучном крике и рвано задышал, прислоняясь затылком к стене, в изнеможении прикрывая глаза. Складывалось ощущение, что его рассекли на две равные части раскаленным мечом, и, чем сильнее мышцы сдавливали естество телохранителя, тем стремительнее возрастала боль юноши. Однако возбуждение Мобэй Цзюня только усиливалось и неумолимо крепло, из-за чего он с очевидным нетерпением толкнулся на всю длину, вырывая из горла правой руки Императрицы жалобный всхлип. Никак не получалось отдышаться, весь воздух напрочь выбивался из легких при каждом новом толчке. Обнаженная кожа груди и бедер неприятно терлась о жесткую броню воина, мышцы рук и ног затекли и занемели так, что Цинхуа их практически не чувствовал. Ощущение чрезмерной растянутости и заполненности кружило голову не хуже крепкого вина. Пот медленно стекал по спине и расходящимся в стороны ребрам. Мобэй опалял жарким дыханием и без того горящие щеки советника, полностью растворившегося и безвозвратно потерявшегося в этом обилии ранее неизведанных ощущений, и алчно ловил губами срывавшиеся с уст правой руки Императрицы невнятные мольбы и стоны. Плоть юноши всё ещё оставалась мягкой и безучастной к происходящему, потому главнокомандующий осторожно приласкал вялый член Шана, перекатывая небольшие яички в мозолистой ладони. Цинхуа облизнул пересохшие губы и лениво разомкнул веки, бросив расфокусированный взгляд на тяжело дышавшего распаленного мужчину, неумолимо толкавшегося в его тело. Сознание готово было вот-вот ускользнуть от преизбытка чувств и эмоций, и эта перспектива не могла не радовать затраханного до изнеможения юношу, потому он болезненно облегчённо улыбнулся Мобэй Цзюню и лишился чувств, безвольной куклой повиснув на шелковых путах. Сквозь туманную пелену забытья продолжали ощущаться жадные, собственнические прикосновения больших огрубевших от рукояти оружия ладоней, касания сухих губ, скольжение влажного языка, укусы острых зубов и неистовые, глубокие толчки горячей, крупной плоти между ног, сопровождавшиеся будоражившим кровь шепотом: «Цинхуа! Мой Цинхуа!» - Цинхуа? – совсем рядом ласково позвал знакомый голос, а на щеку плавно опустилась мягкая, теплая ладонь и осторожно погладила. - М-м, - слабо промычал в ответ Шан и с трудом разлепил веки, заторможено моргая. Он лежал на просторной кровати с темным шелковым балдахином, утопая в мягкости подушек и одеял. В комнате царил лёгкий полумрак, но это нисколько не помешало рассмотреть первому советнику восхитительные произведения искусства в виде оттисков цветов и райских птиц на высоком потолке и нежно-персиковых стенах. Без сомнения это были покои Императрицы, и Цинхуа тревожно дернулся, из-за чего всю нижнюю часть тела прострелило острой болью. - Не двигайся! – строго приказал Шэнь Юань, переключая внимание друга на себя, - лекарь уже осмотрел твои повреждения и выписал лечение, придется пару дней полежать в кровати, чтобы восстановить силы и здоровье, - смягчившись, продолжил Цинцю, сочувственно косясь на тёмно-фиолетовые следы чужой страсти, ярко выделявшиеся на бледной шее юноши. В воздухе повисло неловкое молчание. - Почему ты не пришёл ко мне раньше? – тихо спросил Шэнь, осторожно касаясь пальцами худого плеча Цинхуа и замечая, как глаза его советника начинают блестеть от соленой влаги. - Всё-всё, - утешительно качнул головой супруг Императора, - всё позади, не будем вспоминать об этом более. Отдыхай, - торопливо произнёс Юань, не желая доводить Шана до истерики. Они ещё успеют поговорить об этом, если Цинхуа сам того пожелает. И ушел, плотно затворив дверь, оставляя подчинённого в покое и одиночестве. Лежа в этой роскошной опочивальне, юноша ощутил, как все ранее произошедшие события обрушилось на его тщедушное тело, подобно горной лавине, сбивая с ног и переворачивая все внутренности вверх тормашками. Унижение. Боль. Ужас. Отчаяние. Первый советник не в силах был сдержать жгучие слезы, обильно стекавшие по его щекам на белоснежные подушки, закусив тыльную сторону ладони и жалобно подвывая. Да, он был благодарен Цинцю, что тот не видел его слабость, его треснувшую и разлетевшуюся на сотни мелких осколков гордость и изничтоженную честь. Он не желал знать ничего: ни как его обнаружили, ни как его спасли, - всё, что требовалось Цинхуа в этот момент – побыть наедине с самим собой и постараться, как можно скорее, залатать дыру в сердце, так искусно проделанную главнокомандующим. - Мобэй Цзюнь, - задыхаясь от рыданий, прошипел Шан, невольно воскрешая в памяти образы бесстрастного, несокрушимого воина и видения разгоряченного, охваченного возбуждением и похотью мужчины. В груди расползалась жгучая ядовитая боль, вынудившая юношу свернуться калачиком и крепко обнять себя за плечи. Он так и не заснул. На третий день, после осмотра