Десять тысяч ночей позади. Кто-то успел полюбить, потерять, и забыть, А я будто провел день взаперти. Вышел покурить, отдышался и вернулся, Чтоб десять тысяч ночей провести Наедине со своими идеями и демонами Где-то за пределами сети. Десять тысяч ночей позади. Markul — 10,000
Арсению кажется, что за последние несколько дней фраза «с вами все в порядке?» звучит слишком часто, а сам он ловит ощущение дежавю. Забавно. Он здесь еще никого не знает, соль просить не ходил, как бывает обычно с новосельем, или эту фигню с солью придумали только для фильмов и книг, потому что в жизни Арсений такого не встречал. Ему кажется, что со всеми жильцами он познакомится именно через встречи у подъезда или на лестничной клетке, а еще через странные разговоры. В голове снова застревает фраза, сказанная незнакомкой несколько минут назад. — Выходит, нужно просто ждать. И обязательно найдется человек, который будет ценить все, что в вас есть. Такую, какая вы есть. — А знаете, этот человек всегда рядом. Это мы и есть. Каждый для себя является тем, кто уже нас любит, ценит и принимает, только нам трудно в это поверить. Мы до конца не осознаем этого. Наверное, это и есть тот самый путь к положительному одиночеству — просто принять себя. Арсений задумывается и перестает выкладывать продукты, застывая с пакетом в правой руке. В левой — вторая пачка Twix. Две неодинокие палочки. Это настолько глупо, но Арсений усмехается, глядя на упаковку, рассматривает ее зачем-то. В этом есть какой-то смысл, что все мы, как эти две палочки, должны быть вместе. И вот снова получается так, что хотелось завалиться в кровать и уснуть, завершить этот хреновый день и понадеяться на завтра, но очередная спонтанная встреча что-то задевает внутри. Арсений не понимает, что конкретно задевает, почему он вдруг ищет в этом смысл, крутит мысль. У него в голове целый мир, свои образы, своеобразное мышление. Белый как-то сказал, что иногда пугается того, что происходит в Арсовом котелке, настолько он неожиданный, и Арсений, пожалуй, соскучился по этому. По самому себе, такому странному и неординарному, рождающему необъяснимые цепочки в своем воображении, поэтому он так цепляется за эти странные, пока непонятные фразы. В них тоже что-то есть. Их тоже нужно разгадать. Арсений нащупывает в кармане джинсов уже полюбившееся печенье. Он всегда берет его с собой, как талисман на удачу. Арсений наделяет смыслом обычные вещи, и в этом тоже есть смысл. — Вы найдете то, что ищите, — читает он свое предсказание на сегодня и смеется. — Да, в этом, определенно, что-то есть, — и снова смотрит на упаковку Twix. Вечер тянется мучительно долго. Часы еле меняют время с 23:59 на 00:00, и Арсений откладывает телефон, будто ждал, когда наступит следующий день, но ничего фактически не изменилось. Что ему делать дальше? Он все так же не понимает. Сегодня ощущается как вчера, да и сам он точно такой же. В его сознании ничего не поменялось, он не выдохнул с переездом, хотя надеялся, что смена обстановки поможет справиться с внутренним паршивым состоянием. И должно же стать легче, ведь он выбрал себя, отказался от людей, что тянули вниз, не понимали и не могли поддержать. Так когда же все изменится? Эти вопросы мучают его каждый день. Арсений просто сбежал, прихватив с собой багаж из прошлого. — Прошло всего лишь две недели, — успокаивает сам себя мужчина и переворачивается на бок. Подкладывает руку под щеку и смотрит вперед, по факту на комод, но как будто разговаривает с человеком, лежащим рядом. — Это не вся жизнь, только маленький ее период. Все еще будет хорошо. — Плохой день, но не плохая жизнь, запомни, — говорит Антон. Его слова не будут услышаны, пусть он и лежит рядом, смотрит сейчас в пустые глаза. Арсений смотрит сквозь него и видит только обстановку комнаты. Неизвестно, сколько он так лежит. Просто пялит в одну точку, а Антон непрерывно смотрит на него. Он не знает прошлого Арсения, какой он был до переезда, какие эмоции у него были, о чем он думал. Это знает только Вселенная, а он лишь малая ее часть. Он видит только то, что в пределах этого дома, но у него такая же миссия — помогать людям разобраться в себе. И почему-то кажется, что раньше в Арсении было больше жизни, тяги к новому, любви к своему делу. Где-то в прошлом он любил по-настоящему, и речь не только о каком-то конкретном человеке, а в принципе. Это все по-прежнему в нем, но только Арсений с удивительной скоростью все в себе гасит. Да он попросту не верит, потому что как можно в себя верить, если рядом никого? Арсений запутался окончательно. Хочется курить, и это первый звоночек — сегодня что ни на есть хуевит. Он курил в последний раз несколько месяцев назад, когда только принимал решение о переезде. Так себе выдержка, конечно, но курить он себе много не позволял, чтобы окончательно себя не загубить. Балкона нет, придется выйти на улицу, а еще придется одеваться. Не хочется, но надо, раз решился проветрить голову. Арсений лениво натягивает джинсы, на домашнюю футболку — толстовку. Шапку брать бессмысленно, ненадолго же ведь, если что — капюшоном накроется. Проверяет сигареты, зажигалку, выходит и тут же взглядом ловит какого-то пацана с гитарой, пытающегося пробраться на крышу. Он застывает, увидев Арсения, а потом тянет люк вверх, быстро забираясь. Гитарой даже ударяет по лестнице от спешки, и та издает бренчащие жалобные звуки. Арсений несколько секунд приходит в себя, пытаясь понять, что это было, и решается пойти за пацаном. Какая разница, где курить, правда же? На крыше, может, даже атмосферней будет. Он аккуратно откидывает люк и решает не закрывать на всякий случай. Сейчас все равно глубокая ночь, никто не заметит, что крыша открыта, да и гоняться за ними тоже никто не собирается. Здесь ожидаемо холодно, дует ветер, но не такой сильный, чтобы тут же замерзнуть. Арс стоит несколько секунд, то ли привыкая к ощущениям, то ли раздумывая, зачем он сюда пришел. Куртку все же приходится застегнуть до конца, потому что холод мерзкими ручонками обнимает, пробираясь даже под толстовку. Наконец он делает шаг вперед, машинально оглядываясь, хотя здесь все как на ладони, только непонятное бетонное сооружение стоит посреди крыши. Арсений всегда задавался вопросом, что это за странные маленькие надстройки, но спрятаться этому странному парню возможно только там, поэтому Арс направляется сразу к бетонной будке и действительно обнаруживает незнакомца, привалившегося к ее стене. Еще весь подобрался, гитару к себе прижал как родную и зажмурился. — Ругать будете? Полицию вызовете? — подает голос пацан. По крыше разносится звонкий смех Арсения. Мужчина ничего не отвечает, только садится рядом. Под задницей снова становится холодно. — Будешь? — протягивает пачку, и парень удивленно смотрит то на него, то на сигареты. Молча соглашается и берет одну. Арсений отмечает татуированные кисти рук. Они все в рисунках. И на лице тоже несколько, но это никак не отталкивает. Поджигает сигарету себе, затем парню. Снова воцаряется тишина, только ветер свистит в ушах. Арсений затылком упирается в бетонную стену, кожу тоже немного холодит. — Зачем вы пошли за мной? — неожиданно спрашивает парень, и Арсений даже вздрагивает. Он уже закрыл глаза и вошел в какую-то фазу спокойствия. — Просто так, — отвечает Арсений и улыбается, как будто это очевидный ответ. — Серьезно? — Я же с тобой сейчас сижу вот, курю. Парень все еще непонимающе смотрит на него, не верит. — И правда потом никому не расскажете? — А тебе нет восемнадцати? Или тебя будут ругать? — Есть. Только тут с вылазками на крышу очень строго. — Но мы же сейчас на ней сидим, — отмахивается Арсений и затягивается. Парень отмечает, что делает он это красиво, даже держит сигарету как-то по-особенному. — Ты ведь точно так же можешь и на меня сказать, что я тут был, если что. Незнакомец явно успокаивается и хрипло смеется. И голос у него такой же низкий, грубый, что Арсений не удерживается от предложения. — Сыграешь? Парень снова ошалело смотрит. Сигаретный дым поднимается вверх, а пепел вот-вот норовит упасть на штаны. — А вы правда хотите послушать? — Раз уж мы оказались на крыше, а у тебя еще гитара с собой, почему бы и нет? Не просто же так ты сюда залез. У парня глаза как будто сиять начинают. Он ерзает на месте, готовится, струны перебирает. Арсений никуда не торопится, продолжает молча курить и пускать дым вверх.— Толпы людей, рожденных в каменных блоках, О чем мечтали — уже не помнят. Когда надежды все ломает безысходностью, Это чувство мне так знакомо.
Парень начинает петь, медленно перебирая струны, и создается ощущение, что это не песня вовсе, а стихи, так красиво ложащиеся на мелодию. Хриплый голос немного дрожит, но Арс скидывает это все на пробирающий ветер, мешающий настроиться.— Знай, никогда не поздно в этой жизни Послать всё нахер, начать сначала. Просто давай поднимем руки прямо в воздух И притворимся, будто взлетаем.
Арсений смотрит на кончик тлеющей сигареты. Крохотный оранжевый огонек горит, держится из последних сил, готовый вот-вот сдаться под натиском холодного воздуха. Арсений что-то в этом видит. Что-то в этом есть.— Неважно мне уже Всё, что было таким когда-то. Люди, дома Стали, как коробки. Неважно мне уже, Я забил, я всё понял с вами. Счастье — во всю Толкать Землю ногами.
Парень заметно расслабляется, голос звучит уверенней, и у Арсения бегут мурашки, причину которых он не понимает. То ли голос незнакомца так бьет по всем окончаниям, то ли слова песни оседают в голове, раскрывая смысл. Или снова ветер.— Ты вспомнишь, в детстве кем ты хотел быть, И кем на самом деле стали мы. Знай, никогда не поздно в этой жизни Послать всё нахер, начать сначала. Просто давай поднимем руки прямо в воздух И притворимся, будто взлетаем.
