***
По дороге на железнодорожный вокзал Тихон отправил Ване скрин билета со временем прибытия, добавив три красных сердечка. Сообщение долго висело непрочитанным, было ясно, что Ваня давно не спал и уже наверняка был на съемках. Поудобнее устроившись в кресле, Жизневский вставил в уши эйрподсы и включил плейлист, который они как-то вместе составляли на съемках, накидавшись после смены. Ванька тогда отрывался по полной и добавлял каждую песню, которая хоть немного цепляла его. Получившийся микс стал для них теплым напоминанием друг о друге в моменты, когда их надолго разделяла работа. Вскоре экран телефона загорелся уведомлениями, выдернув Тихона из теплых воспоминаний, сразу следом в мессенджер прилетел адрес площадки и несколько сердечек, сопровождаемых коротким, но емким «жду». Статус вверху экрана быстро сменился на «был недавно», губы Тихона тронула лёгкая улыбка, и он покачал головой, возвращая телефон в карман. Впереди оставалось ещё несколько часов пути. На месте вместо огражденного глухими стальными воротами съемочного павильона, на которых Тихон бывал сотни раз, оказалось лишь здание школы со старым облупившимся фасадом. Холодный столичный ветер сдувал с головы капюшон, а еще страшно хотелось курить, но Тихон решил оставить все дела на потом. Главное — наконец-то добраться до Ваньки. Поежившись, Жизневский потянул на себя тяжелую входную дверь, заходя в теплое помещение. Сидящий за столом пожилой вахтер строго оглядел его с ног до головы и предупредил: дальше нельзя — здесь, вообще-то, съёмки идут.***
Заметив знакомые кудри у входа, Ваня резко переменился в лице. В глазах у него будто звездочки вспыхнули и, коротко кивнув собеседнику, он быстрым шагом направился к Тихону. В присутствии посторонних они едва ли могли позволить себе больше, чем целомудренные дружеские объятия, поэтому Ваня крепко обвил его руками, ткнувшись носом в ворот худи. Тепло посмотрел снизу-вверх из-под растрепавшейся чёлки и радостно заулыбался: — Привет. Нормально доехал? — Привет, роднулькин, привет, — отзеркалил улыбку Жизневский, растирая ладонями (Ванька непременно бы сказал лапищами) его плечи. — Да, к тебе очень спешил, — это уже полушепотом, так, чтобы больше никто не слышал. — Пошли, посадим тебя куда-нибудь, — Янковский от услышанного засиял сильнее прежнего. — Кофе будешь? Или, если хочешь, у нас там типа гримерки, могу туда проводить, отдохнешь. Мне там еще две сцены, и я весь твой. — Не-е, я тут подожду. Давай, работай иди, — еле сдержался, чтобы по заднице легонько не шлепнуть. Усевшись на узкую скамейку, Тиша смог расслабиться и спокойно осмотреться. Ванька его уже стоял в кадре готовый к работе и едва заметно покачивал бедром, нетерпеливо ожидая команды «мотор». Вроде всё тот же, но за месяц, что они не виделись, сильнее похудел, и как-то иначе теперь смотрелись выпирающие острые ключицы, светлая кожа и стройные ноги в неприлично коротких красных шортах. Бесстыдно разглядывая советскую теннисную форму на тонкой фигуре, Тихон мечтательно вздохнул и подумал, что если продолжит так пялиться, ему в жизни не дожить до перерыва. Хоть Ваня по телефону сам говорил про «потрахаемся», но он ведь, наивная душа, в самом деле не сообразил, что вчерашний звонок с приглашением на съемки грозил ему тем, что он будет сидеть в старом спортзале и неловко прикрывать руками стояк из-за сексуальной катастрофы в паре метров от себя. Быть на съемках гостем, не принимая участия, было увлекательно, наблюдать за Ваней в работе — тем более. То, как он расслаблял плечи после каждого отснятого дубля, хмурился, откидывал волосы со лба и внимательно прислушивался к комментариям режиссёра, приносило одно удовольствие, но желание вероломно похитить его домой и там целовать до тех пор, пока не перестанет хватать кислорода, всё равно было сильнее. Вот бы ещё шортики эти можно было прихватить с собой. — Снято! — объявили в громкоговоритель. — Перерыв полчаса, потом сцена двадцать пять. Ваня с хитрыми искрами в глазах тотчас же материализовался перед Тихоном и быстро заговорил: — Как выйдешь, по коридору направо, вторая дверь. Там табличка висит, ну типа