лекаря, супруг Императора, наконец, разрешил Цинхуа покинуть свои покои и вернуться к оставленной работе, которой, к слову, скопилось немало за время его болезни. Лечебные мази и успокаивающие отвары из целебных трав делали своё дело. Тело постепенно восстанавливалось, раны и синяки заживали и сходили на глазах. Рассудок и дух возвращались к прежнему состоянию покоя и гармонии, однако пустота в сердце отчего-то не исчезала, разрастаясь с каждым новым днём всё сильнее. Первый советник с момента своего выздоровления ни разу не поинтересовался, о судьбе Мобэй Цзюня? То ли у него попросту не хватало мужества? Или же он боялся узнать нечто такое, что смогло бы расшевелить то безымянное чувство, уверенно обосновавшееся в его ноющей груди? Чувство, которое вызывало одновременно и тоску, и волнительный трепет. Однако слухи распространялись по дворцу, подобно молниям на грозовом небосводе. Появилась достоверная информация, что главнокомандующего в срочном порядке отправили на Север для подавления восстания мятежников, а вместо него телохранителем Императора был избран Лю Цингэ. С одной стороны облегчение, а с другой - легкая пелена печали от услышанной новости утянула Цинхуа в долгие раздумья, которым он посвящал большую часть своего драгоценного свободного времени. Неизбежно приближался конец осени, и, как правой руке Императрицы, Шану необходимо было собрать всю информацию с каждого клочка земли о готовности государства к холодному времени года. К тому же, предстоящая зима, по предсказанию придворных чародеев, должна была стать самой суровой за последнее десятилетие. Работы будет более чем достаточно для того, чтобы погрузиться в неё с головой, наконец-то, выбросив из мыслей навязчивый образ Мобэй Цзюня. И прекратить уже постоянно думать о нём, неосознанно воскрешая воспоминания о жарких поцелуях и страстной натуре мужчины. - Всё летаешь в облаках? – лукаво прикрывшись веером, поинтересовался Шэнь Юань, уже не в первый раз замечая, как Шан пропускает мимо ушей добрую половину сказанных им слов. - Постарайся быть более собранным и внимательным, иначе Бинхэ задумается о твоей профессиональной пригодности и преданности делу, - в шутку припугнул друга Цинцю, но затем внезапно вспомнил, что подобное уже было однажды сказано Мобэем, и обеспокоенно покосился на Цинхуа. Юноша слегка вздрогнул, вероятно, также припоминая человека, грубо выплюнувшего ему в лицо подобные слова при самом Императоре. - Прости, - поспешно извинился Юань, с интересом и легким недоумением подмечая смущенно зардевшиеся скулы и кончики ушей своего советника. Да. Шан Цинхуа провалился. Он не мог ничего поделать с собой, когда перегруженный работой мозг лихорадило по ночам от откровенных, эротических сновидений. Когда он просыпался со следами собственной страсти между ног. Когда сердце заходилось в бешеном ритме и рвалось из грудной клетки, а тело жаждало прикосновений таких знакомых жестких ладоней и поцелуев сухих требовательных губ. Это не здоровая реакция, мысленно убеждал себя советник, всячески пытаясь оправдаться перед самим собой и абсолютно не желая мириться с тем фактом, что он влюбился в человека, который так гнусно украл его честь и сердце. Однако партия была уже заведомо проиграна, и всё, что оставалось Цинхуа, это упрямо поджимать губы и пытаться строить равнодушное выражение лица, когда речь при дворе заходила о бывшем телохранителе Императора. А темными вечерами торопливо ласкать себя, шепча будоражившее разум и сердце имя. Мобэй Цзюнь. Так и наступила зима, укрыв и спрятав побуревшие, скукожившиеся старые листья под слоем белого снега. Все необходимые отчёты были собраны и представлены Императору, суровые холодные месяцы не должны были никоим образом отразиться на привычном жизненном укладе государства, что, собственно, и доказывало полезность, и оправдывало должность Шан Цинхуа при дворе. Ло Бинхэ задумчиво улыбался, нежно пропуская темные пряди волос супруга сквозь пальцы, пока тот обсуждал со своим советником вопросы утепления Императорских конюшен. А Шэнь Юань, тем временем, внимательно слушал и разглядывал юношу, подмечая про себя, что тот стал более вспыльчивым и дерганным, однако легкий румянец на щеках и энергично блестящие глаза в совокупности придавали Цинхуа очаровательный вид. Ну, а чрезмерную импульсивность можно было списать на большое количество работы, недавно свалившееся на плечи его подчиненного со второй половины осени. Или же на влюбленность. Цинцю уже давно обратил внимание, что, если речь заходила о Северном крае или же о Мобэй Цзюне, занимавшем там пост наместника Императора, выражение лица советника становилось слегка растерянным, иногда даже взволнованным. Нежно-розовый румянец проступал на скулах, а светло-карие глаза всячески избегали смотреть