Продолжает парень, и сигарета окончательно потухает. Пепел несет в разные стороны, и Арсений прослеживает взглядом, куда он долетит. Смотрит вперед, а где-то там город, только его не видно из-за парапета крыши. Приходится смотреть только на темное покрытие и антенны, но Арс уверен, вид красивый. Наверняка еще горят огоньки каких-то магазинов или иллюминация к Новому году. Парень заканчивает мелодию, прижимая ладонь к струнам, чтобы создать эффект тишины, и просит еще сигарету. Арсений не сразу реагирует на просьбу, а затем наконец нащупывает хаотичными движениями пачку и помогает поджечь. Оранжевый огонек ярко горит. — Грустная песня, — говорит мужчина и снова устремляет взгляд вперед. В глаза только небо черное бросается, но на нем можно заметить крошечные звезды-точки. — По-моему, жизнеутверждающая, — отвечает парень и поворачивает голову к Арсу. — Почему вы так думаете? — Герой в песне забил на все, разве нет? Ему-то уже неважно, что происходит вокруг. — Читайте между строк, — отвечает парень и смеется. Снова затягивается. Воцаряется тишина. — Наоборот, он понял, что можно начать все сначала, как бы далеко ты не зашел. Никогда не поздно стать тем, кем вы всегда хотели быть. Арсений усмехается. И правда, в этом что-то есть. Настолько привычным стало искать во всем плохое и ни на что не надеется, что даже песня воспринимается совсем иначе. — Сыграешь еще раз? Парень удивляется и снова смотрит на Арсения. — Ее же? — Да. И по крыше снова раздается мелодия.***
Дни тянутся, время издевается. Все одинаково, как и всегда. События становятся одной большой кашей, и уже невозможно вспомнить, в какой день было много желающих посмотреть на «Ревизора», когда была толпа шумных детей, а когда ты просидел в пустом гардеробе, ожидая хоть нескольких зрителей. Арсений работает в театре. Пока работает, не служит. Почти каждый день принимает куртки, отдает номерки, повторяет все бессчетное количество раз. И вот он уже на шаг ближе к искусству, уже там, где хочется провести жизнь, посвятить себя этому месту, но… Опять есть «но». Когда идет спектакль, Арсений, закрыв глаза, прислушивается к каждому звуку. За большими дверями зала разворачивается история, доносится пение, по сцене раздается стук каблуков, можно даже представить танцевальные движения в каких-то постановках. Арсения так и тянет на ту сторону, но пока что приходится сидеть в холле, ловить прохладный воздух и подавать номерки. Обучение в актерской школе продолжается. Арсения взяли на пробный период, как и всех, собственно, чтобы каждого изучить, присмотреться. Он старается, показывает себя с новых сторон, соглашается на любые задания и все равно боится. Топит себя, думая, что есть кандидаты и получше него, что в следующий этап он точно не пройдет. А не за горами финальный проект. Короткометражный фильм, который нужно будет показать в конце года со своей группой. Вот он все и решит. И Арсений мучает самого себя, боясь, что ничего не получится. И как только другие в себя верят? Как получается себя успокаивать, в самом себе же поддержку искать? Раньше рядом были друзья, было легче. Арсений всегда знал, что за кулисами кто-то переживает, или даже ждет выход, сидя в зале. Знал, что он не один, что не нужно бояться, потому что тебя всегда словят, в каком бы состоянии ты не находился. А сейчас что? А сейчас у Арсения были люди, которые не один раз встретились на его пути, только он старательно их не замечал. Старательно пропускал слова, которые звучали в разговоре, не хотел их принимать, потому что для него это была всего лишь случайная встреча с такими же случайными фразами. — Это же просто незнакомцы, — скажете вы. Но вы никогда не задумывались, что именно они могут быть вашим ответом? Когда вы просите подать знак, Вселенная отвечает вам большой вывеской на доме, фразой, которую вы случайно услышите, проходя мимо шумной компании. Да тот же самый незнакомец подойдет к вам с какой-нибудь глупой просьбой и, уходя, обязательно скажет то, что осядет в вашей памяти. Это и были люди, которые уже помогли Арсению, только теперь это нужно было понять. Арсений вспоминает студенчество, как играл на большой сцене, получал даже за это цветы, и с какими глазами смотрел на полный зал зрителей. Это кажется далеким, недостижимым. Это было в прошлом и уже не повторится. Актерство останется просто хобби, а после курсов его никуда не возьмут. Даже за кулисы каким-нибудь статистом или ассистентом. Антон за этим состоянием наблюдает со стороны. Каждый раз, когда Арсений заваривает чай, открывает новое печенье с предсказанием или попросту готовит, ему хочется подойти и обнять. Не как всегда, только метафорично, а по-настоящему. Явить, показать себя, дать почувствовать реальность, но Антону каждый раз боязно, потому что знает, что у людей есть привычка привязываться. Они цепляются за образы, за других, кто, как им кажется, поможет, за конкретные места. Думают, что это все поможет решить проблемы, потому что люди чувствуют от этого добрую энергетику и неосознанно тянутся. Шастун боялся, что люди перестанут осознавать проблемы самостоятельно. Перестанут их решать, верить в свои силы, а ведь это самое главное. Человек сам для себя является спасением. Его можно только подтолкнуть, дать знак, что он на правильном пути, как и делает Антон. — Почему же ты не видишь, что я тебе показываю, — он только касается плеча, когда Арсений стоит у плиты и подогревает еду. Антон Арсению хочет помочь, только как еще сказать ему, что он молодец? Что он все делает правильно, только нужно еще чуть-чуть подождать. Только руки не опустить на полпути. Антон чувствует Арсения, все его эмоции остро в нем отзываются, колются иголочками. Он словно связан с ним невидимой ниточкой и этой нитью делает новые узелки, вплетая в жизнь Арсения новые подсказки, новые истории и новых людей.***
Ноябрь уже переваливает за половину, а герои истории так и не приняли важного решения, так и не нашли себя, но это не последняя страница и не последнее предложение, после которого останется только точка. Все-таки некоторые еще даже не поговорили.***
— А вы к сессии уже начали готовиться? — спрашивает Максим и забегает немного вперед, чтобы идти лицом к друзьям. Только он не учитывает факт, что вероятность попасть в лужу в таком случае слишком высока, что и происходит с парнем. Кроссовок тут же намокает, потому что глубина асфальтной выбоины соответствующая. Джинсы тоже получают свое. — Тебе сама Вселенная намекает не начинать разговор про сессию, — смеется Слава, а Вадим достает телефон, чтобы заснять короткое видео для памяти. Потом можно будет в поздравление с днем рождения вставить и еще кучу упоротых фоток закинуть. Макс — их амбассадор. Собственно, Макс Заяц — куратор Славы и друг Вадима. Когда только создали беседу группы и все начали знакомиться, Слава подумал, что парень сбежал из 2012–2014 годов. Тогда же была мода ставить не свои фамилии? Всякие Холода, Коты, Цари и Зайцы были. Вот и Слава на пару с Вадимом поржали, а потом оказалось, что фамилия настоящая, когда после шуток про Мирного, Лютого и Забивного пришлось показывать паспорт для достоверности. С Чепурченко он быстро сдружился, даже незаметно. Не было вот этих формальностей по типу «давай познакомимся» или «тебе нужна какая-то помощь?», потому что кураторы обычно сразу находят общий язык с перваками, а так как Макс был старшекурсником, то сразу получил кучу внимания. И это касалось не только учебных вопросов от студентов, которым не терпелось узнать про преподавателей, пары и курсовые. Добрая женская половина группы тоже налетела на Зайца, естественно, не просто так. Макс первое время своих перваков встречал после пар, вел в другой кабинет, потому что те ориентироваться еще не могли. А однажды, когда закончилась последняя лекция, подошел к Славе и сказал: — Пошли в столовку, — и это даже не было вопросом. И вот как-то так все произошло, а потом уже появились собственные мемы, которые понимали только парни, придумывание уважительных причин, чтобы не появляться на парах, и мастер-классы профессионального списывания. Макс дурачком не был, учился хорошо, но всем же студентам, особенно четверокурсникам, рано или поздно становится лень учить материал к контрольным и тестам? Поэтому Заяц рассказывал, как беспалевно списывать, но делился этим только со Славой. Какой-то уровень доверия между ними установился. Максим вообще был активным студентом. То есть он прямо-таки был олицетворением выражения «шило в жопе», ему всегда нужно было что-то делать, где-то быть и в чем-то участвовать. Собственно, студсоветских ребят видно издалека. Так он и попал в студенческую команду КВН «Натуральный состав», в которой пропадал все свободное от учебы время. — Слав, нам нужна поддержка завтра на игре, так что позови своих друзей, знакомых, родню. Короче, много народу надо, — перед первой игрой попросил Макс, а Слава лишь посмотрел на него лицом статуи моаи. Надо сказать, это был его любимый эмодзи, так что каменное лицо он изображал блестяще. Но оравы друзей у Славы еще не было. Откуда ей взяться, когда ты только второй месяц в новом городе живешь, так что он взял с собой Вадима. Спасибо, что все-таки он привел его одного, иначе с выпиской пропуска на несколько человек он бы окончательно свихнулся. Пока все нужные кабинеты пройдешь, подписи получишь, уже состаришься и закончишь сам университет. Сказать, что почти все выступление в зале раздавалось стрекотание сверчков, ничего не сказать. Макс за весь номер выдал только одну шутку, и она была настолько тупая и ужасная, что уже только от этого Слава с Вадиком заржали во весь голос. Они сидели почти в самом конце зала, но на них, кажется, обернулись все, а они для пущего эффекта еще и свистеть и поддерживать Зайца начали, который на сцене