гримёрка. Иди сейчас, а я следом за тобой. Найти путь оказалось несложно. Оказавшись внутри, Жизневский прикрыл за собой дверь и осмотрелся. В импровизированной гримерке было мало места и отсутствовали окна. Из мебели только стол с установленным на нем большим зеркалом, пара стульев и старый, возможно переживший даже Советский Союз, рыже-коричневый диван. Основное освещение было отключено, только небольшая настольная лампа в углу светила теплым желтым светом, которого было достаточно, чтобы рассмотреть пространство перед собой. Янковский, как и обещал, появился через пару минут. Закрыв дверь на один оборот ключа, он обернулся и в нетерпении облизнул губы. — Наконец-то, у звезды перерыв, — изобразив восторг, усмехнулся Тиша. — Автограф можно? Я фанат. — Допиздишься, — шутливо пригрозил Ваня и, не в силах больше сдерживаться, бросился в объятия, зная, что сильные руки точно его подхватят. Воздуха становилось мало. Не в силах оторваться друг от друга, они целовались хаотично и жадно, цепляясь друг за друга руками и сталкиваясь носами, только бы дотянуться губами до чужих губ. Под этим напором Ваня наконец ощутил, насколько сильно соскучился. Отстранившись, он откинул голову назад, подставляя шею для жарких поцелуев, а когда горячий язык коснулся тонкой кожи, закатил глаза от удовольствия. Легко удерживая Ваню в руках, словно тот ничего не весил, Тихон в одно движение добрался до дивана и аккуратно опустил его на мягкую выцветшую поверхность. Под масляным, но всё ещё внимательным взглядом подался назад, пытаясь быстро стянуть худи, и тут же опустился вниз, пробираясь ладонями под Ванину футболку. Быстрый перепихон не был тем, чего хотелось сейчас. Были времена, когда им просто приходилось уединяться где придется, тратя драгоценные минуты на быструю растяжку на два пальца, но сейчас Ваня куда более охотно предпочёл бы неторопливо отсосать Тише, чтобы потом он долго ласкал его пальцами и языком. И потом потрахаться, наконец, по-человечески, никуда не спешить. Но несмотря на то, что уже сейчас хотелось больше, ближе и сильнее, происходящее в тесной гримерке все равно было лучше, чем терпеть до вечера и ловить на себе голодные взгляды, находясь под прицелом камеры. — Бля-я-ять, — натурально задыхаясь от эмоций, прохрипел Ваня, — времени-то пиздец, пятнадцать минут остало… Вместо слов с губ сорвался стон, когда Тихон широким движением провел языком от местечка рядом с пупком до груди. Ванечка пах чем-то сладковатым, пудровым, к нему хотелось прижиматься еще теснее, вдыхать его запах и бесконечно пробовать на вкус. Самого Янковского такой запрещенный прием беспощадно плавил как шоколад, он с удовольствием запустил пальцы в светлые кудри, не давая отстраниться. Ощущать теплые губы на коже было чертовски хорошо, и Тихон, видя это, наслаждался не меньше, поэтому на сказанное ранее ответил не сразу. — Не переживай, кис, придёшь вовремя, обещаю, – от дурацкого хриплого «кис» затянуло в яйцах. С нажимом пройдясь пальцами по худым бедрам, Тихон с удивлением заметил, что под короткими шортами на Ване не было белья, сквозь тонкую ткань отчетливо виднелись очертания возбужденного члена. Лицо залило стыдливым жаром. В голове ревностно застучала мысль о том, что уже совсем скоро вся страна увидит Ваньку на большом экране в этом красном миниатюрном безобразии. Не сдержав тихий рык, он сильнее навалился сверху, практически сгибая его пополам: — Ванечка, родной, ты где трусы потерял? — Нигде не терял, для тебя же старался, – взгляд в сторону отвел, засмущался. Признаваться, что его маленькое представление было устроено только для Тихона и, что от белья он успел избавиться лишь пять минут назад, категорически не хотелось. То, как Тиша терялся от этого в эмоциях, возбуждало и бросало в лёгкую дрожь. Он вообще ради этого, можно сказать, на преступление пошел. Использовать реквизит вне площадки было рискованно, ведь если бы они эти несчастные шорты испачкали, а то и вовсе порвали, им (а особенно Янковскому) влетело бы по самое не хочу. Но вес сверху ощущался так правильно, что Ваня тут же забыл обо всех нельзя и шумно выдохнул, вскинув бедра в