в упор на Шэнь Юаня, словно таили какую-то сокровенную информацию, принадлежавшую исключительно её владельцу. И Цинцю понял, в один из прекрасных осенних дней внезапно осознал, что его друг влюблён в сурового и бесстрастного воина. Интересно! Выходит, что всё произошедшее между ними несколько месяцев назад, сейчас вовсе не было похоже на принуждение. Однако Мобэй Цзюнь в тот роковой день сам пришёл к Шэню с повинной, бережно стискивая в руках бессознательное тело Шан Цинхуа, и признался, что насильно овладел его подчиненным, и с честью готов принять, и вынести любое наказание. Без сомнения, Юань бы оскопил главнокомандующего собственными руками и вышвырнул того из дворца, да только с Севера неожиданно прилетела тревожная весть о поднимающих восстания лордах и жадных землевладельцах, недовольных политикой Императора. Конечно же, Ло Бинхэ дорожил своим подчинённым и верным другом, понимая, что Мобэй Цзюнь не такой, как он, с собственными взглядами на отношения, людей и на весь мир в целом. Только поэтому супруг Цинцю не считал себя в праве судить телохранителя за содеянное. Приняв решение, Бинхэ отправил мужчину подавить вспыхнувшие мятежи и продолжить удерживать власть на Северных землях от его имени, избрав Мобэй Цзюню на замену не менее выдающегося война - Лю Цингэ, с почетом перенявшего должность телохранителя. Шэнь Юань очень долго спорил и сердился, не желая идти на уступки и принимать сторону мужа, продолжая настаивать на серьёзном наказании, но, в конце концов, отступил и сдался, сменив гнев на милость, внимательно наблюдая за тем, как Шан Цинхуа медленно идёт на поправку, возвращаясь к обыденным делам, заботам и обязанностям. И вот к чему привело всё это. Поначалу, Цинцю недоумевал, что вообще могло понравиться в Мобэй Цзюне? Тем более человеку, склонному бежать от трудностей, поджав хвост, когда суровый воин, напротив, стремился решать их, уничтожая в зародыше. Что могло быть общего между слабым, податливым Цинхуа и волевым, грубым главнокомандующим? Ответ – абсолютно ничего, к тому же бывший телохранитель Императора растоптал мужское достоинство первого советника, воспользовавшись им, как женщиной. Продолжая размышлять, Шэнь припомнил начальный период отношений с Ло Бинхэ, как его бесило своенравие и непомерная гордыня последнего, а главное – святая уверенность в том, что каждый человек посчитает за великую честь раздвинуть ноги перед этим амбициозным красавцем. Сперва было трудно, ничего, кроме чувства раздражения и отвращения этот высокомерный, упрямый завоеватель не вызывал в его душе, однако, чуть позже, в сердце Юаня начали появляться нежные бутоны влюблённости, которые со временем распустились и дали обильный цвет, сладко заблагоухав и подарив двум мужчинам пору ласковой весны. Поэтому Цинцю с теплой улыбкой наблюдал за Шан Цинхуа, суетившимся вокруг аккуратно разложенных на широком рабочем столе свитков и мурлычущем себе под нос незнакомую мелодию. И пока юноша был с головой погружен в свою непростую работу, Шэнь старательно продумывал план, как бы отправить своего втрескавшегося в главнокомандующего подчиненного, не привыкшего к крепким морозам и снегу, на Север. - Мобэй Цзюню требуется опытный, толковый советник, который смог бы помочь ему быстро и легко наладить дела с провизией, торговлей и налогами, - как-то раз, во время очередного совещания обмолвился Ло Бинхэ, не спуская глаз с прерванного на полуслове и замершего с отчётом в руках Цинхуа. Затем отвернулся от него и коротко бросил: "Отправишься на Север." Это однозначно не являлось вопросом, а тем более просьбой. Все шутки в сторону. И вот Юань с легкой тревогой посматривает на взволнованного подчиненного, который в ответ почтительно склоняется перед Императором, безропотно принимая приказ, под завистливыми и восхищенными взглядами присутствующих в зале заседания дворцовых служащих. Кончики ушей юноши пылают, позабытый документ небрежно смят в кулаке. Шан напряженно буравит взглядом пол, не смея выпрямить спину и выдать своего ликования, а уж тем более поднять взор на Цинцю, прячущего за веером довольную улыбку. Теперь Шэнь не сомневался, Цинхуа сам трепетно желал и терпеливо ожидал возможности, наконец, встретиться с Мобэй Цзюнем вновь. Изначально Император планировал лично посетить Северные земли и посмотреть, как получается у Мобэя справляться с такой ответственной и высокопоставленной должностью, отнимающей много жизненных сил и свободного времени, учитывая, непокорность и своеволие северян, не признающих никаких авторитетов и законов. Однако Ло Бинхэ ни на мгновенье не сомневался в своём верном подчинённом и, принимая во внимание ярое нежелание Шэнь Юаня с ним расставаться, решил с этой, безусловно, важной миссией отправить Шан Цинхуа, приставив к юноше