теперь чувствовал себя героем. Макс вообще был юмористом и по жизни шел с девизом «не все так плохо, а если плохо — похуй», потому что его, кажется, вообще ничего не разочаровывало. Когда Слава завалил первый важный тест, Макс от него не отходил и постоянно подбадривал своими абсурдными шутками, и долго загоняться Чепурченко не смог. С Вадимом он тоже быстро сдружился, хоть и виделись они достаточно редко, но Макс в их компании сразу стал своим. — Давай-давай, — подгоняет Слава, вытаскивая друга из лужи. — Пошли быстрее, у нас сушиться будешь. Слава берет его буквально за шкирку и тащит за собой, а Вадим сзади все еще продолжает снимать, тихо угорая над Зайцем, похожим сейчас на обиженного ребенка, которому не дали побеситься. Приходится ускориться, потому что кроссовок Максима с каждой секундой хлюпает сильнее, как будто он с каждым шагом вступает в новую лужу. Еще и попутно шутить успевает, что из кого-то песок сыплется на старости лет, а из него вон вода льется. — Макс, это значит, что ты обоссалася, а это еще хуже, — отвечает ему Слава, и все трое заходятся в приступе смеха, останавливаясь посреди улицы, чтобы отдышаться. — Возвращаясь к вопросу о сессии… — Не начинай, а, — затыкает тут же Слава. — А вам вопросы скинули уже? — интересуется теперь у Вадима, и тот кивает. — Во-о-от, смотри. У людей все организованно, преподы понимающие, а вам че до сих пор не скинули? — Заяц волновался за ребят, которых курировал, как за собственных детей, поэтому постоянно спрашивал, как они вообще поживают, как учеба и какие отношения с преподами сложились. — Блин, даже нам еще ничего не скинули, а там учить дохуя. — Макс, смысл тебе париться? Ты у нас такая мамочка заботливая, медальки только не хватает за беспокойство. Да и ты уже на четвертом курсе, тебе ли не знать, когда преподы кидают вопросы, — успокаивает того Слава. Ему-то все равно, когда сессия, сколько предметов будет на зачетах, а сколько на экзаменах. Да и само расписание, кажется, тоже еще даже не скидывали. Зачем беспокоиться раньше времени? — Да, на тебя вообще не похоже, — поддакивает Вадим. — У тебя же активная студенческая жизнь, не сделают ли скидку на это? Типа ты же участник команды, которая в лиге играет с другими универами, отстаиваешь честь, так сказать. — Ага, шутками про колобка, который повесился, — снова прыскает от смеха Слава, и Заяц не упускает возможности дать подзатыльник. — Я в стэндап ушел, — только отвечает он, и парни резко тормозят. — Чего? — спрашивают в один голос. — КВН — не мое. Какие-то рамки, скрупулезные сценарии, а в стэндапе все просто. Ну, пока на начальных этапах. Я уже составил программу, хочу заявку подать в один бар. У них там постоянно, то песни, то стихи читают. — И стэндап, конечно, относится к категории стихов, — шутит Вадим, а Максим порывается отвесить подзатыльник уже ему. — Ладно, мы шутим, Макс. Круто, что еще сказать, — поддерживает Слава. — Теперь с Сабуровым будешь выступать? Парни снова начинают смеяться. — Да бля-я-ять, — Максим закатывает глаза и разворачивается, чтобы уже скорее дойти до дома двух друзей-идиотов. Вадим тут же организует сушку: мокрый носок нацепляет на фен и оставляет в ванной развеваться под теплым воздухом, а Слава кладет кроссовок на батарею. Вряд ли он высохнет за несколько часов, но это хотя бы как-то спасет ситуацию. — А у вас что ли даже пива нет? — удивляется Макс, заглядывая в холодильник. — И хавки никакой. — Мы бедные и голодные студенты, забыл? — Вадим садится за стол и закидывает в рот единственную оставшуюся конфету, словно подтверждая, что жрать нечего. — Да у вас даже дошика нет, м-да, — Макс специально оглядывает кухню, проходится взглядом для пущего эффекта по потолку, как будто лапша может свисать оттуда. — Зато я кофе могу сварить, — говорит Слава, намекая на свою работу. — Мне лучше чай, — отмахивается Макс и залезает в телефон. — Я пиццу закажу? Вы какую едите? — Без разницы, — в один голос отвечают Вадим и Слава. Переглядываются и улыбаются. Максим удивленно поднимает взгляд, но снова быстро концентрируется на пицце. — Я заказал «Гавайскую». — Фу, извращенец, — снова одновременно отвечают парни и начинают ржать. Максим уже переводит взгляд с одного на другого, пока те лыбятся друг другу. — Быстрая проверка, — вскакивает Вадим и подходит ближе к Славе. — Любой цвет. Раз, два, три. — Красный, — опять в один голос отвечают парни, а Макс открывает рот от удивления. — Нихуя у вас миндальная связь. — Вкус мороженого. Раз, два, три, — предлагает Слава, кажется, уже не замечая Макса. — Ванильное, — ситуация повторяется, и они оба дают один ответ. — Так, стоп, я тоже хочу! — вклинивается Заяц и отодвигает Вадима. Встает перед Славой уж максимально близко, думая, что связь от этого зависит. — Любой цвет. Раз, два, три. — Зеленый, — отвечает Слава. — Черный, — отвечает Макс. — Тьфу, блять. — Лох, — Слава сочувствующе хлопает по плечу. — Когда там твоя пицца приедет? Вадим уже сгибается пополам от смеха. Пиццу привозят только через полчаса. За это время парни успевают перемыть кости преподам, послушать стэндап Макса и досушить носок. Кроссовок уже не спасти, стало только хуже. — У вас такой диван маленький, вы вообще как вдвоем спите на нем? — тут же устраивает тест-драйв Заяц, с разбегу прыгая на диван. Щелкает какая-то пружина, и Вадим уже летит давать тому пиздюлей. — Я один тут сплю, — отвечает он и предпочитает не смотреть сейчас на Славу. — Капец, даже так неудобно, — Заяц уже и звездочкой, и ангелочком развалился, а Вадим все пытается подвинуть его, чтобы нормально сесть. — Зато мне досталась музыкальная установка, — Вадим переводит тему и указывает на колонки. — Балде-е-еж, — Максим тут же занимается рассматриванием системы. Трогает музыкальный центр, пальцем аккуратно проводит, словно Елена Ебучая пришла искать пыль. Пока он радуется этому, Слава занимает его место и садится рядом с Вадимом. Тот переводит взгляд, Слава смотрит в ответ. Дубровин выдерживает зрительный контакт и ему уже кажется, что глаза Славы резко метнулись и снова вернулись к нему. Или не кажется, потому что взгляд явно опустился ниже, и Вадим пытается понять — нос или губы. Поднимает бровь в немом вопросе, но Слава коротко машет головой, то ли так отвечая, то ли отгоняя мысли, и возвращает взгляд на Макса. — Раз уж у вас такая крутая штука есть, давайте Маркула послушаем? У него альбом на днях вышел, — это звучит больше как утверждение, потому что парень уже пытается подключиться к колонке. Втискивается между Славой и Вадимом и просит помочь. Музыка окутывает помещение приятным звучанием. Оно объемное, звук повсюду, как будто колонка не одна, а несколько, и все они стоят в разных углах комнаты. Макс добавляет громкости, и парни наслаждаются гипнотизирующим голосом девушки. К нему добавляются необычные звуковые эффекты, и создается ощущение, что это не просто песня, а саундтрек из какого-то экшн-фильма. Мелодичность пропадает, теперь звучит только грубый голос мужчины. Явно монолог. Он рассказывает про спешку, что жить нужно спокойнее, потому что «все трупы на Эвересте — это когда-то очень мотивированные люди», и парни вмиг покрываются мурашками, потому что голос повсюду, он проникает в сознание, оставляя там эти слова. Они дослушивают весь альбом слишком осознанно, практически в полном молчании. — Может, прервем наш депрессняк и послушаем что-то веселое? — предлагает Вадим, когда они уже несколько минут просто лежат и смотрят в потолок. Максим тут же вскакивает, держит указательный палец вверх, а другой рукой быстро листает плейлист, и через секунду звучит всем известная Верка Сердючка. Заяц тут же начинает танцевать, топать ногами, отбивая чечетку, и Вадим снова достает телефон, чтобы заснять. К Максу присоединяется Слава, и теперь вдвоем они уже танцуют подобие народного танца, только хоровод водить так неудобно, поэтому зовут Вадима. И только они собираются продолжить свою народную вечеринку, сквозь музыку раздается дверной звонок. Парни думают, что это в песне такой музыкальный ход, но потом уже различают отчетливый стук в дверь, и приходится все выключить. — Я открою, — вызволяется Макс, сдерживая друзей. — Только на хуй не посылай! Заяц вообще с любым человеком мог договориться, а сейчас убедить какую-нибудь старушку точно не составит труда, но Макс застывает, когда на пороге видит не бабулю, а очень даже симпатичную девушку. — Я извиняюсь, — тут же начинает она, и по голосу уже понятен настрой, — вы уже целый час слушаете музыку на охренеть какой громкости, — девушка руками крутит у головы, словно хочет показать всю ту боль, что она испытывает. — Я понимаю, что еще достаточно рано, чтобы я приходила жаловаться, но можно сделать потише? — Без проблем, красавица, — выдает совершенно тупой ответ Заяц и мысленно бьется головой об дверной косяк. Девушка мысленно закатывает глаза, но в действительности же мило — слишком иронично — улыбается и, больше ничего не ожидая, уходит. — Соседка? — зачем-то шепотом спрашивает Слава, когда Макс возвращается. — Угу, — отвечает Заяц и чешет затылок. — Бабка из тридцать восьмой наверняка. — Из какой квартиры уж не знаю, но девушка красивая. — Девушка? — опять в один голос отвечают парни. — Да, пацаны, девушка. Или вы думаете с вами только бабки живут? — Заяц смеется, от колонки все-таки отключается, чтобы больше никого не злить. Они расходятся только в девятом часу, и после ухода Макса в квартире становится слишком тихо. Тупые анекдоты никто не травит, народные танцы не исполняет, и Вадим со Славой от такой неожиданной тишины почему-то смеются. — Я тоже о зеленом подумал, кстати, — говорит Вадим, когда они на кухне пьют чай. Слава непонимающе на него смотрит. — Когда вы с Максом цвет угадывали, ты назвал зеленый. Я тоже так подумал. Слава ему