попытке притереться членом к грубому дениму. — Тишенька, — мурлыкнул в самое ухо, — давай по-быстрому, а дома уже оторвемся. Дважды повторять не было нужды, его глаза уже блестели, брови были ехидно вздернуты, а на губах играла хорошо знакомая ухмылка. Та, что появлялась в том случае, когда Жизневский точно знал, что нужно делать. Выбравшись из кольца плотно обхватывающих его двух сторон бедер, он поспешил избавиться от джинс и белья, которые уже давно приносили лишь дискомфорт, болезненно сдавливая его возбуждение. Стояло у Тихона крепко. Не теряя драгоценных секунд, он ухватил Ваню под коленями и поднял его ноги вверх, укладывая себе на плечо. Легко прикусил кожу на лодыжке, но тут же оставил на месте укуса несколько невесомых поцелуев. Ванины ноги без преувеличения были для него произведением искусства. Стройные, с гладкой светлой кожей, тонкими щиколотками и аккуратными стопами. А на его плечах они и вовсе смотрелись потрясающе, будто там им самое место, да и Тихон часто шептал Янковскому на ухо, что нет в мире более совместимых вещей. Ваня ему, конечно, охотно верил. — Давай, мой хороший, сожми посильнее. Придерживая острые коленки одной рукой, второй он двинулся ниже, спускаясь пальцами к промежности, пощупал жадно за ягодицы. От того, как сильно Тихону хотелось оказаться внутри, сводило скулы, но без смазки… Без смазки было хреново. Они давно не были вместе, а естественной едва ли хватило бы, по слюне будет больно и долго, а хорошо Ванечке сделать хотелось уже сейчас. Осторожно толкнувшись головкой меж плотно сжатых бедер, Тихон неотрывно следил за тем, как чернеют глаза напротив, как раскрываются в нетерпении тонкие губы. Воображение рисовало грязные картинки, и он был уверен, что вечером воплотится в жизнь каждая из них. В тусклом свете лампы кожа красиво блестела от выступившей испарины. Ваня потянулся рукой к собственному члену, обхватывая его неплотным кольцом. Размазывая выделившуюся смазку, он тихо застонал, всем телом подаваясь ближе. Как же хорошо, что дверь была надежно закрыта на ключ и никто не мог стать случайным свидетелем этой близости. Ваня, который больше всего на свете ценил уединение и комфорт, уже успел пожалеть о том, что они все это затеяли. Ему хотелось лежать под Тихоном на их огромной кровати, полностью расслабившись, поэтому диван казался ему слишком тесным, а спущенные на бедра шорты мешали и неприятно терлись о кожу. Все, что он мог – это тянуться к Тихону, горячо шептать ему что-то, водить руками по торсу, подниматься к подбородку, ласково проходясь по колючей щетине. Жизневский ловил его пальцы губами, облизывал и чуть прикусывал их, в неторопливом темпе покачивая бедрами и крепче сжимая его задницу, а Ване ничего не хотелось сильнее, чем опрокинуть его на спину и задать свой темп, затрахать до звездочек под сомкнутыми веками. У Вани от удовольствия поджимались пальцы на ногах, он продолжал надрачивать себе в такт размеренным толчкам, крепче сжимая кольцо из пальцев на головке, и почувствовал, как на его собственную ладонь легла другая, еще более горячяя. Двигаясь вместе, они приближали друг друга к разрядке. В последний раз толкнувшись в приятный нежный жар между крепко сведенных бедер, Тихон кончил, пачкая порозовевшую кожу спермой, а Ване не терпелось присоединиться. Отняв руку, он быстро додрочил себе, совершенно по-блядски, не моргая, глядя в голубые глаза. Дыхание сбилось окончательно, в ушах отчетливо стучало сердце, готовое вот-вот вырваться из грудной клетки. На мгновение в маленькой гримерке повисла тишина. — Вроде бы даже в отведенное время уложились, — вдруг заржал Тиша, притягивая Ваню к себе для долгого поцелуя. Припухшие искусанные губы побаливали, но он не обращал на это внимания, с удовольствием отвечая на ласку. — Ага, даже еще минута в запасе осталась. Точность, блин, как у математиков. На то, чтобы дальше отыгрывать заученные наизусть сцены, у Вани совершенно не было сил. Совладав с дрожью в коленях, он поднялся на ноги и, шатко направляясь к выходу, с наслаждением подумал, что через несколько часов, когда закончится смена, с Тихона он не слезет до самого утра.