небольшой отряд воинов для безопасности. Императору требовался полный отчёт по Северному краю, начиная от демографической ситуации и заканчивая прозрачностью питьевой воды в колодцах. Отчёт, который мог грамотно составить лишь один человек - первый советник. Шан Цинхуа планировал выдвинуться в путь вечером следующего дня, оперативно собрался, взяв исключительно важные вещи и документы, необходимые для успешного выполнения поставленной задачи. Помимо свитков, письменных принадлежностей и чернил, юноша предусмотрительно приготовил всю тёплую одежду, которую имел в гардеробе, так как холод переносил крайне плохо, промерзая чуть ли не до самых костей. Его небольшой, уютный кабинет с потрескивающим очагом в углу и ставшим таким родным рабочим столом, который теперь непривычно пустовал, вызывал в груди чувство щемящей тоски. Первый советник должен был оставить дворец Императора и отправиться туда, где ещё ни разу не бывал, в противоположную часть государства, совершенно не ведая, что ожидает его на Северных землях. Взволнованно выдохнув и похлопав себя по щекам несколько раз, юноша с небольшим отрядом воинов, наконец, покинул дворец, в который раз мысленно проверяя вещи, на случай, если забыл взять с собой что-то экстренно необходимое для предстоящей работы. Шэнь Юань с легким беспокойством смотрел вслед медленно удалявшейся от дворцовых стен процессии, состоявшей из небольшого экипажа и вооруженных всадников, вновь начиная сомневаться в правильности своего поступка. Стоило ли вообще подавать идею Ло Бинхэ отослать его подчиненного к Мобэй Цзюню? Если чувства Шан Цинхуа распустились подобно нежным цветам по весне, достаточно ли будет одного порыва северного ветра, чтобы робкие лепестки вздрогнули и опали, зачахнув от сурового дыхания холода? В крайнем случае, Цинцю всегда сможет повлиять на своего супруга и убедить того отозвать юношу обратно в столицу, под предлогом острой необходимости. - О чем так напряженно задумался мой муж? – игриво мурлыкнул Император на ухо вздрогнувшему от неожиданности Шэню, нежно обвив талию возлюбленного и притянув его к широкой груди. - Не стоит так переживать за своего друга, Цзюнь не такое уж и чудовище, - продолжил свою речь Бинхэ, проводя носом по изящной шее Юаня и обжигая белоснежную кожу за ухом горячим дыханием, - просто его мировоззрение немного отличается от нашего. К тому же, я уверен, что Шан Цинхуа сможет достойно послужить Мобэю правой рукой, - и дразнящим шепотом добавил, - если его вдруг утомится. - Ло Бинхэ! – вспыхнув, возмущенно воскликнул Шэнь, активно задергавшись в объятьях супруга, но тот не расцепил рук и не позволил Цинцю отстраниться, глубоко поцеловав в ответ, параллельно отступая вглубь комнаты и утягивая за собой возлюбленного к просторному, мягкому ложу. Весь путь занял около пяти дней, учитывая, что почти сутки пришлось потерять и без дела провести в гостинице, удачно оказавшейся по близости, из-за неожиданно поднявшейся метели, затянувшей весь горизонт белым непроглядным полотном. Погода бесновалась не на шутку, видимость была скверной настолько, что дальше собственной руки разглядеть что-либо не представлялось возможным, а уж разобрать дорогу и не заблудится - попросту невыполнимым. Но, как только небольшая процессия пересекла границу и въехала на территорию Северного края, у Цинхуа нервно задрожали коленки, а в животе похолодело от предстоящей встречи, которую тот с таким нетерпением ожидал весь путь, мысленно подгоняя лошадей и ворчливо сетуя на плохую погоду, становившуюся всё капризнее и суровее с приближением к цели. «Теперь Мобэй Цзюнь не только главнокомандующий элитных войск, но и наместник самого Императора. Стоп, его что, таким образом повысили?! Боже мой, юноша, успокойтесь и возьмите себя в руки! Это вы прибыли сюда, на другой конец страны, отморозили себе всё, что только можно было, для проверки текущих дел. Не наоборот! Ты здесь главный, Цинхуа, и он не посмеет, не посмеет…», - однако советнику не удалось завершить свой необыкновенно мотивационный монолог в голове, ведь к экипажу на полном скаку приближался всадник. - Остановитесь! – коротко приказал Шан и, плотнее закутавшись в теплую шубу, покинул карету, чтобы вежливо поприветствовать встречающего их маленькую продрогшую группу посланца. А в том, что это был всего лишь простой гонец, юноша не сомневался, однако за всадником возникли ещё два скачущих силуэта, чуть отстающих от первого. «Надеюсь, это не грабители», - нервно поежился Цинхуа, бегло бросая взгляд на вооруженных, но сильно измотанных долгой и непростой дорогой воинов, плотным кольцом окружавших экипаж. Пусть приближающихся незнакомцев всего трое, но ведь ничего не мешает появиться еще, например, четверым с другой стороны. Резко обернувшись, первый советник