улыбается, ничего не отвечает, но и взгляд отводить не собирается. Вадим сам смелеет, усаживается удобнее, и начинаются гляделки. — День недели. Раз. Два. Три, — неожиданно спрашивает Слава. — Пятница, — отвечают одновременно. — Время года. Раз. Два. Три, — очередь Вадима. — Лето. — Правда или действие, — снова резко спрашивает Слава. — Это уже игра? — не понимает Вадим и хмурится. — Нет, просто выбор. Раз. Два. Три. — Правда, — отвечает Вадим. — Действие, — отвечает Слава и цокает. — Когда-то нужно было ошибиться. — По сути, это не ошибка. Каждый просто выбрал то, что ближе, — говорит Вадим и первый опускает глаза. Стало неимоверно тяжело смотреть на Славу. То ли опять он пытается найти в чем-то смысл, то ли просто себя накручивает. — Ладно, я в душ и спать. Мне завтра на смену. Вадим кивает, сам на кухне не задерживается и уходит в свою спальню. Не включая свет сразу плюхается на диван и закутывается в кокон из одеяла. Силы вдруг пропали даже на простейшие действия. Сжимается, ноги под себя подбирает и ощущает себя крошечным существом. Каким-то ничтожным и беспомощным. Они могли сейчас поговорить, все обсудить. Вадим бы не побоялся рассказать, что чувствует, узнать, что чувствует Слава. Ничего? Ну и ладно, просто остаться друзьями без ненависти друг к другу уже будет хорошим исходом. Ему же банально нужна правда, которую он выбрал. — А чего ж ты не поговорил? — Антон примерно чувствует, что сейчас может твориться в голове у Вадима. Он за этой «миндальной» связью с первого дня наблюдает и ставки делает, чем все закончится. — Глупые вы еще. — Сука, да чтоб эта сраная кровать сломалась! — почти в себя срывается Вадим и утыкается в одеяло. Дышит тяжело, как бык, пар выпускает, потому что уже остоебенило. Шастун сидит на полу и смотрит на укутанного парня. Голову с интересом склоняет, пытается понять, что ему не показалось. — Как же я ненавижу эти ваши клише с кроватями, но раз вы по-другому не можете, то окей, — смиряется со своей участью Купидона и уходит в комнату Славы. И только Дубровин успокаивается, как за стенкой слышится треск, а потом громкое такое «блять». Еще какие-то шуршания, еще маты, и Вадим прислушивается. Это ему показалось? Собирается идти узнавать, хватается за ручку двери и нос к носу встречается со Славой. — Кровать сломалась, — совершенно спокойно говорит Слава, а Вадим еле держится, чтобы не заржать, и прикрывает рукой рот. — Деревянная палка эта сломалась, и я вниз провалился, — продолжает Слава, и Вадим уже взрывается от хохота. Вот так быстро это работает? — В задницу заноза не попала? — Иди ты, — Слава закатывает глаза и отодвигает Вадима, чтобы пройти в комнату. Без каких-либо возражений ложится на разложенный диван, именно на ту сторону, где обычно любит спать Дубровин. — Э, — уже хочет возразить он, но потом понимает, что сам об этом попросил кого-то свыше сломать кровать. — Ладно, и ты будешь спать со мной? — Не буду же я щас чинить кровать, — отвечает Слава и накрывается одеялом. Оно одно, он старается брать не так много себе, но все равно кажется, что большая часть находится на его теле. — Ты спать собираешься? Вадим кивает, ложится рядом, аккуратно перетягивая одеяло на себя, и отворачивается на другой бок. Прикрывает глаза, пытается уснуть, но режим и так сбит, так что раньше двенадцати вырубиться не получится. Приходится тупо лежать и надеяться, что тело само поймет, что нужно спать. Вадим понемногу успокаивается, подушка уже кажется удобней, и как только подступает сонное состояние, он чувствует, как Слава поворачивается и придвигается ближе. Выжидает будто, медлит, хочет убедиться, что не разбудил, но Вадим не спит. Он уже пытается усмирить слишком бьющееся сердце и не выдать себя с потрохами. Слава аккуратно поправляет одеяло и ладонью скользит по талии. Невесомо, словно боится напугать, и немного щекотно. Вадим дыхание задерживает, глаза старается держать закрытыми, но кажется, что его отчаянные попытки заметны. Слава руку кладет смелее, скользит по животу и прижимается ближе. Сам чуть вниз съезжает и утыкается в спину, кончиком носа водит. Вадим уже дрожит и молится, чтобы ладонь Славы, поднимающаяся к груди, не почувствовала бешеный ритм сердца, но он тормозит у ребер. Кончик большого пальца чуть дрожит, мажет по косточкам, и Вадим поджимает губы. Как же приятно ощущать тепло. Слава засыпает в таком положении, а Вадим, кажется, не спит всю ночь, что ощущается уже утром. Виду он не подаст, иначе точно спалится, хотя к этому всему же и должно прийти, разве нет? — Доброе утро, — здоровается на кухне со Славой. Тот уже успел сделать себе бутерброды и кофе. — Доброе, — отвечает он, только на секунду поднимая взгляд. Вадим садится, как всегда, напротив. К стене прислоняется и искоса смотрит на Славу. Тот уж слишком занят едой, ничего даже не говорит. — Вы издеваетесь? — Антон наблюдает за этим со стороны, вскидывая руки от бессилия. — Как спалось? — спрашивает Вадим. Шастун пробивает лоб. — Да нормально. Сегодня постараюсь починить кровать, — совершенно невозмутимо отвечает Слава и делает глоток кофе. — Я пополам разломал ту штуку, как ты ее починишь? — закипает Антон. Вчера он приложил все усилия, чтобы на кровати нельзя было спать неделю, как минимум. Пока подходящее крепление найдешь, пока разберешься, как это чинить, времени вон сколько пройдет. — Ясно, — отвечает Вадим и непроизвольно ударяется головой об стенку. Он наблюдает, как Слава моет посуду. Смотрит на его спину, перекатывающиеся мышцы, на руки, которые вчера притягивали ближе к себе. Он слышит абсолютное молчание, пустоту, и глаза слезиться начинают. Вот и поговорили, называется. Оказалось, обсуждать нечего. — До вечера, — бросает Слава, и Вадим сильнее сжимает челюсть. — Вы, блять, серьезно? — уже не выдерживает Антон, начиная топать ногами и взмахивать руками, как ребенок, не получивший игрушку. На кухне только тишина. Слава выбрал свое действие. Вадим получил свою правду.***
Вечер накрывает город, но в доме N не зажигается свет. Разве что в окнах можно разглядеть одинокие силуэты людей. Каждый друг от друга разделен стеной и даже не догадывается, что теперь является частью жизни другого человека. Никто не задумывается, что в соседней квартире кто-то сейчас точно так же сидит и смотрит в окно, вглядывается в очертания двора, следит, как на углу мигает фонарь. Жители дома N о чем-то думают, не подозревая, что связаны друг с другом, что их истории чем-то похожи. Что один человек уже дал им ответы на вопросы, только теперь к ним нужно прислушаться. Антон Шастун сидит на крыше, болтая ногами, и рассматривает звездное небо. Думает, какие же люди глупые. Просят помочь, дать знак и сами же потом все отрицают. Нет, он не ненавидит их за это, меньше любить не перестанет, просто у него же тоже болит. Это же его жители, его души, которые должны быть счастливы, именно поэтому он продолжает действовать. Российские дворы — удивительное место. Какой контингент там только не встретишь, чего только не услышишь, а в ночное время суток они превращаются в самые настоящие съемочные площадки: драки с эпичным концом, драмы, исход которых не предугадаешь, и философские монологи вслух. Именно сейчас начинает разворачиваться один из трех вариантов. Какой-то парень заглядывает во двор. Он не похож на пьяного или человека, ищущего закладку, например. Просто человек забрел в неизвестное место. Незнакомец осматривается и приземляется на скрипучие качели. Задница тут же замерзает, и парень садится как типичный представитель гопоты — ногами на сидение, а сам на спинку качелей. Они слегка покачиваются от ерзания, потому что так сидеть неудобно вдвойне: деревянная спинка врезается в полужопия, и найти комфортное положение не предоставляется возможным, но парень все равно продолжает качаться. Только скрип разрезает тишину, быстро надоедая и действуя на нервы. Тогда и начинается представление.— Когда нас не будет, не вспомнит никто Наши слабости и наши силы, Но точно вспомнят тебя за то, Что кого-то ты сделал счастливым!
Парень начинает читать стих, и теперь уже его голос звучит на весь двор. Он затихает, словно прислушиваясь к эху, и оглядывается по сторонам.— Неинтересны станут в минуту Деньги, дома, работы. Только слова, что сказал ты кому-то, Станут важны для кого-то.
Он звучит уже увереннее, встает на качели, выпрямляясь в полный рост, и цепляется за основание. Они раскачиваются от такого давления, но это не мешает читать стих дальше:— Действуй, пока ты тут! Делай, пока ты здесь! Сделай простейший труд — Будь тем, кто ты есть!
Качели раскачиваются сильнее, и приходится спрыгнуть. Незнакомец медленными шагами мерит двор, запрыгивает на бортики песочницы, балансирует, выдерживает паузу и снова продолжает:— Движения галактик, кружения планет Сжигают и строят мосты. Все, кто были, их уже нет, Время твое! Есть ты!
Он подпрыгивает достаточно высоко, спрыгивая с песочницы, и песок летит в разные стороны. Ногами еще раз пинает его, желая создать какой-то эффект, и становится посреди двора. Руки раскидывает в стороны, смотрит в постепенно загорающиеся окна на с интересом выглядывающих жителей, представляя себя на огромной сцене. А так и получается, что стихи он адресует всем.— Кто мне поможет, кто решит мои заботы, Подумает, поступит за меня? Защитник мой, куда пропал ты, кто ты, И почему меня ты променял? Я тоже бы хотел глоточек счастья. Мне тоже нужно крепкое плечо, Хотя бы в дни особого ненастья, Когда становится, и вправду, горячо.
Он не подозревает, но жители слушают его. Не просто на секунду смотрят в окно, чтобы махнуть рукой и пойти дальше делать дела. Они задумывается, наблюдая за этим странным, но необъяснимо цепляющим перфомансом.— Действуй, пока ты тут! Делай, пока ты здесь! Сделай простейший труд — Будь тем, кто ты есть!
