Какая боль, какая жалость!

— Всё хорошо, малыш, — шепчет, успокаивая Пола, Джон. Он водит рукой по спине того и крепче прижимает к себе. Цель Джона — защитить Маккартни, в том числе и от всего, что находится вне его объятий, потому что мальчишку пугает это. — Пожалуйста, дыши. Пол трясет головой, зная заранее, что не сможет выполнить просьбу Леннона, ведь контроль дыхания сейчас самое сложное, что есть в этом мире. Потому тот чуть отодвигается, продолжая держать руки на плечах мальчика, и сам начинает напоказ ровно и глубоко дышать, говоря безмолвно «Смотри и делай, как я». Маккартни почти задыхается, пытаясь задержать дыхание, чтобы скрыть свои рыданья, но Джон вовремя останавливает эти попытки. Позже Пол будет очень благодарен ему за это. Ему хочется сильно-сильно сжать собственные губы, стать совсем незаметным и исчезнуть. Чувство стыда зашкаливает, и кажется, вот-вот он совсем сорвется. Леннон крепко держит его за руки, сжимает пальцы в своих, чтобы тот не начал исцарапывать себя. Маккартни трудно признать, что Джон видел слишком много его истерик, чтобы наперед знать, как он поведёт себя. Ему не хочется признавать это, но и отрицать невозможно. Остаётся только продолжать смотреть на Леннона и хлопать ртом, потому что сделать вдох невозможно, что-то словно сдавливает грудь у самой глотки, не позволяя получить хоть каплю воздуха. Пол скребётся ногтями по пальцам Джона, словно мерзкий кот, но так он пытается избавиться от сильной боли. Как только Джон отпускает одну из рук, он тут же хватается ей за другую, сдирая моментально кожу. Он надеется, что станет легче, но ничего не помогает, даже тёплые руки Леннона, которые поглаживают его у основания шеи. Маккартни словно заново учится дышать. Он покалеченный, неправильный, разбитый — ведь нормальные люди рождаются и сразу дышат, а он не может. Резким кадром в голове картина десятилетней давности — какие-то мальчишки во дворе забили палкой до смерти собаку. Пол чувствует себя так же. Джон может, разве что, похоронить его, засыпать почти заживо землёй. Но Пол мучиться не хочет и желает, чтобы тот просто свернул ему шею. Признаться в чувствах такая же смертельная вещь, как и показывать их — вот о чём всегда говорил Джон и оказался невообразимо прав в своих суждениях. Маккартни так надеялся, что они поймут друг друга, но оказалось, что это были лишь иллюзии. И говорить ему «Я люблю тебя» было ошибкой. Леннон с ним не груб и удивительно молчалив. Он не кричит на него и ни в чем не винит, но и признаний от него Пол так и не услышал. Возможно, дело в нём самом — истерика же не у Джона, не он сейчас задыхается и захлебывается своими слезами. — Пол, — тихо зовет его Леннон. Маккартни в лицо ему смотреть боится, стыд кажется липким чувством, окутывающим изнутри. Он не виноват в своих чувствах, однако прямо сейчас желает себе смерти именно из-за этого. Вместо взгляда в чужие глаза мальчишка прижимается щекой к плечу Джона. — Всё будет как раньше, не волнуйся. Я не стал относиться к тебе хуже. Ещё ни в чьих объятиях Пол не чувствовал себя одновременно таким защищенным и абсолютно беспомощным. Он не понимает, как Джон может быть так спокоен, почему он не пытается перетянуть всё на себя, сказав, что Маккартни ужасен. Он ведь и правда урод, ущербный, неправильный. Никто из таких не должен существовать — одни только проблемы. — Мне жаль, — он просит простить. Леннон вздыхает. И этот короткий ничего не значащий звук режет так, словно сто ножей в спину воткнули, — Прости меня. Мне жаль, я не хотел, правда. Я… Пол снова громко всхлипывает. Так не нужно, не к месту. Джон крепче сжимает в объятиях, но пока молчит. — Ты только не уходи… Пожалуйста, — и все те успокоения становятся напрасными, потому что Маккартни только хуже. Подавленная ненависть всплывает наружу, а Джон кажется таким далёким и недосягаемым, что Пол пытается прижаться крепче, впиться в кожу, будто пропитаться в неё. Ведь знает — если тот захочет, то уйдёт легко. Он никогда не сможет удержать Леннона. — Я другим стану, ни слова больше не скажу. Ты если захочешь, то я не подойду к тебе. Только не уходи. Ему Джон нужен, как кислород, но с ним он тоже задыхается. Быстрее бы умереть. Пол знает, что тот постарается оправдаться, попытается пообещать остаться навсегда, но покуда сам Маккартни не готов быть тем, кто никуда не уйдёт, просить обратного у Джона он не может. А Пол совсем не хочет оставаться — ему бы только многоэтажку поблизости. И, как бы то ни было банально, он представляет тот момент, когда все будут жалеть о том, что потеряли его. Он не хочет казаться эгоистом, при этом же знает, как ему необходимо оказаться жертвой. Только теперь он ей на самом деле является. Такая спасительная мысль о похоронах, красном пиджаке и крыше. Это неправильно, но от мысли о панихиде по самом себе становится как-никогда легче. Тогда все поймут, что с ним было что-то не так, тогда заметят, тогда… Маккартни резко вдыхает, так громко, что Джон вздрагивает. Словно до этого он был под водой, где из звуков только бьющее по вискам сердцебиение. За этим следуют глубокие вдохи, которые Леннон тоже чувствует руками. Он пробирается ими к шее, скулам Пола, а тот думает, что душу бы продал только за три простых слова от Джона, сказанных правдиво и любя. Но Джон молчит.