облегченно выдохнул, на его счастье, противоположная сторона горизонта оставалась всё такой же пустынно белой. Первый всадник на рослом вороном жеребце сократил расстояние настолько, что без труда можно было рассмотреть длинные темные волосы, развевающиеся поверх тяжелой подбитой теплым мехом накидки, скрывавшей мрачно поблескивавшую броню, украшенную серебряными цепочками и драгоценными камнями. Выражение на красивом бледном лице было строгим и пугающе суровым, губы плотно сжаты в тонкую полоску, а голубые глаза пристально разглядывали стоящую рядом с каретой невысокую фигуру юноши, укутанную в мягкую шубу. Всё повторялось вновь. Цинхуа потерял дар речи, его ноги стали ватными, как и во время их первой встречи в тронном зале, из-за исходивших от мужчины величия и силы, пронизывавших холодный воздух этих насквозь промерзших земель. Мобэй Цзюнь закружил вокруг группы людей, пуская коня легкой рысью, вынудив воинов вцепиться в поводья и осадить встревоженных лошадей, все так же не спуская внимательного взгляда с завороженного его внезапным появлением юноши, который загипнотизировано поворачивал голову вслед за ним. Наконец, жеребец был лихо остановлен напротив первого советника, а сам наместник Севера выжидающе замер в седле, плавно расправив широкие плечи и слегка приподняв подбородок. Запоздало придя в себя, Шан почтительно склонился перед Мобэем, в одно мгновение растеряв весь свой боевой настрой и лидерские качества. - Шан Цинхуа приветствует наместника Севера, - стараясь говорить уверенно и достаточно громко, с замиранием сердца произнес советник, чувствуя, как от холода и нервов сводит желудок. - Приветствую правую руку Императрицы, - сухо ответил главнокомандующий, так и не спустившись с коня, продолжая смотреть на юношу сверху вниз, - смею спросить, какую цель преследует ваш визит? Отставшие два конника, наконец, прибыли и, спешившись позади экипажа, плавно, двинулись в сторону разговаривающих государственных служащих, ведя в поводу фыркающих лошадей. В одном из них Цинхуа без труда признал одного из лучших придворных лекарей - Му Цинфана, который как-то раз лечил его неприлично затянувшуюся простуду. - Его Высочество Император требует полной отчетности от наместника Северного края, - протянув скрученный пергамент Мобэй Цзюню дрожащей от холода рукой, ответил Цинхуа и, нерешительно помедлив, добавил, - также меня рекомендовали вам, в качестве советника, для лучшего хода дел и скорейшего разрешения скопившихся… - Я не нуждаюсь в новом советнике, - не отрываясь от чтения документа с подписью и печатью Императора, резко оборвал Шана главнокомандующий, в то же время удерживая ретивого жеребца на месте. Прерванного на полуслове юношу, словно ледяной водой окатили, он не представлял, что ему следует ответить на это, ведь Ло Бинхэ предельно ясно выразился, что Мобэй Цзюню необходим толковый помощник. Цинхуа же не мог всё выдумать сам и принять желаемое за действительное, не правда ли? - Ваше Величество, - раздался мелодичный женский голос совсем рядом с Шаном, - могу я взглянуть на документ? – изящная белоснежная кисть потянулась в сторону широкой ладони главнокомандующего, ненавязчиво цепляя её кончиками пальцев. Женщина. Красавица. Высокая, стройная, очаровательная, с правильными, тонкими чертами лица, роскошными волосами и теплыми карими глазами. Будто юноше со всей силы врезали поддых, и выбили весь воздух из легких одним точным ударом. Мир резко померк и остановился, сузившись до размеров черепной коробки, в которой лихорадочно гудели и метались из стороны в сторону мысли, подобно гнезду диких пчёл. Внутри что-то резко оборвалось. Холод острым клинком полоснул по внутренней части живота первого советника, и он бы рухнул на снег, если бы не Му Цинфан, вовремя подставивший локоть и с тревогой озаботившийся причиной такой сильной бледности лица, на что Цинхуа вымученно улыбнулся и солгал, что его укачало в дороге. Лишний. Он здесь определенно лишний – эта мысль бешено билась в висках, причиняя невыносимую боль, отдающую прямиком в сердце. И на что он только надеялся, глупец, лелея сладкие воспоминания? Ведь всё оказалось банальным секундным порывом, легкомысленным и эгоистичным желанием одного человека, и, как результат, неосторожно брошенным зерном надежды, заботливо взращенным на плодородной почве. - Что ж, - заключил нежный женский голос, мучительно вкручиваясь в воспаленное сознание юноши, - я смогу представить первому советнику всю необходимую информацию в точности с приказом Его Величества Императора в течение трех дней. Надеюсь, вас не затруднит столь долгое ожидание? – с приятной улыбкой на пухлых губах, обратилась к Цинхуа красавица. Отчего-то стало невыносимо жарко, затем изображение плавно поплыло перед глазами, а последние