***
Эд сидит с телефоном в руках и испепеляет сайт бара, точнее, страницу для подачи заявок на вечер музыки. Ему выходить буквально через пять минут на смену, регистрация закрывается через десять. Гитара у него тоже готова, остается только один вопрос — сегодня он сыграет на улице или в родном баре? Эд вспоминает события прошедшей недели: слова Юли и Андрея, стрим Крида, который его увлек, и странный разговор с незнакомцем на крыше. Эду тогда хотелось все обдумать, и что-то сподвигло его выйти из квартиры. Когда он только сюда переехал, было теплое время, темнело позже, поэтому пропадать на крыше и играть чисто для себя и какого-то внутреннего умиротворения было лучшим времяпровождением. За этим, конечно, следили. Какая-то бабка его вечно гоняла, грозила, что добьется выселения такого хулигана, но он всегда находил способы выкрутиться. А иногда к нему приходила Мартини, притаскивала пачку чипсов, два пива, и они так и сидели, пока мурашки от вечернего прохладного воздуха не пойдут. Эд давно не делал такие вылазки, и было все равно, что уже середина ноября, а на крыше может быть дико холодно, но тот вечер стал некой отправной точкой. Он сыграл незнакомцу не одну песню. И своего сочинения, и просто перепевки уже известных, и мужчина его внимательно слушал. Они даже не попрощались, незнакомец просто скрылся за дверью квартиры, но эта встреча осела в памяти. Эд понимает, что это все не просто так. Слишком много совпадений за последнее время, поэтому придумывает псевдоним, вписывает количество песен с названием и отправляет. Прием заявок закрывается через минуту, и Эд выходит из квартиры с гитарой за спиной. — Сегодня опять пойдешь играть? — интересуется Бебур, кивая на гитару, пока Эд переодевается в форму. В ответ он только кивает. Сегодня бар воспринимается по-другому, как будто ты не сотрудник, уверенный в своей работе и знающий, что весь вечер ты проведешь за разливом пива, послушаешь песни, уберешься и пойдешь по своим делам. Сейчас Эд чувствует себя наблюдателем, чужим человеком в этом месте. Он монотонно натирает стаканы, испепеляет сцену взглядом и входит в какой-то транс. — Эд, алло, — Юля неожиданно появляется у барной стойки и щелкает пальцами пред глазами парня. — Там Андрею помощь нужна с поставкой, он дозваться до тебя не может. Эд продолжает отыгрывать, что все хорошо, но с каждым часом становится все волнительнее. Выступление все ближе, оно в секрете, и Эду жуть как хочется сорваться и все рассказать Юле с Андреем, увидеть их лица, но он уже решил, что это будет сюрприз. Нужно только выждать. — Сегодня не так много людей будет, слава богу, — Юля читает список заявок. — За минуту до закрытия успел влететь какой-то Скруджи. В первый раз вообще о нем слышу. Эд выгружает алкоголь и, когда Юля произносит псевдоним, невольно улыбается. Хорошо, что спиной стоит, и это останется незамеченным. — Макдак? — шутит Андрей с совершенно серьезным лицом, и Юля смотрит на него таким же взглядом, только там больше непонимания. — Мультик такой, Юль. Расслабься. Эду хочется повернуться с выражением лица, мол, «охуел?», но надо держать интригу, поэтому он ржет. Ну, потому что действительно смешно. Юля отмахивается, она настолько в работе, что не сразу понимает, и только спустя несколько минут хлопает себя по лбу. Эд все делает на автомате. Нет, он и так постоянно это делает, но сегодня максимально не вовлечен в процесс, только и вслушивается в происходящее на сцене. Там сейчас выступает первый участник, и в баре даже тихо, что очень непривычно. Андрей садится передохнуть, пока нет никаких заказов, и постоянно кидает Эду свои оценки за выступления по типу «хорошо звучит», «волнуется», «как классно». Эд ему поддакивает, смотрит на участников, кусая губы, и удивительно только, как Бебур еще не раскусил его, потому что Выграновский даже сам чувствует, что от него буквально исходит волнение. Музыканты сменяются, ведущий делает короткие подводки для следующего выступления, зрители бурно приветствуют и провожают исполнителей, и Эду постепенно становится легче. Не сказать, что камень с души упал, но как будто узелок развязывается, и за два номера до собственного Эд чувствует — пора. Выжидает середину песни и бросает Андрею короткое «щас вернусь». Бебур двумя пальцами показывает, что держит сигарету, таким образом спрашивая, и Выграновский только кивает. Время, оставшееся до его выхода на сцену примерно равно обычному перекуру, так что подозрений у друга он не вызывает. Эд заходит в комнату персонала, достает гитару, любовно поглаживая струны, и выходит в коридор, где располагаются другие служебные помещения и одна большая гримерка, а там уже и «закулисье». Юля стоит почти у выхода на сцену, контролирует процесс и болтает с ведущим, поэтому Эд немного тормозит. Рассматривает однотонные стены, плитку на полу, свои собственные кроссовки и кидает косые взгляды на администратора. Она его еще пока не заметила, но вот уже заканчивается предпоследний номер, который означает только одно — следующий выход Выграновского. — Эд? А ты чего не на баре? Случилось что? — Юля тут же напрягается, даже не замечая гитару, которую тот старательно прячет за спиной. Ну да, гитару за спиной, очень смешно. Он слышит только «встречайте, Скруджи!», улыбается так по-хитрому и проскакивает мимо Ахмедовой, забегая на сцену и чуть не сшибая ведущего. — Всем привет! — здоровается с публикой, и ему тут же дарят аплодисменты. — Это мой первый раз, знаете ли, — продолжает приветствовать, не вкладывая никакого подтекста, но выходит такая шутка, и зал смеется. Эд расслабляется окончательно. Он уже стоит на сцене, перед ним пятьдесят человек, как минимум. Все смотрят только на него, и Эд вылавливает взгляд Андрея, который чуть не перекидывается через стойку от удивления. Выграновский коротко смотрит вбок, где стоит Юля, и ловит такое же лицо, наполненное шоком, а потом она показывает большие пальцы вверх, машет руками, мол, начинай, а со стороны бара доносится свист Бебура, и Эд понимает, что сделал правильный выбор. Он играет песню, которую впервые сыграл здесь для немногочисленной публики, людям из персонала этого бара. Она символичная, потому что тогда впервые его поддержали, впервые он вот так решил открыться. Она символичная, потому что этот вечер раз за разом заставляли вспоминать Юля с Андреем, и благодаря этим воспоминаниям он наконец решился, так что теперь отпускает страхи и поет со свободным сердцем. Он не видит, как Андрей зажигает фонарик, как Юля держит за него кулачки, как Крид, который сегодня является сюрпризом вечера, сейчас стоит у входа и слушает песню, боясь нарушать идиллию и пробежать к гримерке. И только открыв глаза, Эд снова возвращается в реальность. Его тут же окутывают аплодисменты, а Бебур из бара кричит, кажется, громче всех, размахивая полотенцем. Эд ловит эти секунды счастья, впитывает энергетику от публики, искренне улыбается и осознает, что он наконец это сделал. — Давайте еще раз пошумим, это был Скруджи, — поддерживает ведущий и тут же переходит к объявлению «особенного гостя», которого Эд встречает, покидая сцену. — Было круто, — говорит Егор и протягивает руку для приветствия, как будто они с Выграновским старые друзья. Парни «стукаются» плечами, хлопают по спине, и Крид уже выбегает на сцену под самые шумные овации. Эд смотрит ему вслед, как тот уже разговаривает с публикой, и думает, что Вселенная пиздец что-то знает и мутит, раз подкидывает ему такие «совпадения». — Выграновский, ты.. — Юля его сразу же обнимает, как только он выходит в коридор, и так же резко отпускает. — Дуй в бар, мы еще это обсудим, — тут же становится строгой мамочкой, не хватает только пригрозить пальцем, и Эд несется, окрыленный эмоциями. — Малой, я тобой горжусь, — Андрей сгребает в объятия, и они так долго-долго стоят под какую-то лиричную песню Егора. Со стороны это может выглядеть странно, но Эду сейчас плевать. И пока один герой истории делает шаг вперед, другие только решаются на это, а кто-то так и продолжает стоять и бояться.***