слова звучали, будто сквозь густую пелену морока, и Шан всё же потерял сознание, неловко завалившись на придворного лекаря, без труда поймавшего его обессилевшее тело, обеспокоенно касаясь изящной ладонью горячего лба. Слабое, хрупкое тело, привыкшее к теплу и уюту Императорского дворца и совершенно не приспособленное к таким сильным эмоциональным переживаниям, с легкостью надломилось. В итоге Шан Цинхуа тяжело заболел, мучаясь лихорадкой почти трое суток, изредка и ненадолго приходя в сознание. Му Цинфан списал всё на нервное перенапряжение от длительной поездки и скопившихся забот, недостаток здорового сна, а также резкую перемену климата. Придворный лекарь старался не оставлять надолго больного без присмотра, вливая в него добрые порции целительных настоев, и давал ослабевшему юноше целебные пилюли, которые должны были ускорить процесс выздоровления. Шан беспокойно метался на смятых простынях, невнятно бормоча в горячечном бреду имена и просьбы. Его длинные каштановые волосы сбились на затылке, черты лица заострились, кожа приобрела сероватый оттенок, а силуэт стал ещё тоньше. Цинхуа бредил, падая из одной бездонной ямы в другую, сталкиваясь со знакомыми и неизвестными людьми, то возрождаясь подобно фениксу, то угасая подобно вечерним лучам солнца. Дыхание сделалось тяжелым и хриплым, между бровей залегла глубокая складка, а лицо исказило выражение невыносимой муки. Иногда он плакал и кричал, вздрагивая всем телом и вскидывая руки вверх, будто пытался защититься или же наоборот удержать кого-то рядом. Во время горячки первый советник смутно ощущал, как на лоб периодически опускалась широкая прохладная ладонь, и такой знакомый низкий голос тихо звал его по имени. Изможденное тело откликалось и слабо подрагивало, веки начинали трепетать, но сил открыть глаза, увы, не хватало. Всё, на что был способен Шан - это сипло простонать в ответ, пока сознанием вновь не овладевал жар, утаскивавший за собой в липкий омут тревожных видений. Наконец, когда лихорадка спала, и юноша смог постепенно прийти в себя, болезнь начала медленно отступать, однако его тело настолько ослабло, что даже пошевелить пальцем казалось непосильной задачей, голова раскалывалась от невыносимой боли, а в ушах неприятно звенело. - Господин Шан, - тихо позвал Му Цинфан, бережно обтирая влажной тряпицей тело больного, - я советую вам по выздоровлении забрать все подготовленные Ша Хуалин документы, необходимые для отчётности перед Его Величеством Императором, и без промедления вернуться в столицу. Ваше слабое здоровье не в состоянии выдержать капризов Севера, это место поистине слишком сурово. Цинхуа отстранённо кивнул, соглашаясь, равнодушно уставившись в широкое окно, за которым до линии горизонта простиралась холодная белоснежная пустыня. В самом деле, ему здесь больше незачем находиться, ведь место советника занято…другой. От этой мысли предательские слезы подступили к горлу болезненным тугим комком, безжалостно сдавив грудь, и юноша рвано выдохнул, вымучено прикрывая глаза, пытаясь скрыть собственное горе от внимательного лекаря. Но как только Му Цинфан покинул комнату, не желая более тревожить и без того измотанного больного, Шан всё же не сдержался, и прозрачная капля стремительно скатилась вниз по щеке, затерявшись в длинных спутанных волосах. Сон Шана вновь был поверхностным и неприятно тягучим, пропитанным тревогой и мрачными образами, голова всё так же продолжала неистово раскалываться, неприятно пульсируя в воспаленных висках. Однако сквозь тёмно-серый липкий морок сонного бреда пробилось прохладное прикосновение пальцев, до боли знакомая широкая ладонь мягко опустилась на лоб, а подбородка осторожно коснулись сухим поцелуем. «Видимо меня снова лихорадит», - подумал Цинхуа, слабо подставляясь под приятно холодящие кожу лица прикосновения. - Цинхуа, - хрипло раздалось над ухом, и кровать, тихо скрипнув, прогнулась под весом ещё одного тела. - М-мобэй, - едва слышно отозвался советник, всеми силами стараясь игнорировать внезапно усилившуюся головную боль, неспособный отличить мираж от яви, - не уходи, - прошептал Шан, ощущая горячее дыхание на скуле. - Не уйду, - ответил низкий голос, после чего юноша, наконец, провалился в крепкий и спокойный сон. Наутро Цинхуа чувствовал себя немного лучше и, позавтракав рисовой кашей, заботливо оставленной Му Цинфаном, первый советник доверчиво отдал себя в руки не менее дружелюбных слуг, которые привели его осунувшееся от болезни тело в человеческий вид, который был просто необходим для последней встречи с Ша Хуалин. Шан ясно осознавал, что уже завтра покинет этот промерзший, темный дворец, так гармонично вписывающийся под местные пейзажи заледеневшей северной пустыни. Теперь эта мысль не вызывала никаких чувств в его размеренно