— Я уже пять билетов выучил, — Заяц хвалится своим достижением, падает на разложенный диван и подключается к колонке. Та издает смешной звук. — Ты к декабрю уже забудешь, — рядом ложится Слава. — Нам, кстати, до сих пор так и не скинули вопросы. — Попросите старшие курсы, которые у этого препода занимались, чтоб прислали с прошлого года вопросы, — дает совет Макс и уже ищет трек. — Это не значит, что в этом году будут такие же. Препод мог запросто их поменять, — с другого боку пристраивается Вадим, и сейчас ситуация повторяется. Несколько дней назад они тоже так же лежали и слушали новый альбом Маркула. — Ты думаешь, ему хочется менять сорок вопросов? — Макс, ты как будто преподов не знаешь. Им лишь бы изъебнуться, — пока Заяц задумывается над словами, Слава успевает вырвать телефон из рук. — Мы опять будем слушать музыку на полную? — Ну да, — Макс пожимает плечами, мол, это очевидно, но Слава телефон только отдаляет. — И к нам опять придут жаловаться. — Никто на нас не жаловался, я договорился, — Макс вспоминает, как в прошлый раз встретился с девушкой и как тупая фраза тут же родилась в голове. — Как скажешь, красавица. Как будто он вместе со своей фамилией и флиртом остался в далеком 2012, но то, что девушка его зацепила — факт. То ли своей решительностью, то ли какой-то необъяснимой энергетикой, но Макс решил, что хочет познакомиться. Но методы знакомства у него тоже сохранились из прошлого и вообще напоминали подкаты подростка, когда самый главный хулиган в классе дергает девчонку за косички. Именно так можно описать способ знакомства, к которому собирается прибегнуть Заяц. — Я нашел еще парочку классных альбомов, щас заценим, — Макс быстро выхватывает свой телефон, перелезая через Славу, и тот потом валится на него, снова пытаясь отобрать телефон. Они падают на ноги Вадима, который спокойно лежал и никого не трогал, и начинают бороться. Только Макс свой телефон отчаянно защищает, рукой туда-сюда мельтешит, чтобы Слава не успел зацепиться, и чуть не попадает в нос Дубровину. Тот свои ноги еле-еле вытаскивает из-под двух туш и плюхается сверху, прямо на Славу, и теперь на Зайце висит непосильная ноша. — Бля, пацаны, — хрипит он под весом друзей. — По-братски, — начинает закашливаться, а Слава с Вадимом только ржать. — Я все понимаю, тройничок, все дела, но давайте не сейчас. Слава спихивает Вадима, тут же пытаясь перевернуться на спину, и Дубровин приземляется на его живот. Руками упирается по обе стороны от головы, чтобы окончательно не стукнуться лбами, и замирает. — Что слушать будем: новый альбом Коржа или Левана? — спрашивает Макс, уже полностью погруженный в рассматривание музыкальной системы и поиску кнопок, увеличивающих басы. — Коржа, — одновременно отвечают Слава и Вадим, не отрывая взглядов друг от друга, и сразу после ответа Дубровин поднимается, оттягивает футболку и садится к стене. Что происходит, непонятно. Снова ментальная связь? Тогда почему они не могут додуматься до разговора? Их методы тоже напоминают детские игры и избегания, но Макс, сидящий между ними, напряжения никакого не чувствует, головой в такт только качает. Добавляет громкости, парни этого совсем не замечают, как будто вмиг становится плевать на соседей, и звонок в дверь не заставляет себя ждать. — О! — Заяц тут же вскакивает, будто он гостей ждет. Слава с Вадимом особо даже не реагируют. — Я открою. — Какая встреча, — девушка мило улыбается, но в ее улыбке куча сарказма и иронии. Она склоняет голову вбок, делая при этом совершенно невинное лицо, словно совсем не удивлена, что ситуация повторяется. — Я тоже рад, — отвечает Макс и ладонью упирается в дверной косяк, чуть не съезжая в сторону. Недоделанный альфач. — Выруби, пожалуйста, музыку, — без фамильярностей обращается девушка, сразу переходя к делу. — Или сделай тише. Мешает. — Не нравится стиль? Могу включить что-то другое, — зачем-то начинает издеваться Заяц и закусывает язык. На конфликт он уж точно нарываться не собирается, но тупизм так и льется изо рта, а лицо девушки уже воплощает слово «пиздец». — Я никакую музыку не люблю, так что, пожалуйста, сделай потише, — доброжелательно отвечает, но Макс уверен, что она бы и втащила, если бы можно было. — Как скажешь, — он мысленно останавливает себя, чтобы не добавить эту дурацкую «красавицу», и девушка поджимает губы, как-то обреченно качая головой. Она-то понимает, что слова звучат неубедительно, но все равно уходит. Макс музыку не выключает, меняет на другую, где больше басов. — Нас потом будут бабки у подъезда обсуждать, что мы наркоманы, раз музыку так громко слушаем, — говорит Слава, но по виду ему вообще пофиг — громко или тихо. Вадим лежит на другой стороне дивана, не подает вообще какой-либо заинтересованности, что-то листая в телефоне. — Все нормально, соседи у вас понимающие, — Макс продолжает вечеринку и звучит совсем неубедительно. Радостно прыгает обратно на диван и качается в такт. Парни умудряются переговариваться, даже длинные обсуждения заводить, несмотря на оглушающую музыку. Заяц опять ставит какие-то старые популярные треки, чтобы поприкалываться и пополнить компромат для поздравительного видео на день рождения. Показательные выступления затевает, готовится к фееричному и эпичному выходу под Серова с его «Я люблю тебя до слез», как вдруг музыка резко прерывается, в квартире гаснет свет. Моментально воцаряется тишина. — Максон, а ты уверен, что точно договорился с соседями? — Слава специально выделает «точно договорился» и подскакивает с дивана. — Все будет чики-пуки, — Заяц вытягивает руку, останавливая его, но Слава все равно проходит в коридор, чтобы подслушать. — Ты обалдела? — сразу начинает Макс, как только видит ту самую девушку, роющуюся в щитке. — Это ты охренел свою шарманку слушать! По-русски вообще не понимаешь? — девушка уходить будто не собирается. Закрывает шкафчик со всеми нужными кнопками и встает в позу — руки скрещивает на груди и бровь поднимает. — Еще не так поздно, чтобы жаловаться. — А жаловаться никогда не поздно, поэтому я и пришла. По-хорошему же прошу. — Пиздец, — только и выдает Макс, подходит к щитку и включает электричество. Девушка даже на шаг не отходит и злится только сильнее. — Между прочим, в чужих щитках рыться плохо. Тоже могу пожаловаться, — говорит Макс, а самого внутри трясти начинает. От себя же, потому что он даже не хозяин квартиры, потому что доеб совершенно с пустого места, потому что девушка права, а он мудак. Он даже не хотел устраивать конфликт. Почему он просто не мог нормально познакомиться? Обычным способом, без крика, но нет, так же скучно, надо оригинально! — Здесь замок один на все этажи, и комплект ключей у всех одинаковый, — девушка трясет маленькой связкой прямо перед лицом. — И я не просто так туда залезла, а потому что ты не понимаешь. Надо будет, еще раз залезу, — она улыбается издевательски и уходит, а у Макса аж дыхание спирает. Он переваливается через перила, чтобы посмотреть, на каком этаже живет девушка, высчитывает примерное расположение квартиры по звуку захлопывающейся двери и довольно улыбается. Парни все-таки выгоняют Макса через полчаса, потому что проблем с соседями иметь не хочется, а тусовка уже надоела. После его ухода в квартире тут же воцаряется тишина, и Слава с Вадимом вновь становятся чужими друг другу людьми. Слава вообще уходит в свою комнату и ложится спать, игнорируя сломанную кровать. Вадима это все начинает раздражать, потому что он окончательно запутался. Даже не понимает уже — друзья они или кто? Как будто два недолюбливающих друг друга соседа, вынужденные жить под одной крышей. Он уже думает, что никакие разговоры не помогут. По настроению, отношению и реакции все и так понятно, поэтому на следующий день Вадим уходит на учебу раньше обычного, не желая задерживаться в квартире ни на минуту. Слава это игнорирует, словно ничего в этом такого нет, что друг ушел на полчаса раньше обычного, хотя постоянно опаздывал и уходил последним. Вадим думает, что это к лучшему, раз между ними возникла такая пропасть. Может, так и надо. Не нужно тратить силы на то, чтобы выяснять отношения и докапываться до сути, искать причины отдаления, ведь все лежит на поверхности — Слава не влюблен, к тому же какая может быть влюбленность в человека своего пола? Так не принято. Вадиму от своих мыслей тошно становится. Почему так судьба распорядилась, чтобы он влюбился в лучшего друга? Какой же сукой надо быть. Вадиму больно, потому что Слава его даже как друга не поймет и с такой ориентацией не примет. Он уже отдалился и всем видом показывает, что хочет избежать разговоров на подобные темы. Вадим в очередной раз надумывает, даже не разобравшись в ситуации. Антон вопрошает, за что ему такие души достались, когда смотрит на Славу, помешивающего сладкий чай и упирающегося в свои ладони от бессилия. На учебе Дубровин задерживается то ли специально, то ли просьба одногруппника помочь разобраться с какими-то вопросами в деканате оказывается не нарочно брошенной. Домой идти все равно желания нет, но на завтра нужно сделать кучу домашки, которая игнорировалась целую неделю, так что Вадим ныряет в подъезд за каким-то дедулей, любезно открывшим дверь. До своего этажа добирается по лестнице и лениво похлопывает по куртке в поисках ключей. Громко и разочарованно вздыхает, понимая, что ключи он оставил дома. Так спешил, что не захватил с комода. Время только пять вечера. Смена у Славы заканчивается через четыре часа, а ему еще нужно будет убираться, так что домашка точно откладывается до неопределенного момента. И нормальный ужин тоже.Вадим Ты не можешь со смены уйти раньше? Может, тебя кто сможет заменить?
Дубровин ждет ответ пятнадцать минут, понимает, что сейчас наверняка наплыв покупателей, поэтому Славе некогда ответить. Слава ??? Приходит через двадцать минут сообщение.Вадим Я ключи забыл
Слава Поздравляю Вадим сильнее сжимает челюсть, аж сводит. Испепеляет это одно слово, а в глазах все плыть начинает.Вадим Напиши мне адрес, я сам заберу.
Отправляет сообщение и ждет, когда серая галочка изменится на две синие, но собеседник не читает и тем более не отвечает.Вадим Как же ты меня заебал.
Набирает текст, долго смотрит и думает. Что он этим скажет? Это хоть к чему-то приведет? Слава и вправду заебал. Хочется кричать и что-нибудь разбить, настолько уже трясет. Плохо становится в прямом смысле, грудную клетку сдавливает от эмоций, и Вадим еле охлаждает порыв кинуть телефон прямо в стену. Только отправляет это сообщение:Вадим Как же ты меня заебал.