бьющемся сердце. Тронный зал оказался таким же мрачным и неприветливым, как и коридоры дворца, изобилующие острыми углами и строгой симметрией оттисков. Удивительно, как здесь вообще можно было существовать и чувствовать себя комфортно и уютно? Ша Хуалин кокетливо беседовала о чём-то со стражниками у противоположного входа, пока Мобэй Цзюнь с серьёзным лицом выслушивал Му Цинфана, часто взмахивавшего кистями рук в воздухе и старательно объяснявшего что-то крепко задумавшемуся наместнику Севера. Когда взгляд лекаря случайно упал на медленно приближающегося Шан Цинхуа с мертвенно бледным лицом, он резко оборвал свою речь и стремительно двинулся в сторону первого советника, которой, переоценив свои возможности, еле держался на ногах, готовый в любое мгновение рухнуть на гранитный пол и покалечиться ещё сильнее. - Господин Шан, вам ещё нельзя покидать постель! Зачем же вы рискуете собственным здоровьем? – не скрывая тревоги в голосе, воскликнул Му Цинфан, подхватывая под локоть слабеющего на глазах юношу. - Я здесь только для того, чтобы забрать приготовленные советницей Хуалин отчёты, мне следует как можно скорее вернуться в столицу, - тихо ответил Цинхуа, не в силах поднять голову и посмотреть в потемневшие от гнева глаза напротив, - местный климат убьёт меня, - неловко хмыкнув, добавил он, в тайне рассчитывая на поддержку придворного лекаря. - Ты не вернешься в столицу! - раздраженно громыхнуло над головой юноши, испуганно вздрогнувшего и досадно улыбнувшегося в ответ на сказанные слова. - Просто закоченеешь по дороге, - чуть мягче добавил Мобэй, продолжая сверлить недовольным взглядом осунувшуюся фигуру Цинхуа. - Подобное не стоит переживаний наместника Императора, этот никчемный слуга справлялся и с большими трудностями, - заупрямился Шан и, наконец, набравшись смелости, посмотрел в пристальные голубые глаза главнокомандующего, - Императрице необходимо моё присутствие. - Ваше Величество, если Господин Шан действительно должен вернуться, мы не вправе задерживать его, - стараясь исчерпать назревающий конфликт, мягко обратилась к наместнику Северного края Ша Хуалин, мгновенно оказываясь рядом с ещё сильнее побледневшим юношей, мысленно соглашаясь с Мобэем, что тот и пары часов не протянет в дороге. А если вдруг и случится чудо, то в столицу, при любом раскладе, прибудет лишь хладный труп. - Его Величество Император рекомендовал тебя, как талантливого подчиненного, дав разрешение оставить подле себя, - продолжал гнуть свою линию Мобэй Цзюнь, недовольно хмурясь и плотно стискивая челюсти. Больше всего его раздражало неподчинение. - Если память меня не подводит, наместник Севера уже решил, что не нуждается в новом советнике, - задумчиво потирая подбородок, ответил Цинхуа, обращаясь к недоуменному Му Цинфану, продолжая игнорировать возрастающий гнев главнокомандующего. И это несмотря на то, что восседавший на тёмном мраморном троне мужчина был выше Шана по статусу, что уже считалось неслыханной дерзостью. Откуда только храбрости набрался этот вечно прогибающийся и стелющийся перед всеми жалкий человечишка? - Я сказал ты останешься, и это не обсуждается! Или мне следует бросить тебя в темницу за неповиновение? – яростно рявкнул наместник Севера, метнув испепеляющий взгляд на вмиг затихшего юношу. - Ночью ты был покладистее, - шумно выдохнув, уже спокойнее продолжил Мобэй Цзюнь и, прикрыв глаза, устало потёр переносицу. «Что?!» – мысленно взревел Цинхуа, лихорадочно припоминая прохладные прикосновения ласковых пальцев и горячее дыхание на губах. Мертвецки бледное лицо стремительно начало нагреваться и краснеть, а в глазах загорелся недобрый блеск, но только Шан собирался высказать всё, что накопилось у него на душе, даже воздуха в лёгкие набрал побольше, как мир опасно покачнулся и померк, а хилое тело, в который раз, безвольно повисло на руках окончательно растерявшегося Му Цинфана. Ша Хуалин тихо прыснула от смеха в кулак, но, столкнувшись с потемневшим от недовольства взглядом, сделала вид, что чихнула, нарочно потерев нос. Она и предположить не могла, что перед ней в тронном зале развернется такая мелодрама. Неудивительно, что наместник Императора оставался холоден к её персоне, хотя женщина не раз открыто намекала на то, что совсем не прочь согревать постель главнокомандующего. Двое мужчин испытывали, по меньшей мере, влюблённость друг к другу, однако правильно выразить её были не в силах, что и являлось основной причиной их недопонимания. Один был чересчур груб и прямолинеен, другой же слишком слаб и нерешителен. Противоположности притягиваются – факт. Женщина чётко осознавала, что рушить чужое счастье никогда не входило в её планы, поэтому с легкостью готова была уступить место подле Мобэй Цзюня этому тщедушному юноше, так очаровательно