Ответ, конечно, не приходит тут же. Не приходит и через полчаса. Вадим телефон блокирует, ставит на беззвучный и выходит во двор. Какое-то время сидит там, делает круг вокруг дома, выходит на проспект и прогуливается туда-сюда, как потерянный. В магазине покупает самую дешевую булку и йогурт. Снова возвращается во двор, съедая все там. Смерклось уже давно. Зажегся свет в окнах и на небе тоже, в виде маленьких крохотных звездных точек. Вадим на них даже не смотрит, хотя звезды красиво раскиданы, их можно отчетливо увидеть. Задница ощутимо мерзнет, поэтому целесообразнее всего вернуться в подъезд и провести оставшееся время там. Вадим звонит в домофон, прикидывается доставщиком, который перепутал номера квартир, и без проблем заходит внутрь. Сидеть здесь все равно негде, только на ступеньках, но там он будет мешать людям ходить, поэтому ничего лучше в голову не приходит, кроме как расположиться у собственной квартиры. Вадим приземляется на коврик, облокачивается на дверь и прислушивается к тишине. В подъезде она всегда какая-то особенная, порой пугающая. Любой звук эхом раздается по всей площадке. За дверями можно услышать чей-то разговор, где-то разбилась кружка. Какой-то шорох, ветер дует на улице и свистит, просачиваясь через щели в окнах. Кто-то входит в подъезд, шаркает ногами, хлопает дверь. Лифт едет и шумит, заставляя вздрагивать от каждого звука, потому что он старый и странно барахлит. Вадим ко всем звукам прислушивается, уже перестает даже реагировать на шаги. Все равно человек не дойдет до его этажа или поедет на последний, поэтому незаметно для себя засыпает, сильнее съезжая по двери. Он не знает точно, сколько он так полулежит-полусидит. Парень совсем теряется во времени и приходит в себя только когда кто-то начинает легонько трясти за плечо. — Эй? — перед глазами возникает мужчина, но глаза еще не успевают рассмотреть лицо, только разлипаются и фокусируются. — С вами все в порядке? Вадим молчит, оглядывается по сторонам, прикидывая, почему проснулся в подъезде, но быстро все складывает в голове. — Вам помощь нужна? Вадим даже не знает, что ответить. Он спит в подъезде и ждет, когда вернется его лучший друг, в которого он влюблен и который всячески его избегает. Это можно как-то решить? — Не думаю. У меня просто нет ключей, и я жду своего соседа. — Пойдемте ко мне. Подождете, когда сосед вернется. Я вас хотя бы чаем напою, наверняка вы замерзли. Вадим смотрит на мужчину и прикидывает, насколько такой поход в гости может плохо закончиться. Он уже давно взрослый, но мама же не просто так говорила в детстве не ходить со всякими дядями куда попало и не разговаривать с ними. Но мужчина вызывает только доверие, глаза у него добрые, правда уставшие. Мешки под глазами видны отчетливо, но это не отталкивает, а наоборот придает образу какого-то шарма. В руках у него пакет с продуктами, в одном ухе наушник, куртка только не по погоде будто, но в целом совершенно обычный человек. Хотя тоже, знаете ли, не аргумент для доверия, но Вадим соглашается. Подает ему руку, еле поднимается после сна и идет за незнакомцем, который почему-то решил добираться до своей квартиры на последний этаж пешком, поэтому Дубровин, к своему удивлению, через три пролета запыхивается. — Извините, что заставил так пострадать. Люблю ходить пешком, — мужчина замечает тяжелое дыхание парня и виновато улыбается. Ботинки быстро снимает, наступая носком на задник, даже не расшнуровывает. Проходит на кухню, разбирает пакет, судя по звукам. — Вы проходите, куртку можете повесить на любую вешалку. Вадим все еще мнется в дверях, продолжая прикидывать целесообразность предложения. Куртку вешает в шкаф, с кроссовками возится специально долго. Мужчина уже успевает все разложить, помыть руки и поставить чайник. Только к этому моменту Вадим входит на кухню. — Если хотите, могу сделать кофе. От чая не отговариваю, но есть только черный, — мужчина держит упаковку с чайными пакетиками и банку кофе, двигает то одной рукой, то другой туда-сюда на манер весов, предлагая сделать выбор. — Чего покрепче, к сожалению, нет. — Давайте чай. Вадим прислоняется к стене, затылком упирается и снова закрывает глаза. В сон не клонит, но ощущение разбитости разгуливает по телу. Оно кажется тяжелым, внутри что-то словно давит на грудную клетку, ладони потеют. Какое-то ненормальное состояние, от которого хочется убежать или хотя бы усмирить на пару минут. Сегодня, видимо, апогей паршивого состояния. — Я понимаю, что сую нос в чужие дела, но у вас какие-то проблемы? — мужчина ставит кружку осторожно, спрашивает тоже чересчур тихо, будто боится напугать, и Вадим понимает, что странный и подозрительный здесь только он. Даже заставить себя говорить не может. Чувствует, что если начнет, то прорвет, все только ухудшится, и этим он только напугает незнакомого человека, решившего помочь. Делает глоток, кружку в руках держит, согревая ладони, и снова облокачивается на стену. Смотрит в одну точку и пытается понять, что вообще с ним не так. Почему не может просто забить на человека, которому безразличен? Почему нужно постоянно прокручивать в голове какие-то сценарии, варианты разговоров, сам образ? Почему вообще существует привязанность, бессердечная такая сука? Почему ночью все обостряется, и нужно себя успокаивать, чтобы остановить чертову тягу к человеку? Главная загадка человечества — как сделать так, чтобы тебе стало так же похуй, как и всем, кому похуй на тебя. Пирамиды Хеопса выглядят не так мистически, как этот вопрос, который в топе у Дубровина на первом месте. Вадиму бы хотелось притупить свои чувства, забыть вообще влюбленность, но как, когда тот, к кому ты ее испытываешь, каждый день с тобой? Когда у вас за спиной куча лет дружбы? Такие длительные воспоминания не вычеркнешь, если только перед тобой не окажутся люди в черном со своим волшебным устройством, и то Вадим уверен, что он все это все равно оставит в своей памяти. — Моя проблема в том, что я терпила, — молчит Вадим, кажется, долго, и удивительно, что незнакомец его понимает. Все это время он точно так же молча пил свой чай, больше не вмешиваясь. — И постоянно отмалчиваюсь. — Это я уже заметил, — отшучивается мужчина, и Вадим переводит на него удивленный взгляд. Почему-то тоже хочется улыбнуться. — Если вам удобно, можете помолчать дальше. — В том то и дело, что молчать больше не хочется, — отвечает Вадим, сам не зная, к какой ситуации относятся эти слова. — Как вообще решиться на разговор с человеком, которого… — Вадим осекается, чуть не выдает все подробности, хотя поговорить очень хочется, рассказать всю ситуацию, но вовремя понимает, что он мало того, что подозрительный, так еще со своей историей рискует полететь из этой квартиры с выкриками «пидор». Мужчина все равно ход мыслей понимает. Не до конца, конечно, но все равно догадывается. — Просто решиться, и все. Нет никакого секрета или одного правильного решения. Можно всю жизнь прождать подходящий момент, но так и не сказать друг другу что-то важное. Вадим поднимает на мужчину взгляд. Тот сейчас больше похож на мудреца из сказок, а сама ситуация напоминает момент из книги, когда герой окончательно запутался в себе, и в нужный час к нему на помощь приходит загадочный дядька с советами и мудростями. Знали бы герои истории, что в переломный момент они друг для друга и являлись той самой помощью, и слова правильные говорили. Только вот в книгах персонажи тут же задумываются о сказанном, и сказка быстро заканчивается. К хорошему финалу нужно еще прийти, не сделать еще хуже на пути к нему, поэтому Вадим вспоминает о телефоне, который поставил на беззвучный. Он не проверял его с того момента, как написал Славе сообщение, и теперь сердце бьется сильнее от пяти пропущенных и единственного сообщения: «зарядка села, я дома, где ты?». Наверное, сейчас тот самый подходящий момент. Вадим чувствует, что больше не выдержит тянуть. — Спасибо вам большое, — он слишком резко вскакивает, порывисто жмет руку мужчине и выбегает в коридор. Смысла одеваться нет, поэтому хватает куртку, рюкзак, наспех влезает в кроссовки. — Я пошел. — Сосед пришел? — Да. — Тогда удачи. Мужчина ему улыбается, и эта улыбка вселяет уверенность. Дверь в квартиру открыта, стоит только потянуть за ручку. Вадим сразу замечает на кухне свет, слышит позвякивание ложкой. Пока вешает куртку, кроссовки аккуратно ставит, чтобы не запачкали пол, рюкзак относит в комнату. Чувствует себя спокойно, но когда входит на кухню, то сердце пропускает удар и потом начинает биться с бешеной скоростью. Вадим стоит на пороге, смотрит в спину Славы. Тот не сразу поворачивается, а когда встает лицом, то во взгляде Вадим видит чрезмерную серьезность. Он ощущает себя провинившимся ребенком, которого отчитывает мама, потому что Слава смотрит чуть ли не в душу. — Где ты был? — наконец хоть что-то говорит он. — Гулял. — Я волновался. Какого хера ты выключил звук? Что это вообще было? — Слава вспыхивает моментально, но не кричит. Голос у него какой-то отчаянный, пробирающий до дрожи. Слава ждет ответа, смотрит побитой собакой, потому что извелся, и Вадим решается. Делает два порывистых шага, за шею берет и целует. Просто касается губ и зажмуривается до белых мушек перед глазами, ожидая удара, но вместо кулаков на лице он чувствует теплые ладони, обхватывающие его щеки. Слава толкает его к столу, подхватывает и усаживает. Вадим даже не успевает осознать, настолько все быстро происходит, и как они, наконец, до этого дошли. Слава большим пальцем тянет его за подбородок, заставляя приоткрыть губы, и целует уже с языком. Вадим только успевает охнуть и вцепиться в футболку, притягивая ближе к себе. Слава его голову задирает, полностью перенимая контроль, по кадыку пальцем мажет, по вене на шее проходится, и Вадим млеет. Ему хорошо, потому что губы наконец так правильно его целуют, что не хочется прерываться. Вообще думать не хочется, все внутри от нежности трепещет. Слава целует так тягуче и медленно, что внизу живота все в узел завязывается. Они никуда и не торопятся, все выходит таким размеренным и спокойным, что можно еще очень долго вот так друг друга касаться. Вадиму нравится, как одна рука сжимает его талию, как Слава под толстовку пробирается, оказывается еще ближе к коже, но на нем еще футболка, так что тепло можно почувствовать только через ткань. А вы что думали, на улице холодно, нужно одеваться по погоде. Но даже такие мелочи не портят момент, потому что Вадим наконец рядом со Славой. Не просто в одной квартире, они не сидят в одной комнате или ужинают, он рядом в самом прямом смысле слова. Он может его касаться, он буквально в его руках. Он целует его, в конце концов. Именно так и нужно быть рядом и именно в таком смысле. — Как давно? — слова Славы действуют отрезвляюще, приходится остановиться, хотя Вадим видит, что не хочется. Чепурченко упирается в его лоб, не переставая легко пальцем гладить по скуле и тереться носом о нос. — Всю жизнь. — Вадь, ты дурак? — теперь он смотрит в глаза и улыбается так, будто Дубровин в прямом смысле сказал глупость. — Я серьезно, — Вадим не отступает. — Ты мне давно нравишься. — Это не вся жизнь. — Вся. — Хорошо, тогда ты тоже нравишься мне всю жизнь. Вадим понимает, что звучит это как новый статус Вконтакте, что, если бы у него был паблик с пацанскими цитатами, он бы обязательно вписал в него эти слова, но это все уходит на второй план, потому что от этих слов все внутри сжимается. Они задевают на самом деле, потому что человек, которому ты сердце отдать буквально готов, стоит напротив тебя и говорит их. Это не какая-то абстрактная муть, которая будет красоваться на страничке с подходящей картинкой, это реальные и нужные слова, которые ты хотел услышать. — Почему ты раньше не признался? — спрашивает Вадим и в футболку сильнее вцепляется, как-то отчаянно, как котенок. — Я боялся. А ты почему молчал? — Я тоже боялся, — признается Вадим, и они оба смеются. Ситуация — сюр. — А когда ты обнял меня ночью, почему потом избегал любых разговоров со мной? Это было нерешительным действием? Слава улыбается виновато и взгляд опускает. Неприятно вспоминать. — Я пытался доказать себе, что это неправильно. Ты же мой лучший друг, а я в тебя влюблен, как такое может быть? Думал, мне все это кажется, что на эмоциях себе все придумываю и что твои объятия во сне неосознанные. Ну, спит человек и спит, мы все ворочаемся во сне. — Я специально это делал, — говорит Вадим и заставляет посмотреть на себя. За подбородок приподнимает, руку на щеку перемещает, мягко поглаживает, желая успокоить. — Потом понял, что только все порчу. — Ты ничего не портил, это я был идиот. — Выходит, мы оба, — Вадим улыбается понимающе, светит, как солнце, и Слава вновь целует, потому что устоять невозможно.***
IOWA – Одно и то же
И пока еще одни герои истории делают важный шаг, наконец решаются, один из жителей дома N только запутывает себя в мыслительный клубок. Арсений не подозревал, что своими словами смог помочь парню. Для него это была просто встреча, просто доброжелательность и внимание, но он сыграл свою роль в судьбе незнакомца, а теперь нужно было делать что-то со своей. Арсений запутался окончательно. Подавать куртки в театре становится до тошноты невыносимым, как будто он снова оказался в офисе. Он настолько близок к мечте, буквально за дверями зала разворачивается его жизнь, но обстоятельства вынуждают отсиживаться и наблюдать со стороны. Знаете то чувство, когда вы очень сильно чего-то ждете, но все ваши желания исполняются у друзей или просто знакомых? Именно так, как вы загадывали? Именно это сейчас ощущает Арс, словно его обманули. Поманили, показали и кинули мечту другому. Это даже не зависть, а бессилие, потому что ты делаешь-делаешь-делаешь, а это все не твое. И какой тогда вообще в этом смысл? Проект в актерской школе слишком эмоционален. Арсений выкладывается на полную, ощущая себя перед камерой уже полностью пустым, и даже нет сил оценить себя. По отношению к игре он ничего не чувствует: хорошо, плохо, где показать больше, что исправить? Съемочная команда просто делает свое дело, ребята, с которыми он работает, тоже не распыляются словами. Они в таких же условиях, как и Арс, им тоже место в школе нужно, так зачем хвалить или поправлять своего соперника? Каждый сам за себя. Ему кажется, что он застрял во временной петле. События повторяются изо дня в день, все как в самом страшном сне. Он вынужден жить не той жизнью, которую хотел, и неизвестно, сколько это продлится. Сколько нужно ждать хоть какого-то озарения? Малюсенького знака, что он двигается в правильном направлении? Как это вообще можно узнать? Как люди понимают, что нужно делать дальше? Антон расположился на кровати и смотрит на Арсения. Тот сидит на краю, рассматривает пол, перебирает пальцы, тянет за шнурки шорт. Он попросту не знает, что делать. Наедине с собой очень тяжело не думать и пытаться не переступить грань, за которой тебя ждет самокопание. Арсений себя отвлекает малейшими действиями, и Антон видит, как его голова то поднимается, то опускается, словно взгляд хочет уцепиться за что-то, как плечи двигаются во время вдоха. Арсению очень не хочется переходить за ту грань, но, когда в квартире есть только ты, в контактах телефона старые друзья, с которыми давным-давно оборвалась связь, невольно задумываешься, а пошло все к черту, и плачешь. У Арсения рядом нет поддержки, нет никого близкого, кому бы он смог довериться и все рассказать. Нет любимого человека, который бы обязательно понял, просто обнял, и уже было бы хорошо. Первые слезы Арс еще сдерживает, пытаясь собраться и совсем не поддаться эмоциям, но когда постоянно сдерживаешься и уговариваешь себя, что все хорошо, хотя кроет с головой, рано или поздно случается неконтролируемый эмоциональный сбой. Арсений быстро-быстро утирает слезы, насухо щеку трет, чтобы не осталось ни намека на слабость, но все равно не помогает. Он уже окончательно расклеился. Кожа саднит, слезы жгут, и Арсений принимает свое состояние. Уже не получается каждую дорожку стирать, и слезы текут бесконтрольно, как бы этого не хотелось. В этот момент, кажется, становится только хуже, потому что Арсений осознает, что он плачет. Какой же слабак. Как легко его сломить, оказывается. Даже разобраться в себе не может, проблемы свои решить, сам себя на жалость выводит. На плече как будто черт сидит, нашептывает, заставляя унижать себя сильнее. Антон за этим со стороны наблюдает, хмурится, потому что за Арсения тоже болит, жжется внутри. Если раньше он давал знак ему, говорил через других, то теперь это знак для него. Неизвестно, что будет за этим состоянием, как далеко уйдет Арс и как долго будет держать глаза закрытыми. Антон до него не достучался через соседей, через события и даже через печенья с предсказаниями, поэтому приходится действовать лично. Ему страшно, но он обнимает Арсения со спины, смыкает руки на груди. Осторожно, медленно все делает. Носом упирается в загривок, щекочет, щекой трется и вслушивается в дыхание. Арсений чувствует, как грудную клетку что-то сжимает, но тяжелее дышать не становится. Чужое тело прислоняется к нему, дает какое-то необъяснимое тепло, и он даже не сразу соображает, что и впрямь все это чужое. Ведь он один в квартире, такого не может быть, чтобы его касались, но сквозь пелену он действительно видит обнимающие его руки. Всхлипы перестают быть такими частыми, тело как будто само успокаивается, словно освободилось от части тревожности. Что-то все равно еще гложет, но это уже не такая сильная боль. Арсений кончиком пальцев гладит чужую руку, проводит от кисти до локтя. — Дыши. Все хорошо, я с тобой, — слышится у уха голос, и тело вмиг покрывается мурашками. Арсений от внезапной реакции задерживает дыхание, не веря в происходящее. Голову поворачивает, встречаясь сразу с кудрявой копной волос, и только потом их обладатель полностью выглядывает из-за спины. С кровати слезает и садится в ногах. Арсений как-то глупо моргает, наблюдает за каждым действием: парень касается его коленки, поглаживает едва ощутимо, а сам смотрит так испуганно, с какой-то надеждой в глазах. — Я умер? — спрашивает Арсений, и это кажется очень даже логичным. — Ты живее всех живых, — парень уже улыбается. Не расплывается прямо в улыбке, не так радостно, а именно спокойно. Как будто его тоже что-то тревожило, а теперь он это отпустил. — Тогда как объяснить, что ты в моей квартире. — Считай, что я ангел, — отвечает Антон самое первое, что приходит в голову, потому что сейчас не то время, когда нужно рассказывать, в чем его предназначение, как он работает, кто он вообще сам по себе. — Тогда я точно умер, — Арсений в лице не меняется, ему все еще до сих пор ничего непонятно. Он по-прежнему растерянный и потерянный. Антон целует его в колено, кладет голову и лежит так. Арсению просто нужно время понять и привыкнуть. Просто так вываливать на него всю информацию нельзя, поэтому Антон выжидает, гладит под коленом, успокаивает. Арс немного неуверенно гладит его по голове, зарываясь в кудрявые волосы, напоминающие морские волны или маленькие облака на небе. От этих сравнений сразу становится легче. — Ангел, у меня больше нет сил. Антон вскидывает голову, перехватывает руки и целует сначала в запястья, потом ладони, на которых остались капли слез, и перекладывает себе на щеки. — Возьми мои, — он так смотрит, что у Арсения вновь бегут мурашки, внутри все сжимается в клубок, но не от накатывающего волнения, а от необъяснимого трепета. Это как крепкие объятия, в которых ты чувствуешь, что нужен. Это как подарок, о котором ты мечтал, мимолетно упомянув в разговоре, а человек запомнил и сделал сюрприз. И это слова, которые вот так просто трогают. Арсению становится спокойно, когда он большим пальцем мажет по щеке этого парня, ловит преданный взгляд и снова хочется заплакать, но уже от спокойствия. Так резко становится хорошо, что это вызывает новые эмоции. Арс тянет на себя, заставляя подняться, и парень забирается на кровать. Теперь они снова на одном уровне, и Арсений порывисто обнимает. Так неожиданно, что Антон еле успевает словить. Смыкает руки на спине крепко, чувствует размеренное дыхание. Значит, Арсений приходит в норму. Значит, он все делает правильно. — Ангел, почему все так происходит? — спрашивает Арсений и вновь смотрит в глаза. Ему нравится его так называть, нравится, как звучит, потому что этот парень в самом деле олицетворяет что-то доброе и хорошее. — Что именно? — Что нам так плохо и мы остаемся одни. — Ты не один, Арсений, — отвечает парень, и имя из его уст звучит так правильно, будто они знакомы всю жизнь. Его голос приятный, низкий, но такой ласковый, что Арс проводит параллель с каким-нибудь сказочником. Про этого ангела наверняка можно было сложить кучу добрых сказок, где он был бы в разных амплуа и помогал бы людям. Жизни бы их раскрашивал. — У тебя есть люди, которые тебе помогли и которые все тебе сказали. Их слова всегда были с тобой, но ваша человеческая натура в том, что вы сами себе устраиваете хаос в голове. Смятение возникает внутри, а не извне. Ангел серьезен, хочет достучаться, и Арсений понимает, что сам себя в угол загнал. Что и впрямь все его сомнения рождаются в нем самом, что ему проще надумать. — Я настолько тебя напугал, что пришлось спуститься на землю? — Арсений сам не контролирует, что говорит, но ему кажется, что это правда. Там, наверху, наверняка уже все забили в колокола, и теперь приходится справляться при помощи высших сил. Арсений еще не знает, что Антон на небе не живет, что крылья он не прячет, их попросту нет. Антон как посланник Вселенной, который всегда рядом. У него нет божественных сил, он не может излечить человека, не может воскресить, не может повлиять на разум, иначе все было бы проще, и все люди жили счастливо. У него есть только энергия, направляющая на правильный путь. Он подталкивает людей к каким-то свершениям, решениям вопросов, а они неосознанно встают на указанное направление. У него есть знаки, которыми он может общаться. И у него есть случайные встречи и совпадения. Так же люди это называют? — Я знаю, что ты сильный. Мне нужно было тебе это сказать, — отвечает Антон и теперь берет лицо Арсения в свои руки. Он не признается, что у него тоже болело, что он все чувствовал. Арсений наконец улыбается, и где-то внутри у Антона распускается весна, как будто все оживает. То же самое, значит, сейчас чувствует и мужчина. Антон встает перед ним на колени и целует в лоб, оставляя долгий поцелуй. Вкладывает в этот жест много нежности, спокойствия. Чувствует под пальцами ямочки, гладит их и сам улыбается от улыбки Арсения. — Ты еще можешь остаться со мной? Антон кивает, и теперь Арсений укладывает свою голову на его колени. Антон играется с его волосами так легко и как-то заботливо. Поглаживает всей ладонью, и Арсений чувствует себя защищенным. Трется щекой, пальцем по коленной чашечке водит, описывая круг, и быстро засыпает. — Всегда улыбайся, душа моя, — говорит Антон и оставляет еще один поцелуй на макушке.