краснеющему от смущения. Цинхуа очнулся уже ближе к вечеру, его голова болела значительно меньше, чем днём, сознание было чистым и ясным, он очень надеялся, что приступы лихорадки оставят его, наконец, в покое. - Ты пришел в себя, - утвердительно заметили над его ухом. Первый советник лежал на боку, лицом к окну, за которым медленно сгущались сумерки, отчего даже не предполагал, что за спиной может кто-то находиться и уж, тем более, не был готов столкнуться с твердым подбородком своей многострадальной макушкой. Мобэй Цзюнь недовольно застонал, одним рывком притягивая юношу к себе и почти до хруста костей сдавливая чужие ребра. - Лежи смирно, - угрожающе рыкнул мужчина, ослабляя хватку, всё же боясь навредить ещё не успевшему восстановиться после болезни телу, - нам нужно поговорить. - Это следовало сделать ещё до того, как ты взял меня силой, - сухо ответил Цинхуа, шумно вздыхая и натягивая одеяло на оголившиеся плечи. - Я виноват, - глухо произнес Мобэй, и, замолкнув на пару секунд, добавил уже совсем тихо, - очень виноват. - Если тебе так необходимо моё прощение, то я не держу на тебя зла или обиды. Теперь мне можно вернуться в столицу? – первый советник начинал раздражаться. Злило его то, что произнесённые с такой легкостью "извинения" требовались ему, когда юноша остался один на один со своим использованным телом. «Какой ершистый!» – подумал про себя Мобэй, ощущая легкую досаду из-за того, что к его искреннему раскаянию отнеслись с таким пренебрежением. - Скажи мне, почему ты не хочешь остаться? – стараясь игнорировать собственное недовольство, спросил главнокомандующий. Цинхуа долго молчал, пока воин не почувствовал, что тот перестал дышать. Затем, резко развернув Шана к себе лицом, мужчина растерянно уставился в переполненные болью, обидой и слезами глаза. - Потому что я тебе не нужен, - громко всхлипнул первый советник, безрезультатно пытаясь сдержать предательски текущие по щекам слезы. Раньше подобное поведение должно было не на шутку разгневать Мобэя, и он бы, не раздумывая, выбил всю дурь из жалобно скулящего напротив юноши, но не теперь, когда всё внутри отзывалось болезненными спазмами в ответ на страдания дорогого ему человека. Сухие губы осторожно мазнули по чужой скуле, скользнули по виску, притягивая голову Цинхуа к широкой груди, к самому сердцу, бешено колотящемуся от переполнявших его чувств. И первый советник так отчаянно хотел верить этому ритмичному стуку, что, не стесняясь собственной слабости, разрыдался в голос, до побелевших костяшек стиснув темную мягкую мантию, смиренно принимая ласковые поглаживания широкой ладони по волосам. Со слезами выходило всё, что так долго и неистово терзало метавшуюся душу Шана, уступая место блаженной пустоте. Когда юноша, наконец, успокоился и только изредка вздрагивал в продолжавших удерживать его руках, Мобэй Цзюнь ласково обхватил лицо Цинхуа, приподнимая за подбородок, и целомудренно поцеловал в лоб, затем оставил поцелуй на его щеке и уголке губ, ожидая, что первый советник откроет глаза и посмотрит на него. - Цинхуа, я люблю тебя, - смирившись с тем, что юноша так и не разомкнёт век, вздохнув, произнёс главнокомандующий, продолжая нежно гладить того по волосам. Шан активно заёрзал в крепких объятьях мужчины и, отстранившись, наконец, настороженно посмотрел в голубые глаза напротив. - А как же Ша Хуалин? Разве вы не… - Нет, - резко оборвал его воин, недовольно хмуря брови, - как тебе подобное вообще могло прийти в голову? Цинхуа чуть не задохнулся от возмущения и, широко распахнув глаза, настроился хорошенько поругаться с одним твердолобым недотелохранителем, но не успел. Мозолистая ладонь зажала его, уже было, приоткрывшийся рот, не позволяя колючим необдуманным словам сорваться с заветных мягких губ. - Она действительно занимала должность советника, но пару часов назад изъявила желание уступить это место тебе, - серьёзно вглядываясь в стремительно менявшееся выражение лица напротив, бесстрастно произнёс главнокомандующий, - я же намеревался сделать тебя своим супругом. Хм, даже предположить не мог, что статус первого советника для тебя будет более привлекателен, - недоумевая, продолжил мужчина, вопросительно изогнув бровь. - Ты… повтори.., – резко отведя чужую ладонь от собственного рта, сдавленно просипел Цинхуа, и в нетерпении добавил, слегка повысив тон, - ну же! Наместник Императора лукаво ухмыльнулся, склонившись над стремительно алеющими скулами, и прошептал в самые губы очаровательно раскрасневшегося юноши: «А что насчет тебя?» - Люблю, – зарывшись носом в мягкую ткань на груди Мобэй Цзюня, смущенно пробурчал в ответ Шан, избегая насмешливого взгляда мужчины, однозначно желавшего искусить первого советника, который наслаждался таким необходимым и родным теплом.